Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Валерий Корнеев Весь текст 22.89 Kb

Рассказы

Следующая страница
 1 2
Валерий Корнеев
Рассказы

ТВОЙ АНГЕЛ
Бормотание как компонент поэтического творчества
ПЛЕНКА



ТВОЙ АНГЕЛ

     Твой ангел все еще ждет тебя...

     Я  смотрю  на твое распухшее от алкоголя лицо,  на твои сгнившие зубы,
я  смотрю на твоего сына,  похожего на тебя, каким  я  тебя помню  в  самых
глубоких глубинах моей детской еще памяти.  Я смотрю,  как ты берешь его на
руки,  сияющего  от  радости:  - Папка пришел! -  и  нещадно  бьешь  его,
пытаясь показать мне,  что ты строго воспитываешь детей.  Ты уже не  можешь
ничего  сказать:  твое  всегдашнее - с детства  жуткое  -  заикание  эхом
повторяет мычащие пьяные  звуки  обрывающихся матов.
     О чем я думаю?

     Я пытаюсь  связать два слова:  местоимение и существительное:
     "ТЫ - ХУДОЖНИК"

     Так Он сказал тебе, и ты поверил.

     Так   было   сказано  тебе  -  сопливому  драчливому   мальчишке   из
неблагополучной  семьи, где мать прижила троих сыновей от  разных  мужиков,
где  отец  то и дело сидел - за растрату, за расхищение,  за ...   да  Бог
знает,  за  что, - время было такое,  - тебе,  дрисливому сквернослову  и
заике,  обманщику и дрочиле, первому и единственному моему другу  -  другу
всего моего детства.

     Мой отец учил меня аккуратно,  слой за слоем, отмывать акварели, рисовать
параллелепипед и куб, класть тени карандашом на цилиндр,  конус и шар,   он
приучал меня добиваться четкости контура и точности линии долгим трудом...

     А тебе это было - дано.

     И  я  с  восхищением  и недоверием смотрел на твои   этюды,  поражаясь
точности твоей руки и емкости глаза.

     Я обожал в тебе то, что было дано - Богом.

     Он  сеет  свои  семена, как и прежде - на камни, на битую  дорогу,  в
заросли  волчцов и терниев... Что же касается благодатной почвы,  то  зерна
никогда ее не ищут сами,  а если падают из Божьей руки на нее - то помногу
на малую пядь,  и сами же глушат друг друга и давят...

     В  конце  концов ты не дойдешь однажды после получки домой,  утонув  в
луже,   полной талого снега или захлебнувшись блевотой на задворках родного
завода.  После тебя не останется ничего. Даже щитов по строевой  подготовке
из родной танковой части за  Зозулиным  Болотом, где ты служил и художничал
в  звании  куска,   пока  не  спился, даже портрета  Джими   Хендрикса   на
стекле,  даже  натурных эскизов Кирилловской церкви,  даже набросков  твоих
раскоряченных голых блядей,  которых ты рисовал после молодых   пьянок  при
свечах, похмелившись наутро пивом.

     Два духа без опознавательных знаков возьмут тебя под руки и поволокут в
свою черную трубу, словно менты со станции метро - алкаша - по движущимся
наверх ступеням экскалатора...

     Но пока усталый,  больной,  умирающий ангел,  которому без тебя не жить,
так же, как и тебе - без него -

     Он все еще ждет тебя.

                                        15.12.1991





         Бормотание как компонент поэтического творчества

     В  1996  году,  после трехлетнего перерыва,  спровоцированный
некоей     совершенной    чушью,    появившейся    в    нескольких
профессиональных конференциях, я снова взялся за остывшее и  давно
окостеневшее мое перо.
     Компьютер отсек у меня привычку писать что-либо (кроме подписи в
ведомости), автоматизм письма стал увядать,  чистые ключи,  прежде
утолявшие  жажду одним сознанием того, что в мире где-нибудь  есть
человек,  несущий  в  себе  мудрые  устои  и  сокровенные  знание,
иссякли,  писать стало не о чем, не для кого и нечем.  Было  ясно,
что  это уже навсегда, что (совершенно очевидно) по той же причине
и   в   том   же  возрасте  прекратил  писать  Блок  (за   вычетом
компьютерного фактора), и что надо бы придумать, как  бы  помереть
достойным образом.
     Но  пришла  весна, удлинился день, растаяли помойки,  запахло
разнообразными плотскими аттрактантами, гипофиз выбросил микродозу
какой-то хрени в кровь, и началось...
     Наблюдая за происходящим, я успел отследить несколько важных, на мой
взгляд   дилетанта,   моментов,   сопровождавших   бормотание    и
побуждавших меня к нему.
     Первым было явственное сходство процесса бормотания и процесса
копролалии,   т.е.,   непроизвольного  и  неудержимого   говорения
непристойных  слов. Бормотание могло включать целые  периоды,  так
или  иначе  связанные  с  употреблением непристойностей,  половыми
актами  (нередко в нетрадиционных обстоятельствах) и  определенной
скатологичностью обсуждаемых тем.
     При  этом  произносимое  было отрывочным,  темы  и  интонации
бормотания  сменялись очень быстро, особенно во время прогулок,  и
при  этом  некоторые  фразы  приносили  облегчение,  а  некоторые,
напротив,  не вызывали положительного отклика, и тогда  бормотание
прекращалось.
     Наконец,  мне  удалось уловить, что только  плавные  фразы  с
определенной  ритмической  структурой и определенным  чередованием
гласных   и   согласных  звуков  разных  групп,  а  в  особенности
определенный,  ритм  мышечно  незакрепощенного  дыхания  приносили
облегчение  моей  усталой  душе. Я без труда  сменял  говорение  о
пространстве,  наполненном  следами  таяния  снега  в   предыдущих
отраженьях  на свистящие рассужденья о собачьей свадьбе  и  спящем
бомже, об ароматной грязи селедочных рядов Лукьяновского рынка.
     В мой паззл ложились явно не все слова, бормотание было похоже
на стихосложенье, оно то и дело становилось бессюжетным верлибром,
составленным из чего-то не вполне мне самому понятного, но  в  нем
была свобода, соль и непристойность.
     Приходя домой, я выплескивал отголоски бывшего со мной на клавиатуру
и  сбагривал  все  это  в  пустоту телеконференции,  да  двум-трем
далеким и близким друзьям.
     После всего этого я почувствовал, как внезапно стала отступать
зимняя  депрессия, как отвращение к согражданам  стало  заменяться
доброжелательным любопытством к ним как к колоритным  типажам,  и,
самое  удивительное, я обнаружил, что не утратил способности легко
рифмовать и сталкивать и разводить смыслы, удерживать естественную
мелодическую  интонацию   и  петь  открытым  и  своим  собственным
голосом.   Для  пения,  правда,  немного  нехватало  дыхания   (о!
свободное  пение требует много больше воздуха, чем филармонический
баритон!)...
     Мне было радостно от пения и от рифмовки, мне хотелось еще и
еще...
     Я   освободился  от  чего-то,  что  саднило  и  давило  своей
фрейдяжной  правдой жизни, и впрямь задавленное, но не  отпущенное
до  конца  - все запреты юных дней, все обиды и зависти  вышли  с
этим  мутным потоком, и полилась чистая, тютчевская речь, и весна,
ледяная еще и городская, стала пахнуть совсем по-другому...

                                                        21.03.1996





                           ПЛЕНКА

                          " Целуя кусок трофейного льда,
                           Я молча пошел к огню..."

      -   ...Я  вам сейчас расскажу, как получилось  целое.
Ну, доченька, налей винца, я скажу о целом!

      Сидевшие  за  столом силились слушать,  насколько  это
вообще  было возможно. Сватья жаловалась кому-то  громко  на
больные  зубы  и  просила налить коньячку,  сватьина  внучка
просила  торта,  пес повизгивал под столом,  требуя  курицы,
старшая сватьина дочь внятно почавкивала. Муж мягко попросил
всех, как просят собравшихся перед фотоаппаратом:
     - Внимание, пожалуйста!

      -  А,  боже мой! -  она чуть-чуть небрежно  одернула
мужа.  -  Не  говори  ты "внимание"!..  -   и  продолжила,
обращаясь  к  гостям: -  Я вижу, что вы уже поели,  немного
выпили и у вас будет терпение выслушать меня.

      -  Дай конфету, папа! -  громко потребовала сватьина
внучка.

     -  Я вам расскажу, как получилось это целое... -  она
сделала  паузу, и стало слышно, как сватья говорит  кому-то:
"Ната   сказала,  что зуб сдастся,  и я решила  его  сегодня
лечить коньячком..."
     -  ...Я вам расскажу - не столько для старшего - как
для младшего поколения.
      Я  хочу сказать, что  мы  давно не собирались в  такой
теплой и такой близкой по духу компании...

      (Иногда  мне  кажется,  что  это  была  легкая  лесть,
адресованная гостям и никем не замеченная, но тем  не  менее
возымевшая   на  них  действие:  такие  свежие,   такие   не
приевшиеся еще слова...  Все одобряюще примолкли.)

      ...В такой родной компании. В послевоенные годы мы  не
могли собираться...

       (Мягкая  доброжелательность  на  слове  могли   вдруг
сменилась какой-то металлической, напряженной мягкостью,  но
вовсе не назидательной, как мне иногда прежде думалось.)

     ...Не до жиру - быть бы живу... Не до именин было... И
я   говорю:  наверное,  спасибо...   За  то,  мое  страшное,
голодное,  тифозное  -  в  пять  лет  я  перенесла  тиф  -
полусиротское  мое  детство, за те -  ...только  выслушайте
меня  -  тяжелые студенческие годы, очень сложные  годы  -
здесь  сидят  студенты -  и пусть они учтут -  какие  были
студенческие годы когда-то.

      (Внучка  и внучатая племянница исподлобья,  не  мигая,
смотрели   ей   в  глаза  с  выражением,  которое   означало
одновременно  чудовищную  скуку  и  вынужденное   неотрывное
внимание. Сватья понимающе вздохнула: "Да... да...")

      ...Так  вот,  я говорю о студенческих наших  годах  -
когда  мы  жили  в  холодных  общежитиях,  -   голос   стал
напряженным  и  звенящим  в  среднем  регистре,  -    я   в
медицинском,  он  -   в техническом, их  было  сто  -  сто
пятьдесят человек, в комнате, в которой зимой замерзала вода
в ведрах. Это мы так жили.
      Мы  бежали  до  общежития по три километра,  а  он  -
десять,  в снегу по пояс. Потом -  столовая, в столовой  -
один человек сидел, второй за ним стоял, ел хлеб с горчицей,
а за ним в очереди стоял еще и третий. Вот когда я научилась
есть  быстро,  было стыдно сидеть и жевать, когда тебя  ждут
другие, такие же голодные, как ты.
      И  вот,  после  шести тяжелейших сданных  экзаменов  я
приехала в субботу домой - серая, черная, нервы на пределе,
- а в воскресенье - война.
      И  уже  в  понедельник мы были в строю. Мы по  пятьсот
раненых носили в день, мы не спали по пять ночей, мы не ели,
мы отдавали кровь.
     Я и сейчас помню двадцатилетнего... - вы меня извините
-  у меня руки немножечко... дрожат... это от такой жизни -
-  двадцатилетнего танкиста, обожженного, который нам всегда
говорил,  когда бомбежка была: "Вот это - немецкий самолет,
а это - наш, не бойтесь, девочки..."
      Этого танкиста я кормила через зонд -  у него не было
лица  -  сплошная корка и только дырочка во рту...  Мне  на
курсах в Ленинграде профессор потом говорил: "Если доктор не
научится спокойно смотреть на человеческие страдания, он  не
сможет  быть доктором. Но если врач может спокойно  смотреть
на человеческие страдания -  он уже не врач".
      Второго раненого, которому я дала кровь, я помню очень
хорошо,  как  сейчас, Зайцева, львовского  инженера  дотного
строительства, которому было всего двадцать пять лет...
      Потом  начались дни эвакуации, машины, люди,  бега  по
шестьдесят  километров в день... Мы заночевали в Фастове.  Я
ушла,  а  Ольга,  моя  сестра, с двумя детьми,  задержалась.
Через два часа немцы десант сбросили.  И она осталась,  а  я
добралась   до   Киева,   и  нашла  Андрюшу,   моего   брата
единственного.  Они с Сыроватком, мужем моей другой  сестры,
двоюродной, посадили меня в грузовик, в котором эвакуировали
какие-то  правительственные документы, -  а  они  в  охране
были. Посадили меня в кузов, и только мы переправились через
Днепр, а немцы уже взяли Голосеево...
     Я долго ничего об Андрюше не знала. А его взяли в плен,
и какая-то женщина его из плена забрала, - а в сорок первом
году немцы разрешали иногда забирать мужей из плена - и  он
жил во время войны в Новограде, работал на электростанции  и
в  сорок  втором году умер от пневмонии... Моя мама об  этом
знала   (он  был  ей  не родной), - но никому  об  этом  не
Следующая страница
 1 2
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама