Сказки - Константинов Т.

Грусные сказки о Любви

     Тим Константинов.
     Грустные сказки о Любви


     01. Предисловие

     Сказки... как прекрасен и  увлекателен  ваш  мир.  Мир,  в
котором  всегда  торжествует  добро, где умный всегда побеждает
глупого, хороший -- плохого,  и  в  финале,  как  правило,  все
счастливы.  Нет, конечно, и среди вас есть такие, после которых
становится грустно и хочется плакать. Но это  святая  грусть  и
святые  слезы.  Они  очищают.  Такие сказки ближе к жизни, даже
если они рассказывают о самых невероятных вещах  на  свете.  И,
наверное,  поэтому  мы  их  также  любим  как и веселые. Сказки
окружают нас повсюду, и было бы смешно и наивно  полагать,  что
они  живут  только  в  детстве,  когда  мы  сами  еще  такие же
маленькие как и они. Нет, сказки  живет  везде,  во  всем,  что
вокруг  нас  -- в деревьях, осыпавших на уже начавшую замерзать
землю свои, бывшие когда-то зелеными, листья. В самих  листьях,
которые  ветер гоняет по всему двору, в самом ветре, в земле, в
кресле, в доме, в марте, в тебе самом. Во  всем.  Нужно  только
верить  в  это  и  ты  увидишь  их бесконечную вереницу. Сказки
научат тебя быть добрым, ты увидишь, что они смогут выручить из
любой беды, в которую ты можешь  угодить.  Сказки  покажут  как
веселый, но слабый может победить сильного, но хмурого. Бывают,
правда,  и  злые сказки, в которых все наоборот. Но ведь и люди
тоже бывают злые. А между прочим, даже среди вас,  людей,  злых
значительно меньше чем добрых, а уж про сказки-то и говорить не
приходиться. Да и злой-то сказка становится от того, что кто-то
обидел  ее, сломал, согнул грубыми руками. Ведь сказки не могут
быть злыми от  природы,  такими  их  делаете  вы,  люди.  Когда
специально,  а  чаще  случайно,  забыв о той поре, когда вы еще
верили им, причиняете друг другу боль. Вы забываете об  их  все
исцеляющей доброте и мечетесь в своем тесном мирке ища выхода и
не  видя  его. А ведь он поразительно прост. Надо верить в них.
Верить и жить, жить так, чтобы на нашей с вами земле  рождались
только добрые и веселые сказки.

     02. Вступление

     Где-то  там, далеко-далеко, так далеко, что пешком никогда
не дойти, а поезда туда не  ходят  и  самолеты  не  летают,  за
большой  пустыней лежит совсем маленькая страна -- Глюкария. Ее
не найдешь ни в одном географическом атласе. Не найдешь потому,
что она волшебная. Самая настоящая волшебная страна. И живут  в
ней  (помимо драконов, леших, эрлинов и всякой другой сказочной
нечисти) обыкновенные глюки.
     Как, ты не знаешь, кто такие глюки? Конечно же, ты  их  не
замечала  раньше, Настенька, хотя с их проделками уже наверняка
сталкивалась. Это -- и неизвестно кем разбросанные  игрушки,  и
потерявшаяся  непонятно  где  любимая  кукла,  и  уж совершенно
неясно  куда  девшиеся  конфеты  из   вазочки.   Все   это,   и
многое-многое другое, о чем ты пока еще даже и не догадываешься
--  проделки  этих  маленьких  шалунишек.  А заметить их трудно
потому, что уж очень ловко умеют они прятаться. Во  что  хочешь
превратиться  могут.  В  коробку  из  под  обуви? Пожалуйста! В
письменный стол? Пара пустяков! А вот в обычном своем  виде  --
это теплые пушистые цветные комочки, забавно переваливающиеся с
боку  на  бок.  Кто синий, кто зеленый, кто белый. Каких только
цветов нет! А еще они бывают сладкими  и  солеными,  кислыми  и
горькими, и такими... ну просто объедение! Да-да, не удивляйся!
Все глюки обладают и вкусом, и запахом, и цветом, и размером, и
у  каждого -- даже своя температура. И вообще, во всей Глюкарии
нет двух одинаковых глюков. Да и не мудрено это, ведь мало  их,
глюков-то. Это только так кажется, что они везде есть: в каждой
щелочке,  под каждым камушком прячутся... Это все от проворства
их: больно  хитры,  шельмы.  Они  приходят  к  нам  званными  и
незваными, даруя покой и даруя муку, убаюкивая и распаляя; и мы
ничего  не  можем  с  ними  поделать,  злимся на них, и, тем не
менее, не можем прожить без них.
     Вот о жизни этого смешного и  забавного  народца,  который
достаточно  много  сделал  для людей, я и расскажу тебе, Настя.
Расскажу все, что слышал от своего друга -- Розового  Непоседы,
самого  скромного  и  нахального  глюка  из  всех, с которыми я
когда-либо встречался. Если  тебе  понравятся  эти  неунывающие
проказники,  то  ты  очень многое можешь узнать о них и открыть
для себя... А если нет -- то сомни этот листочек и выбрось  его
в  мусорное  ведро  -- глюки все равно вернуться с него ко мне,
возбужденно рассказывая о своих похождениях.

     03. Сказка о Капитане

     Эта история случилась очень давно. Так давно, что если  бы
мне  ее  не рассказали после очередного перерождения, я бы и не
вспомнил,  что  принимал  в  ней  такое  активное  участие.   И
началось-то  все  вроде  бы  с  пустячного разговора. Сидели мы
однажды с Капитаном, так звали одного моего  друга,  на  берегу
Бескрайнего  моря и, болтая ногами в теплой воде, болтали о чем
попало. А попало на наши взаимоотношения с людьми.
     Извечная тема -- люди  и  глюки  (правильнее  --  глюки  и
люди).  Когда-то этой темы просто не существовало. Мы дружили с
людьми, помогали друг другу. Но потом Первая эпоха Больших войн
разделила людей, поселив в их  сердцах  зло.  Те  из  них,  кто
остался  за  пределами  Глюкарии, стали порой использовать нашу
дружбу  для  того,  чтобы  разбогатеть,  выделиться,   насолить
кому-либо,  а то и вовсе убить. Ведь мы, глюки, безотказны. Для
любого, кто в нас нуждается, мы готовы на все, а иногда даже  и
больше.
     И вот тогда Совет мудрейших решил запретить раз и навсегда
дружбу  с  людьми.  А  тот,  кто  отважился нарушить этот закон
подвергался жестокому наказанию отречению (у вас это называется
высшей мерой). И уже не одну сотню лет  наш  народ  подчиняется
этому  запрету.  А  всякие  гномы,  лешие,  кикиморы  и  прочая
живность,  живущая  в  ваших  сказках  --  это   лишь   смутные
воспоминания о той поре, когда мы дружили друг с другом...
     Так вот, сидим мы как-то на берегу, а Капитан и говорит.
     --  Слушай,  Непоседа,  а как ты думаешь, далеко ли другой
берег моря?
     -- Откуда же  мне  знать?  --  засмеялся  я.  --  Ты  ведь
Капитан, а не я. Да и море-то бескрайнее, а не так просто!
     --  Ну,  почему  меня называют Капитаном, ты и сам отлично
знаешь. А каким бы бескрайним это море ни было, должно  же  оно
где-нибудь кончиться!
     -- Я слышал, что это море, как и Большая пустыня, отделяет
нас от мира людей -- так в свое время решил Совет.
     --  Да, я тоже об этом слышал. А как, должно быть, здорово
-- дружить с людьми!
     Я чуть было не ляпнул, что это не совсем так,  но  вовремя
поймал  себя  за  язык.  Тогда  бы Капитан догадался, что я уже
давно дружу с людьми, а это было моей самой сокровенной тайной.
     -- Если ты  попытаешься  нарушить  этот  запрет,  то  тебя
наверняка  ждет отречение, -- произнес я тихо, не поднимая глаз
на Капитана.
     -- Э нет! В законе сказано, что тот, кто, возникнув в мире
людей, вступит с ними в контакт, будет предан отречению.
     -- Ну?
     --  А  если  проникнуть  к   людям   не   волшебством,   а
обыкновенно,  например,  по  морю.  И  это  не будет нарушением
Закона!
     У меня от удивления даже челюсть отвисла. Ай  да  Капитан!
Ведь никто до него даже и не догадался об этом!
     -- Ты хочешь переплыть Бескрайнее море? Но как?
     --  Я  построю  настоящий  корабль,  как  у людей. Хочешь,
поплывем вместе?
     -- Если ты сделаешь это, то они закроют для тебя  границы.
Ты останешься глюком без Глюкарии!
     --  Совет  мудрейших  не  сделает  этого,  это будет не по
Закону!
     -- Капитан, известно, что меня,  за  наивность,  часто  за
глаза зовут Недотепой, но даже я знаю, что Совет сделает это.
     -- Ты всегда был трусоват, Непоседа.
     Я  только  горько  улыбнулся  в  ответ.  Был за мной такой
грешок, но в тот момент он не играл никакой роли. --  Я  помогу
тебе чем смогу, но без Глюкарии -- мне не жизнь!
     Так  было решено построить настоящий корабль, такой же как
у людей. У глюков кораблей не было, да и сейчас нет, просто они
нам ни к чему. Мы  можем  попасть  куда  угодно,  стоит  только
захотеть,  и  ты,  исчезнув  тут  -- возникаешь там. Поэтому на
любые дальние расстояния (например, к  людям)  мы  путешествуем
только так.
     Почти  полгода мы строили корабль вдали от всех, чтобы, ни
дай Бог, не узнал Совет. На этом настоял я, а Капитан,  смеясь,
говорил,  что  я  просто  люблю играть в прятки. Однажды, когда
корабль уже был почти готов и моя помощь уже не требовалась,  я
решил    съездить    домой.    Надо   было   повидать   друзей.
Строго-настрого  предупредив  Капитана   об   осторожности,   я
отправился  в путь. О том, чем закончилась эта поездка и как мы
одолели Ночной Страх, я расскажу как-нибудь в другой раз. Самое
главное -- будучи в Тенистом Городе,  я  узнал,  что  в  Гавань
зашел  невиданный  доселе  корабль  и что глюк, командующий им,
хочет переплыть бескрайнее море и  встретиться  с  людьми.  Все
население  Глюкарии  судачило  по  этому  поводу.  Я  стремглав
бросился в Гавань, но  было  уже  поздно.  Глюки,  с  интересом
рассматривающие  с  берега  корабль Капитана, сообщили мне, что
хозяина судна Совет заточил в тюрьму.
     Конечно, смешно звучит:  "заточили  в  тюрьму",  ведь  для
глюка  ни  стены, ни решетки -- не преграда. Так-то оно так, да
не так! У дверей темницы, в которую поместили  Капитана,  Совет
посадил  страшного Дракона Сна, злейшего врага всех глюков. Это
одна из немногих напастей, которуя мы боимся. Драконы Сна  тоже
немножечко волшебники, вот только их волшебства хватает лишь на
то,  чтобы  лишить глюка возможности передвигаться, и тогда тот
становится почти беззащитным перед Драконом. Ведь у  нас-то  ни
зубов, ни когтей.
     Вот  и  сидел  Капитан в подземелье, не в силах сбежать на
корабль.   Я   знал,   что   Дракон,    охраняющий    Капитана,
дрессированный,  а  значит,  вроде  бы, не должен меня съесть и
поэтому отважился на свидание с  Капитаном.  Ко  всему  прочему
Дракон  был  ленив,  да  к  тому же еще и простужен. Поэтому он
совершенно не обратил на  меня  внимания  и  продолжал  чихать,
проклиная скверную погоду и тюремную сырость.
     -- Капитан! -- позвал я.
     -- Непоседа! -- обрадовался моему появлению он,- Я боялся,
что ты не прийдешь.
     --  Я  ведь предупреждал тебя, что Совет не одобрит твоего
путешествия.
     -- Ты был прав -- мне грозит отречение.
     -- Беги!
     -- Надо бы, но как? Видишь этого, -- он указал на  Дракона
-- разлегся как у себя дома!
     -- Не паникуй, Капитан! Что-нибудь придумаем! -- сказал я,
глядя  на  чихающего Дракона. В голове лихорадочно закопошились
мысли: "Волшебства Дракона хватает только на то, чтобы удержать
одного глюка. А если я  отвлеку  его,  то  он  переключит  свое
внимание  на  меня  --  и  Капитан  спасен! Кажется, я знаю что
делать!"
     Спустившись по ступенькам к самой морде Дракона, я еще  не
представлял  себе,  как мне удастся задуманное, но ведь надо же
было спасать друга.
     -- Эй, Дракон!
     Дракон  даже  не  повернул  головы  в  мою   сторону.   Он
сосредоточено готовился к очередному чиху.
     --  Эй, говорят тебе! -- я попытался ткнуться в его морду,
но тот, подтянув свой тонкий и гибкий хвост, оттолкнул меня им.
И тут меня осенило! Я схватил кончик хвоста и сунул его прямо в
пасть готового вот-вот чихнуть Дракона.
     И Дракон чихнул! И прикусил  свой  собственный  хвост!  Он
взвыл  от  боли,  подпрыгнул,  да  так  высоко,  что ударился о
потолок. Тюрьма задрожала от такого удара. И когда Дракон  упал
на  пол,  на  него обрушился с потолка град камней. Дракон, как
маленькая собачонка, крутился на одном месте и визжал от  боли.
При этом он забыл не только о Капитане, но и обо мне!
     --  Бежим!  -- закричал я и исчез из тюрьмы. Но прежде чем
исчезнуть, я успел убедится, что Капитана в темнице уже нет.
     Корабль Капитана  под  всеми  парусами  шел  из  Гавани  в
открытое  море. Мы стояли на корме, у руля и Капитан уговаривал
меня отправиться с ним.
     -- Нет, Капитан. Я не смогу прожить без Глюкарии, это раз.
А во-вторых, люди еще не готовы к встрече с нами.
     -- Но почему не готовы?
     -- Ты же сам знаешь, что стоит нам появиться среди  них  в
нашем  истинном  виде, и нас пугаются, в нас не верят. Сейчас у
тебя такой же корабль как и у людей,  и  они,  встретив  его  в
море,  захотят  познакомиться  с  командой. А вместо нее увидят
тебя. Я не знаю, что они при этом почувствуют и  как  поступят.
Люди  еще  очень  недоверчивы  и злы, чтобы жить с нами в мире.
Подумай об этом, Капитан!
     -- Мне обратной дороги нет! Я должен попасть к  людям!  Не
верю,  что  все  они злы; я буду плавать до тех пор, пока мы не
поймем друг друга. Прощай, Непоседа!
     -- Прощай, Капитан!
     Мы крепко обнялись и расстались навсегда.  Я  слышал,  что
Капитан  пытался встретиться с людьми, но, как я и предполагал,
они испытывали только страх и ужас от этой  встречи.  Так  было
уже не раз и не два. "Летучий Голландец", а именно так прозвали
люди  корабль  Капитана,  уже не одну сотню лет бороздит океаны
земли в надежде, что люди со временем станут добрее.  Тогда  он
сможет  прийти  к ним и жить с ними в мире. Но пока все тщетно.
Однако, я верю, что именно Капитан будет  первым  из  нас,  кто
безнаказанно  встретится  с  вами.  Так будьте же добры к нему,
люди!

     04. Откуда берутся сказки

     Сказки, конечно же, любят все. И те, кто их ругает, и  те,
кто,  замирая  от  наслаждения  и  затаив  дыхание, слушает их,
забравшись с ногами в большое мягкое кресло. Ты, наверное, тоже
любишь  их,  правда,  Настенька?  И  уж  наверняка  слышала  их
много-премного: и про Иванушку-дурачка слышала, и про Бабу-ягу,
Кощея   Бессмертного,   Бременских   музыкантов,   Карлсона,  и
многих-многих других. А ведь все они, вместе взятые, лишь малая
часть всех сказок, которые только есть на белом свете.
     Ты уже, наверное, знаешь, что сказки живут везде и  всюду.
Да  вот только вы, люди, обычно проходите мимо, не замечая их и
не желая поверить. Вы  не  чувствуете  сказку,  а  можете  лишь
читать  ее  или  слушать,  или смотреть по телевизору. В лучшем
случае  --  перессказывать.  Вот  и  приходится  нам,   глюкам,
добывать  для  вас всевозможные сказки. Мы их добываем, а потом
показываем людям.  Нет,  конечно  не  всем.  Некоторым.  А  эти
некоторые  уже  записывают  их с наших чувств, переделывают, то
есть пересказывают, на ваш язык и печатают  в  толстых  книжках
или  снимают  кино.  Есть,  разумеется,  среди  таких людей (их
обычно  называют  сказочниками)  и  наши  глюки.  Точнее,   они
когда-то  были глюками, а потом, по какой-либо причине, приняли
"человеческий вид" и стали рассказывать людям сказки. Они-то  и
являются тем звеном, которое связывает нас с вами. И только они
знают как, каким трудом, потом, а порой и своей жизнью добывают
глюки сказки. Я хочу, Настенька, чтобы и ты знала об этом.
     У  нас  в  Глюкарии  живут  самые  разные сказки. Одни, их
называют "домашними", всегда у нас под рукой, так как  мы  сами
принимаем  в  них активное участие. Другие -- сказки, о которых
мы сами до поры до времени ничего не ведаем. Чтобы  узнать  эти
сказки,  их  вначале нужно добыть. Добыть в прямом смысле слова
из-под земли (если это очень древняя сказка) или  ловить,  если
сказка  вольная.  В общем, без труда -- не вытянешь и сказку из
Глюкарии.
     Домашнюю сказку мы можем рассказывать  сказочникам  сразу.
Если же нужна древняя сказка, то приходится брать в руки ломы и
лопаты,  и  идти  к  подножию  Высоких  гор добывать ее. Немало
предстоит помахать киркой, чтобы  найти  и  высвободить  из-под
тяжести  тысяч  лет  старую  сказку. Но и это не самое сложное.
Главные трудности начинаются тогда,  когда  необходима  вольная
сказка.  А это значит, что предстоит большая облава на сказки в
Мрачном Лесу. Мы  потихонечку,  одну  за  другой,  вылавливаем,
добываем и рассказываем их сказочникам.
     Правда, сказки не все одинаковые: одни лучше, другие хуже,
но ведь  и  вы, люди, тоже все разные. Ну да я отвлекся. Значит
так, самые большие хлопоты доставляют нам вольные сказки. Очень
уж это непростое, серьезное дело поймать  вольную  сказку.  Для
того, чтобы его совершить, необходимо немало пролить пота.
     Итак,  появляется  кто-нибудь  из глюков, и мы узнаем, что
ему очень нужна вольная сказка. Тотчас же  эта  весть  облетает
всех  друзей,  и  те  собираются в крепкой бревенчатой избушке,
которая стоит  на  краю  леса.  С  давних  пор  она  называется
"Заимкой Радости", а почему -- я пока и сам не знаю.
     Вот  незадача!  Я  сегодня  что-то постоянно отвлекаюсь от
главного. Вобщем,  собираемся  на  Заимке  и  готовимся  начать
Большую  Облаву.  Ты  думаешь, сказки ничего не боятся? Ан нет,
боятся, и еще как!  Конечно,  всякой  сказке  важно,  чтобы  ей
верили.  Чтобы  были люди, которые бы сопереживали, волновались
за ее исход, радовались, когда добро побеждает зло и коварство.
Если таких людей нет, то сказке  очень  тяжело,  не  может  она
полностью  раскрыться,  отдать  всю себя людям, но сказка может
методично добиваться того, чтобы ее услышали. Самое главное для
сказки -- это научить людей добру,  любви,  нежности  (помнишь:
"Сказка  ложь,  да  в  ней  намек -- добрым молодцам урок"?). И
потому, самое страшное для сказки -- переделка. Это  когда  те,
кто  не  верят  в  сказки, хватают их грязными, грубыми руками,
врываясь в их хрупкий ранимый мир, перекраивая всех и вся  так,
как  им будет угодно. Они изменяют сказку до неузнаваемости. Из
ласковой, светлой и теплой она становится холодной,  ребристой,
с  вороненым  отливом. Такие люди ставят сказки себе на службу,
принуждая  врать  и  оболванивать  других  людей,  и  в  итоге,
заставляя  забывать,  что  они люди. Поэтому переделки сказки и
боятся больше всего на свете. Кому же понравится делать то, что
ты не хочешь? И должен признаться, что мы  этим  пользуемся.  А
делаем  это  для  того, чтобы поймать сказку. Мы превращаемся в
самых гадких и страшных людей: разбойников,  бандитов,  врунов,
ябед и прочее, прочее, прочее... Занятие не из приятных, да что
поделаешь,  сказку-то  нужно  загнать.  Вот  эти  превращения и
происходят на Заимке Радости. И тот, кто видел со стороны,  как
удаляется    в    лес    мрачная    толпа   людей,   непрерывно
переругивающихся  между  собой   (ведь   всем   известно,   что
разбойники  и  бандиты  ни  секунды  мирно  провести не могут),
никогда бы не поверил, что еще пять минут назад  все  они  были
такими милыми и забавными глюками.
     И  начинается  облава!  С  криками,  стрельбой  в  воздух,
свистом  и  улюлюканьем  мы  бежим  по  лесу,   вытянувшись   в
длинную-предлинную  цепочку. И чем длиннее эта цепь, тем больше
сказок мы можем  загнать.  Сказки  чувствуют  нас,  и,  страшно
испугавшись,  бросаются  наутек.  Но и мы-то не лыком шиты! Те,
кто идут в центре, замедляют шаг, а те, кто идут  по  краям  --
наоборот  --  идут  все  быстрее  и  быстрее, и цепь уже больше
напоминает подкову. А потом крайние встречаются, и мы  замыкаем
подкову,  образуя  кольцо,  в котором мечутся пойманные сказки.
Потом мы начинаем  потихоньку  добреть,  чтобы  не  так  сильно
пугать  их,  ведь  сказкам ничего не угрожает. Кольцо сужается,
сужается, и тот, кому нужна сказка, начинает выбирать ее  среди
всех  прочих.  Ну,  а  дальше уже все просто и не интересно. Мы
осторожно отпускаем сказки на волю, оставляя лишь одну, нужную.
И глюк забирает ее с собой, чтобы вы потом, забравшись с ногами
в большое мягкое кресло, слушали ее, затаив дыхание.

     05. Сказка о слепом мальчике

     В одном большом городе стоял ближе к окраине старый-старый
дом. Он был настолько стар, что весь покрылся морщинами трещин,
а в темных, глубоких, вечно сырых подъездах все  было  затянуто
паутиной,  и  жили  страшные-престрашные пауки. Они пугали всех
жильцов дома, спускаясь на толстой как бельевая веревка паутине
и громко скрипя лапами. Жильцы жались к стенам и быстро  бежали
по лестнице.
     И  только один маленький мальчик не боялся страшных черных
пауков. Потому, что никогда не видел их. Он был слепой.  Слепой
с самого рождения. И всякий раз, когда мама вела его по темному
подъезду во двор, он веселился, пел песни, предвкушая встречу с
чем-то  ласковым  и  теплым  как  мамины  руки.  С тем, что все
остальные называли солнцем. В их с мамой квартире  всегда  было
холодно  и сыро. Мама говорила, что их окна выходят на север, и
поэтому солнышко бывает только во дворе. Но  во  дворе  мальчик
играл  очень  редко, потому что мама либо работала, либо искала
ему нового папу, потому что старого у него никогда не  было.  И
мальчик  сидел  в  темной  сырой  комнате  и  на  ощупь играл в
солдатики.
     И вот  однажды,  когда  усатый  гусар  готов  был  уложить
наповал  одноногого  кирасира, мальчик почувствовал, как что-то
мягкое и ласковое прислонилось к щеке.
     -- Солнышко! -- обрадовался он.
     -- Я не солнышко, малыш, я глюк.
     Мальчик испугался и спрятался за шкаф.  Но  это  мягкое  и
пушистое тоже забежало за шкаф.
     --  Не бойся, я не причиню тебе зла. Мальчику было приятно
и совсем не страшно прикасаться к тому, кто назвал себя глюком.
И он выбрался из-за шкафа. Малыш уселся в кресле, глюк забрался
к нему на колени, и мальчику показалось, что он сидит во  дворе
на солнышке -- так ему стало хорошо.
     --  А что такое "глюк"? -- спросил мальчик. -- Ну, глюк...
это... Как тебе сказать?... Я и сам толком не  знаю.  В  общем,
глюк -- это глюк. Вот ты -- человек, кошки -- это кошки, собаки
-- собаки, а глюки -- это глюки.
     --  А  кто  такие  "кошки",  "собаки"?  -- заинтересовался
малыш.
     -- Ты что же, кошек с собаками никогда не видел?
     -- Я вообще ничего никогда не видел. Я же слепой  мальчик.
-- сказал малыш.
     -- Как это слепой? -- удивился глюк.
     -- Мама говорит -- от рождения.
     Глюк  замолчал,  но  малыш почувствовал, что ему стало еще
теплее.
     -- Как тебя зовут, глюк?
     -- Розовый Непоседа. Послушай, малыш, а хочешь,  я  покажу
тебе  все то, что ты никогда не видел? Кошек, собак, соседского
попугая, все-все. Хочешь?
     -- Конечно, конечно хочу! -- обрадовался малыш.
     И тотчас же почувствовал  у  себя  на  коленях  маленькое,
пушистое  мурлычущее  существо. И он увидел этого зверя. Правда
мысленно,  только  внутри  себя,  но  увидел!  Потом   Непоседа
показывал  ему  собак,  машины,  маму,  доктора и многое-многое
другое. Они подружились и глюк стал чаще приходить  в  гости  к
малышу,  показывал  те  или  иные  предметы и рассказывал о том
мире, в котором живет мальчик. И теперь малышу казалось, что он
на самом деле видит, бывший еще недавно таким  загадочным,  мир
-- ведь у него теперь были глаза -- Розовый Непоседа.
     Так  продолжалось долго: может месяц, может год, а может и
десять лет. Все удивлялись, что слепой мальчик так хорошо знает
мир, словно он еще вчера был зрячим. Но вот мама  мальчика,  не
без  помощи  Непоседы  и  его вездесущих друзей, нашла таки ему
папу, который смог положить сына в больницу,  где  ему  сделали
операцию.  Непоседа  все дни и ночи дежурил у постели малыша. И
вот наконец-то мальчику сняли с глаз повязку.
     -- Солнце, солнце! -- закричал он, вскакивая с  кровати  и
кидаясь к окну.
     Перегнувшись   вниз  через  подоконник,  он  жадно  вдыхал
глазами  яркий  солнечный  свет,  зелень  деревьев.  А   затем,
выскочив  из больничной палаты, малыш побежал по аллеям, громко
смеясь и крича: "Солнышко! Я вижу солнышко!"
     Розовый Непоседа, выбившийся из сил за эти  дни,  бросился
за  ним:  ему  так  хотелось быть рядом! Он бежал, напрягая всю
свою волю, но не выдержал и упал посреди улицы. А  мальчик  все
бежал  по  дороге, излучая вокруг себя смех и радость. Ему было
очень хорошо, но казалось, что он уже когда-то раньше  видел  и
это солнце, и эти деревья, и эту мостовую, и эти дома...
     И тут он вспомнил Непоседу, который показывал все это ему,
приходя  каждый  день  в гости. Вспомнил и оглянулся. Но дорога
была пуста... Вечерело...

     06. Сказка о пяти добрых глюках и одном Ночном страхе

     В  небольшом,   но   очень   красивом   тенистом   городе,
славившемся  во  всей Глюкарии своими парками и садами, стоял в
глубине одного из скверов небольшой дом.  Дом  как  дом,  каких
много  в  любом городе. Только вот жильцы были в нем необычные,
-- глюки. Нет, конечно, жили в нем и  самые  обыкновенные  люди
как  и  везде, но вот кроме них в доме жили еще и глюки. А ведь
далеко не каждый дом может похвастаться этим, правда?  В  гости
глюки  заходили,  разумеется,  ко  многим, но чтобы так, жить в
одном доме -- это редкость. Всего глюков было пятеро, по  числу
квартир  в  доме.  И каждый из них был чем-то похож на тех, кто
жил в этом доме. И  звали  их,  в  соответствии  с  характерами
хозяев:  Умный,  Сильный, Обаятельный (он же Длинный), Ласковый
(он же Кучерявый) и Веселый (он же Непоседа).
     Разумеется, глюки есть глюки, и поэтому в  этих  квартирах
творились самые невероятные вещи: из буфетов пропадали леденцы,
варенье   из   банки,  открытой  только  вчера  вечером,  почти
полностью испарялось к утру, а сахар, случайно  рассыпанный  на
пол, никто из хозяев даже не думал убирать -- он исчезал как по
волшебству.  Конечно,  в  одиночку  справиться  со  всеми этими
делами было невозможно, но глюки жили дружно и всегда  помогали
друг другу.
     А  во  всем  остальном, что не касалось сладкого, они были
примерными волшебниками, хотя и очень маленькими, и  все  время
старались  во всем помогать жильцам. Но только так, чтобы самих
глюков никто не заметил.
     И все было бы хорошо, и жизнь в этом доме текла бы легко и
спокойно, если  бы  помимо  глюков  в  доме  не  жил  еще  один
волшебник  --  Ночной  Страх.  Никто и никогда не видел его, но
каждый, кто входил в полумрак подъезда и неосторожно заглядывал
в черный провал подвала,  похожий  на  чью-то  хищно  разинутую
пасть, сразу же ощущал его присутствие. Сердце вдруг замирало в
груди,  казалось,  его  уже нет, а потом, потом начинало бешено
колотиться; ноги -- те сами  несли  прочь  от  этого  страшного
места. Несли поближе к свету, к добрым и ласковым глюкам.
     По ночам Страх выползал из подвала и, проникая в квартиры,
властвовал  в  всем  доме.  Дети  пугались  его, им становилось
страшно и они плакали. Единственное, что могло спасти от Страха
--  это  яркий  свет  или  большое  пушистое  одеяло,   которым
укрываются  с  головой, спасаясь от всех страхов вместе взятых.
Когда глюки были в доме, Страх особенно не зверствовал -- видно
побаивался глюков. Но в последнее время, пользуясь тем, что все
они отлучились по неотложным делам, Ночной Страх совсем замучил
обитателей дома. И не только маленьких. Люди спали не  выключая
света,  а  одна  девочка даже накрывалась с головой сразу тремя
одеялами. Про глюков уже никто не вспоминал, каждый день жильцы
с ужасом ждали ночи. И решили тогда глюки собраться все  вместе
и  победить  Ночной Страх, изгнать его навсегда из дома. Но как
это сделать? Ведь если он затаился в комнате, то как только  ты
зайдешь  с  фонарем или зажжешь свет, страх исчезнет, забиваясь
во всевозможные щелочки и норки. А войти  без  света  в  темную
комнату...  На  это  еще никто не решался. Но глюки есть глюки!
Сказано -- сделано!  Как  следует  собравшись  и  подпоясавшись
крепкими  цветными  поясами,  они  отважно  шагнули в бездонную
темноту подвала.
     Когда  глаза   привыкли   к   темноте,   выяснилось   что,
оказывается,  в  подвале  полным-полно всяких интересных вещей:
старый, покрытый многолетней пылью патефон с набором пластинок,
отслужившие  свой  срок   школьные   портфели,   лыжи,   санки,
радиоприемники,  десятка  полтора  галош  (причем  все на левую
ногу),  почти  развалившееся  кресло-качалка  и   многое-многое
другое.  От такого разнообразия глюки даже забыли о цели своего
прихода. Они тут же бросились разбирать  старье  и  сортировать
его  по  кучам.  Это  может пригодиться, это еще послужит, если
подремонтировать немножко, а это надо бы выкинуть. В  следующий
раз.
     Надо  сказать,  что  не было у наших глюков другого такого
занятия, которое бы они так любили, как копание в  куче  никому
ненужных  вещей.  И  лишь  только  первый  луч  света  разбудил
неугомонных птиц, Умный спохватился.
     -- А где же Ночной Страх?
     Все сразу же встрепенулись и быстро встали в круг,  спиной
к  спине, готовые дать отпор любому нападению. Но никто даже не
думал нападать на них, тишину подвала нарушали  только  звонкие
птичьи  голоса.  А сам подвал представлял собой уже совсем иную
картину: все вещи были тщательно  рассортированы  по  кучам,  и
сразу стало видно, что подвал совсем маленький, и если бы в нем
был кто-нибудь кроме глюков, то спрятаться ему было бы негде.
     --  Выходи,  Ночной Страх, мы пришли сразиться с тобой! --
нарушил молчание Сильный. (Надо сказать, что в Глюкарии даже  у
самых  коварных  волшебников принято выходить на поединок, если
кто-то отваживается их на него вызвать).
     Ничто не изменилось в подвале.
     -- Его здесь нет?! -- удивился Ласковый,- Ушел!
     -- Куда ему отсюда уйти -- на улице утро! -- Умный был как
всегда на высоте.
     -- А ведь из подвала никто  за  ночь  не  выходил,  мы  бы
почувствовали это!Веселый был непривычно серьезен.
     -- Что-то здесь не так... -- задумчиво произнес Длинный.
     --  А  ведь  его просто нет и никогда не было! -- звенящий
голос Веселого  заставил  всех  вздрогнуть.  --  Его  же  никто
никогда   не   видел!   Кто-то   просто  испугался  темноты  и,
постыдившись  признаться  в  этом,  выдумал  Ночной  Страх,   а
остальные  подхватили,  чтобы  замаскировать свое неумение быть
сильными и смелыми. Вот кого мы все боялись -- самих себя! Все,
мы победили его, только нужно больше не пугаться темноты, иначе
страх появится вновь и будет пугать весь дом. Ясно?
     -- Ясно! -- дружно ответили глюки  и,  взявшись  за  руки,
побежали навстречу встающему солнцу. Побежали, чтобы рассказать
всем  о  том,  что  бояться  больше  нечего, что Ночного Страха
теперь нет и о том, как можно  победить  любой  страх,  который
станет у нас на пути.

     07. Сказка о том, как стойкий оловянный солдатик потерял ногу

     Эту историю старые глюки всегда  рассказывают  молодым.  И
те,  не зависимо от цвета или запаха, очень внимательно слушают
ее, стараясь не  пропустить  ни  одного  слова.  Причем  каждый
рассказывает  ее  по-своему,  но  суть  всегда остается той же.
Сегодня я расскажу ее вам -- людям. Надеюсь, что вы уже знакомы
с одним из ее героев, уже читали о нем; но вы знаете  только  о
том,  как он любил и погиб, а вот как он жил, расскажу вам я --
Непоседа. Вы, люди, можете называть это сказкой, как хотите, но
все глюки знают, что это чистая правда. Вот  только  жаль,  что
Ганс  Христиан  Андерсен  не захотел переделать рассказ о жизни
Стойкого Оловянного Солдатика так же, как переделал  рассказ  о
его смерти. Итак...
     Однажды,   во   время  очередной  войны  между  оловянными
армиями, один из полководцев решил добиться  победы,  разгромив
штаб  врага.  Но  чтобы  что-то  разгромить, надо знать где это
"что-то" находится. И для  этого  он  послал  в  разведку  двух
оловянных   солдатиков.   Это   были  два  бравых  гвардейца  с
одинаковыми усами, в одинаковых зеленых мундирах, с  новенькими
воронеными  автоматами.  И надо сказать, что, хоть внешне они и
были похожи друг на друга как две капли  воды,  солдатики  были
совершенно  разными.  Они смотрели на свою игрушечную жизнь под
абсолютно  разным  углом.  И  звали  бойцов  соответственно  --
Оптимистом  и  Пессимистом.  А  ведь  их  жизнь только для вас,
людей, игрушечная, а для них самая что  ни  на  есть  реальная,
всамомделишняя.  Так  вот,  предстояло  этим  двоим  солдатикам
пройти через всю песочницу  и  обыскать  в  поисках  вражеского
штаба  правый,  самый темный угол двора. Собрали солдатики свои
вещмешки,  забросили  за  спину  и,  взяв   тройной   боезапас,
отправились  в разведку. Отошли они от своих окопов, притаились
в следе чьего-то сандалика и высматривают, как  бы  им  получше
через песочницу пробраться.
     -- Эх! -- говорит Пессимист, -- Влипли мы с тобой, друг, в
историю!  Не сносить нам голов. Тут же столько засад, какой там
штаб! Мы и до горки-то дойти не успеем. А вот за тем  пригорком
наверняка  притаились. Я бы именно там установил пулемет. Ясно?
Пошли, погибнем как герои.
     -- Спокойно, все будет нормально, мы с тобой еще погуляем!
Может отпуск дадут, когда вернемся. Пошли!
     И двинулись они дальше, хоронясь за бугорками и прячась  в
ямках. В общем, как они плутали надо рассказывать отдельно. Это
своя,  особая  история.  В  конце-концов  нашли-таки наши герои
вражеский штаб (он был ловко спрятан в картонной коробке из под
говорящей куклы) и так же скрытно стали возвращаться.
     Дошли солдатики до того самого окопа, следа от  сандалика,
и легли отдышаться.
     -- Ну что, убили? -- засмеялся Оптимист, -- Эй, "мертвец",
похоронил  себя  заживо  и теперь молчишь! Я же говорил что все
будет отлично. Мы с тобой те еще ребятки, нас голыми руками  не
возьмешь! А?
     --  По  всей  теории вероятности мы должны были погибнуть,
понимаешь, должны! Там же такая охрана была! Да еще засветились
мы дважды!
     -- Ну, может ты и не вернулся, а  я  уже  дома!  До  наших
совсем немного осталось.
     Из-за  ближайшего  бугра  показались  вражеские пехотинцы.
Собаки на поводках не лаяли, а молча шли по  следу,  волоча  за
собой  проводников.  Лишь только враги заметили солдатиков, как
открыли ураганный огонь.
     -- Я же говорил! -- почти радостно прокричал  Пессимист  и
передернул  затвор.  Длинная  очередь  вспорола  тишину  двора.
Несколько пехотинцев упали.
     -- Дорого вы за нас заплатите, сволочи! -- процедил сквозь
зубы помрачневший  Пессимист  и  еще  одна   очередь   вынудила
преследователей залечь.
     --  Уходи,  прикрою!  -- Оптимист выбрал удачную позицию и
несколькими  короткими  очередями  заставляя  врагов   зарыться
носами в песок. -- Уходи!
     Пессимист  пополз к своим окопам, волоча за собой автомат.
"Все равно убьют -- думал он,  --  чего  же  зря  мордой  грязь
пахать?  Побегу,  быстрее  все  кончится".  И, вскочив на ноги,
резко рванулся вперед. "Убьют, убьют" -- стучало в висках. Пули
пели свою лебединую песню где-то совсем рядом с ним, вздымая  в
песочнице  пыль  рядом  с его ногами, но ни одна не задела его.
Пессимист добежал до своих  и  рухнул  на  дно  окопа.  "Убьют,
убьют, убьют" -- стучало у него в мозгу.
     А  Оптимист, убедившись, что товарищ благополучно добрался
до своих,  тоже  стал  медленно  отходить.  "Вот  и  ладненько,
Пессимист  уже  дома,  да  и  мне  всего  ничего  осталось". Он
улыбнулся при мысли о том, что все же они выполнили  задание  и
уже  совсем  скоро  он  тоже  будет у своих. -- А Пессимист-то:
"Убьют, убьют"!
     Минометный залп накрыл его уже  у  своих  окопов.  Слишком
долго солдатик отстреливался, и его успели засечь. Небо и земля
внезапно   поменялись   местами,  все  закрутилось,  смешалось,
поплыло перед глазами.
     -- Врешь, не возьмешь!
     Внезапная боль пронзила все тело.
     -- Дудки! -- Оптимист вцепился в жизнь зубами. -- Со  мной
этот  номер  не  пройдет!  --  И скрипя зубами, срывая ногти на
руках, он все полз и полз вперед...
     Когда он открыл глаза, то  увидел  склонившегося  над  ним
усатого оловянного полковника.
     -- Дошел... Я знал что все будет хорошо!
     Мигом  поднявшись,  Оптимист  лихо  доложил  о  выполнении
боевого задания и даже захотел от усердия  щелкнуть  каблуками,
но с удивлением обнаружил, что одной ноги-то у него и нет!
     --  Молодец!  --  сказал  усатый  полковник,  --  Хвалю! И
побежал докладывать оловянному генералу.
     -- Ну что, приятель , убили  нас,  а?  Кто  был  прав?  --
Оптимист   наклонился  к  товарищу.  Тот  лежал  на  дне  окопа
неестественно съежившись и смотрел в небо широко открытыми,  но
ничего  не видящими глазами. Вся беда была в том, что Пессимист
настолько поверил в неизбежность  своей  смерти,  что  не  смог
примириться с необходимостью жить дальше. И умер.
     А  через  несколько  дней полководец-победитель, копаясь в
песочнице, нашел одного из своих  солдатиков,  которому  кто-то
уже  успел отломать одну ногу, и маленький бесформенный кусочек
олова.

     08. Сказка о телефонной будке

     Как бы ни была эта история похожа на сказку, вы все  равно
не  верьте  в  это.  Ибо она произошла на моих глазах, и порой,
вольно или невольно, я принимал в ней участие.  Хотя,  не  будь
меня  -- ничего бы не было. Ведь это я, Недотепа, самый розовый
глюк в наших краях, предложил Неразберичто залезть в телефонную
трубку. Впрочем, начну по порядку, иначе вы ничего не поймете.
     Следующим, кого посвящали в глюки после  меня,  был  очень
маленький и какой-то неказистый глюк Неразберичто. Это прозвище
он  получил за свою сущность. От рождения он умел только читать
мысли, подражать чужим голосам  и  звукам  и  совсем  чуть-чуть
влиять на окружающий его мир, то есть совсем не умел глюкать. А
ведь для нас это равносильно смерти. От скуки. И сколько его не
учили,  он  так  и не смог стать настоящим глюком. Долго решали
Старейшины, что же делать с ним, никто и припомнить не  мог  на
своей памяти ничего подобного. Но ведь не бросать же его одного
на  погибель!  И  тут  меня осенило (я очень горжусь этим, ведь
даже старый Фант прислал мне волну благодарности). Я  вспомнил,
что  рядом  с  моим  районом  стоит  одинокий  телефон-автомат,
который не пользуется большой популярностью у местных звонарей.
Вот я и представил себе Неразберичто, глюкающего  в  телефонной
трубке.  Все  сразу  поняли  и  согласились. Так и решилась его
судьба.
     Как он  осваивался  в  темной  дребезжащей  трубке,  делал
первые  попытки  глюкать,  я  рассказывать  не буду. Это было и
смешно и жалко ощущать, а если пересказывать  словами,  то  вы,
люди, ничего не поймете. Но самое главное началось после.
     Освоившись  и  более-менее  привыкнув к новым условиям, он
начал скучать.  Редко  кто  подходил  позвонить,  а  телефонный
мастер,    пять   раз   приходивший   по   телефонным   вызовам
Неразберичто, уже перестал реагировать на  все  последующие.  И
когда  автомат  действительно  сломался,  Неразберичто пришлось
самому чинить его. Ох и намаялся же он тогда!
     И вот однажды (как часто  это  "однажды"  играет  в  наших
судьбах  такую  большую  роль!),  к  автомату  подошел ничем не
примечательный  молодой  человек  лет  двадцати,  каких  вокруг
много.  Правда,  Неразберичто  давно выделил его из толпы, ведь
прежде, чем тот появился на этой богом забытой улочке,  на  нее
стремительно ворвалась песня. У каждого из вас есть своя песня.
Правда  вы,  люди,  редко  слышите  чужие  песни,  а все больше
прислушиваетесь  к  своей,  единственной.  Порой  у  влюбленных
бывает  общая  песня, которую они поют на два голоса. У близких
друзей -- многоголосие, а так --  кругом  все  больше  солисты.
Плохонькие.   Ведь  многие  песни  на  фоне  бетонных  домов  и
отличить-то невозможно, не то, что услышать. Надоело! А  здесь,
здесь  парила  над  выщербленной мостовой тоскующая, бьющаяся в
оковах мирской суеты Песня.
     Парень опустил в автомат привязанную  веревочкой  "вечную"
двушку,  набрал  номер  и  затаил дыхание. Неразберичто затих и
решил выждать. Томительно долго тянулись гудки.
     -- Слушаю! -- прозвенел девичий голос.
     Парень перевел дух и ответил: "Здравствуй."
     -- А, это ты...
     Неразберичто даже заиндевел от волны равнодушия, окатившей
его от этого мелодичного голоса.
     Парень тоже поежился.
     -- Я. Вот, вышел прогуляться и решил позвонить.
     На другом конце провода молчали.
     -- Ты сейчас занята? Может встретимся?
     -- Да ты знаешь, мне тут еще надо... В общем, я не могу.
     -- А завтра?
     -- Нет, завтра я тоже не могу, я иду в кино.
     -- А когда же мы можем встретиться?
     -- Звони...
     Неразберичто  пришлось  до  предела  поднять  температуру,
чтобы выдержать этот смертельный холод, замораживающий душу.
     Парень  еще несколько секунд слушал гудки, потом вздохнул,
поежился и,  сгорбившись,  медленно,  понуро  побрел  вдоль  по
улице.  Неразберичто стало до боли в душе жаль его. Ведь он-то,
глюк, уже все знал, а тот еще на что-то надеялся,  дурачок.  "И
что  это  он  такой  бестолковый,  все  же  ясно? -- недоумевал
Неразберичто, -- Может, я чего не понимаю, у них всегда все  не
как у глюков."
     И   чтобы   убедиться   в   правильности   своих  выводов,
Неразберичто еще раз позвонил Ей.
     -- Алло, я слушаю! -- в трубке вновь зазвенели  серебряные
колокольчики.
     --  Я  рад, что ты меня слушаешь, -- Неразберичто старался
изо всех сил -- решил еще раз тебе позвонить.
     Не надо было обладать  отличным  слухом,  чтобы  различить
тяжелый вздох раздавшийся на другом конце провода.
     -- Ну что еще?
     -- Ничего, просто позвонил и все...
     --   Ты  знаешь,  я  сейчас  занята,  позвони  завтра.  --
Ту-ту-ту...
     Только через получаса (!) (хотя Вам ничего не  говорят  ни
эти "получаса", ни этот восклицательный знак. Для нас это очень
большой  срок:  старый  Фант  отдыхал  целых  сорок минут после
Подкаменной  Тунгуски),  так   вот,   только   через   получаса
Неразберичто  смог  осознать  всего  себя,  так  забрало его Ее
равнодушие.
     Целые сутки он раздумывал над тем, как можно помочь  этому
парню. А еще, он очень боялся, что тот будет звонить из другого
автомата  и Неразберичто вновь окажется не у дел. Но через день
глюк почувствовал, что этот парень где-то рядом.  И  точно:  он
шел  по  улице  и  что-то  беззвучно  мурлыкал себе под нос. Из
проходивших мимо людей никто, разумеется, ничего не замечал,  а
Неразберичто  просто  был  потрясен метавшейся по узкой пыльной
улочке и рвущейся ввысь  песней.  Парень  брал  не  голосом  --
душой.  И  никто  кроме  глюка  не  видел,  что  там, где песня
ударялась о стены домов и падала на  асфальт,  оставались  алые
пятна  еще теплой, дымящейся крови. Вот тогда-то Неразберичто и
решился, тем более, что в  случае  успеха  парень  этот  впредь
будет часто звонить из его автомата.
     Двушка   с  глухим  щелчком  проскользнула  в  телефон,  и
Неразберичто сразу же заблокировал связь и выждав  пару  секунд
ответил.
     -- Алло, я слушаю! -- серебряный колокольчик звучал так же
приятно и мелодично.
     --  Здравствуй!  --  Голос  у  парня  неприметно дрожал от
напряжения.
     -- Хорошо, что ты позвонил, я ждала.
     После этих слов Неразберичто у парня перехватило  дыхание,
и  глюк  почувствовал,  что  тот  становится  похож  на  тяжело
груженный вагон, который начинает медленно-медленно катиться  с
крутой  горки.  Сначала  едва  заметно,  а  потом все быстрее и
быстрее,  становясь,  в  конце  концов,  страшным  смертоносным
снарядом для любого, вставшего у него на пути.
     --  Ждала?!  Что-то  случилось? Ты впервые так говоришь со
мной. Раньше я каждый раз звонил тебе с мыслью о том,  что  это
последний звонок. Ведь я чувствовал, что тебе это до фени, но я
не  мог  не  звонить. Не мог, потому что я не представляю себе,
что меня будет провожать и ждать, а самое главное, встречать не
ты, а какая-то другая девчонка. А я не хочу, -- парень сорвался
почти на крик,- не хочу чтобы это была другая, понимаешь? Да  с
другими  и  сердце  уже  не  екает как прежде, оно ждет тебя. А
ты..., ты просто украла меня случайно, а потом потеряла где-то,
за ненадобностью. Или забыла, как забывают об отслуживших  свой
век мелочах. Верни меня, слышишь! Конечно, если я не найдусь --
отстроюсь  заново,  но  как меня будет встречать другая и как я
смогу возвращаться к другой -- не знаю.
     Парень на секунду умолк,  переводя  дыхание.  Неразберичто
еще  никогда  в  жизни не испытывал ничего подобного. Он словно
купался  в  теплых  обволакиваюших  волнах.  Парень  долго  еще
говорил, иногда запинаясь и путаясь, а глюк блаженствовал, хотя
все  это  предназначалось  не  ему...  И забывшись от неведомой
дотоле сладкой истомы заполнившей все его тело, он  расслабился
и  перестал контролировать телефон. В трубку внезапно ворвались
глухие длинные гудки: "Туу... Туу..."
     --   Алло,   ты   меня   слышишь?   Алло?   Спохватившись,
Неразберичто  только и успел, что разъединить линию прежде, чем
Она возьмет трубку.
     Парень смотрел на автомат и не видел его. "Неужели же  это
--  правда?  Ждала!  Ждала, значит она все-таки любит меня! Она
меня любит!!!" Он звонко расхохотался и,  радостно  улыбаясь  и
заполняя  весь  окружающий  мир  счастьем, пошел вдоль улицы. А
песня его уже не сочилась кровью как раньше, а высоко парила  в
бездонном небе.
     Недобрые  предчувствия  уже  рождались где-то в глубине, и
Неразберичто со страхом смотрел вслед удаляющемуся парню.  Вот,
он  остановился.  Подумал  минуту, оглянулся. Недалеко от него,
метрах в двадцати, стоял еще один телефонный автомат.
     -- Нет! Не надо!!! -- страх сковал Неразберичто. Не  делай
этого!  --  просил  он  мысленно.  Он  валялся в ногах у парня,
молил, плакал, но тот в своей радости  не  видя  ничего  этого,
подошел к другому автомату и опустил монетку...
     Неразберичто  так  никогда  и не узнал, что же Она сказала
тому парню. Только вышел он из будки ошарашенный и красный, как
рак.  Ничего  не  замечая  брел  он  по  улице,  сталкиваясь  с
прохожими и спотыкаясь о выщербленный асфальт. А песни нигде не
было!  Нигде!  Неразберичто  метался в своей будке, но так и не
смог ее разглядеть. Парень поравнялся с телефоном Неразберичто,
остановился. Внезапно, как первая молния в майскую грозу, в его
глазах сверкнуло бешенство. Он отвернулся от  телефона  и  даже
как-то  съежился  весь.  И  вдруг, с разворота, наотмашь ударил
автомат. Брызнула кровь из разбитых пальцев. В автомате  что-то
жалобно  хрустнуло.  На пол посыпались обломки номерного диска.
Парень облизнул  кровоточащие  костяшки  пальцев  и  ударил  по
телефону еще и еще раз.
     Я  случайно  был  в  то время рядом и видел, как падала на
телефонную будку в  смертельном  пике  черная  и  зловещая  как
авиабомба,  песня.  Только  вот  сейчас  трудно было назвать ее
песней -- уж очень страшный у нее был оскал.
     А из автомата этого больше никто никогда не звонил...

     09. Запретная сказка

     Сказка, которую я расскажу вам сегодня -- Запретная.  Глюк
может  рассказать  ее только один раз в своей жизни, рассказать
той  единственной,  которую  так  трудно  найти  и  так   легко
потерять.  А  если глюк ошибся в своем выборе, то он умирает (в
нашем понимании этого слова), а если нет, то рассказывать ее во
второй раз ему уже ни к чему.
     Глюк рассказывает Запретную человеку --  событие  из  ряда
вон  выходящее, и я ставлю на карту свою жизнь, а мне ведь чуть
больше двух месяцев. И хотя все эти сказки -- для Настеньки, но
эту историю я рассказываю не ей, и сегодня тебе решать,  ошибся
Непоседа  или  нет. И не удивляйся, если содержание этой сказки
покажется тебе банальным. За те тысячи лет  которые  мой  народ
рассказывает  ее  своим любимым эта сказка могла уже, запросто,
кому-то наскучить...
     В небольшом уютном королевстве, раскинувшемся  на  зеленых
холмах  Глюкарии  и жившим тихой, размеренной жизнью, случилось
страшное несчастье. Местный Король получил  в  подарок  искусно
сделанную  фигурку  дракона.  Это  значило,  что в его владения
пожаловал Озл -- самый страшный, подлый и коварный волшебник  в
Глюкарии и требует дани. А королевство-то ничем таким особенным
и похвастать-то не могло. Все как у всех. Все, кроме Принцессы.
Ни  в  одном  другом  королевстве не было такой принцессы. И не
сказать что красы не виданной, да только каждый, кто встречался
с ней, слышал ее звонкий смех и видел ее  улыбку,  уже  не  мог
забыть  это никогда. И потому королевский замок всегда осаждала
толпа поклонников. Кого там только не  было:  разные  принцы  с
королевичами,  рыцари,  странствующие  и  не очень, а уж всяких
купцов да путешественников  и  вообще  без  счета.  Вот  и  Озл
потребовал  отдать  ему  Принцессу.  Туго  пришлось  Королю, не
отдать Принцессу -- Озл все королевство с  землей  сравняет,  а
отдать  -- так лучше сразу самому в петлю! И решил тогда Король
объявить по всей Глюкарии, что, если найдется смельчак, который
одолеет Озла, то получит он  все  что  только  пожелает.  Толпа
поклонников  заметно  поредела,  но тем не менее немало нашлось
храбрецов,  которым  не  давали  спокойно  спать  карие   глаза
Принцессы. Отправились те храбрецы к Озлу, да так и не вернулся
никто. И не мудрено: слишком уж дурная слава об Озле ходила...
     Осталось  со  всей  страны  только три рыцаря. Вручили они
Королю свои требования и отправились в путь. Только выехали все
вместе за ворота замка, как поднял их, закружил и понес куда-то
стремительный черный вихрь. А когда ветер  стих,  то  очутились
рыцари  в  огромном,  выложенном  грубо обтесанным камнем зале,
стены которого терялись во мраке. Прямо  перед  ними  на  троне
восседал  Озл -- нечто бесформенное, черная пульсирующая масса,
по которой пробегали яркие мерцающие вспышки.
     --  Ну  что,  явились,  смертнички?  --   громовой   голос
волшебника  даже заставил их присесть. -- Неужто биться со мной
надумали? За что ж, интересно, вы на гибель-то свою идете?  Озл
полыхнул  огнем,  и перед ним в воздухе повисли три опечатанных
свитка. Один из них развернулся сам собой, и волшебник  прочел:
"Хочу  получить  за  победу  над  Озлом  всю королевскую казну.
Бешеный Волк."
     -- И ради этого ты идешь на смерть? -- насмешливо  спросил
Озл.
     -- А разве за это не стоит рискнуть! -- ответил Волк.
     -- Ты не любишь Принцессу?
     --  Любовь  -- это выдумки полоумных слюнтяев и беременных
женщин. В жизни нет ничего подобного. Вот когда  у  меня  будет
казна,  то  стоит  только  позвенеть  монетами, и любая женщина
будет моей!
     -- Ладно, все ясно. Посмотрим дальше.
     Второй свиток сбросил с себя печать и изогнулся как змея.
     -- "Хочу получить за победу  над  Озлом  право  на  всех"-
"всех"  подчеркнуто,  иш-ты,  -- "женщин и девушек Королевства.
Зельсельский Вепрь."  А  плоховато  не  станет?  --  насмешливо
спросил Озл.
     --  Можешь  не  волноваться,  тебя о помощи не попрошу! --
надменно заявил Вепрь.
     -- Насколько я понял, у тебя о любви тоже речь не идет.
     -- Зачем мне кабала с одной, пусть даже и очень  красивой,
когда   кругом   тысячи   и   тысячи  других!  --  Вепрь  стоял
подбоченясь, стараясь скрыть свой страх перед Озлом.
     -- Ну-ну! Интересно, а что у тебя на уме?
     Третий свиток развернулся и предстал перед  Озлом.  Свиток
был чист.
     --  Ты  что  же,  за так умереть захотел? Или поразвлечься
сюда пришел, а?
     -- Сказать, что  я  люблю  Принцессу,  значит  не  сказать
ничего,  --  глухо,  сквозь  опущенное  забрало  ответил третий
рыцарь.
     -- Ну хоть один, и то -- дело. А почему не  просишь  ее  в
жены?
     -- Долго объяснять.
     --  А  я  не тороплюсь, да и вам не советую. Только дураки
спешат  умереть.  Так  что  давай,  может   в   последний   раз
разговариваешь, рассказывай.
     -- Мы недавно знакомы с Принцессой, правда, во время наших
кратких  встреч  я  ни разу не подымал забрала. А она сама и не
пыталась этого  сделать.  Не  пыталась,  значит  не  хотела  --
насильно мил не будешь.
     -- Ну и на что ты надеялся?
     -- Не знаю, ведь бывают же романы в письмах...
     -- Так, может быть, она тебя тоже любит?
     Рыцарь усмехнулся.
     --  Если  человек  любит,  он живет любимым, каждая минута
разлуки  кажется  годом,  хочется  быть  рядом  с  родным  тебе
человеком,  слышать  его  дыхание,  оберегать его от всех бед и
невзгод и, самое важное, -- знать что он нетерпеливо ждет и  не
может  без  тебя  прожить,  впрочем, как и ты без него. Вот что
такое любовь. Банально, но как могу. А Принцесса даже  ни  разу
не  поинтересовалась  кто  я,  что  я,  как я и, самое главное,
зачем? Значит я ей не нужен.
     -- А ты привередлив!
     -- Нет, просто люблю и  хочу  быть  любимым.  Ведь  только
взаимность  творит чудеса в этом мире. А так, будто бы отделили
тело от разума, либо буйство, либо тихое помешательство.  Верно
только то, что ничего хорошего из этого не выйдет.
     --  Не  слишком  ли  ты  торопишься? -- в голосе Озла явно
слышалась насмешка.
     -- Да я спешу жить, что тут плохого? А  по  поводу  любви,
так  я  готов ждать. Но ведь всегда чувствуешь, когда ты нужен,
интересен, а когда нет. Ведь равнодушное "привет" все равно  не
вычеркнешь из памяти. Поэтому я ничего не прошу.
     --  Ну  что  же,  понятно.  Теперь послушайте меня. Хотя и
считается, что я злой и коварный, но биться  мы  будем  честно.
Тот  из  вас,  кто  доберется  до  Старого  Замка  и  срубит  в
подземелье Черный цветок --  победит  меня.  Ну  а  я,  в  свою
очередь, постараюсь этому помешать. Все ясно?
     --  Ясно!  --  клацнули закрываемые забрала и поправляемые
доспехи.
     Пол неожиданно ушел из под ног, и рыцари рухнули в  черную
бездну.  Их  полет  был долог и страшен своей неизвестностью. И
прекратился он так же внезапно, как и начался.
     Ослепительно  яркое  солнце,   узкое   горное   ущелье   и
движущаяся прямо на них стая драконов.
     Тяжелое  дыхание,  хруст костей, свист рассекаемого мечами
воздуха, предсмертные хрипы, лязганье лат --  все  смешалось  в
единый  клубок.  Нельзя  сказать, как долго продолжалась битва.
Время исчезло. Были только драконы, нападающие со всех  сторон,
драконы  и  рыцари.  Сначала  первых было намного больше, потом
просто больше, наконец они сравнялись, и вот уже их не осталось
совсем.
     -- Началось! -- Бешеный Волк вытер меч от еще теплой крови
и вложил его в ножны.
     --  Закончилось!  --  Зельсельский  Вепрь   с   сожалением
посмотрел на растерзанных драконами лошадей.
     --   Будем   ждать   следующих   сюрпризов!  --  подытожил
Безымянный Рыцарь и они отправились в путь.
     Сюрпризы не заставили себя долго ждать. Путь был похож  на
непрерывный  бой  со  всей  нечистью, которая только водилась в
Глюкарии: лешие, водяные, болотные, вампиры,  даже  стая  диких
глюков  пыталась  им  помешать.  Время от времени рыцари видели
останки тех, кто пытался одолеть Озла до них. Погибших было  не
много,  и  это  заставляло предположить, что основные испытания
еще впереди. В конце третьего дня все еще были живы,  но  нервы
уже начали сдавать. Первым не выдержал Бешеный Волк. Они только
что отразили атаку рлинов, препротивнейших тварей, отличающихся
необычайной  свирепостью.  Во время схватки Волк едва увернулся
от упавшего с большой высоты  вожака  рлинов,  убитого  стрелой
Вепря.  Только  чудо  спасло  его  от гибели: вожак в последний
момент  зацепился  крылом  за  скалу  и  рухнул  в   нескольких
сантиметрах левее, поцарапав Волку лицо.
     --  Все,  хватит  с  меня! -- Волк быстро собрал свои вещи
(щит, меч, арбалет и колчан), -- Не стоит она того, чтобы я  за
нее гробился!
     --  Повтори, что ты сказал! -- Безымянный схватил Волка за
локоть.
     Тот повернулся к  нему,  недоуменно  посмотрел,  а  затем,
рассмеявшись пояснил:" Да не Принцесса твоя, а папашина казна!"
     Бешеный  Волк  ушел  даже  не оглянувшись, а Зельсельскому
Вепрю и Безымянному Рыцарю  предстояло  пройти  знаменитый  Лес
Привидений. Описать, что это такое, невозможно. Достаточно лишь
сказать,  что  дойдя  до  середины, Вепрь тоже решил вернуться,
заявив, что все женщины мира вместе взятые не стоят того, чтобы
он стал еще одним обитателем этого Леса. Безымянный вызвал  его
по  возвращении  на  поединок, и они расстались. Еще через день
Безымянный Ры-царь вышел к Большой  пустыне  в  центре  которой
стоял  старый, забытый всеми Замок, бывший когда-то резиденцией
королей глюков.
     Все, последний бросок -- и он у цели! В одиночку идти было
страшновато, но другого выхода не было, и  он  пошел.  К  концу
первого  дня  Рыцарь  подметил одну странную особенность. Число
погибших увеличивалось по мере того, как сокращалось расстояние
до Замка. Больше всего их  было  в  пустыне,  хотя,  на  первый
взгляд,  здесь  им ничто не угрожало. И все, кто лежали сейчас,
полузасыпанные песком, умерли по одной и  той  же  причине:  от
жажды.  Это  было  тем  более  не  понятно,  если учесть, что в
Большой Пустыне всегда хватало колодцев, а  переход  от  одного
колодца к другому редко когда занимал более суток.
     Но  как  бы  там  ни  было,  почти все, кто шел по Большой
пустыне до Безымянного полегли именно здесь.  Их  убила  жажда,
хотя  у  многих,  а он проверял, оставалась во флягах вода. Это
было очень странно и поэтому Рыцарь держался настороже.
     К вечеру показался первый  оазис.  Безымянный  Рыцарь  уже
сходил  с  ума  от  этого солнца, висевшего прямо над головой и
будто бы и не собиравшегося садиться. Он с трудом дотащился  до
колодца и жадно припал к воде. Он пил долго, но страшная жажда,
мучившая  его, не проходила. Пить уже было просто невозможно, а
распухший язык все еще еле ворочался в пересохшем рту.
     --  Не  старайся,  пустое!  --  Безымянный  Рыцарь   резко
обернулся, -- Ты все равно не напьешься.
     --  Фант!  -- Безымянный опустился на колени перед дряхлым
стариком, сидевшим на песке.
     --  Раз  уж  ты  решился  рассказать  Запретную  человеку,
Непоседа,  то  должен  знать  всю  правду.  Ты больше не можешь
пользоваться тем, что умел ранее. Озл обманул, говоря что будет
биться честно. Те, кто дошел сюда победили все его чары, а  вот
одолеть  в  одиночку  чары  пустыни не удавалось еще никому. Ты
ведь знаешь, что здесь как  нигде  много  колодцев.  Но  ты  не
сможешь  утолить свою жажду, даже если выпьешь из них всю воду.
Так решил Озл.
     --  Значит  я  проиграл?  --  Непоседа  поднял  забрало  и
наклонился  к морщинистому лицу старика, стараясь заглянуть ему
в глаза, -- Я проиграл?
     -- Мы сделали все, что могли, малыш. Я же сказал, тебе  не
одолеть  чары  пустыни  в  одиночку.  Но  если  та,  которой ты
рассказываешь эту сказку будет помнить и беспокоиться  о  тебе,
будет всей душой желать помочь, то вода вновь обретет свою силу
и ты дойдешь. В противном случае...
     Непоседа сел на песок и попытался сплюнуть себе под ноги.
     --  Я  рассказал ее Принцессе, Учитель! -- тяжело вздохнув
произнес он и помолчав добавил, -- А отключиться я уже не могу?
     -- Сам ведь знаешь -- обратной дороги нет. Ты уже не глюк!
     -- Ну что уж  теперь,  никто  не  неволил.  Спасибо  тебе,
Учитель!
     -- У тебя еще есть возможность -- вернись!
     --  Разве  ты  этому  учил меня? -- Непоседа улыбнулся. --
Прощай и прости, если что не так!
     Он ушел на восток,  и  старик  долго  смотрел  ему  вслед,
смотрел до тех пор, пока ночь не поглотила все вокруг.
     На  четвертые  сутки пути трупы исчезли, на шестой день из
растрескавшихся губ перестала течь кровь, а  утром  на  седьмой
день  он увидел развалины и решил, что это очередной мираж. Но,
по мере того как солнце поднималось по  небу,  тень  от  миража
уменьшалась,  и  Непоседа  понял, что ошибся. У ворот, точнее у
места, которое когда-то было воротами был виден источник, но он
не  подошел  к  нему,  все  равно  напрасно.  В  мозгу   тяжело
пульсировала  лишь  одна  мысль:  "Черный цветок!" Спасительная
прохлада подземелья поглотила  Непоседу.  Он  ничего  не  видел
после  слепящего  солнца,  но все же, на ощупь продолжал искать
зловещий  цветок.  Вот,  наконец-то  руки   нащупали   огромный
бархатный  бутон.  Непоседа выхватил меч, но не удержал его, и,
жалобно звякнув, клинок выпал  и  затерялся  в  камнях.  Тогда,
намертво  вцепившись  в  еще не раскрывшиеся лепестки, Непоседа
рванул его из последних сил. Цветок затрещал, но еще  держался.
Непоседа   впился  зубами  в  стебель,  горьковатый  сок  обжег
иссушеный рот. Еще рывок, еще, и... и Непоседа  упал  на  камни
держа в руках сорванный бутон.
     --  Ты  победил,  Безымянный  Рыцарь! -- Озл пульсировал в
самом темном углу, -- но  теперь  попробуй  сам  унести  отсюда
ноги!  --  Громовой  хохот Озла заполнил все подземелье и вдруг
пе-решел в кашель, затем в хрип и исчез совсем.
     -- Все, кончено!
     Непоседа не помнил, как он выбрался из  замка,  как  опять
шел  по  пустыне.  Он  изредка  приходил  в себя, а затем вновь
впадал в забытье. Последний раз он очнулся на том же месте, где
его встретил Фант. Остался всего один переход, и он спасен.  Но
для  того,  чтобы  встать и идти, сил уже больше не было. Прямо
перед  ним  стояло  ведро  кристально  чистой  холодной   воды.
Непоседа  всем  нутром  ясно  ощутил ее прохладу. "Вода!" -- он
потянулся к ведру,  --  "Все  равно  бесполезно,  бестолку,  ты
никому  не  нужен,  дурачок!  Мавр сделал свое дело, мавр может
уходить."  --  беспорядочно  шевелились  в  голове  раскаленные
мысли. После первых же глотков стало ясно, что пить ни к чему.
     "Если  та,  которой ты рассказываешь сказку, будет помнить
тебя, то вода вновь обретет свою силу!" --  мелькнули  в  мозгу
слова Учителя.
     Непоседа  посмотрел  на  запад.  "Вспомни!  --  первый раз
попросил он,Вспомни, родная  моя!  Теперь  только  ты  в  силах
что-либо  изменить. Я честно прошел свой путь и сделал все, что
смог, вспомни! Не в знак благодарности,  нет,  а  так,  просто!
Вспомни,  что есть такой Непоседа, который не хочет, а, точнее,
сейчас и просто не может жить без тебя, вспомни..."

     10. Вершина

     Очень хотелось спать. Хотелось  до  боли  в  глазах.  Боль
затаилась  даже  глубже,  в  глазницах,  под  бровями, и стоило
больших усилий разомкнуть веки. Но открыть  глаза  было  просто
необходимо, ибо уже ясно слышался грохот приближающейся лавины.
Человек  открыл  глаза.  Боль  вырвалась  наружу,  он  щурился,
пытаясь  сдержать  ее,   но   тщетно.   Камнепад   стремительно
надвигался,  и  сквозь  полуприкрытые  веки  он  ясно видел его
неотвратимый бег. "Все!" -- спокойно, даже равнодушно,  подумал
Человек  --  "Вот и конец!" Он висел в гамаке на отвесной стене
прямо на пути камнепада. Вчера Человек шел весь  день  и  почти
всю ночь и остановился для отдыха в кромешной темноте, не дойдя
до  гребня  каких-то паршивых двадцать метров. Двадцать метров,
отделивших его от жизни.
     У него еще оставалось немного  времени,  и  Человек  начал
очень методично готовиться к смерти. Он вытащил записную книжку
и,  чиркнув  несколько  строк,  засунул  ее  в  одну из трещин,
паутиной опутавших стену. Там же он спрятал часы,  два  больших
ключа  и  потрепанный заклеенный конверт. Едва он успел сделать
все это, как его хищным языком  слизнул  со  стены  стремящийся
вниз каменный поток.
     Человек  проснулся и открыл глаза. Солнце уже подкралось к
окну и вот-вот было готово ворваться своими лучами в эту  белую
комнату,  заставленную  кроватями.  Он попытался повернуться на
другой бок и вскрикнул от боли, пронзившей насквозь  все  тело.
Боль   была   внезапной,   как  случайный  выстрел,  и  Человек
мучительно застонал, и все вспомнил:  стену,  камнепад,  долгий
полет в бездну и первый, самый страшный удар о камни...
     --  Опять!  --  Человек собрался, рывком вскочил на ноги и
посмотрел на часы. Времени  оставалось  только  позавтракать  и
добраться до работы. Сегодня предстоял нелегкий день: надо было
очень  много  успеть, и расклеиваться он не имел права. Человек
тяжело вздохнул, вспомнив о Вершине, и начал собраться.
     Он любил эту Вершину. Каждую ночь, засыпая и  проваливаясь
в черную бездну сна, он оказывался у ее подножия. Огромный пик,
щедро  изрезанной  ледниками,  будто подернутой сединой, уходил
далеко в облака. И каждую ночь Человек пытался ее покорить.  Он
менял  маршруты,  шел с запада, с востока, с юга и с севера, но
каждый раз его постигала неудача. Вокруг возвышалось  множество
других  вершин;  время  от  времени  он  видел  на  них  других
альпинистов, но сам всегда возвращался только к своей  Вершине.
Он вновь и вновь бросал ей вызов, надеясь победить.
     Срываясь, он ломал себе руки, ноги, разбивал в кровь лицо.
Коллеги  по работе удивлялись: вчера расстались поздно вечером,
-- все было нормально, а утром -- весь в гипсе. Но это было  не
самое страшное, весь ужас положения заключался в другом -- ведь
засыпая,  он  не  спал. Ему предстоял тяжелый путь вперед, и уж
здесь-то надо было смотреть в оба. И только  в  те  дни,  когда
Человек  был  настолько вымотан или так запеленат в гипс, что о
восхождении нечего было и думать, он  погружался  в  тяжелое  и
тревожное забытье. Но даже в нем он видел сны о Вершине, о том,
как  он  наконец-то покоряет ее, стоит на самом пике, а под ним
распластались огромные, бескрайние поля облаков,  и,  глядя  на
них, он счастливо смеется. Он победил!
     Но  вот  снимали  гипс, и все начиналось сначала. Он вновь
стоял у подножия, и неприступная  Вершина  вновь  скрывалась  в
нависающих свинцовых облаках. Не раз он обещал сам себе бросить
это  все  к  чертям, навсегда забыть о манящей Вершине, начисто
выбросить ее из головы. Но вновь и вновь он возвращался к ней и
опять срывался в тщетной попытке победить. И ведь как-будто  бы
ничего  особенного  в  этой  Вершине-то и не было, но он всегда
возвращался именно к ней и начинал очередное восхождение.  Иной
раз оно длилось несколько ночей подряд, и часто казалось -- уже
все,  Вершина  покорена,  но  одно  неверное движение, поспешно
вбитый крюк, трещина, нежданно пропоровшая ледник,  лавина  или
выскочивший из под ноги камень ввергали его в бездну. И Человек
просыпался  не  ощущая  своего  тела,  весь  в  кровоподтеках и
ссадинах.
     Конечно, он мог разорвать этот порочный круг.  Это  стоило
бы  больших  трудов,  но  он  был  способен  на это. Он мог, но
почему-то  не  хотел  этого  делать.  Нет,   Человек   не   был
мазохистом:   самоистязание  не  доставляло  ему  удовольствия,
просто... он любил ее и шел вперед. Шел, невзирая  на  холодное
равнодушие, которым она встречала его каждый раз. Лишь однажды,
очутившись  у  подножия  Вершины,  он увидел вместо ставших уже
привычными жмущихся к земле облаков яркое  и  ласковое  солнце.
Вершина  ждала  его. И он немедленно ринулся вверх. За эту ночь
Человек прошел раза в два больше  обычного  и  проснулся  утром
выспавшимся и отдохнувшим.
     В последний раз я видел его, когда он укладывал снаряжение
и готовился  продолжить  удачно начатое восхождение. Как всегда
он был полон решимости покорить неприступную Вершину, даже,  не
смотря  на  то,  что  погода ухудшалась. Я искренне пожелал ему
удачи, ибо знал, что, если и на этот раз Человеку  не  повезет,
то  врядли  он сумеет спастись как раньше. Вопрос встал ребром:
"Или -- или". Удачи тебе, Человек!

     11. Сказка о трех волшебных дверях или Почему Капитана называют Капитаном

                           ("Маленькая" пародия на самого себя)

     Эта   история  случилась  задолго  до  того,  как  Капитан
отправился в свое долгое морское плавание.  Она  произошла  еще
тогда,  когда  глюки были дружны с людьми и часто помогали друг
другу. А самого  Капитана  в  ту  пору  и  звали-то  совсем  не
Капитаном,  а  просто Клубничным Поручиком. И, в зависимости от
того,  кто  произносил  это  имя,  в  устах   говорившего   оно
приобретало   либо   язвительно  унижающий,  либо  одобрительно
влюбленный оттенок. А почему Капитана называли  Поручиком,  так
это   уже  совсем  древняя  история,  о  которой  он  не  любил
распространяться, а значит и я о ней умолчу. А вот как он  стал
Капитаном,  это  я  знаю  доподлинно,  о  чем  и  поведаю тебе,
Настенька.
     В те далекие времена, когда каждый замок был  королевским,
а  странствующих  рыцарей  на  дорогах  было  больше чем сейчас
бродячих собак, Клубничный Поручик был одним из самых веселых и
бесшабашных глюков во  всей  Глюкарии.  У  него  было  какое-то
невероятное  количество  друзей среди людей и глюков, каждый из
которых всегда был рад его  видеть.  А  потому,  большую  часть
своего  свободного  времени  Поручик  путешествовал  от замка к
замку, оставляя  после  себя,  как  правило,  добрую  память  и
приобретая   все   новых   и  новых  друзей,  которые  и  после
исчезновения  Поручика  еще  долго   вспоминали   его   тягучий
клубничный запах и хохотали над его проделками и небылицами.
     Однажды,  заглянул  он  в  один  из многочисленных замков,
принадлежащий одному из королей  Долины.  Разумеется,  это  был
один  из  его  старейших  друзей  и,  конечно же, у него, как у
всякого уважающего себя короля, была красавица-дочь.
     Ты уже, наверное, знаешь Настенька, что в Глюкарии, как  и
вообще в любой сказочной стране, если речь идет о принцессе, то
она  непременно  необычайно  прекрасна  и,  почти наверняка, на
выданье. И вокруг нее  роем,  как  мухи,  т.е.  как  пчелы  над
цветком,  густо  кружатся поклонники. Между почим, по сказочной
статистике на  каждую  принцессу  приходится,  в  среднем,  сто
тридцать  --  сто  пятьдесят  странствующих  рыцарей, отставных
солдат и Иванов-дураков. Так что и в этом замке все было именно
так, иначе бы местный король давно бы уже  удавился  шнуром  от
портьеры, не вынеся насмешек и пересудов соседей.
     И  наша сказка совсем уж не была бы похожа на правду, если
бы поблизости от королевского замка не жил бы  в  Мрачном  лесу
злой колдун Озл. В те времена он еще не был столь могущественен
как сейчас, хотя уже и отличался излишней самонадеянностью. Так
вот, этот вредный и мерзкий колдун задумал погубить принцессу и
заколдовал  ее злыми чарами. И были они столь же коварны, как и
он сам. Нет, он не усыпил ее, не превратил в чудовище и даже не
заточил ее в темном подземелье, как уже  не  единожды  делал  в
других  сказках, нет. Он взял и подсыпал ей в..., ну, скажем, в
минеральную воду (которую она всегда пила перед едой, то ли для
возбуждения, то ли для аппетита) волшебное зелье. А выпив  его,
принцесса  начала стремительно стареть, и к вечеру того же дня,
из цветущей прелестной девушки превратилась во взрослую  зрелую
женщину,  к  утру она стала уже перезрелой, и к вечеру, похоже,
должна была превратиться совсем уж в дряхлую старуху.  Но,  как
это и положено во всякой нормальной сказке, кое-кто оказался не
равнодушен  к  судьбе  бедной  принцессы,  и тотчас же после ее
отравления, король получил срочную телеграмму.  Текст  послания
гласил:  "Противоядие  подземелье Полигона зпт тремя волшебными
дверьми  тчк  Доброжелатель"  Конечно  же,  все  многочисленные
поклонники несчастной принцессы тотчас же ринулись в подземелья
Полигона  искать  эти самые двери, да только близился к полудню
третий, последний день жизни принцессы, а от спасителей  ее  не
было  ни  слуха,  ни духа. Нет, вообще-то дух, время от времени
достигал  замка,  но  это  было  совсем  не  то,  и  придворные
морщились  и  жгли  вокруг  себя  спички.  Ну  еще бы, это ведь
Полигон, а не хухры-мухры.
     Как, Настена, ты не знаешь что такое Полигон?! Да ведь это
же...!  Там  ведь...!  Вообщем,  если  представить  себе  самое
гиблое,  самое страшное и таинственное место в сказке, то это и
будут только самые дальние подступы  к  Полигону.  А  на  самом
Полигоне  все волшебники за все сказки такого понаворотили, что
ступить спокойно нельзя, чтоб не вляпаться во что-нибудь: то ли
окаменеешь, то ли сгоришь до тла, а то еще  и  из  чьего-нибудь
пепла  возродишся,  а  может,  и  вообще  козленочком  станешь.
Короче,  все  те  невероятные  штуковины,  что  происходят   со
сказочными  героями  (начиная  с безродных Иванов-дураков, коих
там уже целый батальон перебывал, и заканчивая одиноким бароном
Мюнхгаузеном) случаются именно на Полигоне.  Ну,  а  что  такое
подземелье  в  эдаком проклятом месте, я надеюсь, что ты и сама
вообразить сумеешь.
     Ну, да я, как всегда, отвлекся.  Итак,  ровно  в  полдень,
Клубничный  Поручик  неожиданно  возник  прямо  перед  Королем,
сидевшим на  своем  троне-качалке  с  самым  безутешным  видом.
Король  был  настолько поглощен обрушившимся на него горем, что
даже и не заметил появления Поручика,  а  тот,  оскорбленный  в
своих  лучших  чувствах,  уже  собирался  высказать язвительное
предположение о причине  столь  жестокого  уныния.  Но  тут  он
увидел,   как   по   монаршеской   щеке,   никогда  не  знавшей
чудодейственной силы  лезвий  "Жилет",  градом  катятся  скупые
королевские слезы.
     --  Что  случилось? -- сразу же взял быка за рога Поручик,
мигом забыв о несостоявшейся обиде. Король, даже не  удивившись
его   появлению,  кратко  рассказал  обо  всем  происшедшем  за
последние два дня, и Поручик узнал о страшной  беде,  постигшей
Принцессу.  Кроме  того, ему попутно поведали, что делали в это
время все прочие подданные и  надданные  короля,  что  натворил
проштрафившийся   повар,  а  также  каковы  виды  на  урожай  в
ближайшие три года,  и  как  это  все  отразится  на  стоимости
лампадного  масла  и  кровельных  гвоздей.  Ну, а как же иначе,
король-то, поди, обязан думать не только о своей семье, но и  о
всей стране в целом!
     --  Боже,  как  мне  все  это  осточертело!  --  в сердцах
закончил свой монолог Король,  с  грустью  глядя  на  Поручика.
Клубничный  весь покрылся лиловыми пятнами, что у него означало
высшую степень сочувствия. В этот момент  в  воздухе  зазвучала
необычная   чарующая   мелодия,   и  Поручик  понял,  что  если
волшебники из Гонконга не соврали, то уже минуло  три  часа  по
полудню  и  у  него  осталось  лишь  шесть  часов  чтобы спасти
Принцессу.
     -- Ну ладно, я пошел! -- сказал он Королю и исчез.
     Не подумай, Настенька, что Король не  догадался  попросить
Поручика  спасти  свою дочь, вовсе нет. Просто мы, глюки, такой
народ, что нас редко надо просить о помощи, если кому плохо, то
мы, как правило, тут как  тут.  (Тем  более,  что  в  дворцовых
хрониках  последняя  фраза  Короля  звучала так: "Дорогой друг,
только на тебя вся надежда, спаси мою девочку и проси все,  что
хочешь!"  Почитав  ее Король даже прослезился и приказал тотчас
же выдать летописцу десять золотых, а чтобы никто не сомневался
в подлинности цитаты, казнить оного, как стемнеет. Но  это  уже
его  личное  королевское  дело,  за  которое он рано или поздно
поплатится.)
     Но это все была, так сказать, присказка, а самая настоящая
сказка, Настенька, еще только начинается.
     Поручик  стоял  перед  хищно  разинутой   пастью   черного
провала,   ведущего   в  подземелья  Полигона,  и  настороженно
прислушивался к доносящимся  оттуда  звукам.  А  там  было  что
послушать!  Из  пугающей темноты явственно долетал приглушенный
шум какого-то большого сражения.  Лязганье  стали  сливалось  в
один  непрерывный  и  почти мелодичный звон, а хриплый животный
рык, время от времени прорезающий этот звон, говорил о том, что
кто-то вступил в неравную битву с Ночным  драконом,  живущим  в
подземелье. Несколько поклонников принцессы, выбравшихся наверх
за то время, что Клубничный стоял у входа, устало пробрели мимо
него,  и  по их отрешенным взглядам он понял, что где-то там, в
глубине, они столкнулись  с  испепеляющим  все  живое  взглядом
удава Равнодушия. Даже не смотря на то, что Поручик был глюком,
ему было мучительно страшно шагнуть в эту бездну, таящую в себе
бесчисленные  опасности  и  ловушки.  Но  в  противном  случае,
Принцесса должна была умереть, и он, зажмурившись на мгновение,
шагнул в темноту. Поручик сделал это, даже не  подозревая,  что
этим  шагом заложил самый первый кирпичик будущей победы глюков
над Ночным страхом, ну да об этом в свое время.
     Итак,  первый  шаг  был  сделан,   и   темнота   поглотила
Клубничного  Поручика.  И  не успел он даже подумать о том, что
неплохо бы найти первую волшебную дверь, как тотчас же и увидел
ее, освещенную каким-то тусклым  магическим  светом.  Это  была
огромная,  окованная  железом  дверь,  на  которой висел старый
заржавленный  замок.  "Дверь  No1."   --   гласила   светящаяся
пластиковая  табличка,  заботливо  прикрученная к двери. "Здесь
был Вася!" -- грубо процарапали под ней. Поручик не успел  даже
удивиться  или  возмутиться, как почувствовал себя скованным по
рукам и ногам. Огромный и  почти  непобедимый  удав  Равнодушия
мгновенно запеленал его своими кольцами и сжимал их все сильнее
и  сильнее. Конечно, Поручику ничего не стоило просто исчезнуть
из его смертельных объятий, но ведь  не  они-то  были  страшны!
Опасен  был  взгляд  удава,  взгляд  этих  маленьких, абсолютно
ничего не выражающих и не мигающих глаз.
     Только впоследствии, прочитав эту сказку, Поручик, ставший
после нее Капитаном, узнал, что удав имел  строжайшее  указание
пропускать  дальше  только  тех, у кого была четко определенная
цель:  то  ли  страстная  любовь  к   Принцессе   (таких   было
меньшинство),  то  ли к ее приданному (этих было поболе), то ли
чувства дружеские,  но  только  оч-ч-чень  сильные.  А  все  же
прочие,  кто  просто  пришел мечом помахать, да скуку развеять,
тотчас же сникали под сжигающим душу взглядом  и  мигом  теряли
интерес  ко  всему происходящему. Но ничего этого Поручик тогда
не знал.
     Удав долго смотрел  ему  в  глаза,  а  потом  как-то  даже
смущенно спросил.
     -- Ты че приперся-то, а?
     -- Принцессу спасать!
     -- Ну это-то я, положим, понимаю, а зачем?
     --  Что значит "зачем"? -- удивился Поручик, -- Она попала
в беду, и я должен ее спасти!
     -- Как это должен? -- обескураженно спросил  Удав.  --  А!
Ты,  наверное,  любишь ее! -- с облегчением воскликнул он после
небольшой паузы.
     -- Вот уж вряд ли, я ее даже в глаза никогда не видел!
     --  Тогда,  может  быть,  тебе  нужно  ее  приданное?   --
значительно менее уверенно прошипел змей.
     --  Да  ты  в своем уме-то, а? Ну, скажи на милость, зачем
мне, глюку, ее приданное? Солить, что ли? Это все равно что...-
Поручик мучительно подбирал сравнение, но  вспомнив,  что  Удав
славится  как  один  из самых тонких знатоков душ человеческих,
быстро  нашелся,  --  Все  равно  что  какому-нибудь   простому
инженеру строительство нового валютного отеля в Сочи!
     Удав,  знавший, что ему невозможно соврать, по достоинству
оценил  отношение  Клубничного  к  приданному  и  обескураженно
спросил: "Так зачем ты пришел-то, глюк?"
     --  Да,  ты  понимаешь,  я  ее  просто  должен спасти. Мне
хорошо, ей плохо -- значит я должен.
     -- Не понимаю! -- задумчиво произнес Удав и начал медленно
раскачиваться, непрерывно повторяя -- Не понимаю,  не  понимаю,
не понимаю...
     Постепенно  его  хватка ослабла, и в конце концов, Поручик
вновь оказался свободен.
     -- Ну, я пойду?
     -- Да че  уж,  катись!  --  как-то  уж  совсем  равнодушно
произнес  Удав  и  уполз в темноту, откуда еще долго доносилось
его монотонное бормотание: "Не понимаю... Должен?  Не  понимаю,
не понимаю!"
     Неожиданно,  громко звякнув, упал на пол замок, дверь сама
собой распахнулась и Клубничный Поручик, с  замиранием  сердца,
перешагнул  через  порог. (Правда, у глюков нет ничего похожего
на сердце, но это так, что бы тебе, Настенька, понятнее  было).
Первое, что бросилось ему в глаза, был яркий неоновый указатель
"К двери No2".
     Эта  дверь,  больше  похожая  на дверцу несгораемого шкафа
оказалась совсем рядом, всего в какой-то паре минут ходьбы.  Но
на  ней  не было ни замка, ни даже замочной скважины. "Вот ведь
незадача, как же ее  открыть?"  --  не  на  шутку  встревожился
Поручик,  и  в  этот  момент  его внимание привлек лист бумаги,
белеющий  на  стене  и   заботливо   помещенный   под   стекло.
"Инструкция  по  правилам эксплуатации изделия "Дверь волшебная
No2" Лысогорского завода металлоконструкций." --  с  удивлением
прочел Поручик и тотчас же углубился в чтение.
     Из  инструкции следовало, что дверь откроется сама по себе
после того,  как  будет  убит  Ночной  дракон,  местонахождение
которого  было  показано  на  схеме  No1 (схема прилагалась), и
дверь будет обрызгана его кровью.
     С тяжелым сердцем отправился  Поручик  на  поиски  Ночного
дракона.  Найти  его  было не сложно, даже не прибегая к схеме.
Глюк еще издали услышал тяжелое хриплое дыхание и лязганье  лат
одного  из спасителей принцессы. Когда до поля битвы оставалось
уже совсем немного, раздался мучительный крик и такой  страшный
грохот,  будто  кто-то  невидимый  там  в  темноте со всей силы
швырнул на  каменный  пол  огромное  железное  ведро.  "Однако,
кому-то  не  повезло! -- с сожалением подумал глюк. -- Вот ведь
задачку-то поставили,- сетовал он -- ведь еще нигде  и  никогда
Ночной  дракон  ни на кого не нападал первым. Хотя злые языки и
утверждали, что он питается мясом, но подтвердить  этого  никто
не  мог.  Те, кто встречались с Драконом и не нападали на него,
были живы и ничего такого не видели, а те кто пытался  напасть,
рассказывать  уже ничего не могли. И потом, всем ведь известно,
что мы, глюки, самые мирные существа в Глюкарии, как же  это  я
вдруг убью Ночного дракона?"
     Задумавшись над этим не простым вопросом, он споткнулся об
одного  из  тех, кто пытался проделать эту процедуру до него, и
чуть было не упал. Оглядевшись, Поручик заметил, что  здесь  до
него  уже  побывало  немало  всякого  рода  претендентов, о чем
красноречиво свидетельствовали их  красочные  останки.  В  этот
момент  он услышал откуда-то справа какой-то непонятный шум, и,
повернувшись, увидел Ночного дракона. Трудно  было  представить
себе  более  трогательную картину. На полу, усевшись на могучий
хвост, расположился Ночной дракон, а перед  ним,  на  площадке,
заботливо  огороженной  его  мощными  крыльями, резвилось шесть
маленьких  дракончиков.  Только  что   они   устроили   веселую
кучу-малу  и  теперь  с радостным визгом выбирались друг из-под
друга.
     Поручику стало совсем не по себе. "Я должен убить  Дракона
ради  того  чтобы  спасти  Принцессу, но ведь тогда эти шестеро
несмышленышей тоже погибнут! Семь жизней за одну! (В  том,  что
он  сможет  убить  дракона Клубничный не сомневался, достаточно
вспомнить о  способности  глюков  мгновенно  перемещаться  куда
угодно,  чтобы  согласиться  с  этим.)  Если  я  не  убью  его,
Принцесса умрет, но ведь дракончики имеют  такое  же  право  на
жизнь,  как  и  она!  Нет,  я не убийца, даже думать об этом не
стоит! Такой ценой не спасают!" Поручик  решительно  повернулся
спиной к счастливому семейству и побрел назад, размышляя о том,
каким другим методом он мог бы спасти Принцессу. Когда, всецело
погруженный  в  свои  невеселые  мысли, он поравнялся со второй
дверью, послышалось  негромкое  хлопанье  кожистых  крыльев,  и
перед Клубничным завис в воздухе один из шестерых малышей.
     --  Папа  пъясил  пеедать, что Вы выбъяли самое пъявильное
ешение.- смешно картавя пропищал дракончик.
     Поручик опешил от этих слов и  с  изумлением  увидел,  как
медленно   открывается   волшебная  дверь.  Дракончик  радостно
захихикал.
     -- Еще папа пъясил Вас пеедать пъевет  Непоседе.  Я  очень
люблю   глюков,гордо   добавил  малыш,  --  папа  о  вас  много
ясказывал, вы очень хоешие!  --  скороговоркой  выпалил  он  и,
чмокнув Поручика в щеку, улетел.
     То,  что Клубничный увидел за второй дверью, превзошло все
его ожидания.  Он  стоял  на  пороге  огромного  зала  в  конце
которого  смутно  угадывалась  третья,  заветная  дверь. Правда
самым интересным было то, что ее-то  и  не  существовало!  Так,
просто  небольшой  коридорчик  в  маленькую  комнатку,  где  на
изящном столике стоял пузырек  с  волшебным  зельем.  Казалось,
ничто   не  мешает  спокойно  пересечь  этот  зал  и  завладеть
снадобьем. Но так только ка-залось.
     Весь зал был густо уставлен игрушечными  фигурками  Черных
Рыцарей. Поручик узнал их, его друг Непоседа, то есть я, уже не
единожды  имел с ними дело и рассказывал, что эти слуги Озла --
страшные и жестокие убийцы, не ведающие ни капли жалости.  Весь
ужас  ситуации  заключался  в  том, что каждый, кто перешагивал
порог  второй  двери  сам  становился  ростом   с   игрушечного
солдатика.  Те  из  поклонников Принцессы, кому посчастливилось
пройти сквозь  две  предыдущие  двери,  теперь  с  ожесточением
отбивались  от  наседающих полчищ. Вокруг каждого из них Черные
Рыцари смыкали тесное кольцо из которого уже просто  невозможно
было   вырваться.  Стоя  на  пороге  волшебной  двери,  Поручик
отчетливо видел, как гибли один за  другим  эти  смельчаки.  Он
ясно  понимал,  что если бы спасители Принцессы объединили свои
усилия, то еще неизвестно, кто бы кого одолел, но все они,  как
назло, пытались в одиночку прорваться к цели. Поручик отчетливо
осознавал,  что  ему  одному  в такую сечу лучше не соваться, и
тогда (я этим очень горжусь) он вспомнил обо мне и позвал, и  я
тотчас  появился рядом с ним. Мы, глюки, сразу же понимаем друг
друга, а потому обошлось без объяснений.
     -- Что будем делать? -- Поручик был даже слегка растерян.
     -- Сейчас сообразим! Вот ведь  задал  этот  проклятый  Озл
задачку!-  Я  подумал,  подумал  и, кажется, нашел выход. -- По
Сеньке и шапка! Я сейчас слетаю за ними, а дальше  уж  действуй
сам!
     "За ними" это значит за нашими общими друзьями, оловянными
солдатиками,  которые  жили  в  большой  казарме  поблизости от
Полигона и всегда были заклятыми врагами Озла. Дважды друзей не
просят, и через  пару  минут  под  началом  Поручика  уже  была
отборная  рота  оловянных  солдатиков.  И они разом перешагнули
волшебный порог. Это была  великая  битва!  К  сожалению,  наши
неписаные  законы не позволяли мне участвовать в ней, но зато я
наблюдал  эту  схватку  до  конца.  Рыцари,  мгновенно  осознав
грозящую  им  опасность со стороны нового врага, бросили против
Клубничного и его бойцов все свои силы. Поговаривали даже,  что
Озл,  узнав  о  вмешательстве  оловянных  солдатиков,  отчаянно
ругался  и  даже   грозился   подать   жалобу   в   Организацию
Объединенных  Сказок,  да только там на такую мелочь не обратят
внимания: каждый выкручивается как может!
     А в это время Поручик вел бой.  Он  так  умело  командовал
солдатиками,  что они почти без потерь неуклонно приближались к
конечной цели. Кое-кто из поклонников Принцессы, воспользовался
тем, что Рыцари Озла заняты Клубничным,  и  первым  ворвался  в
заветную  комнату.  А там между ними, как между людьми имеющими
одну общую цель, состоялась короткая,  но  очень  выразительная
беседа,  в  результате  которой  они  быстренько поубивали друг
друга.
     Принцессе  оставалось  жить   всего   два   часа,   когда,
разгромив-таки  армию Озла, Поручик прорвался к противоядию. Он
аккуратно упаковывал бесценный сосуд и  тут  к  нему  подскочил
один   из   оловянных   солдатиков  и  щелкнув  каблуками  лихо
отрапортовал.
     -- Мой Капитан, враг разбит,  обратная  дорога  под  нашим
контролем!
     Вот с той самой поры и приклеилось к Поручику новое имя --
Капитан,   имя,   которым   он   втайне   гордился.   А  дальше
рассказывать, в  общем,  и  нечего.  Возвращение  в  замок  для
Клубничного  Поручика,  простите, отныне -- Капитана, теперь не
представляло  никакой  проблемы,  ведь  колдовские  чары   были
побеждены.  Он  перенесся прямо в замок, предварительно от всей
души поблагодарив солдатиков за верную службу. Принцесса выпила
настойку и снова помолодела, и стала такой же юной и  красивой,
как и прежде. Все, казалось бы, кончилось хорошо, но вот только
сейчас  я  отчетливо понял, что именно эта история и заставляла
Капитана всю свою жизнь искать возможность стать  на  равных  с
людьми.  Ведь  яд, которым отравили Принцессу, был не чем иным,
как соком корня безразличия, а  противоядие,  за  которое  было
пролито  столько  крови,  оказалось обычным экстрактом любви. И
Принцесса, выпив его, влюбилась в Капитана, а истории  Глюкарии
по  пальцам  одной  руки  можно пересчитать такие случаи, когда
человек любил глюка.
     Я узнал обо всем этом от старого Фанта, когда  вернулся  с
корабля  Капитана.  Именно  потому, что случай этот был из ряда
вон выходящий, Совет и решил не организовывать погони, а просто
отпустить Капитана к его Принцессе.

     12. Сказка о беспокойном сердцеи бессердечных людях

     Эта история в свое время не  произвела  на  меня  должного
впечатления, и только впоследствии я понял, почему Непоседа был
такой  странный  в  тот вечер, и откуда взялись те капли крови,
которые я обнаружил на полу после его ухода.
     -- Оно лежало прямо на мостовой. Как  же  вы  так  можете?
Как?!
     --  Успокойся,  Непоседа,  и  рассказывай  все по порядку,
иначе я ничего не пойму.
     Непоседа отдышался  и  начал,  как  всегда,  размеренно  и
плавно.
     "Он  проснулся  и понял: что-то случилось! Яркий солнечный
свет, заливавший комнату каждое утро  и  еще  вчера  казавшийся
лишь  досадной помехой сну, сегодня обрадовал и был даже как-то
дорог,  просто  необходим.  Человек  внимательно  наблюдал   за
Солнечным  Зайчиком,  который  бесшабашно носился по комнате, и
вместо  своей  обычной  фразы:  "Все  ему  невтерпеж,   норовит
разбудить,  непоседа!"  --  просто улыбнулся. И в тот же миг он
почувствовал в груди какой-то странный  толчок.  Тук.  И  через
несколько секунд вновь -- Тук. Тук. Тук.
     -- Ой, что это?
     -- Это же сердце! -- засмеялся Солнечный Зайчик.
     -- Как сердце? -- еще больше удивился человек.
     -- Просто сердце. У тебя проснулось сердце, у всех спит, а
у тебя  проснулось. Ну посмотри же по сторонам -- и поймешь все
сам. -- Зайчик громко рассмеялся и исчез.
     Человек осторожно оглянулся по сторонам и  почувствовал...
Он  увидел маленькие, крошечные пылинки, кружащиеся в тоненьком
неописуемо красивом солнечном луче. Они то слетались  в  центр,
то  вновь кидались врассыпную. Он услышал как тяжело стонет под
тяжестью толстых  томов  книжная  полка,  разглядел  в  паутине
трещин  в  углу  стены  лицо  старой,  прожившей нелегкую жизнь
женщины и многое, многое другое. "Что это? Почему?" -- мысли  в
голове   смешались.  Зайчик  снова  возник  прямо  перед  лицом
человека, он просто повис в воздухе.
     -- У тебя проснулось сердце  и  ты  перестал  быть  просто
человеком.
     -- А кто же я теперь?
     --  Теперь?  -- Зайчик на мгновение задумался -- Теперь ты
Поэт. Ты видишь сущность вещей, их душу, можешь  подмечать  все
мелочи  и тонкости, и главное, -- властвуешь над словом. Твори,
Поэт! -- Сказал и растаял в воздухе.
     Человек сидел на кровати, обхватив голову руками, и мысли,
беспорядочно  путаясь,  теснились  в  его  голове,  просто   не
привыкшей к их обилию.
     --  Я  не  человек,  я  Поэт... А как это? Что же я должен
делать? Не понимаю. А что сказал Солнечный Зайчик?  Твори...  А
как это? О чем творить? Чем?
     Он  беспомощно  оглядел свое жилище и вновь увидел хоровод
пылинок.  Сами  собой  мысли  сложились  в  четкую  строфу,   и
неведомая  доселе  сила вышвырнула его из кровати к столу. Сами
собой оказались под рукой бумага и ручка, и...
                Волшебным, стройным хороводом
                Пылинок стая пронеслась.
                Нам этот мир с тобой неведом,
                Вот чья-то жизнь оборвалась...
     Когда Поэт прочитал  свое  первое  стихотворение,  он  был
счастлив.  Счастлив,  как  никогда  прежде.  В этот день он еще
много раз брался за перо и рассказывал  о  книжной  полке  и  о
паутине  трещин,  из  которых  смотрела  старушка,  о Солнечном
Зайчике  и  о  том  сладковатом  клубничном   запахе,   который
почему-то  наполнил в тот день его комнату. Так продолжалось до
вечера. Да и ночью Поэт не  сомкнул  глаз,  в  результате  чего
стопка  исписанной  бумаги  на  столе  заметно увеличилась, а в
груди появилось неведомое  дотоле  чувство  удовлетворения.  Он
творил!
     А  наутро  он, как обычно, пошел на работу (а работал Поэт
мусорщиком). И нечего тут усмехаться, работа, конечно, грязная,
но кто-то должен ведь ее  делать,  иначе  вы  просто  зарастете
грязью!   Так  вот,  выйдя  на  работу,  он  по  новому  увидел
окружавший его мир: дома, улицы, деревья, людей, и в голове его
проносились неосознанные, туманные  образы,  которые  были  еще
непонятны  до  конца,  но  без  которых, он уже знал точно, ему
больше не жить. И работу свою он увидел совсем иначе. Раньше он
просто выполнял то, что положено, а вот  теперь  он  делал  все
так,  как  никто до него. Он изобретал новые маршруты для своей
мусороуборочной машины, менял время уборки и добился того,  что
его  район  стал  самым  чистым  в  городе,  а никто из жителей
никогда даже не видел его  мусорки.  Люди  удивлялись,  коллеги
недоумевали  и завидовали, начальство радовалось и недоумевало:
"С чего бы это?". Но недоумение недоумением, а  хорошую  работу
Поэта решили отметить. И вот однажды, один Большой Начальник на
большом  собрании после ночной смены решил поблагодарить Поэта,
поставив его в пример остальным, а заодно и узнать, как же  это
у него так хорошо получается.
     Поэт   поднялся,  зардевшись  от  неожиданной  похвалы,  и
впервые увидел сотни глаз, смотревших на него. Одни смотрели  с
иронией,  другие  насмешливо,  участливо,  с  тайной  завистью,
пренебрежением  и  равнодушием.  Кое-кто   смотрел   откровенно
враждебно. Но самое главное, Поэт не услышал ни одного сердца.
      Так  как  же тебе удается так хорошо работать? -- спросил
Большой Начальник. "Рассказать? А вдруг  не  поверят,  засмеют?
Как  это  пережить...  Но ведь если все время молчать, то зачем
тогда я вообще пишу, кому? Для кого бьется мое сердце? А,  будь
что будет!"
     -- Мне помогают мои стихи. -- "Все, назад дороги нет!"
     -- Что? Стихи?
     Гробовое молчание повисло над залом. Состояние людей можно
было охарактеризовать как шоковое.
      Это  как  же?  Что  еще  за  стихи? -- недоуменно спросил
Большой Начальник.
     -- Как что?  Стихи  это...  Это  стихи...  Когда  слова  в
рифму... Строчки... -- Поэт был растерян. Ну как объяснить, что
такое стихи... А если... И он громко начал.
                Нас с детства звездный свет манит,
                Воображение наше будит,
                Он наши взгляды как магнит
                К себе притягивает. Люди
                Его воспели сотни раз
                В сонетах, одах, мадригалах.
                Устал от этого Парнас --
                Он слышал их уже немало...
     Дальше  он  уже  не  успел продолжить. Сидящий рядом с ним
здоровенный Детина громко на весь зал заржал: "Га-га-га!". Поэт
будто споткнувшись, недоуменно, не понимая, как можно смеяться,
когда читают стихи и растеряно посмотрел на Детину.
     -- Ты что? Это же стихи?!
     Но  все  было  бесполезно.  Смеялся  уже  весь  зал.  Люди
корчились  от смеха, всхлипывали, падали со стульев, катаясь по
полу и суча коленками.
     -- Хо-хо-хо!
     -- Парнас! Вот умора!
     -- Ха-ха-ха!
     -- Нет, вы слыхали, -- он нас будит!
     -- Ну, уморил! -- Большой Начальник вытирал платком слезы.
-- Ну ты даешь! Где же ты такое нашел?
     -- Люди, вы что! Это же... Я ведь... -- Поэт  инстинктивно
понимал, что сейчас лучше молчать. Но ведь тогда эти люди так и
останутся  равнодушными и не живыми. Нет, он должен им по-мочь!
Но как? Как? И тогда Поэт решился на крайность.
     -- Смотрите же, слепцы!
     Поэт рванул грудь и, схватив рукой сердце,  высоко  поднял
его над головой.
     -- Смотрите же!
     Хохот прервался мгновенно. Люди ошарашено смотрели, как на
ладони   Поэта   ритмично   пульсирует   какой-то   непонятный,
невиданный доселе предмет. Поэт торжествовал.
     -- Когда оно забилось в моей груди, я  все  увидел  иначе.
Оно  живет  в  каждом  из вас, но оно спит. Разбудите его, и вы
почувствуете, что жизнь -- это не  только  работа  и  зарплата,
телевизор  и  диван,  это  еще  и песня, полет. Вы ощутите, как
прекрасна лунная ночь и ранний рассвет, как можно  опьянеть  от
одного запаха весны и поймете, что самое тяжелое -- расставание
с  любимой,  а  самое  страшное -- потерять честь. Поймете, что
счастье не в том, чтобы получать больше, чем другие  и  быстрее
копить, а в том, чтобы тебе верили и где-то ждали, чтобы ты был
кому-то  нужен,  чтобы любить и быть любимым, чтобы после твоей
смерти люди могли вспомнить о тебе и поблагодарить за  то,  что
ты был. Так разбудите же его в себе, люди!
     Повиснувшую  тяжелую  тишину  нарушил слегка обалдевший от
этой речи голос Детины.
     -- Кого разбудить-то? Кто спит?
     -- Как кто? Сердце!
     Поэту казалось, что  он  убедил  их,  доказал  людям  свою
правоту, а когда на его слова зал ответил оглушительным смехом,
Поэт  отшатнулся.  Сердце  качнулось  и  упало с ладони на пол.
Растерявшись, он хотел было тут  же  поднять  его,  но  в  этот
момент  Большой  Начальник, сползший от истерического смеха под
стол, махнул рукой, всем своим видом  показывая,  что  собрание
закончено.  Все  вскочили  со  своих  мест и бросились прочь из
душного зала. Поэта едва не сбили с ног.
     -- Сердце, осторожно же, люди, сердце! -- закричал он,  но
эти  слова  потонули в новом взрыве смеха. И увлекаемой толпой,
Поэт очутился на улице. Сердце  кто-то  поддал  ногой,  и  оно,
несколько  раз перевернувшись в воздухе и забрызгав толкающихся
в дверях кровью, вылетело на мостовую.
     Поэт пытался выбраться из людского потока, уносившего  его
все  дальше  и  дальше,  но толпа не пускала, ибо каждый спешил
домой, а  чтобы  пропустить  Поэта,  нужно  было  на  мгновение
притормозить.  И постепенно порывы Поэта становились все слабее
и слабее.
     Опомнившись у себя дома, Поэт долго не мог понять, куда же
ему так важно было попасть. Смутное  ощущение  какой-то  потери
еще  жило в нем, что-то необходимо было найти, но в этот момент
перед  ним  заплясал  на  стене  Солнечный  Зайчик.  И  человек
привычно   отмахнулся  от  него:  "Вот  невтерпеж,  разыгрался!
Отстань!"
     С удивлением  обнаружил  он  в  секретере  стопку  бумаги,
заполненной  ровным  мелким  почерком.  Взяв  наугад  несколько
листов, исписанных почему-то столбиками  по  четыре  строки  он
прочел.

                Прости меня, что я такой, как есть,
                Что не научен лгать и притворяться,
                Что ненавижу пошленькую лесть
                И что в любви привык делами объясняться.
                Что стройный хоровод красивых слов,
                Подвластных мне, тебе не доверяю,
                Уста самовлюбленных подлецов
                Немало их нам под ноги швыряют...
     "Ересь  какая-то!" -- подумал человек и прикинув, что этой
бумаги ему хватит надолго, наколол ее на гвоздик.
     На холодной мостовой, вымощенной  грубым  булыжником,  уже
покрытое слоем пыли, лежало сердце Поэта. Будто утренней росой,
оно  было  усеяно  мелкими  капельками  крови.  Каждая капля --
маленький рубиновый шарик  --  искрилась  в  лучах  восходящего
багрового  солнца.  Шарики понемногу набухали и вдруг, внезапно
сорвавшись, стремительно сбегали на  мостовую,  унося  с  собой
частицу  тепла человеческой души и всю пыль и грязь, попавшуюся
на их пути. Кровь выступала как капли пота, будто сердце хотело
смыть с себя всю налипшую дрянь. Но  тоненькие  влажные  следы,
остававшиеся  после  капель,  быстро  покрывались  свежим слоем
пыли. Мостовая под сердцем была скользкой и  липкой  от  крови,
но,  несмотря  на  это, сердце билось. Тук. Тук. Тук. Его удары
гулким эхом отдавались в еще непроснувшемся городе. Сердце жило
и продолжало бороться. Оно еще билось, правда  уже  значительно
реже. Тук... Тук... Тук..."

     13. Поэт и Принцесса

     Дело  было  под Новый год. Я был занят, изображал усердное
написание диплома (на самом деле  --  подписывал  открытки),  и
потому  появление  Непоседы было не кстати. В добавок он был на
редкость весел и бесшабашен, и я понял,  что  если  его  сейчас
быстро не спровадить -- мне не сдобровать.
     -- Рассказывай, только без предисловий.
     Непоседа даже позеленел от обиды: "Ну и ладно, не очень-то
и хотелось!"  --  но  тотчас  же,  вернув  свою обычную розовую
окраску, произнес: "Значит, так...
     В тот год на дорогах  Спокойного  королевства  можно  было
встретить  кого  угодно:  бродягу  и  разбойника,  фокусника  и
факира, астролога и прорицателя и многих, многих других. Так уж
вышло. То ли голод с войной согнал их  со  своих  мест,  то  ли
искали  где  получше  устроиться  --  точно  не  ведаю, но факт
остается фактом.  А  поскольку  каждый  из  них  был  настолько
своеобразен, что найти другого похожего было просто невозможно,
то  наблюдение  за ними доставляло жителям королевства истинное
наслаждение. А потому, все  свободное  время  они  проводило  у
обочин дорог, потешаясь над бредущей в неизвестность публикой.
     --  Смотри,  смотри -- горбатый! -- и взрыв смеха здоровых
людей еще долго провожал горбуна.
     -- Ишь ты, обезьянка! Глянь-ка, ну и  рожи  корчит,  ну  и
умора!  -- и одобрительный хохот и всхлипывание горожан неслись
вслед бродячему актеру с обезьянкой на плече.
     Не брезговала этим зрелищем и знать, тем более, что она  в
Спокойном  королевстве  была  особенно  демократичной.  Тут же,
среди пестрой толпы, под навесом, на простом деревянном  кресле
восседала,  а, проще говоря, сидела, закинув ногу на ногу, сама
Принцесса."
     -- А она как из себя -- ничего? -- спросил я.
     -- Это ты -- ничего, а она -- Принцесса!!!  --  усмехнулся
Непоседа.
     Я глянул в зеркало и сконфужено умолк.
     "Принцесса  с  большим  интересом  рассматривала всех, кто
проходил  мимо.  Сколько  пережили   эти   странники,   сколько
необычного  видели  и  знали! И хотя сама Принцесса знала много
всякого  и  разного  и  повидала  тоже  немало,  она  всегда  с
уважением относилась к чужому опыту."
     --  В  отличии  от  некоторых... -- добавил Непоседа в мою
сторону.
     "Особенно смешили ее  те,  кто,  проходя  мимо,  пытались,
делая  вид,  что  им неизвестно, что она Принцесса, обратить на
себя ее внимание -- а чем, мол, черт не шутит!
     Но она лишь звонко смеялась -- и они уходили дальше искать
свое счастье. Но вот впереди раздались  взрывы  смеха.  Зрители
оживились  --  значит  сейчас  из-за  поворота  появится что-то
интересное. Принцесса устроились поудобней. И это интересное не
заставило себя ждать. Из-за поворота, окруженный  целой  свитой
попутчиков,  вышел  странник.  Сразу  было  видно,  что  шел он
издалека. Синяя униформа  была  сильно  потрепана  и  покрылась
дорожной   пылью,  у  форменной  фуражки  начисто  был  оторван
козырек, и лишь большой нагрудный знак городского мусорщика был
ярко  начищен  и  заботливо  приколот  на   грудь.   Но   самое
удивительное  было  то, что если все предыдущие весело, грустно
или беспристрастно болтали со зрителями и очень  резко  друг  с
другом,  то  этот  разговаривал  только  со  своими спутниками,
обступившими  его  тесной  гурьбой.   Глаза   его   возбужденно
блестели,  временами  он  вместе с друзьями громко смеялся -- и
вновь между ними вспыхивал оживленный разговор.
     "Странно, -- подумала Принцесса -- впервые  вижу  подобную
разношерстную компанию."
     -- Позовите мне их! -- приказала она слуге.
     Компания,    по    правде   говоря,   действительно   была
разношерстной.
     Слуга подошел к путнику и сказал ему несколько  слов,  тот
обернулся, глянул внимательно на Принцессу и согласно кивнул.
     "У  него  удивительно добрые глаза" -- подумала Принцесса,
вспомнив сотни грустных,  усталых,  безразличных  и  похотливых
глаз, которые ей доводилось видеть.
     -- Кто вы и куда идете?
     --  Он  Поэт,  а  куда  мы идем никто не знает! -- крикнул
кто-то из толпы."
     Я даже слегка опешил.
     -- Как Поэт? Непоседа, ты верно ошибся -- он же Человек!
     -- Где раз -- там и два -- раздраженно бросил  Непоседа  и
продолжал.
     "- Зачем же вы идете неизвестно куда?
     --  Нам  вместе интересно и весело. Мы учимся жить, видеть
мир, радоваться и плакать, любить и ненавидеть, учимся работать
и отдыхать в свое удовольствие...
     -- И из-за этого  куда-то  идти,  а  сидя  дома  этому  не
научишься?
     -- Сейчас сравним.
     И  тот,  кто назвался Поэтом, спросил толпу зрителей: "Вот
как вы, например, отдыхаете?" Толпа молчала. Потом кто-то робко
выкрикнул.
     -- В картишки играем, песни поем, в гости ходим...
     Раздалось еще несколько  возгласов,  не  изменивших  общей
картины. Поэт сочувственно улыбнулся и вдруг воскликнул: "А ну,
друзья, покажем, чему мы научились!"
     Что  тут  началось,  передать  сложно... Они тоже ходили в
гости друг к другу, играли в карты, пели песни, выкидывали  еще
черт   знает   какие  трюки,  но  все  это  вместе  было  нечто
фантастическое. Не стесняясь сотен зрителей,  самой  Принцессы,
они, словно забыв обо всех, жили своей нормальной жизнью. И это
было так необычно, так весело и интересно!
     Я,  к  сожалению, в тот момент был вызван старым Фантом, и
пропустил самое главное.  Но  когда  вернулся,  толпа  зрителей
оглушительно  хохотала и рукоплескала Поэту и его друзьям. Поэт
повернулся к Принцессе и к толпе.
     -- Вы понастроили себе большие каменные дома,  обнесли  их
крепкими  высокими  заборами,  и  теперь тщательно наводите там
лоск, полируете, моете, чистите, даже на окна  сетки  повесили,
чтобы  пылинка  не залетела или мошка какая-нибудь. Конечно, от
этих трудов за день так намаешься, где уж там в  гости  сходить
или  книжку  почитать!  Что  вы можете вспомнить, кроме суеты у
себя за забором, да как у соседа  в  прошлый  праздник  пятачок
выиграли.  А  мы  ходим по всему свету и знаем, как поют птицы,
как поутру встает солнце, как  холодна  и  вкусна  роса  и  как
надежна  и  сильна  рука друга. И пусть у нас нет таких крепких
домов, зато у нас много верных друзей. И мы знаем куда мы  идем
-- мы идем за новыми друзьями и воспоминаниями.
     И вся ватага со смехом вновь устремилась по дороге.
     Говорят,  что  кое-кто  из  жителей спокойного Королевства
забросил свои большие  дома  и  присоединился  к  Поэту  и  его
друзьям.  А  еще говорят, что потом в королевском замке долго и
безуспешно пытались разыскать исчезнувшую Принцессу и пропавшее
платье ее служанки."

     14. Заповедник снов

     (Короткая сказка после длинной ночи за чашкой чая в 324ой)

     Вечерние часы для нас, глюков, самые  сложные  и  тяжелые.
Ведь  в  это время все дети, посмотрев по телевизору на Хрюшу и
Филю, ложатся спать. Через два -- три  часа  за  ними  туда  же
следует  большинство  взрослых,  а нам приходится работать. Да,
да, работать! Ведь все  из  вас  хотят  ночью  спать  и  видеть
интересные  сны.  А  не  так-то  просто подарить каждому из вас
красивый и удивительный сон.
     Разве вы не знаете, что сны живут тоже у нас, в  Глюкарии?
Для  них Совет отвел даже специальный заповедник, который так и
называется -- Заповедник Снов. Там они  и  обитают,  смешной  и
бестолковый  народец.  Почему  бестолковый?  Да потому, что я в
своей жизни еще не встречал ничего подобного.  Судите  сами  --
если  представить  себе,  к  примеру, огромное общежитие лучшей
половины человечества, готовящейся принять худшую, то это будет
лишь слабая пародия на этот заповедник. Сами сны -- это мягкие,
пушистые  шарики,  непрерывно  переливающиеся   всеми   цветами
радуги,  без  умолку  болтающие  о  всякой  всячине. Они чем-то
напоминают нас, глюков, и за это мы  их  и  любим  и  стараемся
оградить от всяческих бед и напастей. Ведь они даже беззащитнее
нас, всего-то и могут, что подарить во сне смутные воспоминания
о  чем-то большом и прекрасном, высоком и бездонном. О том, что
потом  весь  день  дарит  радостное,  приподнятое   настроение,
ощущение полета, которое так необходимо всем вам.
     А  страшная  неразбериха  царит там потому, что все сны --
ужасные непоседы, они ну  просто  никак  не  могут  ни  секунды
побыть  на  одном месте, шныряют туда -- сюда по заповеднику. А
так  как  их  там,  мягко  говоря,  немало,  то  они  постоянно
сталкиваются  друг  с другом, возмущаются, обвиняя всех и вся в
своих несчастьях и во всяких  прочих  смертных  грехах.  Этакий
сумасшедший  муравейник,  только  в  отличии  от  муравьев, сны
абсолютно беспорядочно мечутся по заповеднику, кто куда. И  при
всей  моей любви к ним, нельзя не признать, что такие ласковые,
мягкие, теплые с  вами  --  между  собой  они  ведут  себя  как
отъявленные скандалисты. Ругаются почем зря, и самое главное --
не  поймешь  кто  и  в  чем  виноват: то ли этот тому дорогу не
уступил, то ли тот  обнюхал  облюбованные  этим  цветы,  то  ли
вообще черт знает что.
     Да,  разве  я  не  говорил, что все сны питаются цветочным
запахом? Нет? Что вы, это же их самое  лакомое,  самое  любимое
блюдо.   Кстати,  Шура,  налей  мне  еще  чашечку,  пожалуйста.
Спасибо, хотя заварку мог бы тоже налить, я бы не обиделся. Так
вот, если уж у кого из-под носа уведут любимый  запах,  то  тут
начинается такое... В общем, со стороны это похоже на маленький
ядерный  взрыв,  после  которого  все,  находящиеся поблизости,
оказываются  в  липких  и  скользких  словах,  фразах  и  целых
монологах.  Соответственно,  невинно  пострадавшие реагируют на
это также бурно, и уже через несколько минут  там  нет  никого,
кого  бы  это  не коснулось так или иначе. Совсем как в атомном
реакторе. Один нейтрончик выскочил -- и понеслось! Правда,  как
и во всяком реакторе, в этом заповеднике есть свои замедлители.
Это  мы,  глюки.  Не  буду  рассказывать,  каких  трудов  стоит
погасить такой конфликт и успокоить сны. Ибо горе тому из  вас,
кому  попадется  на  ночь  разбушевавшийся  сон.  О  сладком  и
безмятежном  отдыхе  можно  просто  забыть.  Вместо  радости  и
ощущения   полной   свободы,   он   приносит   тяжелый  кошмар,
наполненный ужасными персонажами с очень нехорошей  репутацией.
Вот так-то.
     Что?  Почему  вы  не каждую ночь их видите? Ну, понимаешь,
Саша, во-первых, вас во много раз больше, чем  нас.  Во-вторых,
мы, скажу по секрету, конечно же можем подарить каждому сон. Но
для  этого  необходимо, чтобы все сны были спокойны. Ведь ты не
хочешь, чтобы тебе попался только что  взорвавшийся,  или,  что
еще  хуже,  готовый  взорваться сон. Вот и мы этого не хотим, и
потому дарим вам только те сны, которые приносят  радость  или,
на  худой  конец,  не  испортят  настроения.  По  крайней мере,
стараемся! Вот так-то.
     О, опять! Кто-то обнюхал Розу Любви, не спросив у Озорного
Сна и он сейчас взорвется. Я исчезаю,  ибо,  если  он  все-таки
шарахнет,  то это будет похуже нейтронной бомбы. Если успею, то
подкину сегодня вам кого-нибудь  поспокойнее  да  поинтереснее.
Привет!

     15. Самая короткая сказка

     Однажды,  просидев над тетрадкой целую ночь, я написал, ну
просто  великолепные  стихи   (на   мой   взгляд).   И,   желая
похвастаться   своими   многочисленными  талантами,  прочел  их
Непоседе, гостившему в ту пору у нас.  Он  "воздал  дань"  моей
декламации,  непрерывно  меняя  форму  и  цвет, а затем сказал:
"Садись и слушай". Я сел и услышал.
     "В большом тенистом лесу росло  дерево,  сплошь  усыпанное
крупными яркими плодами. Какие это были плоды -- никто не знал,
то  ли  яблоки,  то  ли  груши,  а может ананасы с бананами там
висели, а может и арбузы с дынями -- в общем это  не  важно.  А
важно  то,  что очень хотелось этим плодам, чтобы их кто-нибудь
съел. А то чего им зря висеть-то, правда ведь?!
     Вот  один  из  них  как  закричит:  "Самые  сочные,  самые
вкусные,  самые  свежие!  Налетай, честной народ, сам прошусь к
тебе я в рот!"  А  остальные  плоды  помалкивают  пока.  Только
искоса  на  смельчака  поглядывают. Ну, разумеется, сразу же на
сей призыв кто-то да откликнулся. Ведь не на субботник зовут  и
не  взносы платить, а поесть приглашают. Это мы можем. И съели.
Да только вот незадача -- чуть кусочек откусили, так сразу же и
выплюнули, а сам плод еще и ногой поддали: "Пшел вон,  зараза!"
То  ли кислый был, безвкусный какой, а может и терпкий -- видно
не дозрел еще.
     Но вот прошло время  --  и  другой  плод  орать  начинает,
остановиться  не  может,  чувствует  --  пора  ему. А сосед его
молчит, только про себя думает: "Кричи, кричи. А я вот потерплю
еще чуток, дозрею -- уж меня-то точно никто ногами не  пнет  --
не  посмеет."  Ну,  а  на кричащий плод опять охотничков немало
нашлось, попробовали и говорят:  "Ох,  хорош!  Ох,  вкусен!  Да
только  если бы еще чуть-чуть дозрел, так ему бы вообще цены не

еще  капельку  и  стану  совсем  бесценным!"  И  ждет.  Уж  все
остальные  плоды  прокричали свою плодино-лебединую песню, а он
все висит, дозревает. Но пришел, наконец-то день,  когда  решил
он,  что уже пора, самое время. Набрал в грудь побольше воздуха
(чтоб  громче   крикнуть,   лучше   известить,   что   дозрел),
поднатужился  -- и лопнул! Лопнул и упал с дерева на землю. А к
нему уже давно  все,  кто  плодами  лакомился,  приглядывались.
Бросились  они  к  нему,  да  только  сразу  же  прочь  от него
побежали, носы зажав. "Перезрел,- говорят, -- испортился. Жаль,
-- говорят -- что мы его раньше не съели." Действительно, жаль.
Присыпали его землей, чтоб не пах и разочарованно разошлись."
     Непоседа улыбнулся и сказал: "То-то же..." И исчез. А я  с
той поры бросил писать стихи -- стал ждать, пока не созрею.

     16. Про Ивана-дурашку

     Примерно  в то же самое время, а точнее, через два фортеля
после спасения принцессы Клубничным поручиком, еще один  король
или барон, я уж точно не ведаю, решил выдать замуж последнюю из
своих  шестнадцати  дочерей.  Или  его  дочь того захотела,- не
знаю, я в эти тонкости не вдавался. Доподлинно известно  только
одно:  кому-то  из  королевского замка очень захотелось. Как же
иначе объяснить тот факт, что она, то  есть  дочь,  девица  лет
этак четырнадцати (имеется в виду сказочный возраст), оказалась
в руках шайки злодеев, как нельзя кстати появившейся в соседнем
лесу.  И,  как  это  водится во всяком уважающем себя сказочном
королевстве (или баронстве, а может быть -- баранстве), местный
Владыка всех морей и океанов,  гор  и  лесов,  полей  и  дорог,
Солнцеликий,  даже  керосиновую лампу светом своим затмевающий,
объявил, что тот, кто  освободит,  то  есть  спасет  принцессу,
получит...  Я  думаю, что нет особой нужды объяснять что должен
получить тот, кто совершит сей "беспримерный" подвиг.
     Во  все  концы  королевства,  тот   час   же,   отправился
королевский  гонец.  И  на  каждой  рыночной  площади  он вещал
подданным  и  надданным   Солнцеликого   о   его   неординарном
предложении.
     А  Иван-дурашка  в  это время лежал как всегда на печи и с
увлечением  перечитывал,  невесть   откуда   взявшийся   в   их
деревеньке, томик Омар-Хойяма. Вдруг за окном раздался странный
и неожиданный звук, напомнивший Ивану крик разъяренной слонихи,
который ему пришлось услышать на днях (но это уже совсем другая
история).  Вихрь воспоминаний промелькнул перед ним и, проворно
выглянув в окно, он  с  сожалением  отметил  полное  отсутствие
сходства  оной с королевским гонцом, дующим изо всех сил в свой
старый ржавый рожок. Привлекаемые  пронзительными  звуками,  на
площадь со всех концов деревни стекались люди. Надданных в этом
селе  не  было, поэтому подданные, не стесняясь, выдергивали из
земли колья, выламывали штакетник и  плотным  кольцом  окружали
гонца.  Самые  слабые  из  них с перекошенными губами закрывали
руками уши, дабы не  слышать  призывных  трелей  рожка.  Гонец,
осунувшийся,  и  похожий от этого на высококачественную тарань,
уже успел за  долгие  месяцы  пути  определить  то  минимальное
расстояние,  на  которое можно было безопасно подпускать к себе
этих людей. А потому он вовремя прервал свою песню и  что  есть
силы закричал.
     -- Мужики! А ну! Дело есть!
     Толпа  дрогнула  и  остановилась.  Гонец, воспользовавшись
замешательством, быстро и внятно затараторил.
     --  Как  сообщило  агентство  Рейтер,   группа   известных
террористов в неизвестном количестве похитила шестнадцатую дочь
Солнцеликого   --   принцессу   Анну.   О   цели   похищения  и
местонахождении  принцессы  ничего  не  известно.  Лучшие  силы
Н-ского королевства брошены на поиски похищенной.
     Вовремя   этого   монолога   собравшиеся  начали  медленно
расходиться, побросав колья и  палки.  Тогда  гонец,  вобрав  в
легкие  весь  окружающий  воздух, с силой выплюнув его в рожок.
Толпа заволновалась, вновь угрожающе сомкнув ряды.  Мимо  гонца
просвистел  увесистый камень. "Пожалуй, хватит" -- решил гонец,
с сожалением отрываясь от любимого инструмента, и скороговоркой
закончил.
     -- Тот, кто спасет прекрасную принцессу, получит все,  что
ему полагается из предложенного Солнцеликим! Спешите успеть! Не
упустите свой шанс! Сейчас или никогда!
     Эти  слова  донеслись до растерявшихся людей уже с окраины
деревни, куда, пришпорив что есть мочи своего битюга,  помчался
гонец.  Через полчаса в сторону Диких Гор двигалось все мужское
население  деревни.  То  тут,  то  там  можно   было   услышать
недовольное бормотание.
     -- Сколько же можно! Шестнадцатую спасать!
     --  Ладно,  а то ведь спасешь, и сам рад не будешь! Точно!
Королем сделают -- сиди мудри: куда что, и что куда! Ну их!
     Колонна  получилась   достаточно   внушительная,   что   и
позволило  доложить  куда  положено  о  проведении  Дня  бегуна
спортивной ходьбой под девизом: "Чем чаще и дальше -- тем лучше
и легче!"
     И только Иван продолжал читать свою  книжку,  развалившись
на  печи.  Он  так  увлекся, что не услышал как в деревню вошел
отряд королевской стражи, и командир стражников, старый рубака,
жаловался молоденькому лейтенанту.
     -- Если мы и здесь никого не найдем, то мне -- все! Конец,
отрежут голову.
     Больше того -- Иван не слышал,  как  стражники  обыскивали
деревню   в   надежде   найти   хотя  бы  одного  какого-нибудь
завалященького мужичка. Их командир уже  отчаялся  и  с  ужасом
смотрел,  как  ехидно  ухмыляющийся  палач  точил  свои большие
ножницы. Но в  этот  миг  стражники  наконец-то  наткнулись  на
Ивана-дурашку.  Он  ничего  не успел понять, как его подхватили
под руки и вынесли из хаты. (Последнее, что он  успел  заметить
был  какой-то  непонятный  розо-вый отблеск в слюдяном окошке и
заполнивший всю избу сладкий запах клубники.) Ивана усадили  на
лошадь,  палач  огорченно  крякнул,  и  отряд  с места в карьер
бросился прочь из деревни.
     Вскоре Иван понял, что его везут в  темный  лес,  где,  по
агентурным  данным,  бурно  цвела  малина.  По  дороге командир
разоткровенничался.
     -- Понимаешь,  парень,  король  уже  и  сам  не  рад,  что
ввязался  в эту историю. За три месяца никаких результатов. Так
что ты уж постарайся. Я конечно понимаю: может ты не хочешь  на
ней  жениться, так мы это уладим в два счета: делаем раз и два!
И он показал, что делается на два счета и Иван,  не  смотря  на
то,  что  был дураком, понял, что это действительно будет самым
кардинальным решением вопроса женитьбы.
     -- Ты пойми, сейчас уже речь о том, чтобы хотя бы  вернуть
ее  домой,  а то сколько ей не говори, она не хочет. Видите ли,
ей понравилось. Крутит там какие-то урановые изотопы, и прочее,
в том же и с тем же духом... Так что уж выручай, приятель!
     -- Да чего уж там! Вы только покажите, где и кого, а я  уж
это..., как-нибудь!
     --  Нет,  "как-нибудь"  не  надо,  "как-нибудь"  мы и сами
можем. Ты должен красиво, эффектно! Усек?
     Ну, что уж там произошло у него в лесу с террористами -- я
просто не знаю. Достоверные источники сообщали только то, что в
лесу том с тех пор прекратился всяческий фотосинтез и фитогенез
и появились самые разные мутанты. Разумеется, еще известно, что
ровно через день Иван-дурашка уже привел в замок принцессу. Ну,
и тотчас же к Солнцеликому , на аудиенцию.
     Вот уж сцена была, доложу я вам,- загляденье! Принцесса со
всклоченными волосами дико орет: "Хочу в лес!  Не  хочу  домой!
Хочу!  Не  хочу!  Хочу!" Солнцеликий неуверенно оглядывается, а
Иван, открыв рот, разглядывает тронный зал и надписи на стенах.
Ну, а когда принцессу таки угомонили (две  пачки  димедрола  на
стакан   брома),  Солнцеликий  произнес  речь  и  одарил  Ивана
милостью  своей:  "За  подвиг  сей  жалую  тебе  дочь  свою   и
полцарства в придачу!" Обрадовался Иван и шасть к принцессе.
     В  общем  начали  они  жить-поживать. Иван начал входить в
роль правителя, только уж очень быстро у  него  охота  к  этому
пропала.  Ну  судите  сами:  кому  охота  весь  день  лаяться с
железнодорожниками, ведь, когда делили королевство пополам,  то
все  левые  рельсы  были  оставлены за Солнцеликим, а правые за
Иваном. Вот и разберись.! Или с книжками: все левые страницы --
королю, а правые -- Ивану. Парки,  газоны,  клумбы,  подданные,
надданные,  все это делили пополам. Особенно здорово поделили в
роддоме имени Гоги Махарашвили: там граница между королевствами
проходила строго  через  родильное  отделение  и  все  младенцы
получали  сразу  два  свидетельства  о  рождении: от Ивана и от
Солнцеликого. И так эта кутерьма Ванюше надоела, что пришел  он
как-то к Солнцеликому и говорит.
     --  Папа,  отдайте  мне, пожалуйста, все королевство, а то
ведь никому никакой жизни нет, не то что  нам  с  вами!  Ничего
нормально решить нельзя!
     --  Э,  нет! А я-то чем тогда буду заниматься? Мне ведь до
пенсии еще три года трубить!
     -- Через три года мне это  все  уже  не  нужно  будет.  --
сказал  Иван-дурашка.  --  Если  уж  давать  --  либо все, либо
ничего, а так, в бирюльки играть -- это не по мне. Забирай свои
полцарства назад, пошел я домой.
     -- Да ты не кипятись, Ванюша. Другие-то живут -- и ничего!
Где договорились, где бумажку подписали, а где и  просто  глаза
закрыли. Глядишь -- худо бедно и мы проживем!
     -- Нет уж, я пошел.
     -- Дурак! -- Король, как всегда, был изысканно вежлив.
     --  Не  умничай! Сам знаю. -- с порога откликнулся Иван. И
ушел.
     Вот уж действительно -- дурак.
     Анна, конечно же, с ним не пошла. "Я,  принцесса  Анна,  в
эту халупу? Мыть, стирать, убирать? Дудки!"
     И  так  далее и тому подобное... Иван вернулся в свое село
один. Никто над ним даже и смеяться не стал --  что  с  дурашки
возьмешь!  А дурашка -- дурашкой, но через три года крепко стал
на ноги. И заглядываясь на него, Анна от злости  локти  кусала,
да так, что ее служанки еще долго ходили в бинтах.

     17. Сказка про челюсти

     Жили-были  зубы, я бы даже сказал -- челюсти. Не хуже и не
лучше других, в общем, средние такие челюсти, с белыми  зубами.
Жевали, когда было что пожевать, скалились, когда пожевать было
нечего,   изредка   громко   клацали,   когда   приходилось  на
кого-нибудь огрызаться. Время от времени они  болели,  причиняя
своему   хозяину   массу   неудобств,   я   бы   даже   сказал,
неприятностей. Он, т.е. хозяин, выл от пронизывающей  все  тело
боли, пил таблетки, полоскал зубы водой с содой и солью и ходил
к  врачу.  Однажды,  когда  это  "время  от  времени"  достигло
максимума,  друзья  предложили  ему  поменять  свои   зубы   на
вставные.  Хозяин  зубов  в  ответ  только  засмеялся  и тут же
сморщился от боли. Друзья удивились,  ведь  зубы-то  болят,  их
тебе   рвут   по  одному,  выбивают  пачками,  причем  выбивают
значительно чаще, чем  рвут,  так  что  чего  их  жалеть!  Ведь
осталось-то их совсем немного, надолго ли хватит?
     -- Так-то оно так, да не так! -- рассудил Хозяин зубов. --
Всем хороши  вставные: красивые, все один к одному, ровненькие,
если вдруг не подходят к новой пище, то всегда  можно  поменять
на  те,  к  которым  нельзя будет придраться, но только и у них
есть один недостаток: уж очень хрупкие! Сжать нельзя. Ведь если
кто на ногу больно наступит, кнопку на стул положит или  просто
в  душу  плюнет,  то  настоящие  зубы стиснул крепко-крепко, до
скрипа и все. Все! Никто  ничего  не  видит,  никто  ничего  не
знает.  И  уже  ты  над  ними  смеешься,  а не они над тобой. А
вставные чуть-чуть посильнее сжал, они и  рассыпались,  один  в
одну  сторону, другой в другую. Так что во всех таких ситуациях
приходится дико орать: "А-а-а-а!" Всем остальным весело, а тебе
больно и обидно.
     -- А со своими зубами разве не так же?
     -- Нет, конечно, тоже больно и обидно, но ведь есть еще  и
торжество,  что виду не подал. Но главное, конечно, не в нем, а
в том, что когда уже кажется, что вроде совсем не на чем  жить,
их  можно  сжать  и сразу же забываешь об этом. Это как допинг.
Сжал -- и поехали.  А  вставные,  вставные  это  так,  шелупонь
одна...,  --  и Хозяин зубов засмеялся, показывая свой щербатый
рот. P.S. Из полевого дневника археолога Аркаши Зеленого.
     "12 июня. Сегодня в третьем раскопе  обнаружили  прекрасно
сохранившийся скелет молодого мужчины. Радовались как дети. Как
говорит  шеф: "Находка с изюминкой!" Выводы делать еще рано, но
похоже, что умер он явно не своей смертью.
     13 июня. По поводу вчерашней находки: открылась  еще  одна
любопытная  деталь  --  он  совершенно  беззубый, как младенец.
Завтра будем извлекать из раскопа.
     14 июня. Сегодня у нас  траур.  Или  сенсация.  Я  еще  не
понял,  как  оценить  то,  что случилось. Серега, он все жаждал
узнать где ж этот скелет растерял свои зубы, взял втихаря череп
и попытался разжать ему челюсти, но никак не получалось. Тогда,
не  найдя  ничего  лучшего,   он   взял   фомку,   которой   мы
распаковывали   экспедиционные   ящики   и...   Вообщем   череп
раскололся, но челюсти так и не разжались.
     Серега влетел к нам в палатку,  держа  на  вытянутой  руке
осколок  черепной  коробки  и дико вращая глазами. Мы несколько
раз измеряли этот обломок,  меняли  линейки,  не  верили  своим
глазам,  но  факт  остается  фактом  --  толщина  лобной  кости
человека со стиснутыми челюстями (так назвали нашу находку)  --
60 миллиметров. Не больше и не меньше.

     18. Сказка о том, как веселили принцессу Атанеш

     Эта  история  случилась  почти  сразу  же  после того, как
Глупый король покинул свое королевство и отправился разгадывать
тайну Белого пятна. Его дочь, а я уже неоднократно говорил, что
в Долине королевств, если у короля нет кучи  сопливых  сыновей,
то  у  него  наверняка  есть  красавица-дочь, так вот, его дочь
заскучала.  Судите  сами,  раньше  ее  папочка   тешил   своими
причудами,  а  теперь  --  тю-тю,  ушел  папа из дома. Королеву
давным-давно похитил Жадный дракон, поэтому получилось так, что
принцесса Атанеш осталась совсем одна. Осталась и заскучала. Но
не будь она дочкой своего отца, если  бы  не  нашла  выхода  из
этого положения.
     И  вновь  затрубили  трубы королевских гонцов, и известили
они  народ  о  том,  что  принцессе  скучно,  и  каждый   может
попробовать  ее  рассмешить. Разумеется, тому кому это удастся,
Атанеш предлагала в награду взять ее в жены (вот до чего однако
скука довести может!).
     Да только народ об этом так  толком  ничего  и  не  узнал,
потому  как  нашелся  в  замке  один  злодей, как и полагается,
который сам мечтал стать королем, и  полностью  был  лишен  как
совести  (злодей как никак), так и чувства юмора. Во дворце его
все боялись и слушались беспрекословно, и ему ничего не  стоило
устроить  дворцовый  переворот.  Но,  фи!  Как  это  пошло,  --
дворцовый переворот в Глюкарии!  Да  с  таким  багажом  ему  бы
никогда  не позволили стать Правителем Долины, а ведь именно об
этом втайне мечтал  главный  министр  без  портфеля,  Абдолосул
(отсутствие  портфеля  нисколько  не смущало Абдолосула, ибо он
уже много лет подряд пользовался прекрасным японским кейсом). И
возможность занять королевский  престол,  не  совершая  никаких
подвигов,  была  для  него  совершенно  очевидна -- женитьба на
принцессе.  И  посему,  лишь  первые  несколько   гонцов,   для
видимости, покинули стены замка.
     Надеюсь,  что  теперь вам ясно, почему подданные принцессы
не услышали ее страстного призыва и не поняли, что  ей  уже  до
смерти  надоело  в  девках  сидеть.  А  посему, в замок явилось
совсем немного смельчаков, желающих испробовать  свои  силы.  В
первые  дни, принцесса еще время от времени с трудом сдерживала
смех, так веселы и остроумны были некоторые из  пришедших.  Она
надеялась  выбрать  лучшего  из лучших, но вскоре эта затея уже
начала ей надоедать. Ведь  она  научилась  угадывать  шутки  до
того,  как  они  были  произнесены;  действие  до того, как оно
начиналось; смысл анекдотов -- по первой фразе и т.п.  И  ни  с
чем  уходили  все  балагуры,  получая, по приказу Абдолосула по
двадцать ударов плетьми за дерзость и каторгу до  конца  жизни.
Так  продолжалось до тех пор, пока в зал, где сидела принцесса,
не вошел Веселый Шарманщик. Он  почтительно  поклонился  и,  не
сказав ни слова, вставил ручку в шарманку.
     "Ну,  сейчас какой-нибудь рок-н-ролл выдаст!" -- с тяжелым
вздохом  подумала  Атанеш  и,  повинуясь  своему   взбалмошному
характеру,  хотела  остановить  этого  зазнайку  с его дурацким
драндулетом. Но тут  рука  Шарманщика  дрогнула,  повела  ручку
вниз,  и  в  воздухе  повис  тягучий  жалобный мотив. Принцесса
опешила. Мотив был протяжный и очень печальный, от  него  веяло
таким  холодом,  что,  казалось,  от  него не спасали ни теплые
шубы, ни платки, ни валенки. Принцесса, как завороженная, ждала
окончания мелодии, но  чем  больше  она  слушала,  тем  сильнее
захватывала  ее  эта  музыка,  и  Атанеш,  забыв  обо всем, уже
раскачивалась ей в такт. Но музыка все  убыстряла  и  убыстряла
свой  ритм и вдруг превратилась в зажигательную тиризу, любимый
танец принцессы. Этот переход был столь искусен и неожидан, что
Атанеш в восторге расхохоталась! Все  придворные  с  удивлением
смотрели на принцессу, и потому никто не заметил, как позеленел
Абдолосул.
     Разумеется,  тотчас  же  было  решено сыграть на следующий
день свадьбу, что очень  удивило  Шарманщика.  Весь  замок  был
поставлен  "на  уши":  резали бычков, ощипывали кур, выкатывали
бочки с вином и  прочее,  прочее,  прочее.  Принцесса  же,  тем
временем,  взяв  под  руку  Шарманщика,  удалилась с ним в свои
покои, дабы объяснить ему, что ждет она, и что  ждет  народ  от
нового   короля.   А   Абдолосул,   воспользовавшись  моментом,
вдребезги  разбил   хрупкий   механизм   инструмента   Веселого
Шарманщика.  И  сделал  он  это потому, что еще не отказался от
своих планов  и  решил,  во  что  бы  то  ни  стало  расстроить
готовящуюся свадьбу. И вот каким образом.
     Когда  все  приготовления  к  церемонии были закончены, он
неожиданно собрал срочное совещание и в разговоре с принцессой,
как  бы  невзначай,  упомянул  вчерашнюю  тиризу.  Принцесса  в
восторге  захлопала  в ладоши и попросила своего жениха сыграть
ее еще раз. Он охотно согласился, но лишь  только  он  повернул
рукоять  шарманки, как оттуда раздалось такое ...! Придворные в
ужасе заткнули уши, Абдолосул  расцвел  торжествующей  улыбкой.
Шар-манщик  взглянул  на  него и все понял. Лицо его исказилось
гримасой боли и отвращения.
     -- Ну что же ты, милый? -- недоумевала Атанеш.
     И тогда он  выдернул  рукоять  из  шарманки  и  с  размаха
воткнул себе в грудь.
     --  Он  убьет себя! -- в ужасе закричала принцесса, но все
были слишком шокированы, чтобы вмешаться.
     Розовое сияние окутало в  этот  момент  Шарманщика,  и  он
плавно  начал  вращать  рукоять.  Над тронным залом, над замком
Глупого короля, над всей Долиной поплыла божественно  нежная  и
какая-то  невесомая  мелодия.  Придворные  замерли словно боясь
спугнуть ее, так тонка была ее кружевная вязь, она заполнила до
предела  их  души,  возрождая   самые   радостные   и   светлые
воспоминания.  Абдолосул трясся в бессильной злобе, не зная что
предпринять, а мелодия все лилась и  лилась,  завораживая  всех
слушавших  ее.  Эти волшебные звуки извлекали из самых заветных
тайников воспоминания о первой любви, неумелом робком  поцелуе,
взволнованном  дыхании  в  ночной  тишине,  и  лица становились
добрее и словно бы светились  изнутри.  Именно  в  этот  момент
Атанеш  и  осознала  по настоящему, что она действительно любит
Шарманщика.
     -- Стража! Сюда! Стража! Схватить! Казнить!  --  взорвался
диссонансом  мелодии  тонким  и  неожиданно  визгливым  голосом
Абдолосул. -- Это злые чары, только колдун  так  может,  только
колдун!
     Шарманщик  опешил  на  мгновение  и  хотел  объяснить, что
происходит, но в дверях уже появились латники.  Увидев  их,  он
окончательно  растерялся  и  мелодия  замерла  на верхней ноте.
Стражники приближались, проталкиваясь сквозь  замеревшую  толпу
придворных,  и в этот миг с трона сорвалась принцесса и, вихрем
подлетев к Шарманщику, схватила его за руку.
     -- Бежим! -- и она потянула его в одну  из  многочисленных
дверей выходящих в зал.
     --  Держи их! Держи! -- безумствовал злобный Абдолосул, но
Шарманщик,   развернувшись,   запустил   в   него    поломанным
инструментом и крик оборвался.
     Принцесса нажала какую-то скрытую в стене кнопку и юркнула
в открывшуюся   потайную  дверь,  увлекая  за  собой  любимого.
Большой каменный блок  за  их  спиной  перегородил  открывшийся
коридор, надежно укрыв от погони.
     -- Что это было, милый Шарманщик?
     --  Это  пело  мое  сердце.  Оно  пело  о  любви  к  тебе,
принцесса!
     -- Я тоже полюбила тебя  и  очень  испугалась  когда  этот
противный Абдолосул ...
     -- Хватит о нем, главное, что мы вместе!
     -- Что теперь будем делать?
     --  Мне  здесь  нельзя  оставаться,  министр  мне этого не
простит, да и вообще ...
     -- Давай уйдем отсюда! -- радостно предложила Атанеш.
     Шарманщик с сомнением взглянул на принцессу, -- Ты  видимо
не представляешь себе всех трудностей бродячей жизни.
     --  Ага,  не представляю! -- просто ответила принцесса, --
Но ведь ты мне о них расскажешь и всему-всему научишь!
     -- И то правда! -- засмеялся  Шарманщик,  и,  взявшись  за
руки,  они  отправились  в  свое  долгое и полное приключений и
опасностей путешествие по Глюкарии. Путешествие,  о  котором  я
вам  еще  не  раз  поведаю  в  своих  рассказах,  рассказиках и
рассказюльках.

     19. Белое пятно

     Если внимательно посмотреть на карту Глюкарии, то в  левом
нижнем  углу можно обнаружить большое Белое Пятно. Это еще одна
из многочисленных загадок, которыми  так  богата  наша  страна.
Странное это место, доложу я вам. Само пятно находится как бы в
большой  впадине,  окруженной  со всех сторон пологими холмами.
Очевидцы говорят, что  оно  чем-то  напоминает  кратер,  только
маленький  еще.  И  этот  кратер заполнен белым, вязким на вид,
густым туманом, над которым,  как  это  водится,  ни  птица  не
пролетает  и  всякая лесная тварь стороной обходит. Раз однажды
забрел туда один ежик, но что из этого вышло, вы,  наверное,  и
сами  знаете.  Многие  пытались  вслед за ним проникнуть вглубь
пятна и узнать: что же там, внутри?  Но  ни  один  из  отважных
путешественников  и первопроходцев Глюкарии не вернулся оттуда.
Пятно свято хранило свою тайну.
     По пыльной  дороге,  разбитой  в  пух  и  прах  карьерными
самосвалами  "Комацу",  вяло плелась молодая лошадь, на которой
так же вяло сидел безучастный ко всему происходящему Безымянный
Рыцарь. Он не замечал проносившихся  мимо  огромных  машин,  не
слышал  взрывов  в  карьере, где добывались сказки, не разбирал
дороги. Если б его сейчас остановили и спросили, откуда он едет
и куда держит путь, то он вряд ли  бы  смог  ответить  на  этот
вопрос.  Не  смог  бы Рыцарь ответить и на вопрос, как долго он
уже в пути. Так он ехал  и  ехал,  ничего  не  замечая,  плавно
покачиваясь  в седле. Но в какой-то момент он почувствовал, что
лошадь его стоит, и, кажется, уже давно. Рыцарь встрепенулся  и
огляделся по сторонам. Лошадь стояла на краю Белого Пятна.
     --  Ну,  Пятно, так Пятно, -- решил про себя Рыцарь.- Чего
уж там! Поехали! -- он тронул поводья.
     Туман расступился и поглотил обоих. Изнутри он оказался не
столь плотным, и Рыцарь, слегка оживившись, пытался  разглядеть
что-нибудь вокруг себя и судорожно вспом-нить все, что было ему
известно о Белом Пятне. Получалось совсем не много. А вокруг не
было ни души. Прошел час, а может быть и больше, в тумане этого
не  поймешь,  и  Рыцарь  решил  впервые  за  свой путь устроить
привал. Черт его знает, что там еще впереди  ждет!  Спрыгнул  с
лошади,  расседлал ее и, разложив маленький костер, стал ждать,
пока  закипит  в  котелке  вода.  Где-то   рядом,   в   тумане,
угадывалась лошадь, мирно жующая траву. Алюминиевая кружка была
так горяча, что ее трудно было взять в руки. Чай обжигал губы и
приятная  теплота  разливалась  по  всему  телу, заполняя латы,
тихонько нашептывая: "Усни, усни...". Неожиданно навалилась  на
плечи  неимоверная  тяжесть,  навалилась,  как  наваливается из
засады медведь-шатун на свою жертву в зимнем  промерзшем  лесу.
Веки  слипались, кружка выпала из рук и обожгла расплескавшимся
чаем. Сознание слегка прояснилось.
     -- Нет, сразу спать нельзя -- надо привести себя в порядок
-- мало ли что.
     Стащив с себя латы, он очистил их от песка, которым  ветер
пустыни  наполнил  каждую их щелочку, каждую складочку, выемку,
трещинку. Рыцарь, сняв свои боевые доспехи,  был  беззащитен  в
эту  минуту,  и потому меч был вынут из ножен и воткнут в землю
так, что его можно было схватить  в  любую  минуту.  Он  чистил
латы,  а  сам раздумывал над тем, как изменилась природа вещей.
Еще  недавно  эти  доспехи  были  реквизитом,   бутафорией,   а
теперь...  Теперь он многое бы отдал за то, чтобы никогда их не
снимать. Вновь  облачившись  в  вычищенные  латы,  он  вздохнул
спокойней и уснул тяжелым сном без сновидений.
     Утром,  позавтракав  на скорую руку, он вновь отправился в
путь, спускался все ниже и ниже. Так прошел  еще  один  день  и
еще...   Безымянный   Рыцарь  не  мог  определить,  сколько  он
находится в пути. Его часы встали еще в пустыне, а солнца в тот
день видно не было. Через три перехода, когда продукты  подошли
к  концу, он заметил, что туман впереди начал редеть. Еще через
переход он стал похож на утреннюю дымку, за которой  уже  можно
было  разглядеть  черты  большого  города,  обнесенного высокой
крепостной стеной с мощными башнями. Голодный и заинтригованный
рыцарь подъехал к его воротам и постучал в них копьем. Никто не
ответил. Нигде, ни на стенах, ни в бойницах, он не увидел и  не
услышал людей.
     --  Опять...  -- со вздохом подумал он, -- Как банально --
заколдованный город, спящие жители, поцелуй принцессы и --  пир
на весь мир.
     Но  в  этот  миг он заметил такое, что оно перевернуло все
понятие о сказке с ног на голову: чуть  левее  ворот  на  стене
висела   большая  официальная  вывеска.  Отель  "НИРВАНА"  Вход
бесплатный Дети  до  шестнадцати  лет  ТОЛЬКО  в  сопровождении
родителей!!!
     Ниже была стрелка, указывающая на надпись на другой двери:
"Бюро пропусков".
     Рыцарь  спрыгнул  с коня и вошел в вышеупомянутую дверь. В
светлой, выбеленной комнате  его  встретил  молодой  человек  в
белоснежной униформе.
     -- Что Вы желаете?
     --  Ознакомиться,  --  ответил слегка опешивший Рыцарь, не
поднимая забрала.
     -- Прошу Вас.
     И он широко открыл одну  из  боковых  дверей,  всем  своим
видом  приглашая  Безымянного  Рыцаря  войти  и  ознакомится  с
отелем. То, что увидел за дверью Безымянный Рыцарь, было больше
похоже на морг, чем на отель. И поэтому, как бы  невзначай,  он
положил  руку  на  рукоять  меча.  По  обеим  сторонам длинного
широкого коридора были пробиты в стене ниши, закрытые  толстыми
прозрачными  стеклами.  В  этих  нишах лежали люди. Каждый -- в
своей нише. Впрочем, здесь были не только  люди,  но  и  жители
Глюкарии, Долины Королевств и еще многие-многие другие.
     -- Что с ними?
     Рыцарь  в  очередной  раз за сегодняшний день не знал, как
себя вести.
     -- Не беспокойтесь, с ним все в порядке. Это жильцы нашего
отеля, -- объяснил служащий. --  Наш  отель  гарантирует  своим
постояльцам самое высокое качество нирваны, по их выбору.
     "Сила  дурака -- в молчании." -- подумал Безымянный Рыцарь
и спросил.
     -- А что такое "нирвана"?
     -- Вы понимаете, у каждого живого существа, будь  то  глюк
или   человек,  сказочный  принц  или  бездомная  собака,  есть
заветная мечта, мечта, осуществление которой сделает его  самым
счастливым  на  этой  земле. И Он, то есть Хозяин, осуществляет
такую мечту каждому, кто перешагнул порог  нашего  отеля.  Вот,
например:  в этом номере -- и он указал нишу с надписью "Бокс N
5" --  живет  Глупый  король.  Он  очень  мечтал  стать  умным,
принести славу своей стране, счастье ее жителям...
     -- Да, я знаю, -- эхом откликнулся Безымянный Рыцарь. "Так
вот где пришлось свидеться," -- подумал он про себя.
     --  ...теперь  он  живет  в  своей  мечте, как говорит наш
Хозяин, прибывает в нирване, и там он  умный  и  любимый  всеми
подданными,  мудрый,  компанейский  король.  А  в  этом  номере
проживает  известный   первопроходец.   Этот   человек   мечтал
объездить  весь  белый свет, открыть все моря и острова, горы и
реки и рассказать о них людям. Вы, конечно, понимаете, что  все
поездки  связаны  с  очень большими денежными и всякими прочими
затруднениями, и поэтому  он  обратился  к  нам.  И  теперь  он
бесконечно   путешествует   по   пустыням,  джунглям,  океанам,
спускается в кратеры вулканов и поднимается  на  монгольфере  в
небо... В общем, он теперь может осуществить все это без забот.
     Рыцарь  заглянул  в  нишу,  чтобы убедиться, что известный
первопроходец здесь, в боксе, а не в дельте Амазонки, и  слабый
пот  прошиб  его  с  головы  до  ног,  а сердце екнуло и бешено
заколотилось. "Все-таки ты нашел меня!" -- подумал он, глядя на
строгое,  волевое,  изрезанное  морщинами  лицо  первопроходца.
Сейчас  морщины  разгладились,  и он почти не отличался от того
веселого мальчика, которым знал его Рыцарь. Он прикрыл глаза  и
ясно  увидел,  как  по больничному коридору бежит мальчишка, и,
шалея от счастья, кричит: "Солнышко! Солнышко!"
     -- А вот здесь у  нас  проживает  один  из  самых  великих
поэтов,  Нежный  Лирик.  Он  мечтал найти такие слова и образы,
чтобы они смогли каждого взять за самую душу, растормошить  ее,
добыть  из-под  толщи  суеты  и  ежедневных  мелочей  то  самое
сокровенное, чем мы живем. И сейчас  он  заканчивает  уже  свою
третью поэму.
     --  И  как  скоро  она  увидит  свет?  --  заинтересовался
Безымянный Рыцарь.
     -- А вот и свободный  люкс!  --  как-то  невпопад  ответил
служитель.  --  Администрация  предлагает вам поселится у нас и
будет искренне рада оказать вам эту  маленькую  услугу,  сделав
абсолютно счастливым. Пожалуйста, скажите вашу заветную мечту и
мы поможем реализовать вам ее в самом лучшем виде.
     --  Мечту?  Хм  ...  --  Рыцарь  старался  не подать вида,
насколько смутила его  эта  просьба.  --  Мечту  ...  --  Потом
решился.  -  Вобщем-то  я  хотел  быть  любимым  и  любить сам.
Конечно, это тривиально, но это моя мечта.
     -- Ну что вы! Это прекрасная мечта, и вы не смущайтесь  --
мы организуем все по высшему классу.
     Служитель  засуетился и начал что-то быстро переключать на
небольшой панели рядом со свободным боксом.
     "Странно, что он не  спросил,  кого  я  хочу  любить."  --
замельтешили  в голове мысли. -- "А что бы я ответил? Как, что?
Сказал бы, что ... Ну-ну, давай, сказал бы  что  ...  кто?  Ну,
кто-кто, конечно же ... А правда, кого? Черт, и чего спрашивать
ведь  сам  же знаю, кто она! Или не знаю? Слава богу, что он не
спросил, кого я хочу любить!"
     В этот момент служащий выкатил из ниши нечто среднее между
комфортной кушеткой и больничной каталкой и,  жестом  предложив
Рыцарю располагаться на ней, вновь затараторил.
     --  Лишь  только вы въедете в номер, как почувствуете, что
окружены всеобщей любовью,  вас  будут  обожать  и  боготворить
самые  прекрасные  и  очаровательные  женщины,  каких вы только
сможете себе представить.
     -- Стоп! -- внезапно перебил его  насторожившийся  Рыцарь,
-- Значит меня будут любить, мной буду восхищаться, а что в это
время буду делать я?
     --  Вы  будете  принимать  все  эти  знаки  внимания и, --
служитель сладко улыбнулся всем своим видом  явно  демонстрирую
зависть, -- и пользоваться ими в свое удовольствие!
     И  он  вновь пригласил Безымянного Рыцаря лечь на носилки,
только  на  этот  раз  просьба   сопровождалась   бесцеремонным
подталкиванием к нише.
     --  Погоди, -- отстранился Рыцарь. -- Вы выполняете только
одну часть моей мечты, да и то слишком широко, а вот как насчет
другой?
     -- Ну хорошо. -- мирно произнес служащий  и  опять  что-то
переключил  на  панели.  --  Теперь  Вы будете страстно любить,
сходить с ума, писать стихи и мучится бессонницей  и  совершать
всякие глупости.
     -- А Она?
     -- Кто?
     -- Та, которую я буду любить?
     Служащий  замялся,  и  все  тотчас же стало на свои места.
Рыцарь  мгновенно  выхватил  меч  и  приставил  его   к   горлу
провожатого.
     -- Так когда же будет напечатана поэма Нежного Лирика?
     -- Вы понимаете... Нирвана... -- беспомощно залепетал тот,
-- это же... мы сразу... как только...
     --  А  когда  Первопроходец  расскажет  всем о том, что он
видел и где побывал? Когда, я тебя  спрашиваю?!  И  что  он  им
расскажет?  Свои  сны?!!  Глупый  король  хотел прославить свое
королевство разгадкой тайны  Белого  Пятна,  и  чем  теперь  он
прославляет его во сне? А знает он, что его народ бедует дома и
безуспешно  ищет  нового  короля!  Знает  ли  он,  что дома уже
четвертый год неурожай, а дочь его сбежала из дома, знает?!
     Рыцарь  чувствовал,  как  его  охватывает  дикий   приступ
бешенства, но ничего не мог с собой поделать.
     --  Вы  обманули  их  всех!  Кому  нужны гениальные, но не
написанные стихи, которые никто  и  никогда  не  прочтет?  Кому
нужны  путешественники  в никуда? Что вы им дали, сволочи?! Что
они оставят после себя? Разоренную землю вместо цветущего сада,
дремучие дебри вместо  географического  атласа,  чистые  листки
вместо   перелопачивающих   душу   стихов???  Вы,  вы  дали  им
примитивное наслаждение, украв главное, то, ради чего они жили!
Зачем он нужен, этот суррогат?
     -- Затем, что мы несем им высшее благо! -- раздался позади
властный и холодный голос.
     Рыцарь резко обернулся. В начале коридора стоял облаченный
в длинную белую мантию Хозяин отеля.
     -- Мы освобождаем их от всех лишних  забот,  сохраняем  их
нервы  и  силы,  ведь  можно  добиться  всего,  прожив  жизнь в
нирване!
     -- Проспав!!!
     -- Да, проспав, если тебе угодно! -- зло отрезал Хозяин.
     -- Но ведь нельзя же проспать всю жизнь!
     -- Конечно, но ведь это и есть самое смешное  --  смотреть
как  они  потом  просыпаются  и слушать их бредни. Ради этого и
построен отель. Так что не упрямься и засыпай,  выбора  у  тебя
нет. Я никому не позволю раскрыть мою тайну!
     И  с  этими  словами  он  вытащил  из  под мантии огромный
вороненый пистолет и направил его на Рыцаря.
     "Опять влип! -- мелькнуло в мозгу, --  А,  все  едино!"  И
Рыцарь  резко  рванулся  в  сторону  и  прыгнул на Хозяина. Три
выстрела слились в один.  "Хана!"-  успел  подумать  Безымянный
Рыцарь,  но тотчас же ощутил в теле уже давно забытую легкость.
Пули с глухим звоном пробили пустые  латы,  словно  и  не  было
Большой  пустыни,  коварного Озла, и скрипящего на зубах песка.
Уже исчезая из  коридора,  Рыцарь  успел-таки  ткнуть  мечом  в
зловещую фигуру с пистолетом.
     Он  пришел  в себя на самом краю Белого Пятна, там же, где
остановилась его лошадь всего  несколько  дней  назад.  В  теле
вновь  ощущалась человеческая тяжесть, и все прошедшее казалось
лишь дурным сном. Но три дыры в латах говорили об обратном.
     Хозяин отеля лежал в кресле и стонал от боли.
     -- Идиоты! Почему же вы сразу  не  сказали,  что  это  был
глюк!
     --  Мы  не  знали  этого, Хозяин, но у нас есть прекрасное
средство и против глюков --  дракон  сна  и  он  уже  послан  в
погоню!
     Во всю стену засветился огромный экран.
     Рыцарь  все  еще  недоуменно  оглядывался, когда из тумана
появился злобный дракон сна. Хозяин удовлетворенно крякнул,  на
мгновение  забыв  о  боли.  Рыцарь при виде дракона как-то весь
съежился и даже слегка присел от ужаса.
     -- Все! Теперь этот глюк не уйдет!
     Но дальнейший  ход  событий  опроверг  это  предположение.
Когда дракон уже почти схватил скрюченную фигурку, Рыцарь резко
распрямился, стремительно взмахнул мечом, и обезглавленная туша
дракона скатилась в туман, попутно раздавив камеру. Изображение
в кабинете Хозяина померкло.
     Рыцарь   вытирал   окровавленный   меч   о   траву,  когда
почувствовал, что он не один. Рядом  висело  легкое  золотистое
облачко.
     -- Здравствуй, малыш!
     --  Здравствуй,  Учитель! -- и чуть-чуть помолчав виновато
добавил. -- Не наказывай их, Учитель!
     -- Твои друзья уже дважды  нарушили  закон!  В  Пустыне  и
здесь они вернули тебе утраченное умение ...
     -- Но ведь всего на мгновение!
     -- Знал бы ты какой это наделало переполох!
     -- Прости их, Учитель! Я готов ...
     --  Что думаешь делать? -- сменило тему облако.- Почему не
остался там?
     -- Зачем?!! Разве ты этому меня учил?
     -- У тебя есть другой путь?
     -- Я найду его! Но прежде уничтожу этот проклятый отель!
     -- Ты все такой же! Подумай вначале  нужно  ли  это?  Ведь
каждый  сам  волен  обманывать себя. И потом, может быть им там
лучше?
     -- Жить призрачной жизнью?
     -- Видно ты  уже  совсем  забыл  мои  уроки:  "Каждый  сам
выбирать   себе   клетку."   Я   запрещаю  тебе  разрушать  это
волшебство!
     -- Ну почему, почему,  Учитель?  Ведь  ты  же  сам  всегда
говорил мне ...
     --  А ты все такой же нетерпеливый и глупый! Думай, малыш!
-- засмеялось облачко и растаяло.
     Безымянный Рыцарь недоуменно  покачал  головой  и  глубоко
задумался.  Но  чуть позже, вдруг громко, задорно расхохотался,
чего с ним давно уже не случалось, и звонко  прокричал:  "Я  не
буду  его  разрушать,  Учитель,  обещаю!"  И счастливо улыбаясь
добавил про себя: "Я их просто разбужу, а там посмотрим!"

     20. Сказка с постскриптумом

     Ба-бах! Где-то, почти рядом, выстрелила невидимая в густом
белом тумане Большая сигнальная  пушка.  "Полдень",  --  устало
подумал  Герой, медленно плетясь по безлюдной улочке. -- "Скоро
все будут обедать. Может,  будет  с  кем  словом  обмолвиться".
Вдруг  он  замер  и  стал  внимательно  прислушиваться. Нет, не
показалось,  прямо  по  улице,  навстречу  Герою  действительно
кто-то шел. Прислушавшись повнимательней, он едва не подпрыгнул
от  радости: навстречу шел новый житель города. Это угадывалось
по всему: как неуверенно он петлял по улице,  скрытой  от  глаз
туманом,  как  спотыкался, налетая на цветники, шлепал по лужам
-- обо всем этом говорило его непрерывное чертыхание, вскрики и
чваканье мокрой обуви. "Он не умеет ориентироваться  в  тумане,
он  ничего  не видит! Значит... значит, он попал в город, минуя
отель Хозяина. В таком случае... он вне закона, он не знает как
жить в тумане, он ничего не видит!" -- бормотал  себе  под  нос
Ге-рой.  "Значит,  ему  без меня никак не обойтись! Я стану его
поводырем, и ему  некуда  будет  деться!  А  вдруг  он  убежит?
Прийдется смотреть в оба! Ну никогда нельзя расслабиться, ни на
минутку,  опять  работать,  работать,  ну сколько же можно!" --
заныл Герой. Но тот, кто не умел ориентироваться в тумане,  уже
приблизился почти вплотную, и Герой решил про себя: "Пора!"
     --  Эй,  приятель,  осторожней!  Смотри  не налети на меня
ненароком! Так ведь и убить не долго!
     Незнакомец остановился, как будто наткнулся на телеграфный
столб, и в недоумении спросил: "Кто здесь?"
     -- Поздравляю  Вас  с  прибытием  в  город  Белого  Пятна!
Разрешите представиться: Отважный Герой.
     Незнакомец промычал в ответ что-то нечленораздельное.
     -- Я вижу, Вы впервые у нас в городе?
     --  Нет... то есть, да, в городе я, конечно же, впервые, и
поэтому еще ничего не вижу в тумане.
     -- Э, тут не  видеть  надо,  тут  надо  чувствовать!  Если
хотите, я могу помочь. Куда Вам необходимо попасть?
     --  Я  бы  хотел... осмотреть город. Незнакомец сказал это
так, как будто прыгнул в прорубь. "Ну точно, точненько,  он  не
был в отеле! Значит, он у меня на крючке!"
     -- Пожалуйста, прошу Вас.
     Отважный  Герой  взял  незнакомца  под руку и с изумлением
ощутил под рукой  металл.  Под  рубашкой  была  кольчуга:  дело
принимало  серьезный  оборот.  Но  Отважный  Герой не собирался
отпускать от себя такой лакомый кусочек.
     --  Простите,  как  Ваше  имя,  я  не  расслышал,   учтиво
извинившись и склонив голову в знак покаяния, спросил Герой.
     --   Живчик,   --  с  некоторой  паузой,  многозначительно
ухмыльнувшись, ответил  незнакомец.  Но  Герой  уже  не  слушал
ответа,  его  распирало от страстного желания выговориться. Эта
потребность начисто выжгла ему все внутри и смешала мысли. А  в
голове  уже штабелями лежали истории, готовые к употреблению. И
Герой начал.
     -- Вы знаете, чем знаменит наш город?
     Даже  сквозь   кольчугу   было   заметно,   как   напрягся
незнакомец.
     --  Он  знаменит  тем, что под его стенами произошла самая
кровавая в истории страны битва. Нас окружило большое и  хорошо
вооруженное войско, враги надеялись найти у нас деньги, женщин,
вино,  но  мы  все как один встали на защиту любимого города. Я
был назначен командовать пешим гарнизоном, и мне было  поручено
разгромить врага. Вы слушаете?
     Но  нас  было  значительно  меньше,  ну,  просто,  гораздо
меньше! Если бы мне не пришел тогда в голову великолепный план,
то еще неизвестно, чем бы все это закончилось. Я велел  прорыть
подземный ход, и горожане семь дней и семь ночей рыли его, нашу
единственную   надежду   на   спасение.  И  когда  работа  была
закончена, мы ударили в тыл врагам. Я дрался как лев, в  первых
рядах,  с окровавленным мечом и расколотым щитом, убивая врагов
одного  за  другим  без  пощады,  без  пощады!  Противник   был
ошеломлен  нашим  неожиданным  появлением  и в панике бежал! --
глаза Героя радостно горели, он был возбужден своим  рассказом,
но не настолько, чтобы забыть обо всем на свете. И, поэтому, не
давая своему спутнику опомниться, он затараторил дальше.
     -- А вот однажды, в 83-м году, я шел по улице. Тихая такая
улочка,  почти  без  машин.  И  представляешь, вдруг из-за угла
выскакивает девчонка лет семи, со школьным ранцем за спиной,  и
через дорогу. А там -- "ЗИЛ", черт его знает, откуда он взялся!
Девчонка  растерялась,  стала  посреди дороги, -- ни вперед, ни
назад. Водитель -- по тормозам, но где там! До  девчонки  метра
четыре  осталось. И тут я вскочил с кровати, оделся -- хвать ее
за ранец, и  на  себя!  "ЗИЛ"  пролетел  в  каком-то  метре  от
опешившей девчонки и скрылся за поворотом.
     Герой  чувствовал,  что  Живчик не верит ему, но разве это
было так важно? Ведь он  слушал  и  не  перебивал!  И  Отважный
Герой,   не  давая  ни  себе,  ни  своему  спутнику  передышки,
продолжал.
     --  А  вот  еще  раз,  когда  я  был  "в  подполье",   всю
организацию взяли в одну ночь. Я случайно спасся, потому как...
ну,  в  общем...  девушку  домой  провожал  и увидел, как ребят
охранка забирает. Эти гады  по  всему  городу  раструбили,  что
группа  Громика  уничтожена  и  сопротивление сломлено. Тогда я
понял, что нужно сотворить что-то выдающееся, чтобы все об этом
заговорили, да при этом самому живому остаться, дабы  доказать,
что  группа  Громика, а это был, конечно, я, жива. Долго думать
времени  не  было,  решил  убить  начальника  охранки.   Выбрал
подходящее место -- подъезд в соседнем доме. С площадки второго
этажа  отлично  просматривался  вход  в  охранку, прикинул пути
отхода (угнал для этого мотоцикл),  взял  с  собой  винторез  с
оптикой,  девятимиллиметровый,  и пошел на дело. Затаился, жду.
Карабин на подоконник стволом облокотил. Долго  ждал.  Наконец,
подъезжает  машина,  выскакивают  из нее двое, у обоих "Узи" на
животах болтаются, и по обе стороны от  машины  встали,  любого
готовы  изрешетить.  Любого,  да  только  не меня, -- я ведь их
почти на предельной  дальности  выцеливал.  Выходит  из  машины
офицер,  охрана  --  в  струнку,  телохранители  в свои пукалки
вцепились, аж пальцы  побелели.  Ну,  тут  я  его  и  уговорил,
родимого.  Тихонько  так,  плавненько,  не дыша нажал на курок,
карабин рявкнул коротко, офицерик-то ручками только взмахнул  и
--  лицом  в  грязь.  точнее,  не  лицом,  а  тем,  что от него
осталось, ибо попал я ему в затылок, а выйти пуля должна была в
районе переносицы. Пока все оцепенели, я еще два  раза  пальнул
по  машине,  особенно  не  целясь,  и мигом вниз, в подвал. Там
через окно на улицу, на мотоцикл, и -- за  первый  ручей.  Ноги
еле   унес,   хотя   и   стрелял   издалека,  только  проскочил
перекресток, сзади патруль подъехал. Правда, начальника охранки
я не убил, потому как первым из машины вышел его заместитель, а
он сам остался в машине,  но  убийство  заместителя  и  ранение
начальника  охраны  сделали свое дело -- люди воспрянули духом,
они поверили, что с этими желтомордыми можно бороться.
     Отважный Герой был так увлечен  своим  рассказом,  что  не
заметил  даже  (или не захотел заметить), что начался обеденный
перерыв, и над  улицами,  заполненными  густым  туманом,  повис
разноголосый  гомон.  Живчик,  одним  ухом  слушавший  рассказы
Героя, другим пытался выудить  из  этого  многообразия  голосов
хоть  что-нибудь,  что  могло  помочь  ему  разобраться  в этом
странном городе.
     -- А вот когда я жил на необитаемом острове, у  меня  была
великолепная  автоматическая  винтовка, с которой я охотился на
диких... -- сочно раздавалось справа.
     -- Ты представляешь, я ей говорю "Ну возьми же,  возьми!",
а она отталкивает и только головой машет... -- тихо и вкрадчиво
на ухо кому-то рассказывали слева.
     --  А  я  лежал,  не  в силах пошевелиться, и только слезы
медленно текли из глаз,  я  не  мог  их  сдерживать,  да  и  не
стыдился;  вот так-то, а ты говоришь: друзья! -- веско закончил
кто-то впереди и быстро зашагал, удаляясь от Героя с  Живчиком,
так  быстро,  что  через  несколько  мгновений  его уже не было
слышно.
     "Да, Хозяин Отеля явно не дурак, умно  придумал,  ему  эти
гаврики  скучать  не  дают,"  --  думал  тот,  кто  назвал себя
Живчиком, послушно следуя за Героем. Неожиданно, совсем  рядом,
так  близко,  что  даже  Живчик смог его разглядеть, медленно и
важно прошествовал  толстый  субъект.  Гостю  пришлось  здорово
напрячь свой слух, чтобы разобрать его бормотание.
     -- И не думайте мне возражать, ни-ни! Это было именно так.
Да, да,  да  и еще раз да! А причем здесь Гималаи? Вы не правы,
мой любезный друг, в Гималаях я его не видел, а вот в Альпах --
пожалуйста,  из  одного  котелка  изволили-с.  Так-то-с,  а  вы
возражаете, не стоит, право...
     Но  не  этот  разговор  потряс  Живчика, а то, что рядом с
толстяком никого не было! Он спорил с туманом! Неужели  же...?!
Нет,  это необходимо выяснить. Герой, умолкший на минуту, вновь
начал оживленно что-то  рассказывать,  но  Живчик,  не  слушая,
тянул  его  в  подворотню, которую он каким-то чудом разглядел.
Только лишь они очутились в одиночестве, как Герой  поперхнулся
на  слове "антигравитация", почувствовав у горла холодную остро
отточенную сталь.
     -- Тихо, -- властно приказал гость.
     -- Вот  оно,  неужели  сбылось?!!  Всю  жизнь  мечтал,  --
лихорадочно  пронеслось  в  голове  у  Героя, -- Теперь я стану
настоящим Героем! -- и он, оттолкнув неожиданно Живчика  влево,
сам  метнулся  в другую сторону, и, развернувшись, резко ударил
его ногой в живот. Ощущение было такое, словно Герой  со  всего
маха  влепил  ногой  в  бетонную стенку. "О, черт!" -- только и
смог вымолвить он, корчась от боли.
     -- Спокойно, парень! Без глупостей, и я не трону тебя. Мне
нужно только кое-что узнать. Вы что же, рассказываете  все  это
себе,  каждый  себе  самому?  Все  они, -- он кивнул головой на
улицу, -- рассказывают только для себя? Почему они рассказывают
это лишь себе... нет...
     -- Ясно. Я понял тебя. -- Герой оправился от  боли  и  мог
членораздельно   говорить.  --  В  свое  время  каждый  из  нас
заинтересовался тайной  Белого  Пятна.  Все  мы  попытались  ее
разгадать  и, в конце-концов, попадали в Отель. Никто не знает,
как долго  там  спят,  но  рано  или  поздно,  приходит  момент
пробуждения.  Тебе, пока ты еще не проснулся, делают укол, и ты
приобретаешь навык видеть в тумане, ощущать  его.  После  этого
укола  все  узнаешь  о  Городе  Белого  Пятна,  о  его нравах и
обычаях,  о  тех,  кто  его  населяет.  Когда  же  окончательно
приходишь  в  себя,  то  тебе  показывают  твою  квартиру, и ты
становишься  свободным  и  можешь   всем   рассказать   о   тех
невероятных приключениях, которые с тобой происходили.
     --  Говорят,  что  раньше,  --  Герой перешел на шепот, --
когда  Хозяин  только  построил  Город,  его  первые  жители  с
интересом слушали друг друга, но сейчас, сейчас редко встретишь
того,  кто  бы  выслушал  тебя,  ведь  каждый  может сам такого
понарассказать, порой даже  похлеще,  чем  ты  сам.  У  каждого
теперь  за  спиной столько, что можно без перерыва рассказывать
до конца жизни. Так что все  стараются  высказаться,  а  то  не
успеешь  поведать о своих приключениях, кто тогда узнает, какой
ты был, да что сделать успел.
     -- Но ведь их все равно никто не слышит!
     -- Почему не слышит? Слышит. Их всех слышит  и  записывает
Летописец.  Это  единственный  житель города кроме, разумеется,
стражи и Хозяина, который не жил  в  Отеле.  Хозяин  специально
нанял  его,  чтобы  он  записывал все наши рассказы. Поначалу к
нему все ходили домой, в высокую  башню,  но  когда  нас  стало
слишком  много,  ему  пришлось  забаррикадироваться  в  Башне и
изучать наши рассказы по магнитофонным записям.
     -- Как это? -- Живчик был обескуражен, -- Как магнитофоны?
     -- Обыкновенно, весь город утыкан микрофонами, и все,  что
в  нем  произносится,  сразу  же записывается. Аппаратура HiFi,
высший класс. А обрабатывать все это дело компьютер.
     -- Это что же, и наш разговор записывается?
     -- Конечно, я  же  говорю,  --  все,  что  произносится  в
Городе.
     -- И когда же Хозяин узнает о нем? Скоро?
     --  Трудно  сказать.  Если компьютер решит, что все это --
обычная басенка, то наш разговор попадет в библиотеку, а там он
может пролежать до скончания века. Ну, а если же решат, что это
нечто другое, а у него есть все на то основания, ведь диалоги у
нас ох как нечасты, то об этом сразу  же  доложат  Хозяину.  То
есть, минут через десять-пятнадцать.
     --  Так,  значит  времени  у меня в обрез! -- Живчик резко
изменился. Герой почувствовал это по его  властному,  окрепшему
голосую.  --  Слушай  и  отвечай,  только  кратко и быстро. Как
просыпаются в Отеле, что для этого необходимо?
     -- Я не знаю, да и в Отель тебе не попасть, ты  не  знаешь
города,  ты  не ощущаешь туман, тебя сразу же возьмет стража. И
вообще, зачем это тебе?
     -- Черт! Зачем? А затем, что вас  всех  здесь  оболванили,
дали всласть помечтать, а потом заставили поверить, что все это
--  правда,  заставили  забыть, кто вы и откуда. Вот ты, кем ты
был до Отеля? До Пятна?
     -- Ну как, кем я был... -- и тут Отважный Герой понял, что
он никогда даже не задумывался над этим, -- я был... Хм!  А!  Я
был  знаменитым  полководцем! Хотя нет, как же тогда саблезубый
тигр, которого я задушил в пещере? А бой с пришельцами  на  Ио?
Слушай, кто же я?
     -- То-то! И все, что ты рассказываешь -- неправда! Ложь!
     --  Нет!  --  в  ужасе  закричал  Отважный  Герой и закрыл
побелевшее лицо трясущимися пальцами с обгрызанными ногтями, --
Нет, я -- Герой, Отважный Герой!
     -- Герой, говоришь? А как же ты и с рыцарями воевал,  и  с
пришельцами из космоса, да еще в каменном веке льва придушил?
     -- Тигра! -- всхлипнул Герой.
     --  Вспоминай,  кто  ты,  и  живи  сам, своей жизнью, а не
мечтой, не снами -- от них лучше не станет.  Если  хочешь  быть
Отважным Героем, -- будь им, а не каким-то жалким трусом.
     --  Нет!  Нет!  Нет!  -- в ужасе закричал Герой и, упав на
землю, забился в истерике, -- Нет, я не хочу,  не  хочу,  я  --
Герой, Герой, я не хочу опять быть Жалким Трусом!
     Живчик рывком поставил Героя на ноги и сильно хлестанул по
щекам.  Тот  пришел  в  себя и уже не причитал, а только дрожал
мелкой дрожью.
     -- Так ты и есть Жалкий Трус?
     Отважный Герой что-то промычал нечленораздельное, а  потом
как-то резко выдохнул, -- Да! Я вспомнил. Я -- Жалкий Трус.
     --  Ну  здравствуй, бродяга! -- и Живчик неожиданно прижал
Труса к груди, -- Так вот куда ты подевался, а я-то тебя искал.
     -- Кто ты, я не знаю тебя, --  недоуменно,  силясь  что-то
припомнить, спросил Трус.
     --  И не старайся вспомнить, все равно не узнаешь, об этом
мы  потом  поговорим.  А  сейчас,  слушай  сюда:  хочешь  стать
наконец-то  настоящим  героем? На всю жизнь прославиться? Знаю,
что хочешь. Помоги мне разбудить  Город,  разгромить  Отель.  И
тогда  все  станут  самими  собой. Ведь сейчас все вы витаете в
мечтах, позабыв обо всем и обо  всех,  а  ведь  каждый  из  вас
кому-то нужен!
     -- Вот только не каждый знает кому... -- пробормотал Трус.
     --  А надо ли громить Отель, а, Непоседа? Живчик дернулся,
как ужаленный: "Кто здесь?"
     -- Это я, Летописец. И не ищи  меня,  в  Городе  полно  не
только  микрофонов,  но  и  динамиков. Зачем тебе разрушать все
это?
     --  Да  ведь  все,  кто  живет  в  этом  Городе,  обмануты
Хозяином.  Он  не  сказал им всей правды, он околпачил их! -- с
яростью прокричал  тот,  кого  Летописец  назвал  Непоседой.  А
потом,  помолчав  несколько  секунд, тихо добавил, -- И не зови
меня Непоседой, пожалуйста.
     -- Ну что же, Безымянный Рыцарь, ты прав, их обманули.  Но
значит  ли  это, что все надо уничтожить? Откуда ты знаешь, что
все они захотят  вернуться  обратно  из  этой  страны  грез,  в
которой   они  все  могут,  в  которой  они  сильны  и  любимы,
могущественны и добродетельны? Ты должен только дать  им  такую
возможность, а там пусть они сами решают.
     --  Но  ведь клетка, пусть даже золотая, не перестает быть
клеткой!
     -- Да, но ведь ты даешь ключ от нее в  руки  узников.  Так
что  если  они  захотят  уйти, они уйдут. Не стриги ты всех под
одну гребенку. Не каждому хватает силы жить...
     -- Будем считать, что ты убедил меня. Что я должен сделать
для этого?
     -- Ты сам бессилен  против  Хозяина.  Тебе  должен  помочь
житель Города, и, как я понимаю, у тебя есть такой помощник.
     -- Ты готов, Трус, сможешь?
     Трус стоял белый как мел, по его лицу струился липкий пот,
а взгляд  словно  выхватил  нечто  в  тумане,  и никак не хотел
выпускать это.
     -- Ну же, решайся скорее, Трус!
     -- Я согласен, -- наконец выдавил из себя Трус и сразу  же
почувствовал  огромное  облегчение.  Он  решился,  теперь самое
страшное позади!
     -- Идите к ратушной площади. Там стоит Большая  сигнальная
пушка. Она стреляет дважды в день, и еще ни разу за всю историю
Города  она  не  подводила  горожан. Но никто не знает, что она
отмеряет ритм жизни Хозяина. Я не знаю  подробностей,  но  если
она когда-либо не выстрелит в положенный час, то Хозяин лишится
своей  колдовской  силы,  туман  поредеет,  и  горожане  станут
свободны. Так что спешите, до выстрела осталось совсем немного.
И будьте осторожны, пушка хорошо охраняется.
     Безымянный Рыцарь и Трус бросились к ратушной площади.
     -- Ты владеешь мечом, Трус? -- спросил на бегу Рыцарь.
     -- Конечно нет, ведь я же Трус.
     -- Тогда сделаем так, я отвлеку стражу, а ты  проберись  с
другой  стороны  и  постарайся  оттянуть  время  выстрела любой
ценой, ты понял, любой ценой!
     -- Хорошо, площадь прямо. Будь осторожен, Непоседа,  --  и
Жалкий Трус исчез в тумане.
     Откуда  появилась стража, Рыцарь сказать не мог. Он помнит
только, что навалились они  со  всех  сторон,  и  ему  пришлось
применить  все свое умение фехтовальщика, чтобы не дать им себя
убить. Он старался производить как  можно  больше  шума,  чтобы
отвлечь  на  себя всех, кто охранял Большую сигнальную пушку. И
это ему, кажется, удалось, ибо нападавших было столько, что они
больше мешали друг другу, чем нападали на Рыцаря. Но,  несмотря
на  то,  что  отбиваться  приходилось  со  всех  сторон, Рыцарь
неуклонно продвигался вперед, к пушке. Вот уже  чернеет  она  в
тумане,  виден  факел  канонира. Где же Трус? Почему он медлит?
Неужели испугался, сдрейфил в последний момент?!
     Вдруг у Пушки возникло  какое-то  замешательство,  канонир
упал,   выронив   факел,   и   лязг   сражения  прорезал  дикий
пронзительный вопль. Так можно кричать  только  наткнувшись  на
нож.  И  Рыцарь, привыкший казалось бы ко всему, вздрогнул, ибо
понял, в кого у Пушки вонзилась сталь. Крик оборвался  каким-то
коротким  булькающим  звуком, похожим одновременно и на смех, и
на плач.
     Рыцарь осознал, что ему не успеть, он увидел, как  канонир
поднялся,  отбросил  тело  Жалкого  Труса  от пушки и взялся за
факел. Отчаяние овладело Безымянным  Рыцарем,  и  он  с  новыми
силами бросился на стражников. Вот канонир поднял факел. Поднес
его  к  Пушке.  Ну!  Выстрела  нет!  Канонир подсыпал пороху на
полку, вновь поднес  факел.  Порох  вспыхнул,  но  выстрела  не
последовало!  Тогда канонир метнулся к стоящему рядом бочонку с
порохом, отшвырнул тело Жалкого Труса, лежащее  на  бочонке,  и
сунул  факел  внутрь,  но  тот  погас! И в этот момент Рыцарь в
помятой кирасе и изрубленной кольчуге прорвался к Пушке, ударом
меча свалил канонира, и бросился к Жалкому Трусу.
     Тот лежал на спине, закрыв глаза, и хрипло дышал. В  груди
его  зияла огромная рана. Его одежда, земля вокруг, бочонок, на
котором он лежал перед этим, были залиты кровью.
     -- Трус, ты жив?
     Он приоткрыл глаза и попытался улыбнуться,  --  Все...  он
меня  мечом,  думал  все...  -- отрывисто, чуть слышно произнес
Трус, -- кровь как хлынет... на Пушку упал... порох залить... а
потом бочонок...  чтобы  не  перезарядили...  Успели...  теперь
все...
     --  Трус,  не  умирай,  Трус,  милый! -- Безымянный Рыцарь
склонился над холодеющим телом.
     -- Солнце, смотри, солнце! --  Трус  вновь  открыл  глаза,
сладко,  по-детски  улыбнулся  и умер. Безымянный Рыцарь поднял
голову  и  увидел,  как   сквозь   изрядно   поредевший   туман
пробивается настоящее теплое солнце.

P.S. Летописец не солгал. Пушка не выстрелила, Хозяин Отеля был
побежден, его власть рухнула, но не все захотели покинуть Город. А те,
кто ушел, своими рассказами подарили "Нирване" новых постояльцев, и
теперь каждый житель Глюкарии может посетить эту золоченую клетку,
предварительно получив от нее ключик. А на ратушной площади вокруг
Большой Сигнальной Пушки теперь растут кроваво-красные цветы, и все
жители знают, что это памятник Отважному Герою.

     21. Из жизни древних амфор

     Я, видимо, совсем неважный рассказчик (скорее, неграмотный
писатель -- прим. Ред.), потому что постоянно хочется отвлечься
от пересказа  всех тех историй, которыми меня потчует Непоседа,
и рассказывать о том, что предшествовало моей встрече с ним, от
кого и когда он их узнал, и еще  о  всякой  значительной  и  не
очень  значительной чепухе. И лишь потом переходить к главному.
И все же сегодня я постараюсь быть краток. Началось все с того,
что я прочел Непоседе  сказку  о  древней  амфоре  и  оловянной
кружке.
     -- Чье? -- осведомился Непоседа, став почему-то фиолетовым
и каким-то вязким на вид.
     -- Сашкино.
     -- Нет у нас такого глюка! -- авторитетно изрек уже желтый
Непоседа.
     -- Да нет же, это же Сашка Швецов написал, сам.
     Непоседа    покрылся    лазурными   пятнами,   означавшими
сожаление, и наполнил комнату запахом свежего сена.
     -- Швецову -- Швецово! -- изрек он, а  затем  как  бы  про
себя,  --  Кто  же это ему проболтался? Видно, Глупыш. Вечно он
все в розовом свете представляет.
     Я опешил.
     -- Это Глупыш-то в розовом? А ты тогда в каком же?
     Непоседа пропустил эту реплику мимо ушей (или чем  он  там
слушает), а потом непоколебимо изрек.
     -- Ладно уж, расскажу. Где наша не пропадала. Только учти,
я сам  это  не  видел  и  не  чувствовал, а узнал все от старых
гномов. Пик рассказал.
     Так я узнал историю Древних Амфор. Жили-были  Амфоры.  Они
были  совсем  еще  молоденькие,  -- всего-то два дня от роду, и
поэтому их, еще не окрепших, не налившихся красотой,  выставили
с  десятком  их  родных  и двоюродных сестер во дворик под лучи
жаркого  глюкарского  солнца.  Все  эти  амфоры  были   созданы
известным   Мастером   и  ждали  теперь,  когда  он  начнет  их
расписывать. Поговаривают, что мастер пел, когда работал, и под
его чуткими ловкими  пальцами  песня  замирала,  превращаясь  в
глиняную  сказку.  Самое  удивительное,  что  ни  одна из тысяч
амфор, вышедших из-под его рук не была похожа  на  другие.  Пел
Мастер  веселую  песню,  и  амфора  вся  сияла, лучилась добрым
смехом, улыбками, а была  песня  грустной,  и  амфора  выходила
мягкой,  слегка  печальной, и всякому, взглянувшему на нее было
ясно, что она предназначена для крепкого, терпкого вина.
     Скоро, очень скоро наступит день Большого Базара в Порту и
Мастер торопился выполнить все свои заказы. Но,  даже  торопясь
успеть,  он  расписывал  каждую  амфору  так,  как любящая мать
одевает своих  дочек  перед  воскресной  прогулкой.  И  Амфоры,
наливаясь  новым,  лучезарным  светом,  превращались в истинное
произведение искусства.
     А в день Большого Базара все и началось.  Мастер  погрузил
свои  творения  на  арбу  и  уже  хотел отправляться, как вдруг
заметил, что из кустов торчит узкое горлышко забытой  им  самой
последней  амфоры,  которую он даже не успел расписать. Бережно
взяв ее в руки, Мастер осторожно уложил ее рядом  с  остальными
сестрами и арба тронулась.
     Мастер  очень  быстро распродал весь свой товар. Разошлись
сестрички по разным хозяевам, кто куда разлетелись.  А  две  из
них -- самая прекрасная из созданных Мастером -- Розовая Амфора
и  самая последняя, не расписанная, попали к Морскому Капитану.
Он принес их к себе на корабль, наполнил, тщательно закупорил и
запечатал. Вот с этого-то, в общем, и надо  было  начинать  эту
историю о Древних Амфорах.
     В  бурю,  которая  подстерегла  корабль Морского Капитана,
валы шли один за другим, перекатываясь через судно, которое, не
выдержав их мощного напора, пошло ко  дну.  И  на  морское  дно
медленно  опустились  уже  знакомые  нам  две амфоры. И потекли
годы... Много их было, сначала до Вашей эры, а затем  и  после.
(после  Нашей эры??? -- прим. Ред.) Для Розовой Амфоры это была
по истине настоящая трагедия. Она  плакала,  стонала,  поначалу
причитая  о  том,  что она не переживет такой несправедливости,
что ее предназначение -- поить всех жаждущих. Тем более, у  нее
внутри  чудесное,  пьянящее  одним  своим запахом, божественное
вино, прозванное за свой вкус "нектаром богов". Любой сочтет за
счастье попробовать хотя бы глоток этого чудного напитка, а она
хранит в себе не одну сотню таких глоточков. И все зря! О,  как
она  несчастна,  она не переживет этого. Она, самая красивая из
Амфор, просто не может жить без восхищения  ее  содержимым,  ей
самой, не чувствовать теплых прикосновений ладоней, удивленных,
радостных, пораженных ее чудной формой и удивительной красотой.
Ох,  как  же  ей  тяжело!  А эта сестричка лежит тут под боком,
ей-то что. В ней всего-навсего сладкая родниковая  вода.  Да  и
вообще,  вся  она какая-то неяркая, не то, что я. Как же мне не
повезло! Скоро уж начнут блекнуть краски от морской воды,  и  я
совсем стану похожа на эту серость. Как же мне не повезло!
     И  так  продолжалось  долгие-долгие  годы.  Простая Амфора
пыталась  образумить   Розовую   Амфору,   говорила   ей,   что
спокойствие  и выдержка должны быть спутниками настоящих Амфор.
В любом случае, что бы не случилось, пусть даже их, не дай бог,
разобьет весенний шторм  на  мелкие  черепки,  даже  тогда  они
должны  быть  достойны своего создателя -- великого Мастера. Но
Розовая Амфора всегда очень резко обрывала свою сестру, обвиняя
ее в скудоумии, и принималась за свое. Так продолжалось до  тех
пор,   пока   наши   Амфоры  не  были  найдены  археологической
экспедицией под руководством академика Зеленого.  Когда  Амфоры
были подняты на водолазный бот, все охали и ахали, восторгались
красотой  Розовой  Амфоры  и сразу набросились на снявшего свою
"морду странной конфигурации" водолаза с расспросами что,  где,
как и почему.
     Пока  он  рассказывал, что обнаружил их глубоко в песке, и
был сам поражен, Розовая Амфора  наслаждалась  своею  красотой,
властвовавшей  над людьми, и старательно выпячивала на всеобщее
обозрение свое  запечатанное  горлышко  с  оттиснутыми  на  нем
древними  письменами. Наконец-то кто-то из "корифеев" догадался
приглядеться к этой печати и удивленно ахнул.
     -- Братцы, да в ней же "Нектар богов"!
     Все сразу же  бросились  к  Розовой  Амфоре.  Про  Простую
Амфору никто даже и не вспомнил.
     --  То-то  же, -- торжествовала Розовая, -- а ты говоришь:
спокойствие и выдержка!
     Кто-то напомнил, что вода на боте кончилась еще час назад,
а солнце жарит, аж дух забирает. Кто-то рассказал  анекдотичный
случай из своей практики, а академик Зеленый все еще колебался.
Но   потом,  видя  осуждающие  взгляды  коллег,  махнул  рукой:
валяйте, мол, что с вас возьмешь. Мигом амфору откупорили, и  в
кружку полилась, аппетитно булькая, густая золотистая жидкость.
     --   Стоп!  Мне,  как  медику,  первому!  Надо  проверить,
проанализировать  состав  на  вредные  примеси!   --   закричал
экспедиционный врач.
     Начальник  его  поддержал, и тот, довольный таким оборотом
дела, весомо проанализировал состав таинственной жидкости.  Но,
видимо,  примесей  в  ней  оказалось  столько, что он тотчас же
выплюнул  в  море  ту  половину  кружки,  которую   уже   успел
"проанализировать",  и  стал  судорожно  хватать  ртом  воздух,
выдохнув из себя лишь одно слово: "Уксус!"
     А пока все пытались помочь нашему эскулапу,  Зеленый  сам,
втихомолку,  вскрыл  вторую,  Простую  амфору,  и подозрительно
понюхал содержимое. Потом  неуверенно  лизнул  край  амфоры,  а
затем,  расплывшись  в  улыбке,  подхватил ее на руки и вставил
горлышко прямо  в  рот  врачу.  Тот  сделал  несколько  больших
глотков  и  тотчас  же, успокоившись, с удовольствием произнес:
"Класс!"
     И  все  сразу  же  вспомнили  о  палящей  жаре   и   стали
подставлять   свои   кружки   под   струи  прекрасной  холодной
родниковой воды, сохраненной для них Простой Амфорой  тысячи  и
тысячи лет.

     22. Сказка о еще одном Хоттабыче

     Однажды   Непоседа,   появившись   как  всегда  совершенно
неожиданно, решил меня разыграть и прикинулся раскрытой книгой,
лежащей на письменном столе. Я  вхожу  в  комнату,  из  которой
минуту  назад  вышел  открыть  дверь (кто-то позвонил и убежал,
мальчишки наверное) и вижу на столе две  совершенно  одинаковые
книги.  Я  тотчас  же  догадался,  кто  меня разыграл, и откуда
взялась вторая книга.
     -- Ну ладно, бродяга, брось прикидываться,  я  тебя  очень
ждал.
     В комнате противно хихикнуло, и все осталось по-прежнему.
     --  Да  ты  хоть  знаешь, в какую книгу ты превратился? --
спросил я грозно.
     -- Нет, -- слегка испуганно ответила  книжка-самозванка  и
перелистнула пару страниц.
     -- А ты почитай, почитай, тебе полезно будет.
     Страницы  моей  книжки  быстро замелькали одна за другой и
вдруг вновь обрели покой.
     -- Ух ты,  а  сильный  этот  волшебник  был,  твой  старик
Хоттабыч.  Уважаю!  -- изрек Непоседа, принимая свой нормальный
вид и ставя на полку "Старика Хоттабыча".
     -- Ну, во-первых: не  мой,  а  Волькин,  а  во-вторых:  по
моему, обыкновенный, ты и не о таких рассказывал.
     Непоседа хмыкнул и, позеленев слегка, сказал.
     -- А теперь послушай о таких!
     И  я,  погрузившись  в  запах южного моря, унесся вслед за
моим другом в Глюкарию.
     -- Жил-был у нас очень давно один добрый  волшебник.  Нет,
не  так.  Очень  давно жили-были у нас добрые волшебники. Хотя,
почему  "очень  давно",  они  и  сейчас  живут.  Ну,  в  общем,
давным-давно  случилось  так,  что у нас было очень-очень много
добрых волшебников. Помимо них существовали, конечно,  и  злые,
но  в  те  времена  их было значительно меньше, к ногтю их всех
прижали, да и узду на них  одели  крепкую.  И  так  много  было
добрых  волшебников, что у них началась... эта самая... ну, как
ее... Ну подскажи же, что улыбаешься?
     -- Конкуренция?
     -- Вот-вот,  что-то  вроде  этого.  Каждый  хочет  сделать
добро,  а  всем  уже и так хорошо. Вот тогда-то и решил один из
них, что надо бы, раз такое дело,  на  время  сойти  со  сцены,
затаиться, пока что-либо не изменится. То ли страна увеличится,
то  ли  злые  волшебники  бунт  устроят,  в  общем  несчастий и
горестей всяких подождать,  чтобы  запросто  можно  было  добро
делать,  а  не  бегать-искать,  кому  бы,  да  чего бы. А чтобы
дождаться этих "благодатных" времен,  заточил  он  сам  себя  в
прекрасную   амфору,  что  купил  в  Большой  Базарный  День  у
известного Мастера, запечатал  ее  покрепче  и  попросил  своих
друзей волшебников забросить ее подальше в море.
     Да,  тут  надо  пояснить, что у нас так издревле повелось,
что коль удастся волшебника, добрый  он,  злой  ли,  загнать  в
любой  сосуд  и  заткнуть  пробкой,  то  он сразу всю свою силу
теряет, пока из этого сосуда не освободится.
     Ну,  друзья  его  и  закинули.  А  поскольку  он  попросил
подальше,  а друзья его, разумеется, были добрые волшебники, то
закинули они его так далеко, что и  берегов  оттуда  не  видать
было, если, конечно, со дна всплыть. (Зачем всплывать, если все
равно  "не  видать"?  --  прим.  Ред.)  И потекли годы. Вначале
волшебник отсыпался. Всласть поспал, за все  свои  тысячелетние
недосыпы.  Потом  просто  отдыхал.  Потом  все  свои волшебства
вспомнил, какие только сделать успел. А потом и скучать  начал.
Что  ж это его до сих пор не достают, а? Уже не одна тысяча лет
прошла по его расчетам,  и  пора  бы  уж  какому-нибудь  Вольке
нырнуть  и  нащупать его амфору. Или, на худой конец, пусть его
подберут ребята Зеленого, тоже не плохо. Да только  не  находит
его   никто.   Он  опять  успел  отоспаться,  отдохнуть  и  все
вспомнить, а его все никто не находил.
     И он начал мечтать о том, что он сделает для того, кто его
найдет.  Ну,  перво-наперво,  дворец  до  небес,  где-нибудь  в
тропиках,  прекрасную жену (мужа, и т.п. -- смотря кто найдет),
личную карету (белый "мерседес", яхту, самолет, -- смотря когда
найдут) и золотую плевательницу. Ну и, разумеется, два  больших
мешка  счастья.  Но тысячелетия текли одно за другим, а его так
никто и не тревожил. И потихонечку он начал злиться. Сначала из
списка благ исчезла золотая плевательница.  Минула  еще  тысяча
лет,  и вслед за плевательницей, с интервалом в 2-3 тысячи лет,
последовали все средства передвижения. Потом канул  в  вечность
дворец.  Остались  только  два  мешка счастья и избранник(-ца).
Минуло еще полмиллиона лет и, наконец, его нашли.
     Непоседа замолк.
     Я подождал минутку, и нетерпеливо спросил.
     -- Что дальше-то, кто его нашел?
     Непоседа растаял в  воздухе,  а  я  услышал:  "Американцы.
Подводная лодка "Тритон"...
     Убедившись,   что  Непоседа  окончательно  исчез,  я  взял
военную  энциклопедию  и,  недолго  порывшись  в  ней,  прочел:
"Тритон"  --  Атомная  подводная  лодка  ВМС США... Пропала без
вести."
     Действительно, сильный старик был Хоттабыч-то.

     23. Старая индейская легенда

                                   Пролог

     -- Это бесполезно. У нас всего два  ствола  да  пол  сотни
патронов.
     -- И что ты предлагаешь? Сдаться?! Ты забыл, наверное, что
это они  сожгли  ранчо  Сломанное  Колесо  и  перебили всех его
жителей.
     -- Нет, не забыл. Но у нас будет возможность спастись,  мы
заплатим им выкуп, и они отпустят нас.
     --  Я  не думаю, что краснокожие пойдут на это, они скорее
получат выкуп и снимут с нас скальпы. Я  предлагаю  драться.  В
четверти часа ходьбы отсюда -- охотничья избушка. Мы успеем там
укрыться,  прежде  чем  они  нагонят  нас,  и  примем бой. Я уж
постараюсь подороже продать свою жизнь.
     -- Глупо. Лучше постараться спасти ее, а  потом  отомстить
им.
     --  Слушай,  парень, в свое время я вышел на тропу войны с
краснокожими, и ни разу за это время они не  действовали  подло
против  меня.  Я  готов даже признать, что они совсем не плохие
парни, и с ними можно ладить. Но они сожгли Сломанное Колесо, и
я должен был отомстить за это, даже если Доходяга Билли  и  был
трижды  виновен  перед  ними. Они не имели права трогать его. И
раз сейчас они перехитрили меня, то я предпочитаю честный  бой,
чем трусливую сдачу в плен.
     --  Как  хочешь,  вольному  --  воля!  Я оставлю тебе свой
карабин и все патроны, мне они пока ни к чему. И револьвер тоже
возьми!
     -- За это спасибо. А теперь, прощай, я пошел к избушке.
     -- Прощай!
     В наш салун "45  калибр"  заходит  много  всякого  народу.
Заходят  все,  кому  не  противно  в  эдакую  пору, как сейчас,
опрокинуть  внутрь  рюмку  --  другую,   индийского   чая   или
бразильского  кофе.  Слава о нашем заведении идет самая добрая,
-- и кормят  хорошо,  и  поят  в  соответствии  с  современными
требованиями, и стычек со смертельным исходом не так много. Так
что заходят представители всех, так сказать, этнических групп и
группировок.  Поэтому  мне  довелось  слышать самые невероятные
истории и небылицы. Много, конечно, уже подзабылось, но кое-что
еще могу вспомнить, и при случае тряхнуть стариной  и  показать
свою эрудицию.
     Вот  и  сейчас  я  тряхну  и  покажу,  только  вы отойдите
подальше, а то пылью запорошу, когда трясти буду, да  и  мелкие
камни  попасть  могут.  А  расскажу я вам одну старую индейскую
легенду. Повествует она о событиях настолько древних, что я  не
застал   даже   правнуков   тех,  кто  слышал  ее  от  реальных
участников. Но индейцы бережно передают ее от отца к  сыну,  от
сына  к  внуку.  Начало  ее  у меня уже из головы вылетело, и я
начну с середины, тем более, что ничего  интересного  в  начале
нет. (Так же, как и в кончале. -- Ред.) Итак...
     Быстрая Стрела давно знал Удачливого Охотника, и, поэтому,
он сразу  же  повел  воинов  на  перевал  Шарманщика. Все воины
Племени Длинных Ушей пошли за Быстрой Стрелой, чтобы  отомстить
за  своих  братьев.  И  они пришли на перевал и стали ждать там
Удачливого Охотника. И он пришел на перевал, и  пошли  охотники
за  ним.  Так  тихо  пошли, как ходит вокруг своей спящей милой
пылко влюбленный  юноша.  И  так  шли  они  за  ним  до  самого
Бездонного  Ущелья. И когда Удачливый Охотник добрался до этого
страшного места, он увидел след  нашей  стоянки  и  понял,  что
попал в западню. Нас было много. Если сложить вместе все пальцы
на  руках  и  ногах,  и взять столько же раз по столько, то вот
сколько нас было. И тогда Быстрая Стрела  предложил  Удачливому
Охотнику  самому  снять с себя скальп, но тот гордо отказался и
ответил, что он будет  драться.  И  он  принял  бой.  Это  была
великая  битва. Мы шли на нее мстить за наших братьев и сестер,
отцов и матерей, убитых бледнолицыми собаками, и мы знали,  что
Удачливый  Охотник  обречен  и сопротивлением только усугубляет
свою участь. И он тоже знал это. Но страх не сковал его сил, не
затмил его взгляд, не заставил дрожать его  рук,  наоборот,  он
научил  его  стрелять  без промаха сразу из двух больших ружей.
Великий Бог длинноухих даже смилостивился  вначале  над  ним  и
прогневался  на  нас  за  то,  что  мы  не можем одолеть одного
бледнолицего, и поразил из его ружей многих наших воинов.
     Видя это, Быстрая Стрела приказал принести жертву Великому
Богу длинноухих. И смилостивился тогда Великий Бог  и  направил
две  стрелы,  пущенные  воинами Длинных Ушей, в руки Удачливого
Охотника. И выпали у него из  рук  длинные  ружья,  и  короткие
ружья  не смог он достать из кожаных карманов. И связали его, и
привели к пыточному столбу.  Но  никто  из  воинов  Племени  не
захотел  пытать  бледнолицего или снять с него живого скальп. А
не захотели, сынок, потому, что настоящий воин племени  Длинных
Ушей  всегда  уважает честного и сильного врага. Врага, который
умеет драться и не бить в спину, как это делают Вонючие  Сууки,
или  подлые  бледнолицые собаки. И, хотя Удачливый Охотник тоже
был бледнолицым, он никогда не бил в  спину  и  не  убивал  зря
наших  воинов. А уж тем более никогда не убивал детей, стариков
и женщин, как делал это его друг Доходяга Билли. И  каждый,  на
кого  указал  Вождь,  покорно  склонял  голову  и становился на
колени в знак того, что он лучше примет смерть от  руки  вождя,
чем оскорбит свою честь пыткой бледнолицего. И тогда, видя это,
Быстрая  Стрела,  бывший  самым честным воином племени приказал
отвести бледнолицего к святому Столбу Смерти.  И  самые  лучшие
воины  по приказу вождя одновременно натянули свои тугие луки и
одновременно послали меткие стрелы в сердце бледнолицего.
     С той самой поры скальп Удачливого Охотника хранится у нас
как самая большая святыня Воинов, и каждая мать приносит своего
новорожденного сына Вождю, чтобы  тот  одел  на  мальчика  этот
скальп  и  Смелость и Отвага Удачливого Охотника, живущие в нем
сделала малыша  в  будущем  таким  же  сильным  и  мужественным
воином, каким был сам Удачливый Охотник.
     Вот такая легенда.
     -- А что стало со вторым?
     -- С каким вторым?
     --  Но ведь у Охотника было два ружья, и значит был кто-то
второй, тот, кто отдал Охотнику свое ружье. Да и  рассказ  Сони
похоже не что иное, как предсмертный разговор Охотника со своим
спутником.
     --  Про  второго в легенде ничего не говорится. Я не знаю.
Может и вправду сдался в плен, а потом откупился  золотом.  Все
может  быть.  Может,  когда-то в легенде и говорилось о нем, да
потом с годами  стерлось,  забылось.  Да  и  что  о  нем  можно
интересного  рассказать?  А  впрочем...  Там  ведь  говорится о
каком-то жертвоприношении...

     24. Егоза

     Высокие холмы расступились, как  всегда  внезапно,  открыв
взору  Егозы  бескрайние  прерии  Дикого Запада, со всех сторон
окружавшие ее родной Городок. Городок, где прошло ее озорное  и
беззаботное  детство.  Она  с  улыбкой  вспомнила  бесшабашного
бесенка терроризировавшего своими невообразимыми выходками  всю
округу.  Бесенка,  в  одночасье превратившегося в одну из самых
прелестных невест Глюкарии и до сих пор живущего где-то  у  нее
внутри.  Егоза  весело  рассмеялась вдохнув неповторимый аромат
прерии, по которому она  успела  истосковаться,  и  подхлестнув
коня,  во весь опор поскакала к городку, навстречу собственному
детству.
     Нет, конечно же, прерии Дикого Запада Глюкарии  не  совсем
то   место   где  безопасно  появляться  в  одиночку,  особенно
молоденькой девушке, но надо было знать Егозу, выросшую в  этих
краях.  Она  не  хуже  любого  ковбоя управлялась с "кольтом" и
"винчестером", а с ее  смелостью  и  недюжинной  отвагой  могли
посоперничать, разве что ее же красота и неизъяснимая, поистине
магическая   прелесть.   Этот   непостижимый  сплав  молодости,
бесшабашного  озорства,  волшебного  очарования  и   природного
кокетства  был  страшнее  самого  мощного  динамита. Он играючи
крошил в пыль десятки  мужественных  и  видавших  виды  сердец,
оставляя   за  собой  пороховую  гарь  жестоких  перестрелок  и
задорный девичий смех.
     Вот и сейчас, счастливо  смеясь,  опьяненная  возвращением
домой  Егоза  неслась  сломя  голову,  думая лишь о том, как бы
побыстрее  добраться  до  Городка.  Неожиданно,  из   ближайшей
лощины,  наперерез  всаднице,  выскочил  здоровенный  бычок  и,
испуганно шарахнувшись, бросился наутек.
     --  Тр-р-р-р-Хей-я-я-я-я-я!  --  прозвенел   над   прерией
звонкий  клич  Егозы и, забыв обо всем, она помчалась вслед. Ее
лошадь без труда настигла отчаянно улепетывающего беглеца, рука
привычно сняла с седла лассо и через мгновение Егоза уже стояла
над стреноженным бычком.
     -- Что ж, совсем не плохо, папа  остался  бы  доволен!  --
Егоза  еще  раз  улыбнулась,  глядя на своего пленника и тут же
сообразила, что лассо-то у нее  не  было!  Какое-то  неуловимое
мгновение  она недоуменно морщила лоб, а потом просто завизжала
от восторга.
     -- Клубничный! Негодник!
     Лассо тотчас же растворилось в воздухе, бычок,  не  медля,
задал  стрекоча,  а  Егоза,  обняв  невесть  откуда  повисший в
воздухе пушистый розовый комочек, радостно кружилась в каком-то
бешеном танце.
     Тут надо бы оговориться. Клубничный  Поручик  (а  это  был
конечно  же  он)  один  из  самых  шебутных  и  озорных  глюков
Глюкарии,  назначенный  Советом  Старейших  за  свой   характер
опекуном   Дикого   Запада,   был   старинным  другом  Егозы  и
непременным участником всех ее детских проказ.
     Когда первые  восторги  несколько  поутихли,  Егоза  вновь
вскочила  в седло, а Клубничный привычно устроился впереди нее.
Егоза пустила коня шагом увлеченная сбивчивым разговором  давно
не видевшихся старых друзей.
     --  Если  бы  ты  только  знал,  Поручик,  как  я  по тебе
соскучилась! А чтобы ты не очень задирал свой нахальный нос,  я
хочу тебе сказать, что ты самый гадкий и противный глюк во всей
стране!
     --  Я?!!  --  в  возгласе  Клубничного  звучало  изумление
оскорбленной невинности всего мира.
     -- Да, да! Ты меня приучил, что ты всегда рядом, где бы  я
не  была,  что бы не делала -- ты всегда, если что, прийдешь на
помощь и выручишь из любой беды. Просто "Раз!" и все в порядке!
Я, понимаешь, к этому привыкла, и потом, когда  покинула  Дикий
Запад,  мне  постоянно  этого не хватало! Я из-за этого столько
раз попадала в такие переделки, что ты даже представить себе не
можешь!
     -- Отчего же, могу. И потом, ведь ничего же серьезного  не
случилось!
     --  Что?  И ты еще смеешь говорить "ничего серьезного"? Да
знал бы ты в какой переплет мы попали на перевале Шарманщика!
     -- Но лавина-то сошла вовремя...
     -- Да, если бы не эта лавина... Погоди-ка, а ты-то  откуда
про это знаешь?
     --  Ну...-  Клубничный  стал  лиловым -- у нас тут новости
быстро распространяются...
     Егоза грозно нависла над глюком.
     -- Не хочешь ли ты сказать...
     -- Нет, не хочу! -- Поручик молниеносно перебил ее  и  они
весело рассмеялись.
     --  Знаешь,  а  я  действительно  начала отвыкать от этого
чувства непреходящей удачи, такой  уверенности  что  все  будет
хорошо.   --   помолчав,  как-то  очень  сокровенно  и  бережно
произнесла девушка.
     -- Мда? Странно! -- поддельно изумился Клубничный.
     -- Так ты что, все это время был рядом?
     -- Да ну что ты, что ты! Кто же меня отсюда  отпустит?  --
поспешно  затараторил  глюк.  И  после  паузы  многозначительно
добавил. -- Надолго.
     -- И ты не  разу  не  показался!  Противный!  --  обиженно
протянула Егоза, -- мне о стольком хотелось с тобой поболтать!
     --  Но  это  же было твое приключение, твое путешествие и,
похоже, ты его с честью выдержала и вполне им довольна.
     -- И  я  так  рада,  что  наконец-то  вернулась!  Отдохну,
повеселимся!
     -- Да уж, предчувствую, задашь ты мне хлопот! -- притворно
вздохнул Поручик и они вновь рассмеялись.
     -- А как насчет принцев, а? -- лукаво осведомился глюк.
     -- Есть несколько на примете.
     --  Что  я  слышу? Ты так и не научилась ценить любовь? --
Клубничный изобразил высшую  степень  негодования  и  писклявым
голосом проорал: "Позор!!!"
     -- Посмотрим...- загадочно улыбнулась Егоза.
     -- Ну что ж, давай.
     Они  не успели проехать и пол дороги до Городка, как из-за
одного  из  холмов   со   свистом   и   улюлюканьем   выскочила
разношерстная    толпа   бродяг.   Поручик   мгновенно   оценил
разделявшее их расстояние: "Гони! Уйдем!"
     -- Не боись, и  не  с  такими  справлялись!  --  отрывисто
бросила  Егоза и ловко выхватила "винчестер". Ни один мускул не
дрогнул на ее  прелестном  лице,  лишь  в  самой  глубине  глаз
зажглись   бешеные   озорные  огни.  Хладнокровно,  выстрел  за
выстрелом,  она  разрядила  в  бандитов  всю  обойму,  злорадно
отметив,  что все пули нашли свою цель. Потом пришпорила коня и
слившись с ним воедино понеслась прочь.  Она  лишь  на  секунду
оглянулась на преследователей, а повернувшись, увидела Поручика
копошащегося с "винчестером".
     -- Перезаряжал! -- пояснил он в ответ на немой вопрос.
     -- Спасибо, милый!
     Егоза  остановилась  за  первым  же попавшимся пригорком и
вновь начала методично расстреливать оголтело несущихся за  ней
всадников.  А  когда  патроны  кончились  она опять прильнула к
конской  шее,  стремительно  уходя  от  изрядно  поредевшей   и
озверевшей  от  этого банды. Когда на дороге вновь подвернулось
удобное для  засады  место  Поручик  тронул  Егозу  за  руки  и
протянул "винчестер".
     --  Ну  что  бы  я  без тебя делала! -- ласково улыбнулась
девушка  и  взяв  карабин   удобно   устроилась   за   огромным
придорожным валуном.
     Две предыдущих засады ничему не научили опьяненных злостью
разбойников  и  они гурьбой выскочили прямо под меткие выстрелы
Егозы. Она стреляла как в тире, и бандиты, в конце  концов,  не
выдержав,  бросились  прочь.  Сухо  щелкнул, выбросив последнюю
гильзу "винчестер" и Егоза, захваченная азартом боя, тотчас  же
бросилась  его перезаряжать. Но в седельной сумке остался всего
один патрон! Она ловко вогнала его в обойму и вскинула карабин.
И уже нажимая на курок, вдруг отчетливо вспомнила, что у нее же
было всего три обоймы! Ровно три!
     "Винчестер" полыхнул огнем, сильнейшая отдача вырвала  его
из  рук  и  что-то  страшное  с пронзительным и жалобным криком
устремилось вслед убегающей  банде.  А  нагнав  ее,  взорвалось
ослепительно розовым светом, во все стороны разметав оставшихся
в живых.
     Егоза  с  ужасом  смотрела  на обугленную дорогу усыпанную
дымящимися телами и как в бреду повторяла лишь одно: "Нет! Нет!
Нет! Нет!"
     А когда легкий ветер прерий донес до нее прогорклый  запах
паленой   клубники  она  поникла,  как  подрубленный  цветок  и
зарыдала, первый раз в своей жизни узнав вкус слез.

     25. Сказка о стойком оловянном солдатике

     Однажды вечером  я  сидел  у  стола  и,  дымя  паяльником,
пытался  подготовить  фронт  работ  к приходу моего друга Сэма.
Когда я уже почти закончил, позади меня раздался чей-то тяжелый
вздох и, мигом обернувшись, я с изумлением увидел Непоседу.  Он
удобно  расположился  на  моей  кровати,  и  с интересом листал
"Сказки" Андерсена.
     -- Привет, дружище!  --  моей  радости  не  было  предела,
потому  как  этот прескверный глюк не появлялся у меня уже черт
знает сколько времени.
     --  А,  знаешь,  перечитал  я  тут  на  досуге   "Стойкого
оловянного  солдатика"  и  ужасно  расстроился!  --  словно  бы
продолжая давно начатый разговор, задумчиво произнес  Непоседа,
-- Ведь все это было совсем-совсем не так ...
     Хотя...  -- он уже рассуждал сам с собой, -- ведь он писал
для детей..., но, в то же время, он говорил о любви... Нет,  не
понимаю!
     Потом,   как-то   странно  глянув  на  меня,  он  спросил:
"Помнишь,  я  рассказывал  тебе  историю   о   жизни   Стойкого
оловянного  солдатика?  Сегодня  я  расскажу тебе о его смерти.
Расскажу так, как это было на самом деле.
     "Большой  картонный  дворец,   возвышавшийся   над   всеми
игрушками,  действительно привлекал к себе пристальное внимание
всех и вся.  Правда,  это  внимание,  в  первую  очередь,  было
обращено  не  на  сам дворец, а на его главную обитательницу --
изящную миниатюрную Танцовщицу, грациозно застывшую в  каком-то
волшебном и страстном танце. Она была столь пленительна и мила,
что  дабы  оградить  ее  от  назойливых поклонников (всякие там
пупсики, слоны, мартышки  и  троль),  рядом  с  дворцом  всегда
выставляли  стражу  из  оловянных  солдатиков.  Долгими зимними
ночами они  стояли  рядом  с  прекрасной  Танцовщицей,  бережно
охраняя  ее  сон.  И наш солдатик неоднократно стоял на посту у
этого дворца. Он бдительно  таращился  в  темноту  ночи,  слыша
рядом  тихое  дыхание  Танцовщицы  и  даже на расстоянии ощущая
нежную теплоту ее тела. А однажды, уже после того как погиб его
напарник, с которым он дежурил до этого и Солдатик  стал  нести
службу  один, Танцовщица заговорила с ним прямо посреди ночи, и
они проболтали до самого  утра.  Это  была  воистину  волшебная
ночь,  и с тех пор такие разговоры стали спасительной отдушиной
в не-легкой жизни игрушечного солдатика. Нет, конечно же у него
были братья-солдаты, но ведь с ними так не поговоришь! И каждое
свое дежурство, если только Танцовщица не спала, он  говорил  с
ней  и  говорил. Правда, со временем эти разговоры все больше и
больше выливались просто в монологи Солдатика. Но он этого  уже
почти  не  замечал, стремясь поделиться с Танцовщицей всем, что
его радовало и волновало. Так бы все наверно и продолжалось  до
беско-нечности, если бы не троль.
     Троль  жил  в фальшивой табакерке поблизости от дворца. Он
был навечно прикован к своему жилищу и ужасно от этого бесился,
с завистью и ревностью наблюдая за Солдатиком и Танцовщицей.  А
однажды,  не  выдержав, он прошипел из-под полуприкрытой крышки
вслед  оловянному  солдатику:  "Нужен  ты  ей  больно,   дундук
влюбленный!"  Словно  бы  молнией  вспыхнули эти слова, ослепив
нашего героя. Он, неожиданно для самого себя  понял,  что  ведь
действительно,  он  уже  давно  любит эту прекрасную девушку, и
тотчас же решил завтра просить ее руки.
     Но, чем больше он об этом думал, тем отчетливей  всплывало
в  памяти  молчание  Танцовщицы,  ее  холодность и неприступная
сдержанность.  "Да  уж,  --  подумал  Солдатик,  --  она  видно
действительно  из  знатных,  живет во дворце, а у меня только и
есть, что коробка, да и то нас в ней набито двадцать пять штук.
Но попробовать все же стоит!"
     Наутро  ему  удалось  выбрать  момент   и,   оставшись   с
Танцовщицей  наедине,  рассказать ей о своей любви, но она лишь
мило улыбалась в ответ и продолжала свой вечный  танец.  От  ее
молчания,  от  этой  вежливой  улыбки  нашего  Солдатика прошиб
холодный пот, и, смущенный и растерянный,  он  постарался  уйти
подальше  от дворца, от восковых лебедей плавающих в зеркальном
озере.
     Он пришел в себя только стоя на подоконнике и  разгорячено
дыша.  Нет, он не собирался покончить с собой или уходить прочь
из  этого  дома.  Ему,  всего  навсего,  был  нужен   маленький
тайм-аут,  чтобы прийти в себя. Но то ли подоконник был слишком
скользким, то ли его коварно толкнул в спину  чей-то  злорадный
взгляд,  то  ли  это  был  просто  сквозняк, но уже в следующее
мгновение  Солдатик  --  только  воздух  в  ушах  свистел,   --
стремительно падал вниз с третьего этажа.
     Он  не слышал горестного "Ох!", вырвавшегося у Танцовщицы,
не видел смертельного ужаса, застывшего в ее глазах и не знал о
том, как оказывается легко слетает с ее лица маска равнодушия и
отвлеченности. Но зато он твердо знал, что ему во  чтобы-то  ни
стало необходимо вернуться назад, ведь кто же кроме него сможет
лучше охранять Танцовщицу долгими темными ночами.
     Возвращение  домой было для Солдатика не столь легким, как
описал его Ганс Христиан Андерсен.  Много  раз  лишь  память  о
прелестной Танцовщице заставляла его вновь и вновь подниматься,
вызывая  на  бой  всех  и  вся. Но молитвами Танцовщицы и своей
Любовью он все же сумел вернуться в  тот  самый  дом.  Солдатик
застыл  у  белой  громады  дворца,  перед которым танцевала его
любимая.
     --  Здравствуй!  --  спокойно  и   даже   как-то   холодно
поприветствовала  она  Солдатика и тотчас же отвернулась прочь,
чтобы скрыть огоньки безудержного  счастья,  вспыхнувшие  в  ее
глазах.
     "Вот  так  вот,  просто  "Здравствуй"  и  все!  -- это был
страшный удар. В мечтах, в том страшном аду, которым стала  для
Солдатика  дорога домой, в конце этого мучительного тоннеля, он
всегда отчетливо  видел  слезы  радости,  страстные  объятия  и
жаркие   поцелуи,   а   на   самом-то  деле  --  всего  навсего
"Здравствуй".
     Все то, что стало для него смыслом жизни взорвалось в  это
мгновение  обидой  и  разочарованием,  наполнив  его  до  самых
глазниц горькими, солеными слезами. Но он был солдат и не  имел
права плакать. Стойкий оловянный солдатик четко, как на параде,
развернулся  кругом  и пошел прочь от дворца, судорожно пытаясь
сдержать рвущуюся наружу боль. И поглощенный этой борьбой он не
почувствовал, каким жарким и полным  любви  взглядом  проводила
его Танцовщица.
     Он стоял на краю стола, делая вид, что смотрит на пляшущий
в камине  огонь.  А  в  это  время  его самого съедало, плавило
изнутри не менее жаркое пламя отвергнутой,  как  ему  казалось,
любви.  Вся  беда  заключалась  в  том, что он действительно по
настоящему  любил  Танцовщицу.  Жар  этой  любви,  не  нашедший
выхода,  разгорался  все  ярче и ярче, расплавляя все вокруг. А
может быть к нему добавился и страстный взгляд  Танцовщицы?  Не
знаю  ...  Только  вот  наступило мгновение, когда, не выдержав
этого  страшного  жара,  расплавилось  и   потекло   олово,   и
единственная  нога Солдатика предательски подогнулась. И нелепо
кувыркнувшись в воздухе, он рухнул вниз, прямо в горящий камин.
В падении  Солдатик  успел-таки  бросить  последний  взгляд  на
прекрасный дворец своей возлюбленной и с изумлением увидел, как
метнулась  вслед  за  ним  легкая  фигурка в батистовой пачке с
яркой розеткой на груди.
     Их руки встретились и переплелись, и  они  вспыхнули,  как
самая  яркая  звезда  прежде  чем их коснулись языки настоящего
живого  пламени.  Огонь  поглотил   их,   оставив   миру   лишь
почерневшую как уголь розетку и маленькое оловянное сердечко.

     26. Пигмалион

     Громко    звякнув,    массивный   кованный   ключ   острым
металлическим скрежетом безжалостно  отсек  от  мастерской  все
лишнее.  Теперь  безграничность Вселенной сосредоточилась всего
лишь в одной глыбе розового мрамора покоящейся  на  подиуме.  И
только Мастер знал что скрывает в себе этот безжизненный на вид
камень.  Всю  свою  долгую  жизнь  Мастер  посвятил тому, чтобы
однажды освободить, выпустить из него на волю ту,  которая  уже
многие  годы  заполняла  все  его помыслы. И вот наконец-то это
время пришло, и первые мраморные крошки посыпались  на  дощатый
пол...
     Он  увидел  ее  еще  мальчишкой.  Как-то  раз,  катаясь на
льдине, Мастер, бывший в ту пору безусым юнцом, зазевался и уже
через мгновение оказался в обжигающих объятиях вешней  реки.  А
потом,  спасенный  друзьями,  мучительно долго метался в жарком
бреду, изредка разрываемом ледяным  полотенцем.  И  вот  где-то
там, на самой границе жизни и смерти, сквозь колышущееся марево
призраков  он  вдруг  отчетливо  различил  ее  силуэт. Она была
божественно  красива,  а  ее  невесомые   прикосновения   столь
блаженны,  что Мастер замер в восхищении. Замер и забылся пусть
еще и бесконечно тяжелым,  но  уже  глубоким,  выздоравливающим
сном.  С  тех  самых  пор  он и посвятил свою жизнь тому, чтобы
когда-нибудь вернуть ее в мир  людей.  Бесчисленное  количество
раз  он,  не  щадя  себя, приступал к работе, пытаясь возродить
любимый  образ.  Но,  в  самый  последний  миг,  Она  неизменно
ускользала,  оставляя  Мастера  наедине  с  мертвой, податливой
глиной. Шли годы, но Мастер не отступал, вновь и вновь  начиная
сначала.  Он работал до полного изнеможения, пока не выпадал из
обессиливших  рук  инструмент,  и   предательски   навалившееся
забытье  не  уводило  его  в  таинственный  мир снов. Туда, где
безраздельно царила Она. Там, окруженный ее искренней любовью и
заботой  Мастер,  как  губка,  впитывал  в  себя  то   ощущение
безграничного   счастья,   которое  он  переживал  во  сне.  Но
неизбежное   пробуждение   безжалостно   вспарывало    грядущим
одиночеством паутину призрачной радости. Каждый раз, прежде чем
уйти,  он  звал  Ее  с  собой,  но  Она  лишь лукаво улыбалась,
протяжно отвечая: "Не-е-ет!" и исчезала вместе с остатками сна.
Мастер просыпался  и,  стиснув  зубы,  снова  пытался  обмануть
судьбу, приступая к работе. Он ваял, а перед глазами непрерывно
мелькали  густые  переливающиеся  волны  ее волос, чудный стан,
бесконечно родная улыбка, а в ушах безраздельно  властвовал  ее
чарующий  голос.  Творения  Мастера  уже  украшали лучшие музеи
мира,   выставки   неизменно   собирали    толпы    восторженых
почитателей,  но  сам-то  он  твердо  знал, что все это -- лишь
прелюдия.
     Но  вот  наконец-то  сошлись  воедино   в   своем   апогее
мастерство  скульптора,  страсть  мужчины  и  жизненый  опыт. И
замерло, растворившись в восхищении время, потрясенно наблюдая,
как под чуткими руками Мастера, под резцами его души и  молотом
сердца  рождается  каменное  чудо.  Уже  отложены в сторону все
инструменты и теперь лишь мозолистые ладони  полируют  холодный
безжизненный  мрамор.  Они  скользят,  отдавая  ему  нежность и
заботу, ласку и силу, доброту и верность, все, что только может
отдать женщине мужчина. Ведомые сердцем, руки без устали гладят
камень,  и  он,  в  ответ,   словно   бы   наливается   изнутри
таинственным  жизненным  светом. А опыт, точно подсказывает тот
самый критический момент, когда нужно пересилить себя, чтобы не
остановиться в изнеможении на пол дороге.
     Так продолжается до тех пор,  пока  друзья,  обеспокоенные
долгим отсутствием Мастера, не взламывают двери его мастерской.
И   потрясенно  застывают  перед  густо  краснеющей  обнаженной
красавицей, растерянно прикрывающейся старым рванным  фартуком.
А  рядом,  уронив  морщинистое  лицо  на  ставшие  вдруг такими
непослушными руки,  сидит,  мастерски  высеченный  из  розового
мрамора, безмерно уставший старик.

     27. Царевна-лягушка.

     Тихая  тенистая заводь большого лесного озера была любимым
убежищем Марьи-царевны. Именно сюда приносила она свои  девичьи
печали  и,  вдали  от  чужих  глаз, давала волю слезам. Да и то
дело, было  от  чего  плакать:  все  подружки  уж  давным-давно
свадебки  сыграли,  а ей, ну просто беда, все никак не везет! И
ладно бы страхолюдиной была, аль убогой какой, так ведь нет  же
--  видная  девка,  ладная.  Только  вот  кокетству  совсем  не
обучена.  Как  какого-нибудь  царевича-королевича  увидит,  так
сразу  же, как мак алый, краснеет. А язык, так и вовсе на корню
сохнет. От того-то  и  капали  горькие  слезы  в  темную  воду,
разгоняя бестолково суетящихся водомерок.
     Вдруг  рядом что-то плеснуло и прямо перед Марьей-царевной
плюхнулась на камень большая зеленая лягушка. Царевна отпрянула
в испуге и едва не закричала от страха, она  жуть  как  боялась
всю  эту  болотную живность. Но визг замер на устах, сменившись
изумлением: голову  лягушки  венчала  изящная  золотая  корона.
Много  раз  слыхивала Марья-царевна про такие чудеса, да только
полагала, что все это просто байки для малых детишек.  Ан  нет!
Живая,  скользкая  и противная лягушка с царской короной сидела
прямо перед ней и не моргая смотрела прямо в лицо.
     --  Не  ква-а-алнуйся,  не  съе-ем!  --  молвила   лягушка
человеческим голосом.
     Ошарашенная  царевна переборов внутреннюю дрожь присела на
самый краешек валуна.
     -- А ты... заколдованная царевна?
     -- Кве-е-ет! Я заква-а-алдоква-а-анный царевич.
     Сердце оборвалось, и кровь отлила  от  щек.  Заколдованный
царевич!  И если она поможет ему сбросить это мерзкое заклятие,
то...  В  жар  кинуло  Марью-царевну,  и  теперь  уже  ее  лицо
пламенело, как закатное солнце. Руки сами потянулись к лягушке,
но  когда  царевна  представила,  что  прийдется дотронуться до
холодной, пахнущей  вязкой  тиной  лягушачьей  кожи,  омерзение
сковало все тело.
     --  Кто  ж  это  тебя  так?  --  только  и смогла выдавить
царевна.
     --   Да-а-вняя   история.    Расква-а-алдуй    меня,    не
пожа-а-алеешь!
     -- А чем же я помочь-то могу?
     --  Поцелу-у-уй  меня  и про-о-очь падут злые ча-а-ары. --
проквакал царевич-лягушк.
     Марья-царевна просто в  ужас  пришла.  Но  не  бросать  же
несчастного царевича в беде! Долго не решалась она прикоснуться
к  нему,  мучилась,  себя изводила. Но потом, собрала всю волю,
ведь как-никак -- царская  дочь,  и,  вся  внутренне  сжавшись,
посадила   лягушку  в  ладони  и  поднесла  в  губам.  А  потом
зажмурилась и, дрожа  от  страха  и  нетерпения,  прижала  свои
коралловые губы к мокрой холодной коже.
     Сверкнула молния и грянул гром. Вихрь пронесся над озером.
Марья-царевна  вдруг  ощутила страшную тяжесть в руках, ладошки
сами собой разошлись в стороны, раздался громкий всплеск  и  ее
обдало  брызгами.  Царевны открыла глаза и увидела, стоящего по
колено в воде, высокого пригожего царевича в  дорогом  кафтане.
Он  с  недоверием  смотрел  на  свои  руки,  то  и дело поднося
растопыренные пальцы к лицу, на собственное отражение в  темной
воде, а потом радостно закричал на всю округу: "Ура-а-а!"
     Марья-царевна  даже  не  ожидала  увидеть  такого славного
мо'лодца и прямо-таки зарделась вся  от  смущения.  Капли  воды
текли  по  ее лицу, и она попыталась вытереть их рукавом, но, к
своему изумлению, вместо яркого сарафана увидела лишь блестящую
лягушачью кожу.  И  только  сейчас  заметила,  что  смотрит  на
царевича снизу вверх и сидит, скрючившись на камне. Она в ужасе
закричала и метнувшись прочь, шлепнулась в темную воду.
     -- Ква-а что-о?

     28. Золушка

     "Ваше Высочество!
     Не  милости  и  пощады прошу у Вас, за все мной содеянное,
ибо даже если Вы и даруете мне прощение, сам себя я простить не
смогу. Молю лишь ободном -- не велите искать меня или  высылать
вслед  погоню,  ибо мое единственное желание сейчас -- искупить
все то зло, которое я принес тем, кто был мне дороже  всего.  И
ничто не в силах остановить меня.
     Вы  видимо в недоумении, о чем это пишет ваш друг детства?
Теперь-то я могу  рассказать  сколь  черную  роль  я  сыграл  в
судьбах  той  которую  я  любил  больше  всего на свете и Вашей
собственой.
     Я не поэт, а всего  лишь  простой  башмачник  и  не  смогу
описать  чем  Она  была  для  меня.  Да,  в общем-то, всем. Она
захватила, заполонила собой все, едва я увидел ее в первый раз.
С ее именем я не расставался ни на секунду,  ее  образ  был  со
мной  когда  сон сковывал мои глаза, и он же будил меня поутру,
напоминая, что где-то рядом в этом мире живет Она. Я любил  ее.
Она  была  чудесной  девушкой, да Вы впрочем и сами это знаете.
Правда ей не повезло с мачехой, но она никогда не унывала, и за
это  я  ее  тоже  очень  любил.  Однажды,  чтобы  хоть  немного
порадовать  ее, я сделал ей подарок, да будь он трижды проклят!
Если бы я только мог тогда предположить, как искалечит он  наши
судьбы...
     Вы-то  знаете,  что я хороший мастер и, думаю поймете, что
те туфельки, которые я сшил для нее были особенные. Я вложил  в
них  все  свое  умение, всю любовь и нежность к этой несчастной
девушке, и они мне действительно  удались.  Это  были  чудесные
туфельки оттороченные драгоценным серебристым мехом.
     И  каково  же было мое изумление, когда вскоре после этого
Вы пришли ко мне с одной из этих туфелек! Вы сказали  мне,  что
ее потеряла ваша невеста, что она... Впрочем, Вы пожалуй и сами
это  все  хорошо  помните. А потом Вы попросили меня рассказать
Вам все, что я могу об этой туфельке: кто шил, где, когда и так
далее. Я заявил тогда, что это не так просто и Вы оставили  мне
туфельку,  сказав,  что  прийдете за ней через час. А через час
туфелька-то была не совсем та, На глаз не заметно, а вот размер
уже другой, не зря же меня называли Мастером.
     Вы конечно же не могли этого знать, и преспокойно женились
на той, которой она пришлась в пору и, на сколько  я  знаю,  не
так  уж  и несчастливы с ней. Я радовался тому, как ловко обвел
всех вокруг пальца, сохранив  для  себя  свою  возлюбленну.  Но
потом  я  понял,  что  она-то  всерьез  в  Вас  влюбилась и эта
женитьба убила ее. Она медленно  угасала  и  ничто  не  было  в
состоянии  ее  утешить.  И  вот  вчера она умерла, и как это не
страшно, я главная  тому  причина.  А  посему  я  ухожу  искать
волшебный  родник живой воды и не появлюсь здесь, пока не найду
его.
     Прощайте и, если сможете, простите.
     Башмачник."

     29. Канатоходец

                               Сказка первая.

     Он знал, что рано или поздно это  должно  было  случиться.
Никогда  не  угадаешь  заранее,  что  будет  тому  причиной, и,
потому, готовым к этому нужно  быть  всегда.  Сколько  он  себя
помнил,  он  ждал этого предательского момента, за которым лишь
краткий миг полета, страшная вспышка боли и бездонная  темнота,
поглощающая тебя целиком и навсегда.
     И  потому,  когда  канат неожиданно провис и перед глазами
поплыли изумительные  оранжевые  круги,  Канатоходец  отчетливо
осознал, что сейчас он сорвется.
     Он  не  испугался, не закричал и не впал в панику, ведь он
давно  уже  был  готов  к  этому.  Канатоходец  закрыл   глаза,
бесполезные  в  этой бешеной круговерти запрокинутых лиц, жадно
глядящих на него и доверился своему чутью. Один  взмах  шестом,
другой,  ну  где же канат? Он сконцентрировал все свое умение и
опыт, и, балансируя на  старой  гнилой  веревке,  отвоевывал  у
смерти  секунду  за  секундой. А когда Канатоходец окончательно
понял, что удержаться уже не удастся, он широко  открыл  глаза,
чтобы  в последний раз взглянуть на обтрепанный купол шапито. В
какую-то мельчайшую долю секунды, отделявшую  его  от  падения,
вместились  и  трагическая  тишина внезапно умолкшего оркестра,
вскрики  друзей,  и  сотни  глаз,   ожидающих   увидеть   такое
экзотическое  зрелище.  И  именно  эти  жадные  липкие взгляды,
безжалостные и злорадные, устремленные к нему со  всех  сторон,
должны  были стать последним толчком, отделявшим Канатоходца от
гибели.
     Но судьбе было угодно  распорядиться  иначе.  Чем  же  еще
объяснить, что срываясь вниз, он поймал на себе один совершенно
необычный  взгляд  огромных  девичьих  глаз.  Ужас  и  страх за
Канатоходца, боль и жалость,  любовь  и  нежность,  а  главное,
желание помочь и даже взять на себя ту дикую боль, что ворвется
в  его  тело  через  секунду  --  сплелись  в  этом  взгляде  в
диковинный клубок. И, еще не успев ничего осознать, Канатоходец
интуитивно поверил этому  взгляду  и  словно  оттолкнувшись  от
него,  успел перевернуться, и вцепиться руками в канат. Публика
разочарованно ахнула и сплюнула, злобно выругавшись.
     Потом были объятия друзей, выволочка от хозяина  шапито  и
неуемное  желание  узнать  кто  же  та  девушка  спасшая его. В
краткий миг падения он  разглядел  лишь  ее  глаза,  точнее  их
выражение.  Но  пойди найди в этом мрачном городе девушку, если
помнишь только то, как она смотрела на тебя.  И  пробродив  всю
ночь  по пустынным улицам и площадям, пугая случайных прохожих,
и ускользая от ночной стражи, Канатоходец  к  утру  вернулся  в
свой фургончик.
     А  вечером  было  новое  представление  и  он опять шел по
тонкому ненадежному канату. Только на этот раз  он  смотрел  не
вперед,  как обычно, а вниз. Так идти было намного сложнее и он
с трудом сдерживал головокружение, но  зато  вся  публика  была
перед  ним  как на ладони, и он мог ее как следует рассмотреть.
Канатоходец уже отчаялся найти свою спасительницу,  внимательно
оглядев  всю галерку, партер и ложи, когда вдруг вновь окунулся
в  этот  удивительный  и  волшебный  взгляд.  А  окунувшись   и
проследив  за ним, едва опять не сорвался вниз. Он покачнулся и
даже выронил шест,  --  этот  взгляд  полный  любви  и  тревоги
исходил  из  королевской ложи, где сидела девушка в серебристой
полумаске.   Канатоходец   закрыл   глаза   и   заставил   себя
успокоиться. А потом, когда сердце уже не выпрыгивало из груди,
а внезапно вспотевшие ладони были тщательно вытерты об трико он
взглянул  вниз,  в  эти  спасительные глаза. И когда их взгляды
встретились, и девушка из ложи покраснела, увидев, что  он  все
понял,  Канатоходец  только для нее одной сделал двойное сальто
назад. Публика была в восторге, а незнакомка отблагодарила  его
таким  взглядом,  что  ему  захотелось  спрыгнуть  к  ней  вниз
немедленно.
     Так продолжалось довольно долго. Каждый  вечер  девушка  в
полумаске  занимала  свое  место  и  затаив  дыхание следила за
Канатоходцем.   А   тот,   выполнив   обычный   набор    трюков
останавливался,  и  бросив  долгий  и  внимательный  взгляд  на
королевскую  ложу,  проделывал  нечто  такое,   что   никто   и
представить  себе  не  мог.  И за все время этого удивительного
романа во взглядах, Канатоходец не разу ни повторился.
     Я  не  знаю  точно,  встречались  ли   они   помимо   этих
ежевечерних  представлений  и  было ли известно Канатоходцу кто
она, девушка из ложи. Хотя, думаю, что он все  знал,  иначе  не
вышел  бы  на  арену  в тот последний вечер, когда цирк оцепили
королевские жандармы. Видимо кто-то донес королю, что его  дочь
увлеклась   уличным   шутом   из   балагана.   Местный  король,
вообщем-то, был не то чтобы очень жесток, но честь семьи  ценил
превыше  всего.  А  посему,  Канатоходец нисколько не удивился,
когда в один из вечеров его друг клоун предупредил,  что  канат
подрезан и порвется, едва Канатоходец на него ступит.
     Он  знал,  что  рано или поздно это должно было случиться.
Конечно же  он  мог  бы  бежать,  но  ведь  тогда  он  вряд  ли
когда-нибудь  еще  увидит  этот  чудесный взгляд, так много ему
давший и столькому научивший. И он вышел на арену. Он  старался
быть  предельно осторожен идя по канату, но, дойдя до середины,
Канатоходец разглядел место надреза и  понял,  что  это  конец.
Канат  и  так-то  был не ахти, а теперь вообще держался на двух
тонких нитках. И последний раз взглянув в  эти  ставшие  такими
родными  глаза,  он  крепко зажмурился и шагнул вперед. Он ясно
ощутил как лопнул под ногой канат. Внизу заорали:  "Ух-ты!",  и
предсмертная  легкость  окутала  тело.  Но  падение  было столь
кратким, что Канатоходец даже не успел  его  почувствовать.  Не
успел  потому,  что  под ногами ясно прощупывался другой канат!
Боясь поверить в это чудо, не открывая плотно зажмуренных глаз,
он ощупью пошел по этому неизвестно откуда взявшемуся канату.
     А обалдевшая публика, разинув рты, во все  глаза  глядела,
как между двумя болтающимися обрывками каната по тонкому лучику
взгляда уверенно шел Канатоходец.

     30. Царевич

     Случилось  однажды  так,  что  одна  маленькая  прелестная
девочка, ну просто загляденье что  за  ребенок,  сама  того  не
ведая  расстроила  планы  одной  старой  колдуньи.  И та, желая
отомстить обидчице, прокляла ее. Нет, конечно же она  могла  бы
превратить  ее  в  лягушку, змею или даже в крысу, но поскольку
эта девочка была любимой дочкой самого  влиятельного  в  округе
короля,  то  сами  понимаете... Тут надо быть осторожней, могут
принцы всякие понаехать, ответ за злодейство держать прийдется,
а это, знаете ли, чревато! И поскольку колдунья эта была совсем
не глупа и слыла большим  знатоком  всех  душевных  напастей  и
хворей,  то  для  принцессы  Ати она придумала особенную месть.
Как-то раз, в ночь перед Рождеством, Колдунья явилась к ней  и,
закутавшись в черную мантию, объявила со зловещей усмешкой.
     --   Прийдет  день  и  ты  станешь  взрослой.  На  большом
празднике встретишь ты своего суженного и полюбишь его,  но  на
следующий  день  после  вашей  встречи  я  уведу  его от тебя в
дальний и долгий поход. Многие годы он будет вдали  от  тебя  и
каждый   день,   каждый  час,  каждую  минуту  я  заставлю  его
вспоминать о тебе.  И  живя  только  этими  воспоминаниями,  он
создаст  в  своем  воображении  дивных  Хрустальный образ своей
возлюбленной. Этот образ будет  таким,  каким  он  захочет  его
увидеть.  Это будет образ идеальной возлюбленной и именно ее-то
он и полюбит по настоящему. Только после этого  я  позволю  ему
вернуться к тебе. А когда вы, наконец-то, встретитесь я разобью
эту стеклянную игрушку и он увидит тебя такой, какая ты есть на
самом деле. Вот тогда-то я вдоволь и посмеюсь!
     И сказав это, колдунья исчезла.
     Долго гадали и мать и отец Ати, как спасти любимую дочь от
этого  черного  проклятия, да так ничего и не решили. Шли годы,
Ати  взрослела,  постепенно  превращаясь   из   очаровательного
ребенка  в  прелестную  девушку.  И  вот однажды, когда ей едва
минуло шестнадцать она встретила своего суженного.
     Это случилось  на  Большом  королевском  турнире.  Молодой
иноземный  Царевич  победив  всех  известных  рыцарей не устоял
перед ее очарованием и, пользуясь  правами  победителя,  выбрал
Ати   Королевой   турнира.   И  сидя  рука  об  руку  во  главе
праздничного пиршества в свою честь они не могли  отвести  друг
от  друга  глаз.  К  исходу  этой  волшебной  ночи, наполненной
безудержным весельем и вместившей в себя и забавную  пикировку,
и  задушевные  беседы -- они поняли, что влюблены друг в друга.
Но едва лишь успели прозвучать слова признаний, как к  Царевичу
прибыл с тревожными вестями гонец -- полчища врагов вторглись в
его земли и Царевич должен немедленно возвращаться домой.
     Началось  сбываться  проклятие старой колдуньи. И суток не
минуло с момента их знакомства, а они  уже  расстались  друг  с
другом.
     Судьба  была  сурова  с Царевичем, хотя удача никогда и не
покидала его. Он закалился в битвах, ум его стал гибок и быстр,
тело было подобно стали и ничто не могло устрашить его в бою. И
как бы, порою ему не приходилось тяжело, в  сердце  его  всегда
жил  образ Ати. За годы странствий и бесчисленных мытарств этот
образ нисколько не потускнел и не  потерял  своей  свежести,  а
даже  наоборот -- окреп и обрел силу и глубину. А как же иначе,
ведь отдыхая вечерами в палатке, затаясь в засаде или трясясь в
седле в бесконечных  переходах  он,  незаметно  для  всех,  вел
нескончаемые  беседы  со своей возлюбленной. Ведь им о стольком
хотелось поговорить! И как это не  удивительно  они  не  просто
беседовали,  нет, они порою даже ожесточенно спорили и ругались
между собой,  соглашались  друг  с  другом  и  как  малые  дети
радовались  этому,  и ежечасно признавались друг другу в любви.
Это совсем не значит, что они монотонно твердили  друг  дру-гу:
"Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю!", отнюдь нет. Просто
каждым  своим  действием,  каждым  поступком они признавались в
любви и когда Ати просыпалась, она всегда находила у  изголовья
чудесную  вазу  с  прекрасными  плодами,  заботливо принесенную
Царевичем. А тот, в свою очередь, был уверен в том, что  всегда
обнаружит  Ати рядом с собой когда ему будет нужна ее поддержка
и участие. И когда ему бывало плохо и тоскливо, Ати  клала  его
голову  себе  на  плечо  и  шептало  на  ухо: "Я тебя никому не
отдам!". И от этих тихих слов  на  душе  у  Царевича  сразу  же
становилось  легко и спокойно, и к нему вновь возвращались силы
и мужество, и он был готов к новым битвам  и  походам.  Конечно
же,  все  это  было  лишь плодами его воображения, но он не мог
жить без них, ведь это были мысли об Ати. С годами эти  беседы,
встречи  и мечты о счастье слились в один чудесный и потрясающе
прекрасный Хрустальный  образ  его  любимой.  Образ  этот  сиял
миллионами  волшебных граней и они ярко озаряли такой непростой
путь Царевича. И скоро он сам уже не всегда даже мог определить
точно, что же произошло на самом деле, а что было лишь  миражом
и мечтами.
     Но,  в  конце-концов, затянувшийся поход завершился полной
победой.  Враг  бежал,  ничто  больше  не  угрожало   подданным
Царевича  и  его  землям, и, бросив все свои дела, он стремглав
помчался к возлюбленной.
     А Ати с ужасом ждала этого желанного момента встречи, ведь
согласно  проклятию  Царевич  покинет  ее  едва  погибнет   тот
Хрустальный   образ   любимой,   который   он  создал  в  своем
воображении. И страшась этого, она сама стала искать способ как
удержать суженного. Для начала  она  решила  узнать  какими  же
качествами  должна  обладать идеальная возлюбленная. Она прочла
все  доступные  рыцарские   романы,   переговорила   со   всеми
странствующими  рыцарями,  которые заезжали в их края. А собрав
воедино все черты идеальной возлюбленной Ати  просто  пришла  в
ужас,  так строги и противоречивы были мужские требования и так
многому  ей  предстояло  еще  научиться,  чтобы   не   потерять
Царевича.  Не забывайте, что Ати была наследной принцессой и ей
вообще ничего не положено было делать самой. Но она знала и то,
что если ей не удастся стать идеальной возлюбленной, то Царевич
покинет ее навсегда. И  Ати  принялась  за  дело.  Она  училась
готовить,  шить,  стирать,  убирать, воспитывать детей, вязать,
петь, плясать, поддерживать в доме чистоту и порядок, создавать
уют, и развлекать гостей светскими  беседами,  и  еще  многому,
многому  другому,  что  должна  уметь делать хорошая хозяйка. А
когда  Ати  известили,  что   война   закончилась   и   Царевич
возвращается  к  ней с победой, она даже удвоила свои старания,
спеша научиться всему, что только мог придумать вдали ее милый.
     Но, конечно же, она не успела, ведь Царевич так  торопился
к  ней  на  свидание.  И когда он, опережая всех слуг и гонцов,
ворвался в тронный зал, где  Ати,  по  локти  в  муке,  училась
вымешивать  тесто  для плюшек, она едва не лишилась чувств. А в
тот же миг, позади Царевича,  возник  в  окне  зловещий  черный
силуэт  колдуньи.  Тотчас  же  зал осветился каким-то мерцающим
волшебным светом и между Царевичем и Принцессой повис в воздухе
сияющий  Хрустальный  образ.  Ати  в  ужасе  отпрянула  --  так
прекрасна  была  та,  в  хрустале.  Даже  богини  не  могли  бы
сравниться с ней по красоте! Солнечные лучи  падающие  из  окон
украшали  ее мириадами крошечных ярких радуг, придававших ей ни
с чем не  сравнимое  очарование.  Видение  это  было  настолько
прекрасно   и  обворожительно,  что  все  замерли  не  в  силах
вымолвить ни слова.  В  повисшей  над  залом  тишине  явственно
прозвучал  восхищенный вздох Царевича. Тот час же эта волшебная
сияющая богиня рухнула на пол. Звонко разлетелись по всему залу
бесчисленные сверкающие осколки  и  перед  Царевичем  предстала
настоящая, живая Ати. Она была вся перемазана в муке, ее пышные
непокорные   волосы   убраны  под  платок  и  лишь  одна  прядь
своевольно  выбилась  и  прилипла  к  вспотевшему  лбу.  Вместо
праздничного наряда, давно уже приготовленного для этой минуты,
на  ней  было  повседневное  платьице к тому же еще подвязанное
кухонным фартуком. За последние дни Ати  так  устала,  стараясь
все  успеть,  и  сейчас  усталость  эта  и  тревожное  ожидание
предательской синевой легли под глазами, и она знала об этом. А
тут еще в зал ворвались  вечно  спорящие  между  собой  учителя
поэзии  и  танца  и, не разобравшись что к чему стали наперебой
звать ее на свои уроки. Все  это  было  так  ужасно,  но  всего
ужаснее  было растерянное лицо Царевича, удивленно глядящего на
нее.  И  не  выдержав  этого  взгляда,  Ати  разрыдалась.   Все
напряжение  этих  сумасшедших  дней,  отчаяние  и обида, боль и
страх слились воедино в этом горьком, безудержном плаче.
     -- Что это? -- недоуменно спросил Царевич.
     -- Я..., -- Ати сделала последнюю  попытку  и  лихорадочно
глотая  слезы,  путаясь  в  словах, пыталась объяснить ему все,
сейчас же, пока он еще не ушел, -- я хотела..., -- слезы мешали
ей говорить, -- для тебя... идеальной. Ты  же  выдумал  все,  а
я...  я  так  старалась  стать...,  --  и не в силах продолжать
дальше она закрыла лицо руками и дала волю слезам.
     Царевич был молод, но долгие годы походов не прошли  даром
и  он  уже  успел  многое повидать, и понять в этой сумасшедшей
шутке,  называемой  жизнью.  И  сейчас,   внимательно   оглядев
безутешно  рыдающую  принцессу  и  растерянную  свиту,  стоящую
рядом, он улыбнулся и медленно подошел к Ати.  Царевич  бережно
взял  ее  лицо  в  свои  ладони и заглянув в глаза, спросил:" А
разве  тебе  не  говорили,  что  самое  главное  для  идеальной
возлюбленной -- это любить своего избранника?".
     И   мягко   улыбнулся,   увидев  растерянность  и  надежду
вспыхнувшие в глазах Ати. А потом  он  крепко  поцеловал  ее  в
соленые от слез губы.

     31. Королева

     Ожидание    затягивалось    и    Королева   стала   нервно
прохаживаться по залу, то и дело бросая нетерпеливые взгляды на
дверь. Положение складывалось совсем не ахти, соседи в  который
уж  раз  грозили  войной,  нашествие  крыс уничтожило почти все
запасы зерна и голодные толпы осаждали дворец в ожидании  чуда.
Чуда,  которое  по  их  разумению  должна  была  сотворить она,
Королева, их единовластная правительница  и  защитница.  А  она
ведь  всего-навсего женщина, волей судеб оказавшаяся так высоко
и с трудом удерживающая на своих хрупких плечах эту тяжкую ношу
власти.
     Подойдя к окну Королева глянула вниз на бурлящий водоворот
подданных и с грустью подумала о  тех  чудных  временах,  когда
ничего этого не было и в помине.
     Это  было ужасно давно, может быть двадцать, а может и все
тридцать лет назад. Она была тогда совсем  еще  юной  девушкой,
любимой   и  единственной  дочерью  могущественного  Короля.  И
будущее было столь лучезарно и безоблачно, что она даже никогда
и не задумывалась о нем. Действительно,  зачем,  если  все  уже
предопределено  заранее.  Все,  включая  и то, что в положенный
срок ей предстоит выйти  замуж,  жить  в  достатке  и  роскоши,
окруженной  всеобщей любовью, заботой, избавленной от всяческих
тревог и волнений. И она действительно свято верила в это, пока
не   повстречала   Шута.   Точнее,   ей   подарили    его    на
семнадцатилетие.  Он был чуть старше своей хозяйки, но проворен
как обезьянка, и  главное,  что  называется  от  Бога,  наделен
талантом  смешить  и  развлекать.  И  в  тот  день,  когда юная
Принцесса впервые увидела Шута, она до самого  вечера  хохотала
над  его проделками. Он был так мил и забавен, что Принцесса не
пожелала с ним расставаться и с  тех  пор  всегда  и  везде  ее
сопровождал  Шут. Но больше всего поразило Принцессу то, что ее
родители, такие умные и образованные, зачастую до слез хохотали
над многими его шутками, которые она зачастую даже не понимала.
Правда со временем,  повзрослев,  она  стала  замечать  в  этих
остротах и розыгрышах скрытый от посторонних смыл, и поразилась
насколько   они  порой  были  точны  и  глубоки.  И  неожиданно
Принцесса открыла для себя то, что общение с Шутом  ей  во  сто
крат  милее  чем  визиты всех ухажеров вместе взятых. А осознав
это она  ужаснулась:  "Какая  банальная  и  пошлая  история  --
влюбиться  в  собственного  шута!  Это  она-то,  Принцесса,  по
которой сходят с ума сотни знатнейших женихов со  всего  света,
та, которая должна свято беречь фамильные традиции и ни на йоту
не  уронить  чести  королевской  семьи!" Это горькое и страшное
открытие потрясло Принцессу и она в растерянности не знала, что
же ей теперь делать. Открыться Шуту она не могла, у любых  стен
есть  уши,  да  и  потом воспитание не позволяло сказать, пусть
даже лучшему  из  шутов:"  Я  люблю  тебя!"  Тогда  она  решила
избавиться  от  этого чувства, отослав Шута в Охотничий домик и
запретив себе даже думать о нем.  Но  только  лишь  две  недели
разлуки  смогла  вынести  Принцесса.  Всего  четырнадцать  дней
полных слез и бесцельных метаний по дворцу, срывания злости  на
слугах  и  нескончаемого  тоскливого ожидания хотя бы случайной
встречи, которая, конечно же, ну никак не  могла  произойти.  А
потом,  не  выдержав  этой пытки, она приказала вернуть Шута во
дворец. И когда  он  вошел,  весело  позванивая  бубенчиками  и
сопровождаемый  взрывами  смеха,  его  новые  шутки  не  смогли
обмануть Принцессу. Все дело  в  том,  что  всего  на  какое-то
краткое  мгновение,  но  ей  удалось  заглянуть  ему  в глаза и
увидеть там такую же невысказанную тоску и безграничную радость
встречи, которую она  испытывала  сама.  Принцесса  обмерла  от
неожиданно  нахлынувшего  счастья  и  тревоги,  и спрятала свой
сияющий взгляд, что бы никто не смог прочесть  в  нем  то,  что
теперь стало ее главной тайной.
     Но она была принцесса знатного рода, а он -- потомственный
королевский  шут  и еще его прадед веселил прадеда Принцессы. А
потому оба они хорошо знали что дозволено простому шуту, а чего
он не должен делать ни  при  каких  обстоятельствах.  И  потому
единственное, что позволил себе Шут когда они остались наедине,
был   взгляд   наполненный   любовью   и  нежностью.  Их  глаза
встретились и все рассказали  друг  другу.  Так  зародилась  их
любовь.  Как  ни  странно,  но они были счастливы просто будучи
рядом, хотя ни одним поступком, ни единым жестом  или  взглядом
они  не  могли  рассказать  друг  другу  о  своих чувствах. Они
довольствовались тем, что просто  были  вместе,  они  научились
любить издалека, без слов, цветов и пылких объяснений.
     Но даже и такое куцое счастье было недолговечно. Принцесса
повзрослела  и  пришла  пора  выбирать из осаждающих ее женихов
одного единственного. И как не обманывали сами себя Принцесса и
Шут, втайне друг от друга придумывая десятки способов  избежать
этого,   день   помолвки   настал.   Конечно  же,  она  выбрала
достойнейшего из всех, но разве  же  он  мог  сравниться  с  ее
Шутом!
     Выбор  дочери  так  понравился родителям, что они не стали
долго тянуть со свадьбой и сыграли ее вскоре после помолвки.  А
после  шумного пира, уже став Королевой, она отправилась вместе
с мужем в его земли оставив Шута дома. Королева старалась  быть
примерной  женой  и  всячески  ублажать своего избранника. Надо
сказать, что он был очень доволен, только лишь с недоумением  и
беспокойством  следил  за  тем,  как  день  ото  дня чахнет его
любимая. Ничто не могло развеять ее грусти, все  старания  мужа
были напрасны. Молва об этом докатилась до ее родового замка. И
то  ли  родители  ее  давно  уже  все  поняли,  то ли так вышло
случайно, но только на годовщину свадьбы они прислали ей  Шута.
И  второй  раз  за  время  их  тайного  "романа" они обменялись
взглядами дарящими нежность и безграничное счастье встречи.
     Но так уж вышло, что  приезд  Шута  начисто  разрушил  тот
тихий  и  спокойный  мир  в котором жила Королева. Буквально на
следующий  же  день  лавина  Больших  войн,  налетевшая  на  их
коро-левство,   лишила  ее  мужа  --  и  вся  тяготы  правления
разоренной страной легли на нее. Но как не странно она с  честь
вышла  из  этого  трудного  положения. То были тяжелые времена,
особенно для нее, еще вчера избалованной  девчонки,  а  сегодня
уже  единственной  правительницы  огромной  страны. Но Королева
показала  себя  достойной  дочерью  своего  мудрого  отца.   Но
только-только все вошло в свою колею, едва она смогла перевести
дух,  как  новые  напасти  обрушились на ее голову. Как-то надо
унять толпу беснующуюся перед  входом  во  дворец  и  успокоить
воинственных  соседей. А у нее уже, сказать по чести, совсем не
осталось никаких сил для этого. Слуги еще совсем разленились  и
она  вынуждена уже целых десять минут ждать пока они удосужатся
выполнить ее распоряжение! И не в силах сдержаться, благо никто
не видит, Королева заплакала от собственного бессилия.
     В этот  момент  позади  нее  скрипнула  дверь  и  Королева
услышала  мелодичный  перезвон.  Желая скрыть слезы и сохранить
достоинство  королевы  она  подавила  в  себе   жгуче   желание
повернуться  и,  забыв  обо  всем,  броситься к вошедшему Шуту,
которого  наконец-то  соблаговолили  позвать  эти  лентяи.  Она
стояла не оборачиваясь, каждой клеточкой своего тела впитывая в
себя  волшебное  тепло  его  любящего  взгляда, чувствуя как он
возвращает ей силы и былую уверенность в себе. Украдкой смахнув
слезинки   Королева   обернулась,   ответив   Щуту   долгим   и
внимательным  взглядом.  Господи,  сколько  же раз за последние
годы  эти  глаза  удерживали  ее  от   падений   и   поражений,
подсказывали  выход  из самых безнадежных ситуаций. Они служили
ее надежным пристанищем, последней соломинкой  за  которую  она
хваталась  и  которая  еще  ни разу не подводила. Вот и сейчас,
глядя в эти  добрые  и  любящие  глаза  она  нашла  в  них  тот
единственный правильный ответ этой неразрешимой задачи, которую
задала  ей  судьба.  Мысленно  поблагодарив  Шута и расцеловав,
конечно же тоже мысленно, каждую морщинку  на  этом  бесконечно
дорогом  лице, она настежь распахнула двери и вышла на балкон к
своему народу.

     32. Создатель Музыки

                          Моему соавтору с любовью и нежностью.

     Создатель Музыки, а именно  так  мы  будем  называть  его,
сидел  в  своей  комнате  за  роялем и наигрывал что-то тихое и
печальное.  Честно  говоря,  комната  --  это  слишком   сильно
сказано,  так,  пыльная  и темная каморка на чердаке, где кроме
кипы старых газет, заменявших постель, и рояля ничего не  было.
Но уж зато рояль... Это действительно было нечто замечательное!
Огромный  старинный инструмент, сработанный древними мастерами,
отделанный красным деревом  и  увенчанный  двумя  замысловатыми
бронзовыми  канделябрами.  Правда,  на два канделябра была лишь
одна свеча, но и ее трепещущего света хватало для  того,  чтобы
записывать рождающуюся в этой убогой комнатенке музыку на полях
старых газет. Создатель Музыки был очень беден, хотя вряд ли он
сам  догадывался  об  этом, ведь кроме Ее Величества Музыки для
него не существовало ничего. И прикрыв глаза, он бережно ласкал
черно-белые клавиши  и  рояль  благодарно  отзывался  нежной  и
таинственной мелодией. Создатель Музыки был счастлив и печален.
     --  Какая  прекрасная  музыка!  --  раздался  рядом чей-то
нежный голос.
     -- Правда? Вам нравится?  --  улыбаясь  спросил  Создатель
Музыки  не  открывая  глаз,  но  вдруг встрепенулся и удивленно
огляделся по сторонам, -- Кто здесь?
     -- Я! -- прозвенел тот же голосок.
     -- Что зна... -- начал было Создатель Музыки, но осекся на
полуслове,  застыв  с  открытым  ртом.  Прямо  перед  ним,   на
свободном  канделябре,  сидела  невероятно  прекрасная девушка,
такая маленькая, что она легко бы могла уместиться на раскрытой
ладони. Ее точенную фигурку окутывал легкий плащ густых  волос,
а  на  миниатюрном  личике  как  два  волшебных  изумруда  ярко
светились удивительно добрые и лукавые глаза. Девушка улыбалась
ласково и немного загадочно.
     -- Кажется начались галлюцинации! -- пришел  наконец-то  в
себя Создатель Музыки.
     -- Вот еще глупости! -- обиделась девушка, -- И ни какая я
вам не галлюцинация.
     -- Нет? А кто же вы? -- изумленно спросил музыкант.
     -- Я фея, младшая из дочерей Вдохновения. Пролетала мимо и
вдруг,  слышу  -- Музыка. А Музыку, тем более такую красивую, я
люблю больше всего на свете!
     -- Правда?! -- обрадовался Создатель Музыки, как-то  сразу
и  безоговорочно  поверив  незнакомке,  --  Я  тоже считаю, что
настоящая Музыка -- это самое прекрасное, что есть на свете!
     -- Ну тогда играйте же, у вас это так хорошо получается.
     И Создатель  Музыки  заиграл.  Он  играл  для  неожиданной
гостьи  все  свои  самые лучшие произведения и чудесные мелодии
лились из-под его пальцев, преображая  эту  грязную  каморку  в
прелестный  дворец, окутывая все кругом какой-то полупрозрачной
розовой дымкой.  Эта  легкая  и  воздушная  музыка  смеялась  и
плакала,  грустила и радовалась заставляя забыть обо всем сущем
и слушать, слушать, слушать,  боясь  пропустить  хотя  бы  одну
ноту, хотя бы один звук.
     И  завороженная этим фантастическим калейдоскопом мелодий,
Фея не могла отвести глаз от Создателя Музыки.
     Так они и подружились. С тех пор  Фея  прилетала,  (а  как
известно, феи пешком не ходят) к Создателю Музыки каждый день с
самого  раннего  утра  и была с ним до позднего вечера. Им было
очень хорошо вдвоем,  они  понимали  друг  друга  с  полуслова,
полувзгляда  и  просто  молча, даже не глядя друг на друга. Они
могли часами ни о чем не разговаривать, а лишь сидеть  рядом  и
чувствовать  это  божественное  состояние  переполняющего  тебя
счастья. За время их дружбы Создатель Музыки оборвал  в  городе
все  клумбы  с  цветами  и  сочинил  для  Феи  сотни прекрасных
мелодий.  А  Фея  слушала  их,  вдыхая  цветочные  ароматы,   и
загадочно улыбалась.
     Это продолжалось довольно долго, но, к сожалению, всему на
свете  приходит конец. И вот однажды Создатель Музыки проснулся
и с  удивлением  увидел,  что  Фея  уже  сидит  на  канделябре,
терпеливо  ожидая  его  пробуждения.  Такого  раньше никогда не
бывало и он обрадованно бросился к роялю, чтобы показать ей  ту
волшебную  музыку,  которую  написал сегодня ночью. И в радости
своей он не заметил, как бледна сегодня его Фея. Но  едва  лишь
пальцы   коснулись   клавиш,   как  вместо  привычного  сочного
глубокого   звучания   его   рояля   раздалось   нечто,   более
напоминающее пронзительный кошачий концерт.
     --  И  ты  называешь  это  --  Музыкой?  -- неожиданно зло
засмеялась Фея, -- Нечего сказать, Творец! Да  тебе  только  на
базаре играть!
     Создатель  Музыки  опешил от этих слов и ничего не понимая
ошарашено глядел на Фею, которая не щадя  его,  била  изо  всех
сил.  Ведь  когда  любишь,  всегда  знаешь  самые  слабые места
любимого. И Фея била по ним безо всякой жалости.
     Создатель Музыки в ужасе отпрянул  от  нее,  а  потом,  не
выдержав, резко вскочил на ноги, зайдясь в каком-то диком крике
боли и, потеряв сознание, повалился навзничь.
     А,  очнувшись  поздно вечером, он увидел, что Фея исчезла.
Дрожащими руками он коснулся клавиш,  но  звуки,  освобожденные
этим  прикосновением,  ужаснули  его. И тогда, аккуратно сняв с
рояля канделябр, на котором так любила сидеть его Фея, и крепко
держа его в руках, он закутался в старый плащ и ушел из дома  в
кромешную темноту, поглотившую город.
     Откуда  же  ему было знать, что Фея все так же любит его и
обидела только для того чтобы спасти. Просто Черная  зависть  и
Беспросветная  тупость  вкупе с Человеческой подлостью, ведущие
извечную войну с Вдохновением и Творчеством, ворвались в замок,
где жила Фея с сестрами. Они уничтожали все  и  всех  на  своем
пути, особенно стараясь добраться до тех, к кому прилетали феи.
Фея  знала,  что  ей  самой  не  спастись,  но  ведь  оставался
Создатель Музыки, который не должен был из-за нее погибнуть.  И
хотя  она  была  младшей  из  дочерей  Вдохновения,  она первая
поняла, что надо делать для спасения тех,  кто  им  дорог.  Она
прилетела  к Создателю Музыки и пока он спал, расстроила рояль,
а потом обидела, обидела так, чтобы он, как ей тогда  казалось,
навсегда  забыл и о ее существовании, и о Музыке вообще. И хотя
при одной только мысли об этом  из  ее  прекрасных  глаз  текли
слезы, Фея пересилила себя и довела задуманное до конца.
     Остальное  можно  рассказать  в  двух словах. Фея не могла
долго оставаться в нашем мире и вернувшись домой, в  замок  где
хозяйничали  Зависть  и  Подлость  она  погибла. Погибла, чтобы
возродиться в других дочерях Вдохновения, но ее мучители так  и
не  смогли  найти  дорогу  к  тому,  кому  Фея дарила мгновения
радости и счастья. А через несколько месяцев в местных  газетах
промелькнула  заметка  о  том,  что  в  местной психиатрической
лечебнице скончался некий молодой человек, так и не  пожелавший
ни  разу  за время своей долгой болезни выпустить из рук старый
бронзовый канделябр.

     33. Воин

     Конечно же, никто не мог  предсказать,  что  все  сложится
именно  так.  И  то,  что  уже у Каменного моста он нарвется на
патруль черных рыцарей и  то,  что  в  Священном  источнике  не
найдет  ни  капли  воды.  И еще много других мелочей, каждая из
которых сама по  себе  была  смехотворно  мала,  как  крошечная
песчинка.   Но,  сложенные  вместе,  они  обрушились  на  Воина
предательской лавиной, которая сковывала  движение,  в  которой
увязали  ноги,  и  стоило  лишь  один  раз  оступиться, как она
наваливалась сверху неимоверной тяжестью, заслоняя  собой  весь
мир.
     И  вот  вместо  блистательной победы, поверженного Врага и
освобожденной  Царевны  --  темная  сырая  камера  с  маленьким
зарешеченным   окном  и  холодными  каплями  воды,  падающей  с
потолка. Все рухнуло, и лишь недолгая ночь, наполненная  тоской
и  одиночеством,  отделяет  его от эшафота. Но страшен ни этот,
грубо  сколоченный  помост  на  который  ему  предстоит  взойти
поутру,  а  то,  что  его  Царевна,  его милая, родная девочка,
теперь уже вряд ли дождется своего спасителя.
     Воин закрыл глаза и тотчас же перед ним возникла Она. Воин
увидел Царевну такой, какой запомнил  с  их  первой,  случайной
встречи.  Легкий румянец, быстрый взгляд, простенькое беленькое
платьице  облегающее  стройную  девичью  фигурку  и,   главное,
улыбка.  Задорная  и  лукавая, обаятельная и манящая, улыбка, с
которой все и началось. Именно она-то и свела с  ума  Воина,  и
заставила,  позабыв обо всем, совершать бесшабашные чудачества,
веселящие и восхищающие весь царский двор, и  конечно  же,  его
Царевну. Воин стоял прижавшись лбом к холодной кирпичной стене,
и  перед  его  мысленным  взором уносила прочь свои бурные воды
река его жизни. Он  помнил  все,  каждое  слово  любимой,  даже
оброненное  как-то так, невзначай, каждую улыбку и жест, все их
тайные и явные встречи, все обиды и радости, все ее обещания  и
пожелания,  все,  что  в  этом  мире называется таким простым и
загадочным словом -- любовь.
     За стеной протрубили смену караулов  и  Воин  инстинктивно
вздрогнул,   открыв   глаза,   но,  вспомнив  где  он,  грустно
усмехнулся и возвратился к своим мыслям.
     Да, он действительно помнил все и именно эта  память  дала
ему  силы  рассмеяться  в лицо Врагу, когда тот предложил ему в
обмен на жизнь отречься от Царевны. При  воспоминании  об  этом
пальцы  сами  собой  сжимались в кулаки. Но безудержная ярость,
захлестнувшая Воина, вдруг куда-то исчезла  без  следа,  потому
что перед ним вновь возникла Царевна. Воин почувствовал, как ее
руки  обвивают  его  шею,  услышал жаркий шепот и ощутил нежное
прикосновение губ. Он спрятал лицо в ее волосах и опьянел от их
сладкого, драгоценного аромата.  Ее  руки  ласкали  его  кудри,
отгоняя  все  тревоги,  и Воин все глубже и глубже погружался в
безграничное  блаженство   окутывающее   их   обоих.   Уже   не
существовало  ничего кроме их двоих, никакие стены и темницы не
могли  не   разъединить,   не   разрушить   эту   близость.   А
приближающаяся  смерть  лишь  подхлестывала,  заставляя  ценить
отпущенные им мгновения.  Воин  даже  не  заметил,  как  исчез,
растворившись в их любви, весь мир. Вместе с ним ушли в небытие
холодные  каменные  стены  Вражьего  замка,  пропало  все,  что
окружало Воина. А сам он очутился посреди бескрайнего цветущего
луга залитого солнечным светом. Удивленно оглянувшись  он  едва
не  закричал  от  радости,  увидев  свою Царевну бегущую к нему
навстречу широко раскинув руки. Воин кинулся к ней,подхватив на
бегу своими сильными руками,  Царевна  прижалась  к  нему  всем
телом, а он все сильней и сильней обнимал ее. И прильнув друг к
другу  они  слились  в  одно  целое,  став  тем,  что  не может
разъединить жизнь и против чего бессильна даже сама смерть.

     34. Скульптор

     Томительные дни и ночи работы в мастерской слились в  один
нескончаемый  серый день. Он не помнил точно, когда в последний
раз ел или спал. Он трудился  не  покладая  рук,  но  все  было
напрасно.  Работа  не  шла. Весь двор уже был завален обломками
его неудачных творений, а он вновь и вновь брал в руки  кувалду
и  крушил  новых каменных уродов рожденных его воображением. Не
за горами уже маячил скорый срыв, за которым  --  опять  пьяное
одиночество  и  поиск заветной поллитровки. Скульптор же совсем
не хотел этого и потому работал изо всех сил,  тем  более,  что
заказов  у  него  сейчас  было  немало  и  сроки  их  сдачи уже
поджимали. Но вновь и вновь  обрушивалась  тяжелая  кувалда  на
гипсовые  фигуры,  вся вина которых и состояла-то в том, что их
автор не гениален.  И  хотя  непосвященный  взгляд  не  замечал
изъяна  в  этих  творениях,  сам  Скульптор знал, что в них нет
главного, того, что в просторечии  называется  вдохновением.  А
самое  обидное  было  то, что ему удавалось разглядеть самому и
открыть для других таинственный божественный огонек сок-рытый в
камне. И вспоминая свои прошлые успехи он с  мрачным  отчаянием
принимался переделывать все созданное им за последнее время.
     Работая,  он  никуда  не  выходил  из дома. Друзья тоже не
заглядывали к нему по опыту зная, что в такие моменты его лучше
не тревожить. И, привыкший к своему одиночеству, Скульптор  был
весьма  удивлен, услышав как-то раз настойчивый звонок в дверь.
Вытирая руки мокрой тряпкой он подошел к двери, с  раздражением
открыл  ее  и  обмер,  пораженный  увиденным. Сама богиня любви
Венера  стояла  на  его  пороге,  зябко  кутаясь  в  поношенное
пальтишко.  Она была так прекрасна, что Скульптор забыл обо все
на свете и только жадно глядел на нее  во  все  глаза.  И  лишь
когда   она   в   третий   раз   повторила:   "Вам  телеграмма,
распишитесь!", -- он очнулся и, засуетившись,  принялся  искать
ручку.  Потом, внезапно осознав, что как только ручка найдется,
то  через  мгновение  это   божественное   создание   исчезнет,
извинился  и  предложил  прекрасной  незнакомке  войти  в дом и
подождать немного, пока он найдет чем расписаться в бланке.
     В доме был страшный бедлам. Скульптор  жил  один  и  когда
работал,  то  забывал  обо всем. На столах, вперемешку с горами
грязной посуды то тут, то  там  валялись  различные  зарисовки,
наброски,   модели  и  при  виде  этого  хаоса,  гостья  звонко
расхохоталась:  "Все  ясно,  мужчина  без  женщины!"  Скульптор
смущенно  улыбнулся,  согласно кивнув. Потом, заметив плоды его
творческих раздумий, незнакомка с удивлением вскинула брови:  "
А  Вы  художник..."  --  и  по  тону  ее нельзя было догадаться
спрашивает она или утверждает. А потом, лукаво улыбнувшись  она
повернулась  к Скульптору и спросила: "Хотите, помогу убраться,
Вы у меня сегодня последний адресат, так что  я  свободна."  И,
предвосхищая  его  протесты, она добавила: "А потом Вы покажите
мне вашу мастерскую, ладно?" И он только радостно  улыбнулся  в
ответ.
     Позже,  сидя  за  столом  и  глядя  на  то,  как ловко она
управляется на кухне, любуясь  грациозностью  ее  движений,  он
внезапно почувствовал, как в душе возрождается нечто, так долго
от  него  ускользавшее.  Он хорошо знал это чувство, теперь уже
почти забытое, это состояние подъема, легкости и уверенности  в
том,  что  все  ему  по  плечу и нечеловеческой твердости руки,
держащей зубило. И, покинув эту удивительную женщину, он  бегом
бросился в мастерскую.
     Мир  исчез, растворился, распался, оставив после себя лишь
глыбу мрамора, зубило и молоток. Скульптор работал, не  замечая
ничего  кругом, не делая ни одного лишнего движения, потому что
теперь он твердо знал, что же он хочет сделать.  И  лишь  когда
один  из  осколков  вылетел  из-под  зубила и, просвистев мимо,
превратился в чье-то испуганное  "Ой!",  Скульптор  отвлекся  и
удивленно  обернулся.  Она стояла в дверях и держалась рукой за
щеку.
     -- Простите, Бога ради, -- встревожился Скульптор, кидаясь
к ней.
     -- Нет, ничего, я вот тут Вам чаю принесла, да  только  он
уже  остыл.  Я  боялась Вас отвлечь, Вы были такой ... , -- тут
она осеклась на полуслове, увидев  то,  что  он  успел  высечь.
Глаза ее испуганно раскрылись. Она вся подалась вперед и только
хотела  что-то сказать, как Скульптор внезапно закричал: "Стоп!
Не двигайтесь, ради всего святого, не двигайтесь! Ну,  хотя  бы
одну   минутку!"  И,  рванувшись  назад,  принялся  лихорадочно
работать. А Почтальонка стояла  на  носочках,  широко  раскинув
руки и с удивительной легкостью сохраняя равновесие, следила за
Скульптором.
     Поразительно,  но будучи вместе всего несколько часов, они
как-то сразу поверили друг в друга и научились понимать все без
слов.
     Она не ушла от Скульптора в тот день,  а  через  неделю  и
вообще  перевезла  к  нему  свои вещи. А он, пожалуй, даже и не
заметил этого, потому что  никуда  не  выходил  из  мастерской,
погрузившись  в  работу,  словно стараясь наверстать упущенное.
Вскоре статую была готова.
     Он выставил ее в самой престижной галерее и  публика  была
просто  покорена  этой  юной  богиней,  высеченной из чудесного
розового  камня.  Скульптора   называли   наследником   древних
мастеров,  специалисты  захлебывались от восторга, описывая все
достоинства этой работы, а признанные мэтры уважительно снимали
шляпы. И все,  буквально  все,  включая  тысячи  молодых  людей
влюбившихся  в эту скульптуру просили представить им натурщицу,
послужившую моделью для этого шедевра.
     И вот  в  зал,  залитый  ослепительно  ярким  светом,  под
пристальными  взглядами  коллег и репортеров Скульптор ввел ту,
чей образ он увековечил. И  публика  с  недоумением,  удивленно
смотрела   на   хрупкую,  ничем  не  примечательную  женщину  с
удивительно  добрыми  зелеными  глазами  и  Скульптора,   гордо
идущего  рядом  со своей Венерой. Он шел уверенно глядя вперед,
туда, где в зыбких контурах будущего  уже  ясно  вырисовывалось
множество  новых  творений  в  которых  он воспоет всю прелесть
своей возлюбленной.

     35. Трубочист

     А вы никогда не задумывались над тем, что порою скромность
настолько близка к мазохизму, что и границу-то четкую не всегда
проведешь?
     Он был всеобщим любимцем. Нет, правда, не было в  Тенистом
городе  более  популярной  личности,  чем  Трубочист.  Ну  сами
посудите, когда в каждом доме печи да камины, как  же  обойтись
без Трубочиста. Вообщем-то, конечно, можно и без него, но тогда
извольте  забыть  о  весело  потрескивающих поленьях и ласковом
тепле, растекающемся по комнате. Да к тому же Трубочист тот был
весел и приветлив и от его визитов всегда  оставалось  какое-то
необычное  светлое  ощущение  радости  и  спокойствия. Но самое
главное заключалось в том, что встреча с ним приносила удачу  и
счастье.  А  если  еще при встрече с Трубочистом прикоснуться к
одной из блестящих пуговиц на его куртке, сказав при  этом  имя
своего  избранника,  то все сердечные заботы и горести исчезали
сами собой, и немало семей в  городе  были  обязаны  ему  своим
счастьем.
     Именно  за  это  и  любил  Трубочист свою работу. И каждый
вечер, спустившись с крыш,  он  не  очень-то  торопился  домой,
выбирая   самые   немыслимые   окольные   маршруты,  только  бы
повстречать на своем пути как  можно  больше  горожан.  Идя  по
улицам  и  с  улыбкой раскланиваясь с прохожими, он внимательно
смотрел по сторонам, чтобы невзначай  не  пропустить  тех,  кто
ожидал  его  помощи. Порой это были совсем еще юные, краснеющие
от смущения девчонки, порой  --  юноши  с  тайной  надеждой  во
взоре,  а  порой и суровые воины или знатные дамы. Трубочист не
отказывал никому, и лишь когда город засыпал,  сбросив  с  себя
дневную  суету  и  заботы,  он  возвращался к себе, усталый, но
довольный тем, что смог еще кому-то помочь. А может быть он  до
темноты  бродил  по улицам по-тому, что дома его никто не ждал?
Не знаю, врать не буду, но только это действительно было так.
     Прийдя домой, Трубочист аккуратно  вешал  свою  куртку  на
стул  и,  первым  делом,  смывал  с себя всю грязь, налипшую за
день. Потом, посвежевший и отдохнувший, он доставал коробочку с
мелом и суконной тряпочкой и принимался  начищать  пуговицы  на
куртке.  Без  этого было нельзя, ведь тусклые пуговицы ну никак
не смогут впитать в себя живительный солнечный свет, заливающий
крыши. А не насытившись им они не  приобретут  своей  волшебной
силы  и  не  смогут  помочь тем влюбленным, которые видят в них
свою последнюю надежду.
     Как следует начистив  все  пуговицы  и  придирчиво  оценив
результаты своих трудов, Трубочист отправлялся спать. Но каждую
ночь он просыпался в холодном поту от одного и того же кошмара.
Милое  девичье  лицо,  огромные глаза, полные слез и надежды, и
дрожащие пальцы протянутые к его мундиру. Робкое  прикосновение
к  сверкающим пуговицам и ... Ничего! Все осталось по-прежнему,
он бессилен помочь, волшебная сила пуговиц иссякла. И,  вскочив
посреди ночи, Трубочист судорожно пил холодную воду и долго еще
не  мог прийти в себя. Ведь только он знал, что рано или поздно
это должно было произойти на самом деле.  Ему  доподлинно  было
известно,  что  наступит  момент,  когда  он  не  сможет больше
начистить пуговицы, как бы  он  не  старался.  А  потеряв  свой
блеск,  они утратят волшебную силу, и наступит тот страшный миг
неотступно  преследующий  его  по   ночам,   миг   бессилия   и
разочарования. Конечно же можно было спрятать куртку в сундук и
доставать  лишь  в особых случаях, но тогда кто же поможет всем
этим влюбленным, с надеждой ищущих  встречи  с  ним.  И  потому
Трубочист каждый день облачался в свою привычную форму и бродил
по  улицам  до  тех пор, пока последний прохожий не отправлялся
спать.
     Он даже  не  позволил  себе  самому  коснуться  пуговиц  и
назвать  имя,  когда защемило в груди и опустошающая душу тоска
стальными руками сдавила сердце. С  тех  пор  каждый  его  день
начинался  и  заканчивался  мыслями  о  Ней, и Трубочист совсем
извелся. Конечно, никто бы не осудил  Трубочиста,  если  бы  он
дотронулся    до    пуговиц    для    себя,    но    мысль    о
том-которому-не-хватит не позволили  ему  воспользоваться  этим
волшебным  даром.  И  крепко  сжав  зубы и поглубже загнав свою
боль, он, как и прежде, каждый  день  выходил  на  улицы,  даря
горожанам  счастье и радость. Тем более, что бродячий театр, на
подмостках которого играла его любимая  покинул  город  оставив
ему лишь воспоминания и мечты.
     Однажды  вечером,  когда  Трубочист остался один на один с
собой, его боль и печаль, переполняющие душу, вырвались наружу.
Такого не случалось уже давно, и, загоняя их обратно, до  крови
закусив губу, он не сразу заметил, что столь усердно начищаемые
им  пуговицы  никак  не  приобретали  своего привычного блеска.
Внутри все похолодело и  даже  тоска  отпрянула,  съежившись  и
заиндевев  от  испуга.  Трубочист  схватил новую горсть зубного
порошка и с остервенением принялся  за  дело.  Но  порошок  был
бесполезен.  Волшебство  пуговиц  иссякло.  И  тогда  Трубочист
достал нож и одну за другой  аккуратно  отпорол  с  куртки  все
пуговицы,  и  пришил  вместо  прежних, волшебных, обыкновенные,
металлические. Правда, внешне-то они ни чем  не  отличались  от
старых, и сразу никто ничего заметить не должен, а вот потом...
Но об этом лучше было не думать.
     В  ту  ночь  Трубочист  не  сомкнул  глаз, а утром, идя по
просыпающимся улицам он, впервые в своей жизни,  прятал  глаза,
стараясь  ни с кем не встретиться взглядом и оттянуть как можно
дольше  тот  страшный  миг  беспомощности  и  обмана,   который
непременно  должен был наступить. И, поглощенный этими мыслями,
он едва не налетел на маленькую  хрупкую  девушку,  стоящую  на
тротуаре.  Трубочист  невольно  поднял  взгляд  и  увидел такие
знакомые огромные глаза, полные  слез  и  надежды,  растерянную
смущенную  улыбку и дрожащие пальцы, тянущиеся к его куртке. Он
словно впал в какой-то транс, не в силах пошевелиться, с ужасом
наблюдая за тем, как она прикасается  к  пуговицам,  и  пытаясь
понять,  как  же  он  умудрился  пропустить  афиши  о повторных
гастролях, почему она здесь и,  главное,  как,  как  он  теперь
сможет помочь ей?
     А  когда  она, вцепившись в его пуговицы, прерывающимся от
волнения  голосом  чуть  слышно  произнесла:  "Трубочист!",  он
неожиданно  ощутил неведомую дотоле легкость и силу, и изумился
тому как  ярко  вспыхнули  и  засветились  привычным  волшебным
светом простые металлические пуговицы на его куртке.

     36. Маркитантка

     Привычно   грохоча   и   подпрыгивая  на  ухабах  разбитой
проселочной дороги катился, поднимая облако пыли, вместительный
маркитантский фургон. Летний ласковый ветер  легло  подхватывал
пыль  и  уносил  прочь,  чтобы  не мешала ему беззаботно играть
густыми черными  кудрями  молодой  девушки  правящей  повозкой.
Девушка,  время от времени, с улыбкой поправляла растрепавшиеся
волосы и, взмахнув вожжами, погоняла лошадей. Хотя, вообщем-то,
особенной нужды в этом не было, лошади и сами знали дорогу,  да
и  до  полкового бивуака было уже рукой подать. Просто нужно же
ей  было  хоть  как-то  отвлечься  от  этих  мыслей  неотступно
преследующих  ее  уже  который  день.  Но  это не помогало, они
навязчиво  лезли  со  всех  сторон  и,  не   в   силах   больше
противостоять  их  натиску, Маркитантка откинулась на мешки, и,
закрыв глаза, всецело отдала  себя  во  власть  дороги  и  этих
невеселых мыслей.
     А  подумать  ей  действительно  было о чем. Ведь приехав в
лагерь и развернув свою торговлю, среди толпы бравых гвардейцев
вечно осаждающих ее повозку, она обязательно увидит Его. Замрет
и оборвется куда-то вниз сердце, оставляя после  себя  в  груди
пугающую  холодную  пустоту,  и, почему-то, начисто исчезнет ее
знаменитая находчивость и остроумие уже  вошедшие  у  солдат  в
поговорку. Прийдется унимать предательскую дрожь пальцев, чтобы
невзначай  не  рассыпать табак и сахар, покупаемый этими лихими
рубаками, и звонко смеяться их шуткам и неуклюжим комплиментам.
Господи, сколько же нужно будет делать всяких глупостей,  тогда
как душа будет криком кричать прося одного. Только бы подойти к
нему,  обнять  и,  прижавшись  изо  всех сил, стоять так вечно,
ощущая какое-то чудесное чувство спокойствия и светлой  радости
наполняющей  до  краев душу. Просто стоять и слушать как бьется
его сердце. Но это все в мечтах, а наяву... Наяву она  даже  не
представляла  себе  как сможет подойти к нему и что-то сказать,
объяснить. И вовсе  не  потому,  что  не  могла  побороть  свою
девичью  скромность,  отнюдь.  Просто  в лагере, куда бы она не
направилась, ей не давали  прохода  многочисленные  поклонники,
благодаря  наличию  которых  и шла успешно ее торговля. Никакие
уловки и хитрости Маркитантки не  могли  избавить  ее  от  этой
напасти,  которую, впрочем, она сама же и породила. Маркитантка
молила судьбу  послать  ей  хотя  бы  единственную  возможность
увидеться  с  Ним наедине. Она твердо знала, что не упустила бы
этот шанс, ведь жизнь научила  ее  бороться  за  свое  счастье.
После  их  встречи  все  стало бы значительно проще. По крайней
мере исчезла бы терзающая душу неопределенность -- любит он  ее
или  нет.  Конечно,  мало  в  полку  найдется солдат которые не
вздыхали бы о ней, но Он-то не такой как все.  Это  Маркитантка
знала  наверняка.  По  другому  и  быть  не  могло,  иначе  как
объяснить то, что она влюбилась? "А вдруг  у  него  на  примете
другая?  "  -- внезапно обожгла ее страшная мысль и, напуганная
такой возможностью, Маркитантка съежилась и оцепенела.  Она  не
видела  и не слышала ничего, лихорадочно выискивая все мыслимые
и немыслимые способы обойти и это препятствие на пути к  своему
возлюбленному. Она была так поглощена этим поиском, что даже не
сразу  заметила,  что фургон давно уже стоит посреди солдатских
палаток. Позванивая шпорами и лихо подкручивая усы, к  нему  со
всех сторон бежали радостные гренадеры.
     Только лишь Маркитантка пришла в себя и изобразила на лице
радостную  улыбку,  как совсем рядом зазвучал сигнальный рожок,
пропевший тревогу, и все ее ухажеры, тотчас же позабыв  о  ней,
кинулись  седлать коней. Забили барабаны, вдалеке ударила пушка
и Маркитантка с ужасом поняла, что большое сражение, о  котором
так  много  говорили  в  полку,  началось. И в суете охватившей
лагерь она  лишь  один  раз,  мельком,  увидала  своего  милого
скачущего  куда-то  на  лошади.  Маркитантка вскочила на ноги и
взмахнула рукой, но пороховой дым скрыл от нее эту маленькую  и
такую дорогую фигурку.
     Это  была  не  первая  битва  на  ее  памяти  и вскоре, по
доносившейся канонаде, по количеству раненных и по их рассказам
Маркитантка к своему ужасу поняла, что неприятель  более  силен
чем  они  предполагали. Страх за жизнь друзей, а главное за Его
жизнь, сковал все  остальные  мысли  и  дал  силы  работать  не
покладая  рук,  перевязывая тех несчастных, которых приводили с
поля боя. Она помогала раненным и с тревогой всматривалась в их
лица с ужасом и надеждой ожидая, что вот  сейчас,  в  следующее
мгновение принесут Его. Так продолжалось до самого вечера, пока
ночь  не успокоила сражающихся. Маркитантка спряталась у себя в
фургоне, чтобы никто не видел ее слез -- последний из  раненных
вскользь  упомянул о том, кто поднял упавшее знамя и теперь она
точно знала что Он жив, ведь это было дело Его рук. Он  заменил
убитого   знаменосца   и  повел  друзей  в  последнюю  яростную
контратаку. И, если  верить  рассказу,  только  темнота  спасла
неприятеля.  Но  она  уже  не  слышала  этого,  лишь одна мысль
заполняла ее всю: "Он жив, жив!" Никогда прежде она не была так
счастлива, как в то мгновение.
     Но  несмотря  на  многочисленные  жертвы  итоги   сражения
оказались  плачевны,  неприятель  почти  полностью окружил их и
командующий отдал приказ вывести  из  кольца  всех  штатских  и
раненных.  Следующий  день  не обещал ничего хорошего и поэтому
приходилось поторапливаться. Лучшие разведчики  отправились  на
поиски  безопасной  дороги,  но  лишь  одному из них удалось ее
найти. Нельзя передать радости и  гордости  Маркитантки,  когда
она  узнала,  что  этим смельчаком оказался ее возлюбленный. Но
главное состояло в том, что раз Он нашел эту дорогу,  значит  и
обоз поведет тоже Он. Маркитантка увидит Его, будет рядом с ним
и,  быть  может,  на этот раз никто не помешает им поговорить и
объясниться.  Глупо  конечно  лезть  в  такое  время  со  своей
любовью,  но когда Его могут убить в любую секунду она не может
позволить себе ждать.
     Все получилось совсем не  так,  как  она  видела  в  своих
мечтах.  Маркитантка  была  уверена,  что будучи проводником Он
поедет впереди обоза  и  потому  попыталась  попасть  в  начало
колонны.   Но,  как  назло,  ее  фургон  поставили  замыкающим,
пропустив вперед повозки с раненными. Когда обоз  прошел  самый
опасный  участок,  и  она,  едва не плача от досады, уже решила
бросить свой фургон и бежать вперед,  к  Нему,  рядом  раздался
стук  копыт  и  Он  осадил  лошадь  рядом  с фургоном. Их глаза
встретились, и Маркитантка сразу же забыла  все  слова  которые
приготовила для этой встречи. Да вообщем-то слова уже были и не
нужны.  Какие  слова  могут  сравниться со взглядом, открытым и
честным взглядом в глубине которого живет любящее, страдающее в
разлуке сердце? И, замерев на  секунду,  Маркитантка  порывисто
вскочила  и,  бросившись ему на шею, не замечая слез струящихся
по щекам, целовала и целовала  его  лицо  черное  от  копоти  и
соленое от пота.
     Позже, в фургоне, когда они уже могли говорить Маркитантка
спросила  о  том,  как  ему  удалось  найти  эту  дорогу сквозь
бесчисленные посты и  засады.  Она  лежала,  прижимаясь  к  его
плечу,  с удивлением прислушиваясь к дотоле неведомому ощущению
блаженства и будущей тревоги, ожидая рассказа о подвигах своего
любимого. А он помедлил с ответом, а потом, наклонившись  нежно
поцеловал  ее  в  лоб  и сказал просто: "Тебе нельзя было здесь
оставаться, вот и все."
     Когда солнце подарило миру  новый  день  обоз  был  уже  в
полной безопасности, а оттуда, где остался их лагерь, донеслись
звуки  яростной  канонады.  Услышав  гром  орудий  Он вскочил в
седло, намереваясь вернуться на позиции, крепко  поцеловал  ее,
шепнув:  "Береги  себя, родная моя!", и уже вонзил шпоры в бока
лошади, когда Маркитантка повисла у него на поводьях.
     -- Стой, я с тобой! Я не отпущу тебя одного!
     -- Дуреха, -- Он мягко, но властно освободил  поводья,  --
там  будут  очень  много  стрелять, а для тебя это сейчас очень
вредно. Ты теперь должна себя беречь.
     -- Но вас же там  всех  убьют!  --  в  отчаянии  закричала
Маркитантка  понимая,  что кончается краткий миг ее счастья. --
Ты же один ничего не сможешь изменить!
     Он мягко улыбнулся и наклонившись  еще  раз  поцеловал  ее
заплаканные  глаза: -- Ты же не хочешь чтобы я стал предателем,
правда?
     Маркитантка в ужасе замотала головой.
     -- И обещай мне, что сбережешь наше счастье и радость.
     И глотая слезы Маркитантка кивнула, закусив до крови  губы
чтобы  не  зайтись  в  истошном  беспомощном крике, видя, как в
утреннем тумане тает, исчезая навсегда, его  родной  силуэт.  И
когда  в  этой  пелене уже совсем ничего нельзя было разобрать,
она уселась на козлы и тронула фургон, унося под сердцем трепет
новой жизни и свою вечную боль и печаль.

P.S. Потаскуха-жизнь редко когда останавливается на полдороги.
Маркитантка, поглощенная своим горем, не слышала свиста шального ядра
неизвестно откуда залетевшего в эти края. И через мгновение лишь бешено
несущиеся перепуганные лошади с оборванными постромками, да горящее
колесо катящаяся вслед за ними напоминали о вместительном маркитантском
фургоне только что ехавшем по дороге.

     37. Сокольничий

     Ночь близилась к концу и  скоро  ему  предстоит  последнее
серьезное  испытание.  Но  он не боится его. Не боится ни толпы
злорадных  зевак,  ни  сотен  липких  любопытных  взглядов,  ни
холодных и равнодушных рук палача. Сокольничий твердо знал, что
выдержит  все до конца, до того последнего момента, когда, ярко
сверкнув на утреннем солнце, на повидавшую виды плаху опустится
остро отточенный топор. Возможно перед  смертью  он  вскрикнет,
может  быть  даже заплачет, но, ни за что на свете, не попросит
пощады и прощения. Вот уж дудки!
     А ведь как все было прекрасно всего лишь три месяца назад!
Он, молодой  и  красивый,  полный   честолюбивых   замыслов   и
мечтаний,  впервые въезжал в королевский замок. По традиции все
мужчины из их семьи служили сокольничими короля  и  вот  теперь
пришло  и  его  время.  Он  мечтал  о  интригах и приключениях,
схватках и подвигах, но первая же встреча с королевской  семьей
перевернула  все  его  планы.  И  с  той  поры его единственным
желанием стало быть всегда рядом со старшей из дочерей  Короля,
быть  ей  другом  и  советчиком, надежной опорой и пристанищем,
защищающей от любых напастей. Хотя  какие  уж  тут  напасти,  в
королевском-то замке? И все дни напролет Сокольничий проводил в
покоях  старшей  Принцессы, ловя мимолетные случайные взгляды и
загадочные улыбки, с радостью выполняя  даже  самые  мелкие  ее
поручения.  Но  когда  прошло  первое  опьянение  любви  и  он,
наконец-то, смог трезво оценить  положение,  лишь  безграничная
досада заполнила его душу. Ну надо же было так дешево попасться
на  крючок!  И  растолкав плотную толпу поклонников, окружавших
Принцессу, он покинул  замок.  Как  не  странно,  уход  его  не
остался  незамеченным  и  уже  на  следующее  утро  Сокольничий
получил приказ сопровождать Принцессу, дотоле не жаловавшую эту
забаву, на королевскую охоту. Он и сейчас отчетливо помнил все,
что случилось на этой злосчастной охоте.
     Трудно сказать определенно --  действительно  ли  все  это
произошло   случайно  или  же  Принцесса  воистину  была  самой
искусной обольстительницей, но в тот момент,  когда  ее  лошадь
неожиданно  испугалась  и  понесла, кроме Сокольничего рядом не
было никого. Только он мог помочь Принцессе. И, нещадно погоняя
своего испытанного скакуна, он, словно метко  пущенная  стрела,
помчался  вслед  за  Принцессой. Сокольничий настиг ее у самого
обрыва и, сумев-таки в самый  последний  момент  остановить  ее
лошадь, сам не удержался в седле и рухнул вниз.
     Упругие  ветки  орешника смягчили удар и спасли ему жизнь,
но он этого не помнил. Смешно конечно, но то  время  когда  он,
весь  в  гипсе  и бинтах, лежал в королевском замке стало самым
счастливым в его жизни. Принцесса сама ухаживала за ним и, хотя
она не обмолвилась ни одним словом о своих чувствах, все было и
так ясно. Ее глаза, полные тревоги и заботы,  ее  нежные  руки,
бережно  меняющие  повязки, ее осторожная, боящаяся потревожить
его сон походка выдали Принцессу с головой. А  когда,  разгадав
ее,  Сокольничий,  путаясь  от  волнения в словах, открылся ей,
Принцесса счастливо улыбнулась и, ни сказав ни слова  порывисто
прижалась к нему.
     Но радужные картинки грядущего счастья, которые он рисовал
в своем   воображении,  разбились  как  хрупкое  стекло,  когда
Сокольничий пришел к Королю просить руки  его  старшей  дочери.
Принцесса  лишь  рассмеялась  в  ответ  на  вопрос  отца  о  ее
отношении к этому дерзкому юноше. Сокольничий твердо знал,  что
он не безразличен Принцессе, но не мог объяснить почему она так
поступила.  И  оскорбленный в своих мечтах и любви, он не нашел
ничего лучшего, как  дать  Принцессе  пощечину.  Она  удивленно
ахнула, откинувшись назад, чудесные глаза наполнились слезами и
задрожали   губы,   но   он  уже  не  видел  этого,  борясь  со
стражниками, повисшими у него на руках. Теперь его ждет  палач,
а  душу  переполняет  неожиданно  острое желание жить. Но жить,
забыв о чести, которая стоит гораздо дороже  жизни,  а  уж  тем
более жизни без Принцессы, увы, невозможно.
     В  этот  миг  за  спиной  заскрипели  засовы и Сокольничий
удивленно обернулся: еще же рано! Но вместо  стражников  в  его
темницу вошла Принцесса, которую он безошибочно узнал, несмотря
на огромный черный капюшон, скрывающий лицо.
     -- Вы?!!
     Принцесса  долго  молчала  глядя  на  него, а потом как-то
глухо произнесла.
     -- Отец помилует тебя если ты попросишь прощения.
     -- Вам-то что до этого?
     -- Не говори так! -- в голосе ее слышались  живая  боль  и
страдание.  Она  осторожно,  словно  боясь  обжечься, коснулась
рукой его лица.- Попроси пощады!
     -- В нашем роду никто никогда не просил пощады  и  не  мне
нарушать эту традицию.
     -- Никто и никогда не смел поднять руки на дочерей Короля!
     -- А может быть Вы заслужили этого?
     Принцесса как будто не слышала вопроса.
     -- Если ты не хочешь умереть, то должен смириться!
     -- Значит я хочу умереть.
     --  Но  я  не хочу этого! -- она в отчаянии закричала, но,
спохватившись, прикрыла рот рукой.
     -- Как это ни странно, но я тоже не очень этого  хочу,  но
нужно  уметь  отвечать  за  свои поступки. Мне -- за данную Вам
пощечину, а Вам... -- он умолк с болью и нежностью глядя  ей  в
глаза.  -- Вам... Зачем Вы пришли сюда? Вам мало того, что меня
сегодня казнят, Вам захотелось еще раз взглянуть  на  дело  рук
своих? Но у меня тоже есть гордость, и хотя я по прежнему люблю
Вас,  Принцесса,  я  никогда  не  попрошу  пощады.  А теперь --
уходите! -- и он отвернулся к зарешеченному окну, в котором уже
гасли последние ночные звезды.
     Утром, когда толпа  зевак,  захлестнувшая  площадь,  диким
ревом  встретила  его  восхождение  на  эшафот, Сокольничий был
собран и спокоен. Даже не  взглянув  на  королевскую  ложу,  на
сгрудившихся  у  эшафота  придворных,  он  подошел  к монаху и,
трижды поцеловав крест, опустился на колени и положил голову на
пла-ху. Было ужасно страшно и очень  хотелось  плакать,  но  он
крепко зажмурился и судорожно сжал зубы.
     Палач  поплевал  на  руки, взял топор, и глубоко вздохнул,
занося его вверх в безбрежное небо. Время остановилось.  "Ну...
Не может же он так долго держать топор на весу!"
     -- Руби же! -- не выдержав, закричал Сокольничий.
     Тяжеленный  остро  отточенный  топор  со свистом опустился
вниз, и мощный удар потряс эшафот.  Сокольничий  еще  несколько
секунд  был  неподвижен,  а  потом  осторожно  поднял голову и,
открыв глаза, недоуменно взглянул на блестящее лезвие,  глубоко
вонзившееся  в  помост  рядом  с плахой. Толпа бешено ревела, и
этот шум заглушил слова палача. Сзади подскочили  стражники,  и
он  услышал, как с грохотом рухнули вниз кандалы, и, еще ничего
не понимая, ошарашено огляделся по сторонам.
     Он увидел беснующихся горожан, недовольного Короля  и  его
дочерей,  радостно  хлопающих  в  ладоши.  Сокольничий не успел
удивиться  тому,  что  Принцессы  нет  в  ложе,   как   услышал
восхищенные   возгласы   горожан.   Толпа,   окружавшая  эшафот
расступилась, и к нему через  всю  площадь  бежала  заплаканная
Принцесса.  И,  осознав,  что  отныне  они  теперь всегда будут
вместе, он легко спрыгнул с эшафота и, подхватив  ее  на  руки,
крепко прижал к сердцу.

     38. Штурман

     Моторы   гудели   ровно   и  мощно,  их  монотонный  рокот
успокаивал, вселяя надежду на то, что сегодня они не подведут и
все пройдет успешно.  Кроме  их  самолета  в  воздухе  не  было
никого,  маршрут известен до тонкостей, до цели еще больше часа
лета и, потому, спокойно можно откинуться на спинку  кресла  и,
ослабив ремни, предаться размышлениям.
     В  который  раз они летят на бомбежку этого чертова форта,
будь он трижды проклят, и все бестолку! Сколько ребят потеряли,
тонны взрывчатки сбросили, а он стоит себе  как  ни  в  чем  не
бывало.  Да  еще  эти,  умники  из  разведки:  "Для  того чтобы
уничтожить форт достаточно всего одной бомбы". Ага, достаточно,
только попасть надо в цель размером с деревенский колодец, и ни
на сантиметр в сторону,  а  точно  в  скважину!  Да  тут  и  на
полигоне-то  замаешься,  не-то что в бою, когда по тебе со всех
сторон зенитки с земли шпарят, да еще какая-нибудь  сволочь  на
хвосте  висит.  Крутишься, как уж на сковородке, какой колодец,
просто бы в форт не промахнуться! Ну да ладно, он-то чай не  из
последних  мастеров будет, не таких прикладывали, не зря же его
считают лучшим штурманом в полку. Так что глядишь, может быть и
повезет. Вот, вот, везение это главное, что ему сейчас  позарез
необходимо.  И  не  только  в  бою.  Который уж день нет писем.
Сказанул, день! А третью неделю не хочешь?  Двадцать  два  дня,
черт,  уже  четвертая неделя пошла, а она все не пишет. Неужели
же что-то случилось? А  вдруг  ...  Нет,  тогда  бы  уже  давно
сообщили,  с чем-чем, а с этим они никогда не тянут. Ну, ладно,
почта сейчас плохо работает, письма долго  идут.  Хотя,  причем
здесь  почта?  Между  ними  всего  ничего  --  каких-то  жалких
пятьдесят километров. Если бы не летал каждый день на бомбежки,
давно бы уже смотался проведать.
     Вот ведь чудеса какие бывают, кто бы ему  сказал  еще  год
назад,  что  он будет так убиваться из-за какой-то сестрички из
госпиталя? В лицо бы рассмеялся,  а  теперь,  теперь  только  в
сторону  того  госпиталя и смотришь, орел-орденоносец. Только и
думаешь: "Жива ли? Все ли в порядке? Где она? С кем?". Вот-вот.
Именно этот поганый вопросик и не дает тебе жить спокойно.  Где
уж   ей   устоять,   когда  кругом  столько  мужиков  вертится.
Кто-нибудь да обязательно  приглянется  и  плакало  тогда  ваше
счастье,  товарищ лучший штурман. Только она вас и вспомнит. Да
нет, вспомнит, не сможет она забыть. Думаешь? А  что  ж  сейчас
забыла? Или ты ее письма сам от себя скрываешь, а может цензура
их  конфискует, а? Молчи уж лучше. Да нет же, не сможет забыть,
так не лгут! Значит  случилось  что-то,  раз  не  пишет.  Всяко
бывает, война все-таки. Может машину с письмами разбомбило, или
в  реке  утонула. Совсем с ума сошел, какие тут, к черту, реки?
Ну не могла ведь  она  не  соскучиться?!  Вот  он,  на  что  уж
кремень-мужик, а стоит лишь закрыть глаза и отвлечься от суеты,
как  будто  из  какого-то густого тумана ясно вырисовывалось ее
лицо. Она смеялась, лукаво улыбаясь, забавно щурилась показывая
язык  и  легко  встряхивала  пышной  копной  волос,   поправляя
прическу.  И  он, как ребенок по матери, тосковал по ее нежным,
ласковым прикосновениям, мимолетным  взглядам,  по  возможности
просто   уткнуться   в   ее   густые   волосы  и,  беспорядочно
перескакивая с одного на другое,  рассказывать  обо  всем,  что
волнует  и тревожит. А выговорившись, ощутить в себе новые силы
для того, чтобы выжить и выслушивать такие  же  рассказы  своих
друзей.  Он и не знал никогда, что можно так соскучиться, думал
врут все в книжках, когда о таком  пишут.  И  вот  она,  милая,
взбалмошная  девчонка,  перевернула  все  его  представления  о
жизни. И ведь самое главное, она ...
     -- Внимание, подлетаем. Всем  приготовиться!  --  голос  в
шлемофоне был собран и тверд.
     Штурман  вздрогнул  от неожиданности и прильнул к прицелу.
Началась работа.
     -- Пять минут до цели. Высота... Скорость... Ветер ...  --
доклады  шли  непрерывно  и  привычно  ведя  расчеты он, тем не
менее, никак не мог отключиться от своих  невеселых  мыслей.  В
море  цифр,  захлестнувших  его,  то  и дело всплывало ее лицо,
безнадежно разрушая все формулы и выкладки. Штурман лихорадочно
загонял ее образ в самый дальний угол души и  вновь  оказывался
один на один с хаосом цифр, оставленным ею.
     --  Вижу  цель! Внимание штурману, если хотим унести ноги,
то у нас только один  заход,  потом  они  очухаются  и  ...  Не
маленький, сам понимаешь.
     -- Давай, командир, пошли.
     Самолет  заложил  крутой  вираж и с воем, в глубоком пике,
понесся  вниз,  к  злосчастному  форту.  Запоздало   заголосили
зенитки,  разорвав небо своими снарядами, но они уже проскочили
самую  опасную  зону  и  теперь  нужно  лишь  было  прицелиться
поточнее.  Штурман  слился  с  прице-лом, теперь они были одним
механизмом, и аккуратно вращая ручки он тщательно наводил  свой
смертоносный груз точно в цель.
     "Так, еще немножко и ... Сейчас..." -- рука привычно легла
на ручку  сброса. И вдруг вместо вражеских батарей он увидел ее
лицо, заполнившее собой весь прицел, увидел огромные  тоскующие
глаза и влажные, манящие губы. Штурман ошарашено мотнул головой
и нажал на сброс: "Пошла! Уходим, командир!".
     Самолет  вышел  из пике и уже начал вновь набирать высоту,
когда внизу полыхнуло и хвостовой стрелок доложил:  "Промазали,
...!".
     --  Заходим еще раз! -- закричал Штурман, проклиная себя и
ее последними словами, -- Давай, командир, давай!
     -- Сейчас, только развернусь. --  В  голосе  командира  не
было ни тени эмоций.
     Натужно  ревя  моторами  самолет  начал  разворот, когда в
бомбовой отсек попал пущенный им вдогонку зенитный снаряд.  Они
погибли  почти  мгновенно,  так  и  не  успев  понять,  что  же
случилось. последнее, что запомнил в своей жизни Штурман,  было
лицо любимой с перекрестием прицела точно на переносице.

     39. Геолог

     Он  очень хорошо умел обманывать сам себя. Такая уж у него
была странная особенность. И когда бывало совсем плохо и больно
он уверял себя, что все идет как положено, все в  норме,  нужно
лишь  чуть-чуть  потерпеть  и  тогда  все  будет  о'кей.  Самое
удивительное, что  так  обычно  и  случалось.  Стиснув  зубы  и
напрягаясь  изо  всех  сил  он  выбирался целым и невредимым из
самых невероятных передряг.
     Вот и сейчас, лежа на холодном снегу и тяжело дыша, Геолог
находил все новые  и  новые  аргументы,  чтобы  встать  и  идти
вперед.   Но  предательская  усталость  заливала  руки  и  ноги
свинцом, делая их неправдоподобно тяжелыми, а мороз  настойчиво
уговаривал  сладко  уснуть не думая ни о чем. И если уж быть до
конца честным, то он понимал, что на этот  раз  видимо  уже  не
выкарабкаться.  До поселка еще, минимум, километров тридцать, а
с разбитой ногой, да не евши четвертые сутки он  навряд  ли  их
одолеет.  Но то, что уже осталось позади требовало, чтобы он не
сдавался вот так, без борьбы и Геолог  вновь  и  вновь  твердил
себе,  что  он  должен  встать и идти, пока его окончательно не
доконал этот собачий холод. Но сегодня ничего  не  помогало  и,
даже  заплакав  от бессилия, он применил последний, запрещенный
прием. Он вспомнил о Ней, о девушке которую любил и от  которой
ушел.  О  той  которая,  к сожалению, не любила его. Геолог уже
давным-давно пообещал себе не вспоминать  о  ней  и,  уехав  из
Города  и шатаясь по тайге с поисковыми партиями, твердо держал
данное слово. Он вообще никогда не нарушал своих  обещаний.  Но
сейчас  было необходимо сделать это и он с трудом отодвинул уже
успевший заржаветь засов, и осторожно отворил самый сокровенный
тайник своей души.
     Воспоминания захлестнули его, он слишком долго не тревожил
их покой и все плохое и болезненное давно уже ушло  в  глубину,
как  опускается  вниз  осадок, оставляя сверху прекрасное, чуть
горьковатое   хмельное   вино.   И   пользуясь   растерянностью
охватившей  разум  и  сладкой мучительной болью заполнившей все
кругом, Геолог заставил себя поверить в то, что сейчас,  именно
в  эту  минуту,  он  нужен  Ей,  Она  ищет его и ждет помощи. А
поверив, он встал и тяжело хромая двинулся вперед.  Он  шел  до
тех  пор, пока были силы, шел не думая ни о чем, ни о Ней, ни о
себе, ни о тепле и пище. Была лишь  боль,  которую  нужно  было
одолеть и направление, с которого нельзя было сбиться.
     Но наступил момент, когда боль пересилила, и Геолог рухнул
лицом  в  глубокий  снег. Холодное прикосновение вырвало его из
этой  непрекращающейся  битвы  с  болью  и  он  как-то   совсем
равнодушно  понял,  что это конец. И никакие выдумки и уверения
больше уже не смогут  помочь  и  заставить  подняться  и  идти.
Незачем  себя  обманывать, тем более сейчас, Она не любит его и
он Ей не нужен. Лучше уж лежать вот  так,  уткнувшись  лицом  в
снег  и  спокойно  мечтать, слушая как завывает ветер. И закрыв
глаза он освободил свою фантазию...
     Он стоит у до боли знакомой  двери  и,  переведя  дыхание,
осторожно   прикасается  к  кнопке  звонка.  Слышна  ее  легкая
походка, клацанье открываемого замка и удивленно взлетают вверх
брови:  "Ты?  Откуда?"  Радостная  улыбка  сменяется  возгласом
восторга  когда  он  достает  из-за  спины  огромный  букет  из
девятнадцати роз и молча протягивает их Ей. Она смеется  и  ...
Стоп! Стоп!!! Розы! Конечно же, розы!
     Ведь  он  же  обещал подарить их Ей в первый день весны, а
значит у него  осталось  лишь  две  недели  для  того,  что  бы
сдержать  свое  обещание. И совсем не важно, что мы расстались,
нельзя же из-за такого пустяка нарушать данное тобой слово! Это
не по джентельменски  и,  в  конце  концов,  что  Она  обо  мне
подумает? (Ни в коем случае не размышлять о том, что Она думает
обо  мне на самом деле!) Все! Сейчас главное -- букет роз и то,
что я должен его подарить! Я обещал, и я сдержу свое слово!
     С трудом поднявшись он сделал первый шаг и  теперь  вместо
боли   все   его   мысли   были   заняты  обещанным  букетом  и
разрабатыванием  самых  невероятных  планов,   как   умудриться
послать   его  в  Город  из  этой  таежной  глуши.  Когда  ноги
окончательно отказали он пополз, изо всех сил цепляясь  за  то,
что мы называем жизнью. Он не знал, что уже давно сбился с пути
и  упорно  продолжал  ползти вперед, оставляя на снегу кровавые
пятна и что-то невнятно шепча о розах.

P.S. Он не помнил ни того, как выполз к охотничьему зимовью, где его и
нашли егеря, ни того, как кричал на операционном столе в поселковой
больнице. Он пришел в себя значительно позже и первое, что увидел -- была
лежащая у изголовья кровати толстая пачка писем исписанных ее почерком и
огромный букет роз стоящих у кровати.

     40. Принцесса

     Принцесса торжествовала: еще бы,  ведь  сегодня  во  время
Большого  Сватовства  она сможет точно узнать, кто и как сильно
любит ее. А значит, не ошибиться, выбирая себе  жениха.  И  она
крепко  сжала  волшебный подарок Крестной изящные резные четки,
украшенные большим  магическим  камнем.  Этот-то  камень  ей  и
поможет.  Она поочередно будет направлять его на своих женихов,
и чем жарче будет камень, тем крепче любовь сватающегося. И она
сможет выбрать самого достойного, того, кому  будет  нужна  она
сама, а не ее титул и деньги.
     Но  вот  прозвучали  фанфары,  церемониймейстер  объявил о
первом претенденте, и Принцесса, судорожно стиснув  четки,  вся
превратилась  в зрение и слух. И поплыла перед ней нескончаемая
вереница  знатных  принцев  и  безродных  горожан,   изнеженных
отпрысков  знати  и  суровых  рыцарей,  могучих  волшебников  и
известных авантюристов. Таковы уж законы Большого Сватовства --
каждый имеет шанс пленить Самую Прекрасную  Принцессу.  А  она,
внимательно  наблюдая  за ними, сверяла свои чувства с теплотой
магического камня.
     Больше всего ей пришелся по  душе  Рыцарь  из-за  Моря  --
элегантный  и  галантный  кавалер,  согревший  ее ладони жарким
теплом четок. Он был ловок и весел, красноречив и умен  и,  что
самое   главное,  скромен  и  оригинален  одновременно.  Рыцарь
настолько завладел ее мыслями, что  Принцесса,  мысленно  рисуя
себе  картины  их  будущего  счастья, уже не замечала остальных
женихов. Так продолжалось до тех пор, пока она,  вскрикнув,  не
выронила на пол внезапно раскалившиеся четки.
     Со   слезами  на  глазах  Принцесса  дула  на  покрывшиеся
волдырями пальцы и недоуменно глядела на  огромного  неуклюжего
городского  Мельника.  Он  стоял, неловко переминаясь с ноги на
ногу, нервно теребя огромный букет  небесно  голубых  ирисов  и
смотрел  глазами  собаки,  случайно  укусившей  хозяина.  Звуки
гонга, громом прозвучавшие в тишине, лишь усилили панику в душе
Принцессы  --  ведь  на  последний,  шестой  удар,  она  должна
объявить  о  своем решении. Взгляд Принцессы растерянно метался
от Рыцаря из-за моря к Мельнику, к  обожженным  рукам  и  вновь
возвращался к Рыцарю. Будь прокляты эти четки!
     Замер,  растаяв  вдали,  финальный  удар,  и, понимая, что
больше оттягивать уже нельзя,  Принцесса,  облизнув  пересохшие
губы,  решительно  поднялась,  тщетно пытаясь унять сотрясающую
все тело дрожь

     41. Мусорщик

     Не было во всем Городе более грязной  и  непривлекательной
работы,  чем  у  Мусорщика. Хотя, конечно же, горожане понимали
всю ее важность и полезность,  но  желающих  занять  это  место
как-то  не находилось. Обычно на него назначали проштрафившихся
солдат  да  ремесленников,  но  какая  уж  тут  работа   из-под
палки-то.  А  потому  вы наверное сами оцените как обрадовались
все   горожане,   когда   выискался   доброволец    пообещавший
добросовестно выполнять обязанности городского Мусорщика.
     Он  пришел  в Город откуда-то издалека и одного взгляда на
его старый потрепанный солдатский мундир было достаточно, чтобы
понять, что парень этот видал виды. А  случилось  это  примерно
через   год   после   Большого   сражения,  подарившего  Городу
долгожданную Правительницу.
     Дело в том, что  в  давние  времена,  когда  Город  только
начинали строить, предсказано ему было, что настоящего расцвета
и  могущества  достигнет  он лишь тогда, когда править им будет
женщина без прошлого и ее сын. С тех пор и искали горожане  эту
таинственную женщину, хотя никто и не знал точно, как это можно
жить   без  прошлого.  Но  в  самый  разгар  Большого  сражения
невдалеке от Города нашли, лежавшую в придорожной пыли, молодую
красивую женщину. Она  была  баз  сознания  и  лишь  мастерство
городского  Лекаря  вернуло  ей  жизнь.  А когда она наконец-то
пришла в себя по  Городу  поползли  слухи  о  том,  что  начало
сбываться  пророчество.  У  этой  женщины не было прошлого, она
ничего не помнила о своей предыдущей  жизни  и  вела  себя  как
пятилетний  ребенок.  Лекарь  предположил,  что с ней случилось
что-то страшное и поэтому она забыла обо всем, что было  с  ней
прежде.  Предсказание  несомненно  указывало  на нее, последние
сомнения отпали, когда стало известно,  что  женщина  эта  ждет
ребенка.  А потому горожане поставили ее во владычество Городом
и с затаенным страхом  стали  ожидать  результатов.  И  они  не
заставили   себя   долго   ждать.  Правительница  очень  быстро
приходила в себя, возвращая утраченные навыки  и  умения,  хотя
ничего  и  не  вспоминая  о  былом. Первым ее серьезным успехом
стало  спасение   Города   от   нашествия   мышей,   грозившего
уничтожением всех съестных запасов. Тогда, осваивая грамматику,
она   шутя  начертила  на  грифельной  доске  остроумную  схему
мышеловки, при помощи которой впоследствии  и  были  уничтожены
все  грызуны.  И  уже  через  год  с  небольшим  после Большого
сражения она  окончательно  пришла  в  себя  и  успела  сделать
столько хорошего, что горожане просто носили ее на руках.
     Вот  тогда-то  и  появился  постоянный городской Мусорщик.
Кстати, и это приписывали ей в заслугу, да впрочем  Мусорщик  и
не  возражал.  С тех пор каждый день, гремя окованными колесами
по булыжной мостовой, он,  на  своем  тарантасе,  разъезжал  по
Городу  делая  его  чище. И никто даже не подозревал о том, что
Мусорщик делает свою работу только ради  возможности  ежедневно
бывать  во  дворце  Правительницы. И каждый раз, грузя мусор на
заднем дворе ее замка он незаметно оглядывался  по  сторонам  в
надежде увидеть Правительницу хотя бы одним глазком. Конечно же
все  это  было ужасно глупо, ну что здесь делать Правительнице?
Но  все  же  она  иногда  заходила  на   задний   двор   отдать
какие-нибудь  распоряжения  и  порой в это же время там бывал и
Мусорщик. В такие моменты он поглубже натягивал на глаза  шляпу
и, стараясь оставаться незамеченным, не отрывая взгляда смотрел
на  Правительницу. И хотя не часто ему удавалось ее увидеть, но
каждый раз, когда он въезжал во дворец робкая  надежда  встречи
согревала его душу.
     Шли  годы,  все  привыкли  к  Мусорщику  и  его ежедневным
объездам, и мало уже кто мог поверить в то,  что  когда-то  все
было  иначе.  Сам  Мусорщик постарел, но все так же пылал в нем
негасимый огонек тайной надежды.
     Как-то  раз  выезжая  на  свой  ежедневный  маршрут  он  с
удивлением  обнаружил  какое-то  странное оживление на улицах и
всю дорогу до дворца Правительницы ловил на  себе  таинственные
взгляды  горожан.  Что-то было не так и Мусорщик особенно остро
почувствовал это въезжая  на  задний  двор  дворца.  Но  вместо
ожидаемого  подвоха  на  него  неожиданно  обрушился  настоящий
цветочный дождь. Мусорщик даже привстал от  удивления  наблюдая
как  утопает  в прекрасных бутонах его повозка и как застревают
они в лошадиных гривах.
     -- Что это? Зачем?
     -- В Вашу честь, уважаемый Мусорщик.  Сегодня  исполнилось
ровно  двадцать  лет  как Вы взяли на себя эту, хотя и не очень
чистую, но благородную работу. Спасибо Вам от всех горожан.
     Мусорщик стоял втянув голову в плечи, не в силах заставить
себя повернуться  к  Правительнице  поздравляющей  его  с  этим
печальным юбилеем.
     --  Это лишь малая толика нашей признательности и мы хотим
сделать Вам скромный подарок.
     Дольше  стоять  спиной   к   Правительнице   было   совсем
неприлично,  в  толпе  окружившей  повозку  и  так  уже  начали
недоуменно шептаться и Мусорщик, став  в  пол-оборота  и  низко
наклонив  голову  что-то  невнятно пробурчал в ответ и неуклюже
протянул руку за подарком. Но и этого оказалось достаточно.
     Правительница вздрогнула, зазвенел  разбиваясь  подарок  и
она  кинулась  к  Мусорщику.  Она  даже не дала ему возможности
сойти с повозки и обняв за ноги горько плакала уткнувшись лицом
в его колени. Слезы текли по ее щекам и в их пелене она  видела
качающийся маркитантский фургон и маленькую беззащитную фигурку
всадника  растворяющуюся  в  утреннем  тумане.  Она  вспомнила,
вспомнила!
     А Мусорщик дрожащими руками гладил ее волосы  и  изо  всех
сил старался удержать свои собственные скупые слезы.
     --   Но  почему,  почему?  --  захлебываясь  плачем  почти
прокричала она вцепившись в Мусорщика.
     -- Вам здесь было лучше... Что я мог дать вам...
     --  Дурак,  какой  же  ты  дурак!  --  ласково  прошептала
Правительница  и,  повернувшись  к  опешившим  горожанам, своим
четким и  властным  голосом  произнесла:  "Властью  мне  данной
передаю  правление  городом  сим  сыну моему, да будет путь его
легок!"
     -- Зачем? А как же ты? -- испугался Мусорщик.
      -- Ну я надеюсь на твоей повозке хватит места двоим? -- и
она звонко и задорно  засмеялась  крепко  прижимаясь  к  своему
возлюбленному.

     42. Сказка о "Вечной" принцессе

     Среди всех сказок, слышанных мною от Непоседы, есть немало
грустных  и  поучительных  историй.  Я аккуратно записывал их и
складывал  в  ящик  стола,  надеясь  на  то,  что  когда-нибудь
пригодятся  и  они.  И  вот  недавно, перебирая свои записки, я
наткнулся на эту историю. Вобщем-то  ничего  особенного  в  ней
нет,  да  только показалась она мне чуть-чуть забавной, вот я и
решил рассказать ее вам.
     Случилось это, как и  следовало  того  ожидать,  в  Долине
Королевств.  Так  уж  сложилось,  что  одно из них осталось без
принцессы. (Ходили слухи, что она сбежала из дома  с  бродячими
актерами, да только точно никто ничего не знал.) Все бы ничего,
да  вот только принца в том королевстве тоже не было. Никакого,
даже  самого  завалящего.  А  для  Долины  это   непорядок   --
королевство  без принца или принцессы. И объявили тогда по всей
Глюкарии, что  если  найдется  где-нибудь  отпрыск  королевских
кровей  без  собственного  государства,  то  милости просим. Да
только не так-то много у нас принцев с принцессами, чтобы их на
всех  хватало.  Долго  ждали  жители  королевства   пока   хоть
кто-нибудь откликнется.
     И вот однажды вечером, во время сильного проливного дождя,
в дверь  замка  настойчиво постучали. Слуги тотчас же бросились
открывать.  На  пороге,  промокшая  до  нитки,  стояла  молодая
девушка, закутанная в темную накидку. Дождевые капли стекали по
ее лицу, но она казалось совершенно их не замечала, стоя гордо,
словно  принимая  парад. И одного взгляда было достаточно чтобы
понять,  что  перед  вами  самая   настоящая   принцесса.   Все
несказанно  обрадовались  и  началась  обычная  в таких случаях
суета. Одни провожают Принцессу в ее покои, другие  готовят  ей
новые  одежды,  третьи  греют  воду для ванной, четвертые пишут
указ для народа, пятые ... Вобщем всем дело нашлось. И  в  этой
суете  никто как-то и не догадался даже спросить незнакомку кто
она и откуда. А жаль, потому как потом, после всего  того,  что
случилось,  дознаться  до этого не удалось даже Непоседе. Ну да
об этом после.
     Первое время, до коронации, у всех было слишком много  дел
и на Принцессу никто особенно внимания не обращал. Нет, конечно
же  сервис  был  на высоте, принцесса же, как никак, но вот все
что касалось ее поведения абсолютно  никого  не  волновало.  Ну
сами  посудите,  так  ли  это важно, ведь есть принцесса и срок
коронации, значит нужно чтобы все было как у людей! А это,  как
вы понимате, совсем не просто.
     Но  вот  закончились все протокольные мероприятия, отшумел
пир на весь мир и  Принцесса  начала  править  этим  маленьким,
ухоженным  королевством.  И  тут  такое  началось! Никто ничего
понять не может. Налоги втрое подняла, да еще и  количество  их
увеличила, с советниками своими хуже чем с собаками обращается!
А  главное,  никто  даже  представить  себе  не может что она в
следующее  момент  выкинет.  Больше  всех,  конечно  же   писцы
страдали   --   сегодня   пиши  указ  о  запрещении  чихания  в
общественных местах, завтра о налоге на  певчих  птиц  и  белых
хомячков,  а послезавтра новый указ об отмене двух предыдущих и
замене их всеобщим празднованием Дня рождения  любимой  собачки
принцессы.  Но  и  это бы еще как-то можно было бы стерпеть, да
главная беда была в другом. О чем бы не  зашла  речь  Принцесса
демонстрировала   просто   фантастическое,   если   не  сказать
уникальное, знание предмета. По крайней мере ей  так  казалось.
Хотя  для  многих  из тех, кто слышал ее откровение впервые это
действительно  было  серьезным  потрясением.  И  день  за  днем
Принцесса   учила  кузнецов  как  ковать  подковы,  поваров  --
мариновать мясо для тартюф-салата, а собственного шута  --  как
острить  и  когда.  И скоро не было в целом королевстве никого,
кто не испытал бы на себе мощи ее  могучего  интеллекта.  Долго
терпели  это  безобразие  подданные  принцессы, но все на свете
имеет предел. Когда Принцесса велела издать  указ  "О  всеобщем
изучении  влияния  продолжительности брачных игр фельдеперсовых
гульдеперий  на  длительность  замеса  дрожжевого   теста   при
полнолунии"."  народ  не  выдержал и возроптал. Самые уважаемые
люди были отряжены к Принцессе. Когда они вошли в ее покои  она
беззаботно играла со своей любимой собачкой.
     --  Ваше  Величество,  мы  пришли  к  вам  от имени вашего
народа.  Мы  предупреждали,  что  вы  неосмотрительны  в  своих
действиях, но вы не слушали наших советов. Народ устал от ваших
сумасбродных  выходок  и  хочет возврата к нормальной жизни. Вы
должны понять, что  они  хотят  жить  спокойно  и  не  отдавать
последнюю монету сборщику налогов. Вы должны ...
     --  Я  должна? Я не ослышалась? -- гнев ее был неподделен.
-- Мне плевать на то, что кто-то экономит, а кому-то захотелось
спокойной жизни! Я -- Принцесса и могу сама решать что лучше, а
что хуже для моих поданных!
     -- Но вы не  ставите  никакой  цели,  все  ваши  указы  не
логичны  и это раздражает народ! Вы никогда не задумывались что
они говорят о вас на базарах и в пивных?  Вот  только  один  из
куплетов, которые распевают сейчас трубадуры:
                А  если  забыться, а если представить, Что нашу
Принцессу  хотят  обезглавить,  То,  вас  уверяю,  она  сгоряча
Примется тотчас учить палача!
     -- Все, что может сказать обо мне народ я зная значительно
лучше  него.  И подобных стишков о себе могу насочинять по боле
чем все ваши трубадуры вместе взятые! Мне плевать на их стишки,
мне плевать на них самих, мне плевать на  ваш  народ!  --  и  в
доказательство  этих слов Принцесса смачно плюнула на пол. -- Я
-- Принцесса! И одного этого уже вполне должно быть  достаточно
для  вашего  неблагодарного  народа!  Возвращайтесь  к  нему  и
скажите что все будет так, как этого хочу я, что бы там обо мне
не судачили! Или может быть мне лучше совсем уйти?
     Только самые злые волшебники  во  всей  Глюкарии  говорили
таким  тоном  со  своими  подданными.  Но  на  то  они  и  злые
волшебники, а здесь обычная принцесса. Долго  совещались  между
собой  старейшины  и  в  конце  концов  решили,  что отныне все
подданные принцессы должны вести себя по отношению  к  ней  так
же, как она относится к ним.
     И вот утром следующего дня Принцесса не обнаружила у своей
постели  традиционного  завтрака,  ванна  оказалась холодной, а
фрейлины, которые должны были присутствовать  при  ее  туалете,
напропалую   кокетничали   с   гвардейцами   и   не  собирались
отвлекаться от столь приятного занятия. Она  приказала  вызвать
главного  советника,  но  ей  ответили,  что он ушел на базар и
будет только к вечеру. Разумеется никто и не  подумал  заложить
для   нее   карету   и  взбешенной  Принцессе  пришлось  пешком
отправиться на поиски советника. И  хотя  королевство  было  не
велико,  а  базар  и того меньше, но Принцессе так и не удалось
найти советника. А подданные даже не обращали на  нее  никакого
внимания  бесцеремонно  толкая локтями и весело смеялись, когда
она  требовала  почтительного  отношения.  Но  самое   главное,
вечером,  когда  она  уже  изнемогала  от  усталости и с трудом
вернулась в замок,  Принцесса  с  изумлением  увидела  что  все
ворота надежно заперты.
     И  вот  с  тех  самых  пор ходит она по всему королевству,
пытаясь  доказать  всем  встречным,  что  она  Принцесса.   Она
говорит, что это обязывает их беспрекословно ей подчиняться, не
думая  ни  о  чем другом. Продолжается все уже настолько давно,
что в народе ее просто прозвали "вечной" принцессой (ведь  кому
же  захочется  сделать  ее  королевой?).  Все уже привыкли к ее
ежедневным посещениям и только детишки бегают за  ней,  во  все
горло  распевая  популярную некогда песенку: А если забыться, а
если представить, Что нашу Принцессу хотят обезглавить...

     43. Сказка о Капризной принцессе

     Третий принц возвращался с  Большой  королевской  охоты  в
приподнятом  настроении.  Еще  бы,  сегодня он в одиночку добыл
зеленого дракона, а это порой и нескольким-то рыцарям сразу  не
под  силу  бывает.  Да  и  к  тому  же, сей беспримерный подвиг
совершил он в день своего Венчального бала. От этой мысли Принц
даже замурлыкал себе под нос нечто легкомысленное  и  поудобнее
уселся  в  седле. Взгляд его тотчас же окутала какая-то розовая
пелена за которой ясно угадывалась гибкая фигурка его  невесты.
Прежде  он  целых  четыре  раза  видел  ее на различных балах и
турнирах, и потому  успел  составить  для  себя  самое  лестное
мнение  о  внешности своей избранницы. А потому Третьему принцу
не терпелось приблизить  тот  час,  когда  закончатся  все  эти
нудные официальные обряды, и в свои права властно вступит ночь.
     Звук охотничьих рогов , возвестивших о въезде кавалькады в
замок, прервал эти юношеские мечты и заставил Принца собраться.
Как-никак,  а  почти  все  горожане высыпали на улицы встречать
охотников и посудачить об их добыче. А тут уж, сами  понимаете,
надо  ехать  гоголем,  лихо  подбоченясь лишь изредка бросая по
сторонам скучные взгляды пресыщенного жизнью  владыки.  И  надо
сказать,  что  Третий  принц с честью справился с этой задачей,
толпа осталась в полном восторге.
     Ну,  а  потом  понеслась,  закружилась  безумная  карусель
приготовления  к  балу. Это все было настолько нудно и тягостно
для молодого и  горячего  Принца,  что  только  лишь  выдержка,
воспитанная  его  отцом  помогла  спокойно  выдержать  всю  эту
ерунду.  Но  от  бесконечных  повторений  самых   разнообразных
поклонов и расшаркиваний, набивших оскомину ритуальных вопросов
и ответов он так утомился, что к вечеру даже мысль о встрече со
своей  прекрасной невестой носила уже не согревала Принца. Да и
если уж быть до конца честным, то он пришел в себя от всей этой
кутерьмы только лишь на следующее утро. Так что все его мечты о
чудесах первой супружеской ночи так и остались мечтами.
     Вдобавок  ко  всему  еще  оказалось,  что  жена  его  была
настолько   капризной  и  избалованной,  насколько  это  вообще
возможно для единственной  наследницы,  выросшей  в  большой  и
благополучной королевской семье. Постоянное окружение бабушек и
дедушек,  теть и дядьев, кузенов и кузин, а также всякой прочей
дальней и близкой родни сделало свое дело. А Третий  принц,  на
свою  беду,  был  воспитан в полном уважении и поклонении своей
абстрактной будущей жене, и заранее принял на себя  обязанность
свято  любить  какую-то  принцессу, то с самого первого дня был
готов выполнять любые ее капризы. Опять же, надо  бы  добавить,
что  поначалу  это даже доставляло ему не меньшее удовольствие,
чем самой принцессе. Захочет, например, жена  бал  устроить  --
пожалуйста,  бродячих  актеров позвать -- пара пустяков!! Я уже
не говорю о бесчисленных туалетах и прочих женских глупостях.
     Это было странное, удивительное  и  счастливое  время  для
Принца.   Он   даже   научился   предугадывать   капризы  своей
ненаглядной, и то и дело приводил ее в восторг, выполняя то,  о
чем  она  еще  даже  и  не успевала попросить. Но постепенно ее
прихоти стали переходить и на самого Принца:  то  жена  захочет
видеть  его  во  всем  зеленом,  то  ее  не  нравиться,  что он
собирается с друзьями на охоту. И чем дальше,  тем  больше  эти
милые  капризы  сужали  кольцо дозволенного, постепенно пеленая
Третьего принца по рукам и ногам. Но как ни  странно,  а  может
быть и совершенно естественно для таких ситуаций, любовь Принца
к  супругу  росла  день  ото дня. А сама Капризная принцесса, а
именно так ее теперь все  и  называли  даже  не  замечала,  как
выматывают мужа ее бесконечные прихоти. И вот однажды, сам того
не  ожидая,  Третий  принц  вспылил.  Только  впоследствии,  на
коротких тревожных привалах он понял, что с самого первого  дня
женитьбы  в  нем копилось это темное, яростное бешенство. Капля
за каплей падало оно на дно души до тех пор, пока не  наполнило
ее  до  краев  и  не взорвалось, словно вулкан, выбросив наружу
весь сор и всю грязь  накопившиеся  в  жерле  за  долгое  время
молчание.  Причина  для ссоры в общем-то была самая пустяковая:
Принцесса самовольно перевесила прекрасную коллекцию  рыцарских
мечей,  бывшую тайной гордостью Третьего принца. Слово за слово
и вот уже брошен упрек, что от этих мечей все равно нет  прока,
только  висят  и  ржавеют, ведь Принц не использует их в бою! В
ответ на это Третий принц снял  со  стены  свой  самый  любимый
боевой  двуручный  меч  и, глухо крякнув, надвое рассек тяжелый
обеденный  стол.  Капризная  принцесса  побледнела,   ее   губы
задрожали.  Принц,  словно не видя этого и безжалостно хлеща ее
словами по щекам, заявил, что  немедленно  собирает  дружину  и
уходит  за  Реку,  в  Пограничные королевства, где, как доносит
Дозор, расшалились эрлины. "Ну и  пожалуйста!"  --  передернула
плечиком Принцесса, привыкшая к беспрекословному обожанию.
     К утру гвардия была готова к походу и выступила из замка с
первыми  лучами  солнца.  А  Принцесса,  даже не попрощавшись с
мужем, сделала вид, что ничего особенного не случилось, и жизнь
в замке продолжала идти по все той же накатанной колее.
     На  свое  счастье  Принцесса  бала  одарена  каким-то   не
объяснимым  и  не  поддающимся описанию магическим очарованием,
заставлявшим всех, кто с ней сталкивался, терпеливо сносить все
ее многочисленные капризы. Именно это очарование  и  заставляло
молчать  взбешенного  повара, по десять раз на дню пережаривать
дичь для Ее Величества; фрейлин, по сто раз  перекалывавшим  ее
бесчисленные  банты,  пряжечки и брошки; садовников, каждый час
меняющих цветы в ее покоях; и всех прочих, прочих, прочих.
     Но вдруг, совершенно неожиданно для себя, Принцесса  стала
замечать,  как  вокруг  нее  что-то  изменилось.  Нет,  все  по
прежнему быстро и четко выполняли любые ее прихоти,  да  только
вот  в этой исполнительности теперь не хватало самой малости --
желания сделать это только для нее. Внешне все было как прежде:
по  первому  мановению  ее  руки  готовилось  новое   угощение,
менялись  туалеты,  устраивались была и турниры, но в действиях
слуг исчезла та нежность, которую испытывают родители  к  своим
больным,  но  расшалившимся  детям.  И  от  того,  что  она  не
чувствовала больше страстного обожания  исходившего  прежде  от
мужа,   Капризная  принцесса  с  каждым  днем  становилась  все
несноснее и противней. А Третий принц был теперь  далеко-далеко
и  ничем  не  мог,  или  уже  не хотел ей помочь. И тогда, сама
измученная  своими  собственными  выходками,  Принцесса  начала
взрослеть.

     44. Краб и жемчужины

        У мягкого и ласкового моря, дышавшего теплотой и негой,
почти у самой   воды   росла  высокая  и  стройная  сосна.  Под
монотонный плеск волн гордо возносила она к жаркому солнцу свои
крепкие ветви.  В  ее  корнях,  во  влажной  тени  камней,  жил
маленький  красный  краб.  Каждое  утро  он начинал с того, что
деловито отгребал от своей аккуратной  норки  мусор  нанесенный
морем  за  ночь.  И  как  всякий  хороший  хозяин  делал он это
степенно и  со  вкусом.  Кроме  того,  крабик  был  еще  ужасно
любопытен. Ну, а что же может быть интереснее копания во всякой
всячине которую, нет-нет, да и вынесет море на берег. И что ему
только  не  попадалось  -- пустые коробки и банки из-под пива и
всякой там  колы,  размокшие  журналы  и  открытки,  бантики  и
брелочки,  короче  всего  и не перечислишь. У крабика была даже
своя  коллекция  таких  редкостей,  которой  он  втайне   очень
гордился.   Главным   его  сокровищем  было  маленькое  изящное
зеркальце  вставленное  в  резную  деревянную  рамочку.  Правда
местами  амальгама  потрескалась  и  облезла,  но  в  остальном
зеркальце было действительно стоящей вещицей.
        Вчера море, обычно такое тихое  и  нежное,  разразилось
внезапным  штормом,  и  сегодня поутру крабик надеялся найти на
берегу что-нибудь интересное. Потому-то и проснулся он ни свет,
ни заря, и сразу же принялся за дело. Но, к  сожалению,  ничего
особенного  у  входа  в  нору  не оказалось. Так, обычный набор
морских прелестей -- водоросли, щепки, парочка обрывков газет и
сигаретные пачки. Крабик уже начал подумывать, что день  прошел
зря, когда увидел ракушку. Казалось бы, ну что тут осо-бенного,
у моря этого добра всегда полным полно, но в том-то и дело, что
эта  ракушка  была  не  совсем  обычная. Нет, на первый взгляд,
внешне, она ничем не  отличалась  от  сотен  таких  же  ракушек
рассыпанных  по  всему  берегу.  Но  ищущий  взгляд охотника за
диковинками сразу же  подметил  нечто  странное  в  этой  серой
ракушке. И только подбежав поближе, смешно переваливаясь с боку
на  бок, он понял в чем дело. Ракушка дышала, дышала медленно и
тяжело,  как  выброшенная  на  берег  рыба.  Это   было   очень
непривычно  --  ракушки,  такие скрытные от природы, никогда не
раскрывают на берегу своих створок. Тут ведь каждый готов  тебя
слопать  или  ножиком  внутри  поковырять,  а то и просто ногой
наступить, и раздавить.  Как  будто  случайно.  Бывает.  А  эта
ракушка  с  трудом  раздвигала створки, делала длинный, тяжелый
вдох и также медленно смыкала их на несколько мгновений.
        -- Что-то здесь не так! -- сказал  сам  себе  крабик  и
осторожно  ткнул ракушку клешней. Та мигом захлопнула створки и
затаилась.
        -- Эй, внутри!  --  позвал  краб,  легонько  постукивая
клешней  по  темному,  отполированному  морем, боку ракушки. --
Есть кто или нет? Отвечай! --  и  он  еще  раз  ткнул  ракушку.
Раковина  не  отзывалась.  Тут  крабик  сообразил,  что ракушке
наверное нужна вода  и  именно  поэтому  она  так  мучается  на
берегу.  И еще, ему было дьявольски любопытно заглянуть в узкую
щель между створками чтобы узнать, а  что  же  там,  внутри.  И
затаив  это  желание  он решил заодно помочь ракушке. Приглядев
удобное местечко  он  с  жаром  принялся  за  дело.  Сноровисто
выкопал  ма-ленькую  ямку,  тщательно  выложил  ее дно и стенки
плоской галькой и получился очень даже  симпатичный  бассейнчик
для ракушки. Потом он аккуратно столкнул ее туда, а сам побежал
за  водой.  Надо  сказать, что не так-то, просто таскать воду в
жестяной  баночке,  удерживая  ее  двумя  клешнями.  Но  крабик
отлично справился и с этой задачей. И главной наградой для него
был  удивленный  и  радостный вздох раковины когда первые капли
морской воды упали на ее створки. После десятой  ходки  к  морю
ракушка  уже  полностью оказалась под водой. И теперь, отдыхая,
краб с любопытством наблюдал за тем, как сначала робко, а потом
все смелее и смелее скакала ракушка по дну с  силой  захлопывая
свои створки и подымая настоящую бурю в маленьком бассейне.
        Так  они подружились. И в один из летних вечеров, когда
звезды только начинали  боязливо  прокалывать  сиреневый  полог
неба  своими ломкими лучиками, ракушка открыла красному крабику
свой секрет. Они весело болтали о том, о сем, потом,  почему-то
разговор перескочил на их первую встречу и крабик спросил.
        --  А  почему ты тогда так тяжело дышала, ведь я только
поэтому и обратил на тебя внимание.
        Ракушка помолчала, а потом тихо ответила. -- А это  все
потому, что я не одна.
        --  Как  это "не одна"? -- недоуменно переспросил краб,
даже клешни открыв от удивления.
        -- А вот так! -- и ракушка неожиданно  широко  отворила
створки.  Сквозь  прозрачную,  слегка  мерцающую  воду крабик с
удивлением увидел  две  маленькие  сияющие  бусинки  лежащие  в
нежных розовых складках ракушкиной кожи.
        -- Что это? -- каким-то осипшим голосом выдавил из себя
крабик.
        --   Жемчужины!   --   счастливо  засмеявшись  отвечала
ракушка.
        --  Жемчужины?  Две?  --  изумлению  крабика  не   было
предела.  --  Но  ведь  такого  не бывает две жемчужины в одной
ракушке!
        -- Значит я тебя  обманываю!  --  обиделась  ракушка  и
начала медленно смыкать створки.
        --  Нет-нет,  постой,  что-то!  Я  ведь  и  про одну-то
жемчужину только в сказках слыхал, а так что бы увидеть, да еще
сразу две! Нет, ну надо же, а!  Целых  две!  Ну  теперь-то  мне
понятно почему тебе так тяжело было!
        И ракушка рассказала крабику о том, как во время одного
из штормов, много-много лет назад, попали к ней под створки две
крохотные   песчинки.  Долгие  годы  во  время  ее  бесконечных
скитаний  по  воле  волн,  ракушка  старательно  выхаживала   и
пестовала  их.  И,  говоря  по правде, удалось ей это на славу.
Хоть  и  маленькие  получились  жемчужины,  но  такие...!   Они
излучали  какой-то  чарующий  матовый свет мягко обволакивающий
все кругом. Свет этот манил и завораживал, и крабик  просто  не
мог отвести от жемчужин свои черные бусинки глаз.
        С  тех  пор они стали как-то ближе друг другу и не было
для крабика большего удовольствия, чем сидеть вечером на камнях
любуясь  таинственным  светом  заливающим  маленький   бассейн.
Правда  эти  ежевечерние  посиделки  не мешали ему как и прежде
разгребать мусор в поисках диковинок подаренных  морем.  И  что
самое удивительное, после того как он увидел жемчужины в первый
раз   ему  стало  просто  фантастически  везти.  Коллекция  его
увеличивалась день ото дня. Но главную добычу принесло ему  все
же  не  море,  нет.  Совсем  рядом  с его сосной разбили лагерь
туристы.  И  сразу  же  вокруг  их  палаток  появилось  столько
необычных  и  занимательных  вещиц,  что  красный  крабик  даже
растерялся по началу  от  такого  разнообразия.  Теперь  целыми
днями  он  деловито  сновал  от  норки  до  палаток  и обратно,
перетаскивая к себе всякую всячину. Но как бы он не уставал  за
день  вечером крабик обязательно приходил к бассейну любоваться
жемчужинами. И, то  ли  от  того  что  все  его  дневные  мысли
вертелись  вокруг  коллекции,  то ли от необычно жаркого солнца
палящего в то  лето,  да  только  и  о  ракушке,  точнее  о  ее
жемчужинах,  он  начал  думать  как  о главных экспонатах своей
сокровищницы. И когда он возвращался к себе  в  норку  все  его
естество  восставало  против  расставания с этим таинственным и
манящим светом. Ведь с ним было  так  сладко  и  спокойно,  что
забывалось   обо  всем  на  свете.  Крабик  уже  даже  собрался
попросить ракушку отдать ему жемчужины, но вовремя спохватился,
что это только испортит их отношения. С каждым  новым  днем  он
все  больше  и  больше  запутывался  в своих мыслях и желаниях,
становясь угрюмей и раздражительней. Крабик дошел даже до того,
что совсем перестал менять  воду  в  бассейне  и  приходить  по
вечерам  к  ракушке.  Он  убеждал  себя  тем, что очень и очень
занят, и у него совсем нет на это времени, но ведь на  самом-то
деле  себя  обмануть  невозможно.  И крабик ненавидел сам себя,
когда прячась за камнями пробирался к бассейну, чтобы незаметно
посмотреть  не  выбросила  ли,  задыхаясь,   ракушка   чудесные
жемчужины.  Ракушке  было  очень тяжело, даже хуже чем тогда на
берегу, и она неподвижно лежала в  теплой  и  затхлой  воде.  А
крабик  убеждал  себя,  что  это  все не его забота, и он здесь
совершенно не причем. Но однажды ему на ум пришла мысль о  том,
что жемчужины могут испортиться и, не раздумывая ни секунды, он
бросился  к  надежно  припрятанной  жестяночке,  и  в считанные
мгновения сменил воду в бассейне.
        При виде красного  крабика  ракушка  радостно  раскрыла
створки.
        -- Я так боялась, что с тобой что-то случилось!
        Тяжелая  и  холодная  волна  раскаяния  окатила крабика
смешав все мысли и чувства. Но в  тот  же  миг  на  него  упала
чья-то тень и он едва успел юркнуть под камни.
        --   Ой,  Сережа,  смотри  какая  прелесть!  Тут  такой
маленький бассейнчик, а в нем ракушка!
        -- Брось ты эту ракушку, лучше иди сюда я тебя еще  раз
поцелую! -- донеслось в ответ от палаток.
        --  Договорились,  только  потом я поведу тебя смотреть
мою ракушку! -- засмеялась  девушка  и,  легко  перепрыгивая  с
камня на камень, побежала к лагерю.
        "Что  же  делать? Ведь они вернуться и заберут ракушку!
-- панический  ужас  захлестнул  крабика  --  Куда  я  ее  могу
спрятать  и  как? Да ведь они же еще и жемчужины заберут!!!" От
этой мысли он даже подпрыгнул и мутный серый поток  ворвался  в
его  мозг  и  полностью  захватил  сознание.  "Ракушке  уже  не
поможешь, а вот жемчужины надо спасти!"  План  действий  созрел
практически мгновенно.
        Он подойдет к ракушке и заговорит с ней как ни в чем не
бывало. Потом,  он  попросит  ее показать ему жемчужины и когда
ракушка раскроет створки, только главное не  спешить,  дать  ей
раскрыть  их  полностью,  так  вот, когда она откроет их у него
будет всего лишь одно мгновение  чтобы  схватить  эти  желанные
жемчужины  и не попасть под захлопывающиеся створки. Крабику до
слез было жалко ракушку, все-таки они были друзьями,  но  лучше
одному спасти общее сокровище, чем гибнуть обоим за просто так.
Или просто смотреть как эти сокровища достаются людям!
        И  крабик  подошел к бассейну и заговорил с ракушкой. И
та открыла свои  створки.  У  крабика  была  только  лишь  одна
секунда,  но  уж  ею-то он воспользовался стопроцентно. Вот уже
зажаты  в  клешнях  заветные  жемчужины,  а  сам  он   проворно
выпрыгивает  из  бассейна.  Только  оказавшись на берегу крабик
оглянулся на ракушку. Ее створки были все также широко открыты!
Но времени обдумать это не оставалось -- от палаток к  ним  уже
шли двое. Крабик последний раз оглянулся на ракушку и поразился
тому как скорбно смыкала она свои створки. От этого страшного в
своей  безысходности  зрелища  крабику стало совсем не по себе,
захотелось вернуться и протянуть обратно украденные  жемчужины,
но  люди  уже  были  рядом, и, чтобы не видеть развязки, крабик
шмыгнул под камни.
        -- И в правду -- бассейнчик, и  в  правду  --  ракушка.
Царевна-ракушка! -- удивился парень доставая ракушку из воды.
        --  А давай посмотрим, может быть в ней есть жемчуг! --
предложила девушка.
        -- Нет, в таких жемчуга  не  бывает,  это  я  тебе  как
потомственный ихтиолог говорю.
        --  Ну давай посмотрим, ну пожалуйста! Сам же говоришь,
Царевна-ракушка!
        -- Что с тобой поделаешь, давай посмотрим. -- и  парень
достал  из  кармана  перочинный  нож. -- Я же говорил тебе ...-
начал он через мгновение и тут же вскрикнул, и, отдернув  руку,
зашвырнул ракушку далеко в море.
        -- Что такое?
        --  Да  падец  пдещемила, задаза! -- прогундосил парень
облизывая поврежденный палец.
        -- Тогда пойдем домой  и  будем  опять  целоваться!  --
капризно надула губки девушка. Тут камень на котором она стояла
зашатался  и  из  под  него  стрелой выскочил маленький красный
краб.
        -- Ой, лови! Лови! -- закричала девушка, а ее  приятель
рванулся вперед и ловко подхватил крабика за панцирь.
        --  А вот тебе, милая, и жемчуг, только я, убей бог, не
пойму откуда он здесь взялся!
        И  они  вдвоем  с  интересом  разглядывали   маленького
красного   краба  судорожно  сжимающего  в  своих  клешнях  две
прелестные серебристые жемчужины.
        Я вспомнил эту историю вчера, когда  случайно  зайдя  в
магазин  "Подарки" увидел на витрине маленького красного краба.
Он  ярко  блестел  лакированным  панцирем,  грозно  раскинув  в
стороны  свои  клешни  и  смотрел  на  мир  двумя  серебристыми
жемчужными бусинками вставленными вместо глаз. На ценнике  было
написано: "Жемчуг натуральный, есть заключение ювелира."

     45. Паровозик

        Когда-то   я   уже   рассказывал   вам   о  том,  какие
удивительные приключения  случаются  порой  с  игрушками  в  их
реальной,  волшебной жизни. А недавно мой друг Непоседа поведал
мне еще одну такую историю, лишь подтвердившую мое мнение,  что
порою  наша с вами жизнь намного беднее игрушечной. Или мы сами
ее такой делаем. Впрочем, судите сами.
        Сколько он себя помнил, за спиной всегда  были  вагоны.
Такой  маленький  аккуратный  составчик  из двух пассажирских и
одного товарного.  Пассажирские  вагоны  были  очень  красивого
темно-зеленого   цвета   с   маленькими   белыми   надписями  и
стеклянными окошками, а товарный -- темно-коричневый, словно бы
из дерева и с одной большой дверью. Как только железную  дорогу
включали  он  сразу  начинал  крутить  все  свои колеса и резво
тянуть за собой эти три вагончика. Он бежал впереди них потому,
что сам был  Паровозом.  Эдаким  черным,  с  большими  красными
колесами, блестящими шатунами и просторной кабиной -- маленьким
игрушечным   Паровозиком.  Он  очень  любил  свою  работу  и  с
удовольствием таскал вагончики туда, куда  приказывали.  Правда
иногда  приходилось  туго -- то товарный перегружали, то в гору
ползти, но Паровозик всегда справлялся и никогда не  жаловался.
Да и интересно ему было, ведь Хозяин непрерывно расширял дорогу
добавляя  все  новые  и  новые участки рельсов, стрелки, мосты,
переезды и прочее, прочее, прочее. Ему было интересно играть, а
Паровозику следить как день за днем увеличиваются его  владения
и прибавляется ему работы.
        Однажды,  проснувшись  и  почувствовав  как  по рельсам
побежал живительный ток,  Паровозик  весело  загудел  и  поехал
вперед.   Но   за  первым  же  поворотом  даже  остановился  от
удивления, а такое с ним случилось впервые в жизни,прямо  перед
ним  была  настоящая  станция!  С вокзалом, несколькими путями,
депо и вагонами. Вот  это  да!  Паровозик  даже  подпрыгнул  от
радости  и рванул на станцию. Ведь там должны быть новые друзья
и может быть даже, чем черт не шутит, второй паровоз  или,  еще
лучше, тепловоз!
        Но  едва  он подогнал свой состав к перрону, как вагоны
быстренько отцепили и кто-то укатил их, оставив его одного.  Он
сначала  даже  обиделся, но потом сообразив, что укатить их мог
только кто-то из  своих,  призывно  загудел.  С  другого  конца
станции   раздался   ответный   свист.  И  радость  переполнила
Паровозик -- теперь-то он не будет так одинок на  этой  большой
дороге, наконец и у него появиться настоящий друг. Друг, вместе
с  которым,  сцепившись  намертво  стальной  хваткой, они будут
тянуть свой состав вдвое быстрее или вдвое тяжелее. Но тут  его
отвлекли  от  этих приятных мыслей -- подавали новый состав. Не
известный друг осторожно толкал вагоны, стараясь не ударить его
в момент сцепки. Паровозику стало так приятно от этой заботы  и
лихо  зацепив  состав,  он  еще  раз  загудел и тихонько поехал
вперед. Он специально тронулся не спеша, в надежде на  то,  что
тот  кто  толкал  вагоны,  отцепившись,  может  обогнать его по
боковой ветке. Так и случилось! Сзади раздалось чье-то  веселое
заливистое  гудение  и  его  обогнала  маленькая юркая Дрезина.
Правда  Паровозик  сначала  расстроился,  он-то   надеялся   на
что-нибудь  помощнее, ну хотя бы маневровый, а тут... Но, глядя
на эту проворную Дрезину ловко снующую туда-сюда между вагонами
и деловито растаскивающую их по путям, он невольно улыбнулся. А
улыбнувшись  заметил  яркие  кокетливые  надписи  на   Дрезине,
маленькую  ладную  кабинку  лихо  сдвинутую  набок  и множество
других мелочей из которых мы  все,  вообщем-то,  и  состоим.  И
покидая станцию Паровозик уже с теплотой думал об этой малышке,
которая  одна управляется с таким хлопотливым хозяйством. И еще
он думал о том, что стоит ему только пройти круг, как он  снова
вернется  на  станцию  и  снова  увидит  Дрезину.  А там, всяко
бывает, может быть  ему  удастся  и  заговорить  с  нею.  И  он
проворно  помчался  вперед оставляя позади игрушечные километры
да стук  колес.  Но  когда  он,  наконец-то  прошел  весь  круг
выложенный  Хозяином, и подъехал к перрону, все повторилось как
и в первой раз. Дрезина  подъехала  сзади,  осторожно  отцепила
один  состав и, отогнав его в депо, бережно подцепила другой. И
опять лишь на выезде со станции они увидели друг-друга,  только
теперь  первой  загудела  Дрезина.  Так и повелось с тех пор --
круг с составом за плечами, небольшая передышка и  краткий  миг
встречи, после которой опять круг. И со временем Паровозик стал
замечать,  что ждет этого последнего мига отъезда со станции со
все большим и  большим  нетерпением.  Поначалу  он  удивился  и
преписал это ощущение скуке, больше-то поболтать не с кем, не с
ва-гонами   же  безмоторными  разговаривать!  Но  потом,  когда
Дрезина   стала   притормаживать,   обгоняя   его,    и    они,
познакомившись,  могли даже весело болтать между собой какое-то
время, Паровозик понял что виной этому была  совсем  не  скука.
Потому,  что расставшись с Дрезиной он сразу же начинал ожидать
следующей встречи. И  ничто  не  могло  отвлечь  его  от  этого
сосредоточенного  ожидания  подчинявшего  себе  все  остальное.
Вагоны даже стали жаловаться  на  Паровозик,  что  он  перестал
притормаживать на поворотах и от этого их нещадно трясет. А тут
уж сами понимаете, от такой езды и до беды недалеко.
        И  она  не заставила себя долго ждать. Правда я не знаю
точно беда ли то была или счастливый случай. В  один  из  своих
бесконечных  кругов  Паровозик не заметил, что на новом участке
разошелся один  из  рельсовых  стыков.  точнее  заметить-то  он
заметил, да слишком поздно -- вагоны не опрокинулись, но сам он
с  рельс сошел, и не вперед, не назад. И такая катавасия чувств
на него накатила -- и больно (А ну-ка, попробуйте-ка  ногой  об
стену,  да со всего размаха, да со всей силы; что больно? То-то
же!), и стыдно (Сколько лет таскал эти чертовы вагоны и хоть бы
что, а тут!), и обидно (Ведь  не  старый  еще,  а  так  в  лужу
сесть!).  И  за  их круговертью он даже не сразу сообразил, что
вагоны уже убраны и к нему, чтобы помочь вернуться  на  рельсы,
приближается  Дрезина.  А увидев это он даже замер на миг, едва
топку не погасил. Паровозик весь дрожал  от  напряжения,  мысли
смешались  в  какой-то один плотный клубок. Ведь они с Дрезиной
даже никогда не разговаривали вволю, а тут  такое...  И  потом,
если  он  спешил к ней на станцию, то это еще совсем не значит,
что она его там с нетерпением ждала. Хотя в  это  так  хотелось
верить.  И  не  зная  что сделать и что сказать он лишь потупил
глаза и смущенно прогудел: "Я тут это... Ты уж извини."
        -- Ты не ушибся? Бедненький, не бойся, я  помогу  тебе!
--   неожиданно   нежно   прозвучало   в  ответ.  --  А  я  как
почувствовала, что-то не то, ты ведь еще не разу  не  опаздывал
на свидание.
        И  главное даже не в том, что она сказала "свидание", а
в  том,  как  смутилась  и  покраснела  произнося  это   слово.
Бесшабашная радость и веселье захлестнули Паровозик: "Свидание!
Значит  для нее наши встречи тоже были свиданиями!" И ему стало
так легко и свободно, что он загудел на всю округу.
        -- Тише, тише, оглушишь, ну что ты...
        Паровозик смутился, но увидев  все  понимающую  лукавую
улыбку  Дрезины  засмеялся  и  взглянул ей в глаза. Они впервые
были так близко друг к другу, лицом к лицу, глаза  в  глаза.  И
этот  взгляд  сказал  им  все.  И  о бессонных ночах в ожидании
встречи, и о сжигаемых в топке километрах, разделяющих  их.  Он
рассказал  о  томительной тишине станции, когда затихнет эхо от
последнего    гудка    удаляющегося    Паровозика    и    жизнь
концентрируется  в  станционных  часах.  И  как ужасно медленно
ползет их стрелка, и как несносны и нахальны бывают эти  вагоны
и  платформы. Еще они узнали что, оказывается, хотят поговорить
друг с другом об одном и том же, и что впереди у них,  даже  не
вериться, долгая дорога на станцию, которую они проедут вместе.
А  это  значит, что они успеют поболтать о стольком, что просто
дух захватывает. Они впервые прикоснулись друг к другу и словно
какая-то искра вспыхнула между ними в этот момент.
        А потом, потом Дрезина надрываясь изо всех  сил  тянула
Паровозик  обратно  на  рельсы,  а тот, упираясь что было мочи,
помогал ей. Казалось, что у них ничего не получиться, казалось,
что это просто невозможно, но тогда не будет и  их  совместного
пути  на  станцию! От этой мысли Паровозик так рванулся вперед,
что только искры посыпались из-под колес и он вмиг оказался  на
рельсах   и   даже   Дрезину   толкнул.  От  неожиданности  она
покачнулась, но Паровозик успел подхватить ее и крепко  прижать
к  груди. Она вздрогнула и притихла, прильнув к нему. Так они и
поехали на станцию. Тог-да-то Паровозик и  понял  впервые,  что
такое настоящее счастье. И даже не надо было ни о чем говорить,
просто ехать вот так и все.
        А  потом наступили черные дни. Вслед за первой станцией
на дороге появилась вторая, а кроме нее еще фабрика, поселок и,
самое главное, несколько новых современных тепловозов.  И  беда
была даже не в том, что новички были красивы и быстры, а в том,
что  теперь  Паровозик  перевели  работать  маневровым на новую
станцию. И только изредка ему поручали таскать грузовые составы
на фабрику и обратно. Он  с  нетерпением  ожидал  этих  рейсов,
потому  что  по  пути  проезжал  мимо старой станции и мог хоть
издали  увидеть  Дрезину.   Они   всегда   долго-долго   гудели
приветствуя  друг  друга,  да  только много ли скажешь на таком
расстоянии, да еще крича на весь мир. "Я люблю  тебя!"  --  это
понятно, но это лишь малая крупица того, что переполняло их!
        И   однажды,  после  особенно  длинной  и  темной  ночи
Паровозик не выдержал и презрев все семафоры и стрелки,  бросив
все свои дела помчался на старую станцию. Он шел на всех парах,
потому  что  понимал -- времени у него в обрез. За непослушание
накажут и может быть после этого он  уже  никогда  в  жизни  не
увидит  Дрезину. Казалось, он выжимал из себя все что возможно.
Но он ошибался. Паровозик понял  это,  когда  внезапно  услышал
такой  милый  и  родной  его  сердцу голос и увидел летящую ему
навстречу Дрезину. Она тоже сбежала и ехала к нему! Паровозик и
не подозревал, что может нестись с такой скоростью. Еще немного
и они встретятся! И эта мысль помогала ему не  ви-деть  красных
сигналов и не слушаться уводящих в сторону стрелок. Это конечно
было  очень  больно,  не  сворачивать,  но  впереди была Она. И
Паровозик мчался все быстрее и быстрее. Даже  когда  неожиданно
отключили   ток,  и  все  остальные  тепловозы  остановились  и
заснули, они с Дрезиной не подчинились. Я не знаю, что за  сила
помогла  им,  но  они  лишь  убыстрили свой бег. Ничто не могло
остановить их и они встретились. Лицом к лицу, глаза  в  глаза.
Встретились и прикоснулись друг к другу.
        Тому,  кто  видел  это  со  стороны  казалось,  что они
погибли, ведь осколки от этого столкновения разлетелись по всей
квартире.  Но  мне  доподлинно  известно,  что  это  был  самый
чудесный  момент в их жизни, такой долгой и счастливой. А разве
могло быть иначе, ведь в тот момент они  соединились  навсегда.
Навсегда вместе. И никакая разлука не смогла больше разъединить
их,  отнять  друг  у  друга, потому что именно в тот момент они
стали одним целым, имя которому -- Любовь.

     46. Сказка о падающей звезде

        Случилась эта история в стародавние времена, когда  мир
был  спокоен  и чист, как воздух после грозы. И в этом сказочно
прекрасном мире их было двое: Он и Она. Нет, конечно же, они не
были одни, просто они никого не замечали  вокруг,  и  от  этого
казалось, что во всем огромном мире есть только они. И вовсе не
потому,  что  пустой  эгоизм  заполнял их души, нет, просто они
были влюблены  друг  в  друга.  Любовь  настигла  их  внезапно,
отгородив своим прочным щитом от суеты и проблем, а они даже не
сразу  поверили  в  нее,  но,  поверив,  отдались  ей целиком и
понеслись  в  ее  бурных  волнах  навстречу  друг   другу.   И,
встретившись,  в  каком-то безумном вихре чувств, захлестнувшем
их, они протянули друг другу руки. А когда их руки  встретились
в  пенящихся  волнах, они крепко переплели пальцы, чтобы не дай
Бог не  потерять  друг  друга  в  этой  бешеной  круговерти.  И
казалось,  что  нет большего счастья, чем смотреть в глаза друг
другу и чувствовать ответный взгляд, в котором  светится  такая
нежность  и  забота,  что  сердце  становится  сказочно легким,
невесомым, и хочется петь и смеяться от  счастья,  наполнившего
тебя  до  краев.  И делиться этим счастьем со всеми, а в первую
очередь, конечно же, с тем, кто протянул тебе свои руки.
        -- А ты знала их, Соня? -- прервал я рассказ глюка.
        -- Нет, их знал Немой,  именно  он  рассказал  мне  эту
историю.
        -- А кто они были?
        --  А  так  ли  это  важно?  Разве  если я назову Ее --
Принцессой, а Его --  Принцем,  их  чувство  станет  выше,  чем
любовь Пастушки и Мастера?
        -- Да нет, я ведь совсем о другом!
        -- Тогда слушай и не перебивай!
        Он  был  Мастером  и всю жизнь делал в своей мастерской
то, что было нужно людям, и всегда то, к чему  прикасались  его
умелые  руки,  было  сработано  на  совесть.  Именно  за  это и
прозвали  его  Мастером.  А  теперь,  когда  он  встретил  свою
Пастушку,  и  их  руки встретились, а души сплелись в неделимый
клубок, все, что он делал, стало как  будто  светиться  изнутри
теплым  ласковым  светом.  И  свет  этот нес доброту и радость,
спокойствие и уверенность. Так  случилось  потому,  что  Мастер
полюбил, и его Любовь помогла ему, даря счастье и блаженство. И
он  был  готов  на  все для свое милой. Стоило Пастушке хотя бы
вскользь упомянуть о каком-нибудь желании, как  через  какое-то
время  оно  выполнялось. Конечно же, Мастер не был волшебником,
но ему так хотелось сделать свою  Пастушку  счастливой!  А  она
сладко  жмурилась,  когда видела, как исполняются ее прихоти, и
радостно улыбалась, с нежностью глядя на Мастера.
        Однажды, поздним летним вечером, после тяжелого  дня  и
прекрасного  ужина,  приготовленного Пастушкой, Мастер вышел на
крыльцо.  Огромный  купол  неба  накрыл  его,   и   он   словно
растворился  в  густой  жаркой темноте, пронизанной миллиардами
тонких холодных лучиков от бесчисленных звезд, висящих  в  этой
бархатной тьме. Это было так красиво и торжественно, что Мастер
на какое-то мгновение даже лишился дара речи. А тут еще одна из
звездочек  покачнулась  и  ринулась  к земле, оставляя за собой
яркий огненный свет, на миг озаривший окрестности.
        -- Милая, иди скорей сюда! --  позвал  Мастер,  залитый
мерцающим огнем падающей звезды.
        Но  жизнь  таких звезд коротка, мгновение, другое, -- и
все. А потому, когда Пастушка выскочила на крыльцо, только ночь
окутала ее. Ночь,  которая  стала  даже  темнее  после  падения
звезды. А может быть, это просто показалось Мастеру, кто знает.
Пастушка   очень   огорчилась,   узнав,   что  она  пропустила.
Оказалось, что  это  была  ее  давняя  мечта  увидеть  падающую
звезду,  и  что  в  ее роду есть старое поверье, что, будто бы,
тот, кто увидит такую звезду, всегда будет счастлив  и  удачлив
во   всем.  Правда,  увидеть  нужно  обязательно  в  свой  День
рождения, а не просто так, но ведь она-то, как назло, вообще не
видела ничего подобного. И горькие слезы сами собой полились из
ее прекрасных глаз. Мастер обнял Пастушку и, положив ее  голову
к  себе  на  плечо, утешал так, как старый дедушка утешает свою
любимую внучку. Он утешал ее, а в его глазах вместе с умилением
и  жалостью  появилось  то  непередаваемое  выражение,  которое
загоралось каждый раз, когда он узнавал о тайных желаниях своей
любимой.  "А  ведь  до  ее  Дня рождения не так уж и далеко, --
только-только можно успеть, если, конечно, очень  постараться".
И,  успокоив  горько  плачущую  возлюбленную и уложив ее спать,
Мастер принялся за сборы.
        Когда солнце выпустило свои первые утренние лучи, и они
вспороли темноту, наполняя мир живым светом  и  теплом,  Мастер
был уже далеко от своего дома. Он шагал легко, привычно неся за
спиной  свой  видавший  виды  походный мешок. Впереди его ждали
высокие горы, которые,  согласно  легенде,  подпирали  небо,  а
следовательно, доставали до самих звезд. И хотя он вовсе не был
альпинистом, но иного пути добраться до звезд у него не было. А
потому  он  шел быстро, ни разу не оглянувшись назад, туда, где
осталась ждать его возвращения Пастушка.
        Надо сказать, что она хорошо знала  своего  Мастера,  и
совсем  не  удивилась  его исчезновению, хотя и не подозревала,
что же он задумал для нее на этот раз.
        А Мастер был уже в Высоких горах и забирался все выше и
выше. Холод,  снег  и  лед,  предательские  трещины,  лавины  и
камнепады  выматывали  его,  сбивали с пути, но так и не смогли
остановить.  Вот  уже  только  один  пик  остался  перед   ним.
Подняться  на  него  --  и  небо будет уже под ногами, небо, по
которому он сможет ходить так же спокойно, как и  по  земле.  И
отдохнув   совсем   немного,   Мастер   ринулся  на  этот  пик.
Восхождение оказалось неожиданно долгим и сложным. В конце пути
он   уже   утратил   всякое   чувство   реальности,    какой-то
предательский туман застилал глаза, но Мастер упорно карабкался
вверх,  к  небу.  У  него  кончились все припасы, все веревки и
крючья, но он все  равно  полз  по  стене,  обламывая  ногти  и
вгрызаясь зубами в неприступные камни. Казалось, что этому пути
не  будет конца, но когда силы уже покинули Мастера, и осталась
только  воля,  --  стена  исчезла.  Мастер  мучительно   потряс
было!" Слышит это сосед и решает: "Какой я молодец! Вот подожду
что стоит на самой вершине этого проклятого  пика,  а  под  ним
простирается   небо,   необыкновенно  прозрачное  и  бездонное.
"Полдела сделано, -- устало  подумал  Мастер,  глядя  вниз,  --
теперь  осталось только найти звезду, и тогда все действительно
будет в порядке". И Мастер оглянулся кругом. Но везде, куда  бы
не  упал его взор, царил таинственный полумрак. "Не может быть,
ведь должны же здесь быть звезды, ну хотя бы одна! Может  быть,
этот  полумрак  скрывает их от меня?" -- и Мастер бегом кинулся
вперед. Но сколько он ни метался в поисках звезд,  утонувших  в
этом  таинственном  полумраке,  все  было  напрасно.  И  тогда,
отчаявшись,  он  заставил  себя  остановиться  и  подумать.   А
подумав, он медленно поднял голову и со страхом взглянул вверх.
Взглянул  туда,  где  на немыслимой высоте висели фантастически
прекрасные звезды. Звезды были бесконечно далеки  и  потрясающе
красивы. Они весело и без умолку болтали о чем-то своем, только
им  ведомом,  и  лишь  украдкой  с любопытством посматривали на
Мастера. Он глядел на них, с ужасом понимая, что эти звезды ему
никогда не достать. И дело тут даже не в том, что они висят так
высоко, а в том, что он не в состоянии  разрушить  ни  одно  из
этих  чудесных  созданий. И от этого неожиданного удара рухнула
воля, дававшая ему силы, и Мастер, сгорбившись, склонил голову.
Воздух под ним был такой прозрачный, что, к  своему  удивлению,
Мастер заметил, что может разглядеть внизу каждый домик, каждую
тропиночку и стежку, каждый цветок, растущий в поле. А главное,
он  увидел  свой  дом  и Пастушку, которая, выйдя на крыльцо, с
надеждой и тревогой глядела в небо прямо на него! И  увидев  ее
нарядное  платье,  Мастер  понял,  что сегодня пришел тот самый
день -- День ее рождения, и именно сегодня она надеется увидеть
падающую звезду, чтобы стать счастливой и  удачливой  во  всем.
Ерунда,  конечно, старое поверье, предрассудок, но ведь она так
в него верит! Если он сможет это сделать, то подарит  ей  такое
мгновение,  которое  она  не  забудет  никогда,  и, чем черт не
шутить, может быть она без этого действительно не  сможет  быть
счастлива?  И оперевшись на Любовь, которая одна осталась в его
душе, он поднялся и, напоследок  взглянув  на  звезды,  прыгнул
вниз, широко раскинув руки.
        Огненная  дуга  прочертила  небо, высветив на мгновение
маленькую  Пастушку,  с  замиранием  сердца  глядящую  на   это
фантастическое зрелище, -- прекрасный метеор, озаривший для нее
весь небосвод. Сбылось! Теперь-то уж она точно будет счастлива!

     47. Сказка о Тени

     По  разному  в  этом  безумном  мире мы получаем волшебные
дары. Кто-то за добродетель свою, кто-то обманом, хитростью,  а
кто-то  и  вовсе  покупает их за деньги. И между прочим, способ
получения  --  это  далеко  не  самое  важное,   ведь   главное
начинается   потом,  когда  ты  становишься  обладателем  этого
бесценного дара. Вот тут-то как раз  и  надо  смотреть  в  оба!
Почему,  спросите  вы,  да  потому,  что  те, кто дарит нам эти
чудесные способности ничего не делают просто так. И получая  от
какого-нибудь  волшебника  или  чародея  способность  врачевать
людские души, предсказывать  будущее  или  рассказывать  сказки
нужно  быть  очень  и очень внимательным и осторожным. Впрочем,
судите сами.
     Так случилось, что однажды, в горах на стыке Долины Вершин
с Неприступными Кручами, сошла большая лавина. Она была страшна
своей неукротимой мощью и ее не  смог  остановить  даже  старый
Карош,  правда бывший в те времена совсем еще юным волшебником.
Лавина поглотила его и, безжалостно швырнув  на  камни,  унесла
вниз.  Но  судьбе было угодно чтобы Карош остался жить и жизнью
своей стал обязан человеку.  Спас  его  один  из  тех  немногих
безумцев,  что  бесстрашно штурмуют Вершины в Долине. В тот раз
Человек опять сорвался, но, несмотря  на  многочисленные  раны,
как проклятый разгребал снежный курган воздвигнутый лавиной над
беспомощным  Карошом.  Он  работал  до тех пор, пока не откопал
волшебника и не убедился что тот жив. После чего в  изнеможении
откинулся  на  спину и заснул. А проснувшись, почувствовал себя
здоровым и отдохнувшим,  но  с  удивлением  увидел,  что  Карош
исчез.  И  невдомек  было  Человеку,  что  перед тем, как уйти,
благородный Карош подарил ему, как это принято у нас, бесценный
волшебный дар. Он оживил его тень.
     Если вы не поняли, то постараюсь объяснить. У  каждого  из
вас,  людей, есть тень, когда есть свет, разумеется. Обычно это
нечто мертвое, холодное и плоское,  слепо  следующее  за  своим
хозяином,  и  никогда,  и  ничем  не  могущее  ему  помочь.  Но
некоторым из людей  волшебники  дарят  настоящую,  живую  тень.
Такую  тень, которая не пропадает в темноте, которая становится
верным и надежным спутником. Тень,  которая  может  защитить  и
предупредить  о  грозящей  беде, укрыть от нескромного взгляда,
выполнить тайные желания и многое, многое другое.  И  при  всем
при  том она умудряется оставаться скромной и незаметной тенью,
которую непосвященный  никогда  не  отличит  от  обычной  серой
пустышки.  Вот  такой  необычный и дорогой подарок сделал Карош
своему спасителю.
     Человек не сразу понял что же изменилось в окружающем  его
мире.  Только  почти  перестали предательски выскакивать из под
ног камни, когда лихорадочно  ищешь  опору,  вися  на  отвесной
стене.  А  из трещин, за которые судорожно цепляешься пальцами,
куда-то бесследно исчезали снег и лед, а порой эти трещины  как
будто   еще   хранили   тепло   человеческих   рук,  за-ботливо
подготовивших их для  него.  Но,  несмотря  на  это,  он  опять
сорвался.
     Дома, весь в бинтах и гипсе, Человек внезапно заметил, что
лекарство  и  газеты,  очки и тапочки, да и вообще все, что ему
могло бы понадобиться всегда оказывалось под  рукой.  Это  было
чертовски приятно и очень удобно. И, что самое главное, Тень не
ограничивалась  мелочами,  после  выздоровления, дела на работе
пошли в гору,  все  кругом  твердили,  что  он  стал  прекрасно
выглядеть,  удача,  которая  зачастую зависит лишь от того, как
сложится ситуация, теперь почти  постоянно  сопутствовала  ему.
Но,  по  большому  счету,  работа  и  прочее  -это были мелочи,
главное же заключалось в том, что теперь рядом с ним всегда был
надежный друг на плечо которого можно было опереться  изо  всех
сил.  Это было тем более приятно, что в наше время таких друзей
не так-то просто найти. А Тень и Человек понравились друг другу
и теперь посторонние часто удивлялись,  не  понимая,  чего  это
вдруг  Человек,  бе-ря  со  стола зажигалку или еще что-нибудь,
говорит, ни к кому не обращаясь: "Спасибо!" или нечто подобное.
А Тень буквально расцветала слыша  это  и  моментально  куда-то
испарялась вся ее усталость.
     Шло  время.  Человек  привык  к  Тени,  он  уже  полностью
выздоровел, отдохнул и вновь стал собираться в горы. И, конечно
же, опять в Долину Вершин. Ну что с этими людьми поделаешь!  Он
долго   и  тщательно  подбирал  себе  снаряжение,  обучал  Тень
пользоваться им, и, наконец-то, они вернулись туда, где Человек
обрел свой чудесный дар.  Вершина,  которую  Человек  штурмовал
прошлый  раз  уже  была  покорена  другим,  но Тень помогла ему
пережить  и  это.  Сейчас  перед  ними  была   новая,   Вершина
ослепительно   сияющая  своими  ледниками  коварно  скрывающими
бездонные  трещины-ловушки.  Но  ничто  не   могло   остановить
Человека и восхождение началось.
     Он  и  не  рассчитывал  на то, что эта Вершина покорится с
первой попытки, но  когда  он  сорвался  в  пятый  раз  подряд,
Человек  начал  злится. А разозлившись, решил сменить тактику и
изменить маршрут восхождения. Он пошел  к  самой  неприступной,
отвесной  на всем протяжении стене и начал готовиться к штурму.
Еще никто и никогда не пытался так покорять Вершины  и  Человек
знал,  что  он  будет первым. Если дойдет. И чтобы хоть немного
отдохнуть, перед  тем  как  начать  восхождение,  он  разжег  у
основания  Вершины  огромный  костер.  Солнце  уже  зашло  и  в
сгущающихся сумерках Тень выросла  до  гигантских  размеров  и,
повинуясь  яростной  пляске  огня,  фантастически извивалась по
скале,  усердно  вбивая  стальные  крючья  в  мертвый  холодный
камень. И Человек с удивлением заметил, что это восхождение для
него   значительно   проще   других,  потому  что  руки  всегда
нащупывали заботливо вбитые впереди  крючья  и  ему  оставалось
лишь проворно подниматься вверх.
     Но  чем  выше  они  поднимались,  чем  меньше  становилось
расстояние до Вершины, тем тяжелее становилось Тени.  И  совсем
не  потому,  что  костер  уже  превратился  в  едва  различимую
мерцающую точку, а  потому,  что  за  весь  тяжелый  день,  как
впрочем  и за многие предыдущие, она не услышала от Человека ни
слова благодарности и признательности. Человек привык  к  Тени,
она  как-то постепенно превратилась для него в нечто само-собой
разумеющееся,  а  это-то  как  раз  было  не  так.  В  этом   и
заключалась оборотная сторона подарка. Благодарность и внимание
были  также  необходимы  для  Тени  как  воздух для Человека. И
сейчас, задыхаясь от усталости, почти ничего не различая  перед
собой,  она  уже  просто  механически  один за другим вбивала в
скалу крючья.  Вбивала  до  тех  пор,  пока  судорга  не  свела
окоченевшие  руки  и кровоточащие пальцы окончательно перестали
подчиняться. Тень замерла, чтобы перевести дух и хоть чуть-чуть
отогреть заледеневшие руки. Она хрипло  дышала  на  них,  думая
только  о том, что до Вершины осталось совсем немно-го. А когда
они все-таки взберутся,  когда  Человек  покорит  Вершину,  она
наконец-то  услышит  долгожданные  слова благодарности. И тогда
все будет иначе, будут новые силы, силы чтобы ждать  следующих,
ставших теперь такими редки-ми слов признательности и любви.
     А Человек поднимался вверх не обращая на Тень ни малейшего
внимания.  Вершина  была  уже  рядом  и, экономя время, он даже
перестал страховаться, просто подтягиваясь на крючьях,  которые
рука  уже  привычно  находила впереди. И когда карабин обиженно
клацнул не найдя следующего крюка, а в животе возникла какая-то
странная и холодная пустота, Человек не сразу  осознал  что  он
сорвался.  Он  поднимался  слишком быстро, Тень не успела вбить
очередной крюк  и  теперь  только  свист  рассекаемого  воздуха
отделял Человека от страшного мгновения удара о камни.
     Увидев  это  Тень  метнулась  вниз,  туда,  где  исчезал в
темноте удаляющийся силуэт Человека.  Она  знала,  что  горящий
внизу  костер  не  даст ей обогнать Человека, отбросит назад, к
Вершине, но она  знала  и  то,  что  Человек  в  опасности.  И,
опровергая все законы физики и магии, она достигла земли раньше
Человека.  А той сотой доли секунды на которую она его обогнала
хватило чтобы успеть помочь.
     Под упавшим Человеком что-то  страшно  хрустнуло  и  будто
чьи-то  ласковые  руки  приняли  его  в  свои  мягкие  объятия,
заботливо укутав облаком мягкой снежной пыли искрящейся в свете
костра. Когда пыль осела Человек  поднялся,  подбросил  дров  в
костер  и  вновь  шагнул  к  стене.  Пламя,  вспыхнувшее за его
спиной, ярко осветило  неприступную  скалу  и  длинную  цепочку
крючьев  теряющуюся  в  вышине.  Кроме  крючьев на стене больше
ничего не было. Человек злобно сплюнул себе  под  ноги  и  взяв
новый молоток для забивки крючьев начал очередное восхождение в
одиночку.

     48. "В чарах звездного напева..."

     Первые  капли  дождя, упавшие ему на лицо сразу же вырвали
Рыцаря из  тяжкого  забытья.  Он  приподнялся  и  ,  напряженно
оглянувшись  по  сторонам,  облегченно  вздохнул  и  отбросил в
сторону уже ненужный меч. Теперь ему больше ничто  не  угрожало
--  королевский  замок  горды  вздымал  свои неприступные стены
всего в двух шагах от той лужайки,  на  которой  лежал  Рыцарь.
Правда,  он  совершенно  не  помнил,  как  же  ему удалось сюда
добраться, но сейчас это было совсем не важно. Главном было то,
что ему все удалось! Он прошел  Испытание!  Единственный,  кому
это удалось и теперь нужно лишь добраться до замка.
     Рыцарю  здорово  досталось.  Испытание потребовало от него
всего мужества и отваги, которые он имел,  всего  мастерства  и
умения, а главное, непоколебимого желания победить. Десятки раз
он  был  на волосок от смерти и только память о Принцессе, о ее
беззащитных,  испуганных  глазах  придавала  ему  силы   твердо
смотреть  в лицо многочисленным опасностям. Но каждый новый шаг
был страшнее предыдущего  и,  прорываясь  сквозь  разнообразные
препоны  Испытания,  он  кровавыми  ошметками оставлял на них и
мастерство, и выдержку, и волю, и все остальное.  Единственное,
что  он  так и не отдал этому проклятому Испытанию была любовь.
Она стала его спасительным  щитом,  укрывавшим  от  смертельных
ударов  и  беспощадным  мечом,  без  устали прокладывающим себе
дорогу. Любовь стала для Рыцаря  всем,  и  может  быть,  именно
поэтому  он  и выдержал все, что пришлось на его долю и остался
жив. И  теперь  его  последним  соперником  стало  время,  ведь
сегодня  на закате истекает последний день из отведенных ему на
Испытание. Он должен успеть вернуться в замок до смены вечерней
стражи, но это уже, вообщем-то будет не сложно. До  замка  ведь
теперь  рукой  подать.  А  там  его  ждет  Принцесса и, даже не
верится!, долгожданная свадьба. Ничто теперь не сможет помешать
их любви, ведь Король сам сказал, что тот,  кто  в  назначенный
срок  пройдет  Испытание,  получит  в  жены  Принцессу. Так что
осталось лишь в последний раз забыть о разрывающей тело боли  и
усталости, собраться и идти вперед.
     То  ли  солнце  садилось  слишком быстро, то ли он сам шел
слишком медленно, но замок почти  не  приближался.  В  какой-то
момент  Рыцаря  охватило  беспокойство,  он понял, что может не
успеть до заката. Это было бы мучительно глупо -- пройти  такое
и  ткнуться  носом  в  закрытые ворота. Нет уж, дудки! Не может
быть, что бы все это было зря! Испытанию не одолеть  его,  даже
пусть и на последних метрах. Рыцарь достал кинжал и, не замечая
боли,  безжалостно срезал с себя изрядно покореженные и залитые
кровью доспехи. Идти стало значительно легче и,  ловко  обманув
боль, он даже заставил себя перейти на бег.
     Королевский  замок,  словно издеваясь над ним, извивался в
едкой пелене пота заливающего глаза.  Это  был  какой-то  дикий
танец, но Рыцарю уже было не дотого. Главное -- успеть добежать
до  этих  шершавых  стен,  а  там  уж  мы и с этими танцульками
разберемся. Главное -- добежать!
     И опять его выручила любовь. Мерцающий контур замка в одно
мгновение  превратился  в  такое  знакомое   и   дорогое   лицо
Принцессы.  В одночасье забыв обо всем, он видел теперь лишь ее
глаза, яркие, как утренние звезды. Не было для Рыцаря  большего
счастья, чем следить за игрой этих волшебных глаз, в которых он
каждый раз беспомощно тонул, когда они обращались к нему. Такие
неуловимые и такие родные, то лукавые и смеющиеся, то серьезные
и  до  краев  заполненные чужой болью и страданием, которые она
так хорошо умела лечить...
     Рыцарь погружался в них все глубже  и  глубже,  ничего  не
замечая  вокруг.  Он  шел,  как ходит слепой по хорошо знакомой
дороге, и даже не понял, когда  он  миновал  главные  ворота  и
вошел  в  замок.  Он не упал без сил, как ему хотелось ранее, а
пошел дальше, влекомый этими волшебными глазами куда-то вперед.
Но достигнув их дна  Рыцарь  неожиданно  окунулся  в  обжигающе
ледяные  растерянность  и испуг, таившиеся там. Он остановился,
встряхнул головой и сбросил с себя это наваждение.
     Он стоял на рыночной площади, а навстречу ему, из  ратуши,
в  сопровождении пышной свиты шла сама Принцесса. Боже, как она
была  прекрасна!  Рыцарь  никогда  еще  не   видел   ее   столь
прелестной,  так  шло  ей  подвенечное платье. Он хотел подойти
ближе, но едва сделал первый шаг, как на него вновь  обрушилась
растерянность  переполнявшая  глаза  его  возлюбленной.  Рыцарь
заставил себя остановиться и,  разрывая  стянувшую  его  тугими
обручами   боль,   наконец-то   вырвал   сознание   из   пелены
беспамятства и огляделся кругом тяжелым взглядом.
     Он, словно впервые увидел растерянную  Принцессу  глядящую
виноватыми,  полными слез глазами, удивленную королевскую чету,
недоуменного  незнакомца,  держащего  под  руку   Принцессу   и
звенящую  тишину,  повисшую  над площадью. А еще он увидел, как
Король подал знак тайному советнику  и  из-за  ратуши  выбежали
латники и, боязливо поглядывая на Рыцаря, обнажили мечи.
     И тогда (откуда что взялось?), Рыцарь хрипло рассмеялся и,
кроваво сплюнув под ноги, развернулся и пошел прочь.

     49. Сказка о прекрасной принцессе Атильи ее безобразном шуте

                                           Московскому Казанове

     Каждый  из  нас  взрослеет  по-своему.  Одному  для  этого
хватает и пяти минут, а  другой  всю  жизнь  остается  милым  и
непосредственным  ребенком,  для  которого  весь мир всего лишь
детская площадка. А главное, никогда нельзя  быть  уверенным  в
том,  что  ты  уже  навсегда  простился  со  своим  детством и,
аккуратно протерев, упрятал свои розовые очки глубоко-глубоко в
карман. Но тем  и  прекрасна  жизнь,  что  не  угадаешь,  через
сколько же пар этих самых очков ты на нее смотришь...
     Случилось так, что в числе подарков, полученных прекрасной
принцессой   Атиль  на  День  рождения,  оказался  и  маленький
карлик-шут в забавном клетчатом колпаке,  расшитом  серебряными
бубенчиками.  От  всех  прочих  карл  он отличался тем, что был
как-то неповторимо уродлив.  Неестественно  изломанные  руки  и
ноги,  безобразное  морщинистое  лицо  с  глазами  бусинками  и
огромным носом, большущие уши и сгорбленная спина -- все это по
отдельности было просто  отвратительно!  Но  собранное  воедино
совсем не делало карлу страшным, даже наоборот, этот неказистый
коротышка  оставлял  забавное  впечатление невольно напоминая о
вашем собственном совершенстве.  А  уж  если  добавить  сюда  и
потрясающую  мимику,  словно  кривые зеркала, сворачивающую его
лицо в неповторимые гримасы, то сразу же  станет  ясно,  почему
Карла  прочно занял место в свите Атиль. И с тех самых пор весь
двор с веселым смехом наблюдал,  как  по  королевскому  дворцу,
смешно  переваливаясь  и  методично  звеня  бубенчиками  бегает
маленький Карла, исправно исполняя все поручения принцессы.
     Так  продолжалось  достаточно  долго.   Все   уже   начали
понемножку  привыкать  к  Карле,  пока  в  замок  не  пожаловал
известный Художник, нанятый, чтобы написать портрет  принцессы.
Когда Карла вошел в зал, следуя за принцессой и увидел краски и
кисти,   разложенные   у  Художника,  с  ним  случилось  что-то
невообразимое. Его  просто  затрясло,  и,  пронзительно  крича,
Карла  метнулся  через весь зал к мольберту. Он сгреб в охапку,
сколько мог, баночек и пузырьков с  красками  и,  отбиваясь  от
опешившего  Художника  кистью,  забился  в  самый дальний угол,
никого к себе не подпуская. Все это было настолько комично, что
с несколькими фрейлинами от смеха просто случилась истерика,  и
их  пришлось  долго  отпаивать водой. Король хохотал до слез и,
отсмеявшись, приказал подать еще красок,  и  Карлу  оставили  в
покое.
     Художник принялся за работу, все затаили дыхание, наблюдая
за чудом  рождения  портрета,  а  Карла,  стараясь  не  звенеть
бубенцами, потихоньку выскользнул из зала. В своей  каморке  он
бережно выложил на столик все краски, сорвал с головы колпак и,
взяв  в  руки  кисть,  начал  расписывать стены. Карла работал,
забыв обо всем, работал так, как никогда  прежде,  работал,  не
помня  времени, не видя и не слыша ничего, что могло бы вырвать
его из этого волшебного мира красок. Он пришел  в  себя  только
услышав  восхищенный  возглас,  а,  обернувшися, увидел Атиль и
изумленного Художника, стоящих в дверях каморки.
     Карла растерялся, выронил кисть и попытался закрыть  собой
все  то,  что  успел  нарисовать,  но он был слишком мал, чтобы
заслонить  диковинные  фрески  на  которых  веселились,   пели,
плясали   и  любили  друг  друга  десятки  таких  же  уродливых
карликов. И  сейчас  все  эти  карлы  как  живые,  настоящие  с
укоризной  глядели  на  незваных  гостей.  Они  были  настолько
реальны, что казалось -- еще одно мгновение, и  они  сойдут  со
стен и, окружив Карлу плотным кольцом, никому не дадут в обиду.
Атиль   уже  не  могла  отличить,  где  кончается  настоящий  и
начинается нарисованный мир, а Художник... Художник  подошел  к
Карле и, встав на колени, протянул ему этюдник с красками.
     --  Прими  от  недостойного подмастерья и знай, что я буду
счастлив, если ты позволишь мне растирать для тебя краски.
     А  Атиль  прошлась  по  каморке,  недоверчиво   прикасаясь
тонкими пальцами к нарисованным лицам, и, повернувшись к Карле,
торжественно изрекла.
     -- Надо будет показать это папе и всем-всем-всем! А потом,
потом ты напишешь мой портрет!
     Художник поднялся с колен.
     --  Оставьте  его,  принцесса,  и никогда никого не водите
сюда. Это его мир, так оставьте ему хотя бы эту отдушину. Ему и
так нелегко жить среди уродов!
     Атиль отшатнулась, как от пощечины и, побледнев, с  ужасом
взглянула  на  Карлу,  потом  на  фрески  и  метнулась прочь из
каморки.
     Больше никто и никогда не видел во дворце Карлу.  Говорят,
что  его  отправили  домой,  а  по  всему королевству запретили
держать Карлов в шутах. Еще сказывали, что его каморку  заперли
на  замок,  ключ  от которого хранится у самой принцессы, и она
наведывается туда время от времени.  Но  верить  тому  или  нет
опять  же  зависит  от  того  количества  розовых  очков, через
которое вы смотрите на это мир...

     50. Дракон

                                   О.А.Д.

     Дорога была не из лучших, и карета, подпрыгивая на ухабах,
то и дело угрожающе заваливалась на бок, а Принцесса, испуганно
охнув, обеими руками судорожно цеплялась за сиденье.
     -- Это все дракон! -- еле  переведя  дух  после  очередной
колдобины  пояснил ей паж, сидевший рядом. -- В последнее время
совсем ошалел, каждую ночь налетал и дорогу похабил! -- и, видя
как смертельно побледнела  и  без  того  достаточно  напуганная
Принцесса,   поспешно   добавил,-   Да   вы  не  бойтесь,  Ваше
Высочество, Король выслал  войска,  и  теперь  эта  нечисть  не
отваживается появляться в наших краях.
     Принцесса   неуютно   поежилась   представив   себе  этого
огромного ужасного дракона и, забившись в  самый  угол  кареты,
вдруг мучительно остро почувствовала свое одиночество и страх.
     Сколько  Принцесса  себя  помнила,  она  всегда была одна.
Эпоха Больших Войн унесла с собой жизни ее родителей  и  лишила
королевства.  Невеселое  детство в замке троюродного дяди отца,
лишь ради приличия терпящего ее присутствие;  вечные  упреки  и
насмешки,  тайная и явная зависть дядиных дочерей, абсолютно не
способных примириться с ее красотой  и  сноровкой.  Именно  эта
зависть  и,  как  нельзя  кстати подоспевшее совершеннолетие, и
побудили дядю выдать ее замуж за первого  же  посватавшегося  к
ней  короля.  Да  и  то это был не сам король, а всего лишь его
послы,  и  вот  теперь  Принцесса  тряслась  на   развороченной
каким-то  сумасшедшим  драконом  дороге, подъезжая к совершенно
незнакомому  замку,  в  котором  ждал  ее  неведомый   суженый,
свадебный обряд и пугающее своей неизвестностью будущее...
     Замок   встретил   ее   толпами   горожан,  высыпавших  на
разукрашенные мириадами разноцветных  лент  улицы,  королевской
гвардией,   выстроенной   во   всей  своей  красе  и  огромным,
заполненным сотнями придворных, тронным залом. Принцесса сумела
по  достоинству  оценить  как  сам  прием,   оказанный   бедной
бесприданной  невесте,  так  и того, кого с этого дня она будет
называть мужем. Король был  молод  и  достаточно  хорош  собою,
высокий,  широкоплечий,  с  копной  густых  черных волос и, как
сразу же заметила Принцесса, с  печальными,  глубоко  запавшими
глазами.  Он  был  с  ней неожиданно нежен и предупредителен, и
Принцесса, незаметно постучав по дереву, подумала о том, как же
хорошо все складывается.
     Первый гром среди ясного  неба  прозвучал  вечером,  когда
Король,  проводив  ее  до  спальни,  вдруг  резко развернулся и
стремглав бросился прочь, оставив ее растерянно глядеть  ему  в
след.  Он  скрылся за ближайшим углом, и обида брызнула слезами
из ее прекрасных  глаз.  Так  началась  ее  семейная,  взрослая
жизнь.  Жизнь,  в  которой  затаилась какая-то дикая и страшная
нелепость:  ее  супруг,  такой  нежный  и   внимательный   днем
буквально  шарахался  от  нее  и стремительно исчезал едва лишь
земли касались легкие вечерние сумерки. И ничто -- ни  уговоры,
ни  слезы, ни ласки Принцессы не могли ничего изменить. А самым
страшным во всем этом было то, что  за  время  прошедшее  после
свадьбы она успела по настоящему влюбиться в того, кого назвала
перед  алтарем  своим  мужем. Он заполнил все ее сердце, все ее
мысли, больше всего на свете ей хотелось быть  рядом  с  ним  и
помогать  ему  так, как может помочь только любящая женщина. Но
замок вновь окутывали  сумерки,  и  Король  опять  бежал  прочь
запираясь в своих покоях.
     А  тут  еще в окрестностях замка вновь появился все тот же
дракон.  Он  был  удивительно  хитер  и,   ловко   обходя   все
замысловатые  ловушки  и искусно расставленные засады, совершал
внезапные ночные вылазки, все ближе и ближе подбираясь к замку.
И теперь Король все дни напролет занимался укреплением  обороны
замка  и  безуспешной охотой на дракона, словно бы радуясь тому
что теперь у него есть веская причина не  проводить  так  много
времени с женой.
     А  Принцесса,  выплакав  все  глаза,  бесцельно бродила по
замку,  безуспешно  пытаясь  заглушить  съедающую  ее  тоску  и
понять,    что    же   все-таки   происходит.   И,   отчаявшись
самостоятельно  во  всем  этом  разобраться,  она  решилась  на
крайность.  Едва  очередные  сумерки  похитили ее супруга, она,
завернувшись в неприметный серый  плащ  и  прихватив  все  свои
ценности,  незаметно  выскользнула  из замка и поспешила в лес,
туда,  где,  как  объяснила  ей   ключница,   жила   старая   и
могущественная колдунья.
     Колдунья  хозяйничала  у  плиты  и  сделала  вид,  что  не
заметила   появления   незваной    посетительницы.    Принцесса
нерешительно  топталась  у  порога,  не  зная  как обратиться к
хозяйке, но, в конце концов,  не  выдержала:  "Помогите  мне!!!
Пожалуйста!!!"  И  торопливо, боясь что ее немедленно прогонят,
она высыпала на стол все свои драгоценности: "Умоляю вас!!!"
     Колдунья   усмехнулась,    лишь    мельком    глянув    на
драгоценности.
     --  Не  слыхала  что  ли,  что  мы  золотом  не берем? Чем
платить-то будешь, а? -- сварливым тоном спросила старуха.
     Вообще-то о колдуньях в Глюкарии ходили самые  невероятные
слухи,   но   Принцесса  старалась  не  думать  об  этом,  тихо
прошептав: "Чем скажете..." Колдунья понимающе закивала головой
и, подойдя к Принцессе, заглянула ей прямо в глаза. Она долго и
пристально разглядывала в них что-то лишь ей одной  ведомое,  а
затем взяла Принцессу за руку и усадила на лавку.
     --  Не  бойся, милая, ничего с тебя не возьму. Ждала тебя,
знала что прийдешь и даже зелье уже сварила!  --  и,  видя  как
Принцесса рвется ей что-то сказать, лишь прикрыла ей рот рукой.
--  Молчи. Все знаю: где боль твоя, в чем кручина. Проклят твой
суженый, как есть, проклят.
     Принцесса в ужасе отшатнулась.
     -- И проклятие его в том состоит,- продолжила как ни в чем
не бывало Колдунья,- что каждую ночь он превращается в ужасного
и коварного дракона и остается им до самого рассвета.
     Принцесса закусила губу, чтобы не закричать и побледнела.
     -- И ладно бы, хоть не помнил поутру ничего, так ведь  нет
же,  все  помнит:  и как дома жег и все остальное. И ничего тут
поделать нельзя. Вот потому-то Король и не может  того  дракона
споймать, что сам себя ловит.
     -- А как...- начала трясущимися губами Принцесса.
     --  Полюбить  и  понять,  милая.  Ты,  я вижу, полюбить-то
полюбила, теперь остается понять. Это правда  посложнее  будет,
но  уж если сможешь, то и про проклятие это мерзкое забудешь. Я
вот тут приготовила зелье особое, только вот что  тебе  надобно
будет...  --  И, склонившись к самому уху Принцессы, Колдунья с
жаром зашептала.
     Сумерки уже затопили замок, и Король сидел у  распахнутого
окна  ожидая  своего  ежевечернего  превращения,  которому он к
сожалению не мог противиться. Еще несколько мгновений и,  после
вспышки дикой невыносимой боли, в него ворвутся мысли и желания
жестокой и беспощадной твари. И он вновь полетит во тьму, чтобы
сеять  ужас  и смерть. Правда, до сих пор ему кое-как удавалось
обходиться без жертв, но сил на это  оставалось  все  меньше  и
меньше.  Видимо,  близок  час,  когда  суждено  будет полностью
сбыться его страшному проклятию: он, будучи в обличье  дракона,
убьет  всех  кого  любит и кто ему дорог. Король в ужасе закрыл
глаза, представив себе как смыкаются огромные  челюсти  на  его
Королеве  и  застонал от бессильной ярости. В этот момент в его
мозгу вспыхнула  ежевечерняя  молния,  и,  когда  Король  вновь
пришел  в  себя,  то  с удовольствием и ненавистью оглядел свое
большое чешуйчатое тело и, легко оттолкнувшись от  подоконника,
взмыл в воздух.
     Он  не  успел раствориться в сгустившейся мгле, как где-то
совсем рядом раздался леденящий душу крик,  и,  наперерез  ему,
скользнул    гибкий   крылатый   силуэт.   Король   опешил   от
неожиданности, и, зависнув в воздухе, с  изумлением  следил  за
невесть  откуда  взявшимся  собратом.  А когда тот приблизился,
Король окунулся в его  огромные  желтые  горящие  глаза  и  все
понял.  Их  хвосты  переплелись,  и  драконы полетели в темноту
подальше от замка.
     С тех пор минуло уже много лет, Король счастлив  со  своей
Королевой,  и  они  воспитывают четырех прелестных ребятишек, а
жители королевства  уже  давным-давно  перестали  бояться  двух
огромных   крылатых   ящеров   каждую   ночь   парящих   вокруг
королевского замка.

     51. Лес

     Лес притягивал к себе и манил...  Его  нежный,  трепещущий
шелест,  его первозданная свежесть и аромат каким-то колдовским
туманом заполняли все помыслы юной  Принцессы,  заслоняя  собой
весь остальной мир. А потому, она старалась использовать любую,
даже    самую    маломальскую   возможность,   чтобы,   обманув
бдительность  своих  наставников,  удрать   под   его   могучие
вечнозеленые  своды.  Навряд  ли  она  могла  бы объяснить, что
влекло ее в этот волшебный неповторимый мир, с  самого  детства
бывший для нее средоточием всех сказок и легенд, которые только
бывают  на  свете.  И  потому,  невзирая  на  строжайший запрет
Королевы-матери, Принцесса старалась проводить  в  Лесу  каждую
свободную минуту.
     Лес,  плотным  зеленым  кольцом окружавший замок, раскинул
свои обширные владения во все стороны на много-много дней пути.
Поговаривали, что в его таинственных глубинах таится  множество
всякой  нечисти,  но  Принцесса  лишь  посмеивалась  над  этими
сплетнями, свято веря в доброту и мудрость Леса, и все дальше и
дальше проникала  в  его  тайны.  Она  бесстрашно  окуналась  в
зеленую чащу, где звери и птицы почтительно уступали ей дорогу,
словно   признавая   ее  королевское  происхождение.  Принцессе
удалось достаточно хорошо  изучить  все  ближайшие  подступы  к
замку,  и  теперь  она  прекрасно знала здесь каждую тропинку и
чувствовала себя тут полновластной  хозяйкой.  Освобождаясь  от
тяжелых,  гнетущих  каменных стен, и окунаясь в этот прекрасный
мир Принцесса словно бы  растворялась  в  сладковатом  смоляном
запахе  растущих деревьев, впитывая его каждой клеточкой своего
тела.
     Вот и в тот день она уже была готова  отбросить  прочь  от
себя  все  чужое  и  лишнее,  что  налипло  на  душу за день, и
погрузиться в невообразимо чарующую нежность Леса, когда позади
нее громко хрустнула ветка.  Принцесса  проворно  обернулась  и
удивленно   уставилась  на  коренастого,  широкоплечего  парня,
пристально глядящего на нее из-за кустов.  Прежде  она  никогда
никого  не  встречала  в Лесу и потому смотрела на незнакомца с
некоторой опаской. Но что-то неуловимое в  его  глазах  убедило
Принцессу  в  том,  что  у  него  нет  дурных  намерений, и она
приветливо улыбнулась. Парень широко улыбнулся в ответ и  вышел
на поляну.
     Он  оказался королевским егерем и очень удивился, встретив
в Лесу Принцессу. Поначалу Егерь решил, что она заблудилась,  и
с  жаром  предложил свою помощь. Они разговорились, усевшись на
поваленное недавней бурей дерево. Егерь с  удивлением  отметил,
что,  оказывается,  она  очень даже неплохо разбирается в жизни
этого таинственного зеленого мира, хотя на самом  деле  Лес  не
был  столь  тихим  и  спокойным,  как  это ей представлялось. А
Принцессе как-то сразу понравился немногословный и уверенный  в
себе  парень,  всю  свою  жизнь  проведший  под  сенью  вековых
исполинов. Ей  понравилась  его  неуловимая  кошачья  грация  и
степенность,  обстоятельность и простота, и она с удовольствием
расспрашивала Егеря обо всем, чего еще сама не знала о Лесе.  А
когда  вечерние  сумерки поглотили просветы между деревьями, он
проводил Принцессу до замка и бесследно растаял  в  темноте.  И
возвращаясь  к  себе,  Принцесса  с удивлением чувствовала, что
вместо  обычной  щемящей  грусти  расставания   с   Лесом,   ее
переполняет какая-то неудержимая тихая радость.
     В  следующий  раз,  когда  ей  вновь удалось отделаться от
своих воспитателей, она стремглав  бросилась  на  ту  же  самую
поляну,  где впервые повстречала Егеря, но, конечно же, его там
не  оказалось.  А  Принцесса  явно  почувствовала,  что  как-то
неуловимо  и непонятно изменился окружавший ее Лес. И бесцельно
бродя среди деревьев,  она  вдруг  радостно  осознала,  что  же
изменилось  в  этом  лесу:  из  его  бескрайнего  зеленого моря
полностью исчезло чаровавшее  ее  раньше  ощущение  безбрежного
одиночества.  Ведь  теперь-то Принцесса точно знала, что где-то
рядом, в этой бездонной чаще, живет Егерь. А осознав  это,  она
уселась на то же самое бревно и просто сказала: "Ну, выходи же,
не  прячься!"  Нигде не шелохнулся ни один листок, не хрустнула
ни одна ветка, но рядом с Принцессой, словно  бы  из  ниоткуда,
появился Егерь. Они взглянули друг на друга и -- расхохотались.
     С  тех  пор все свое свободное время Принцесса проводила в
лесу. И конечно же, Королева-мать узнала об этом. С  этого  дня
все  выходы  из  замка  были  закрыты  для  Принцессы,  но  это
нисколько не помешало ее привычным прогулкам. Егерь дал ей ключ
от старой потайной калитки, которой пользовался еще  его  отец.
Кстати, выяснилось, что их отцы погибли в одной и той же битве,
сражаясь под одним и тем же знаменем, и это еще больше сблизило
Принцессу  с  Егерем.  Теперь она уже не представляла себе, что
еще совсем недавно не знала этого парня и не вела с ним  долгих
и  задушевных  бесед.  И  почти  каждый день, достав из тайника
заветный ключ, она убегала в Лес на встречу с Егерем.
     Но однажды, Принцесса привычно  сунула  руку  в  тайник  и
внутри   у   нее  все  похолодело:  ключа  не  было.  Принцесса
растерялась, и тут сзади раздался голос Королевы-матери:  "Тебе
нужен  ключ?"  Принцесса  обернулась,  как ужаленная, и в ужасе
прижалась к калитке. Но в голосе матери, в ее глазах не было ни
зла, ни упрека.
     -- Зачем  тебе  ключ,  доченька?  Лес  коварен  и  опасен,
никогда не знаешь откуда ждать беды. -- Она печально улыбнулась
и,   взглянув   прямо  в  глаза  Принцессе,  тихо  и  задумчиво
произнесла, -- А я и не  заметила,  как  ты  выросла.  Наверное
стоило рассказать это все тебе гораздо раньше.
     Я  была тогда примерно твоей ровесницей и ужасно гордилась
тем, что я -- принцесса и первая красавица в округе. Однажды мы
ехали через лес и попали в дикую бурю. Карета сбилась с пути и,
в  конце-концов,  утонула,  опрокинувшись  в  болото.  Мы  едва
спаслись,  с  трудом  выбравшись на маленький убогий островок и
провели страшную ночь под проливным дождем. Под утро мы  совсем
выбились  из  сил  и  пали  духом,  когда  из леса появился он.
Господи, -- неожиданно горько молвила  Королева,-  какая  же  я
была  тогда  дура! И словно бы оправдываясь она продолжала,- Ты
понимаешь, я ведь с детства привыкла к почитанию и  восхищению,
к  тому,  что  я -- Принцесса, а он, он лишь небрежно изобразил
подобие какого-то поклона и сразу же начал действовать.  Я  так
на  него взъярилась, я орала как ненормальная, грозя ему самыми
страшными карами, но он лишь улыбался в ответ и молча возился с
ветками. Потом неожиданно вспыхнул костер и Егерь предложил нам
обогреться и обсушиться пока готовится завтрак. А когда мы  ели
он  из  своей  куртки и двух толстых веток соорудил носилки для
нашего кучера, сломавшего ногу, и  приказал  моим  пажам  нести
его.  А  когда те отказались тащить на себе простолюдина Егерь,
все так же улыбаясь, сильно  ударил  каждого  из  них  в  лицо.
Больше возражений ни у кого не возникло и мы пошли к замку.
     Знаешь,   я  лишь  впоследствии  поняла,  --  вдруг  вновь
очень-очень тихо и как-то проникновенно произнесла Королева, --
что наш проводник был настолько заботлив и внимателен  ко  мне,
насколько  это  вообще  было возможно в тех условиях. И к концу
этого трехдневного похода я уже просто привыкла к тому,  что  в
трудный  момент  рядом  всегда  окажется  его плечо или рука на
которые можно будет смело опереться изо всех сил. Да  вобщем-то
я и продержалась-то в этом аду лишь благодаря его помощи. Когда
мы  вышли  к замку я, на радостях, потеряла сознание и очнулась
лишь через несколько дней. Я была безгранична счастлива что все
ужасы Леса остались позади, но уже через несколько  дней  вдруг
стала  замечать  насколько  фальшивы  и  мелки  многие  из моих
кавалеров. Ведь теперь вольно и невольно я  сравнивала  каждого
из  них  с  Егерем,  прикидывала  как бы они повели себя там, в
Лесу. А еще через пару  недель  я  неожиданно  для  себя  самой
осознала, что ужасно соскучилась по этому немногословному парню
и попросила отца розыскать и доставить его в Замок.
     И   вот   он   стоит   передо   мной,  --  глаза  Королевы
затуманились, -- та же потертая куртка, те  же  светлые,  умные
глаза  и  непокорные  русые  волосы  стянутые  широким  кожаным
ремешком. Он стоит и молча смотрит мне в глаза, а я ... я долго
несла всякую чушь, а потом и вообще  начала  оправдываться,  но
Егерь  прервал  меня:  "Не  утруждайте  себя,  Принцесса, я все
понимаю. Я и Замок -- понятия не совместимые, так же как  Вы  и
Лес.  Будьте  счастливы!"  И  он  ушел  и навсегда исчез в этом
проклятом Лесу. А я даже не попыталась его вернуть.
     Только повзрослев я поняла какую же я совершила  глупость,
ведь  больше  никогда  в жизни мне так и не удалось испытать то
восхитительное чувство спокойствия  и  уверенности  возникавшее
когда  он  был рядом. И сейчас я не хочу чтобы ты повторила мою
ошибку. Егерь и замок -- понятия не совместимые, так что  нужно
решать  совместима  ли  ты с Лесом. Не на день, не на два -- на
всю жизнь! А потому -- вот тебе ключ, -- мать положила  его  на
дорожку,  --  и  хорошенько  подумай,  доченька,  прежде чем ты
возьмешь его.
     И  она  ушла  прочь,  а   Принцесса,   как   завороженная,
долго-долго глядела на большой кованый ключ лежащий у ее ног.

     53. Сказочник

                                                      Ксюше ...

     Всю свою жизнь он писал сказки. Добрые и веселые, грустные
и лирические,  они  заставляли слушателей плакать и смеяться, и
удивленно раскрывать глаза, замирая от неожиданной развязки.  И
как у всякого Мастера, была у Сказочника страна, в которой жили
герои  его  захватывающих  историй. Страна полная приключений и
волшебства, мужества и благородства, и непримиримых схваток  со
злом.  Но  даже  ближайшие друзья вряд ли догадывались, что эта
страна не была лишь  плодом  его  фантазии.  На  самом-то  деле
висело  на стене у Сказочника большое магическое зеркало, через
которое он, как через окно, наблюдал все то, что происходило  в
волшебной  стране.  И  каждый  вечер, усевшись в старое дубовое
кресло и положив перед собой  бумагу  и  перо,  он  пристально,
почти  не мигая, смотрел в зеркало, лишь изредка делая какие-то
пометки на листах. А потом, словно бы очнувшись  от  долгого  и
тяжелого   сна,   принимался   лихорадочно   записывать   самое
интересное из увиденного и, как правило, к утру уже были готовы
одна, а то и две сказки. Конечно же, он мог и не писать никаких
сказок, а просто сидеть и смотреть  в  свое  удовольствие.  Но,
во-первых,   очень   уж   ему  хотелось  поделиться  увиденным;
во-вторых, он никогда  не  брал  за  это  денег;  а  в-третьих,
Сказочник  писал их чтобы увидеть искорку интереса в глазах той
единственной и самой прекрасной, которую встречают лишь раз.  И
когда  сказка  удавалась  и  любимая  замирала,  сопереживая ее
героям, Сказочник был счастлив.
     Он так и любил свою милую, от сказки к сказке, от  искорки
к   искорке,   от  улыбки  к  улыбке.  И  каждая  новая  сказка
становилась еще одним признанием,  но  милая  лишь  внимательно
слушала, склонив голову на плечо, и молчала. И потому Сказочник
вновь  и вновь усаживался перед зеркалом и окунал свой взгляд в
зазеркалье, надеясь, что  уж  на  этот  раз  он  выберет  такую
историю,  что  любимая не сможет не понять. Дописывая последние
строки, Сказочник замечал что ночь уже давно кончилась  и  пора
на  работу.  И,  тяжело вздохнув, он уходил в пыльную затхлость
серого дня перекладывать бумажки в какой-то скучной конторе. Но
впереди был вечер, а в нем искорки в любимых глазах  и  ночь  в
мире волшебства и приключений.
     Но  сказка  сменялась  сказкой,  а любимая так и не хотела
слышать тех слов,  которые  он  находил  для  нее  в  волшебной
стране.  И  однажды,  отчаявшись  и  завесив  зеркало  одеялом,
Сказочник выплеснул на бумагу то, что переполняло его душу.  Но
даже  сейчас  любовь и нежность, тоску и одиночество он облек в
сказочную форму, просто он не умел иначе. Только уж на этот раз
и слепому было ясно, кто такие  Принцесса  и  Рыцарь.  И  желая
побыстрее  прочесть любимой свою, по-настоящему первую, сказку,
он бросился к ней со всех ног.
     И  вновь  светятся  лукавые  искорки,  пьянит  ее  манящая
улыбка,  а Рыцарь признается в любви и повисает в воздухе немой
вопрос, ответить на который может только Она,  ведь  без  этого
сказка  так и останется незавершенной. Мучительно долго тянется
так и не прерванная ответом пауза, и  не  выдержав,  Сказочник,
неловко извинившись, уходит прочь.
     Он  не  вышел на работу на следующий день, а через неделю,
обеспокоенные его  исчезновением  друзья,  взломали  дверь  его
дома. Они с удивлением увидели беспорядочно разбросанные вещи и
кровать, густо усыпанную осколками вдребезги разбитого зеркала.
Но  больше  всего их удивил клок, вырванный из старой штормовки
Сказочника, непонятно каким образом зацепившийся за резную раму
разбитого зеркала...

     54. Сказка об одиноком художнике

                                                        Анюте.

     Солнце еще только едва позолотило крыши окрестных домов, а
Художник  уже  пристраивал  на  обочине  Главной  дороги   свои
многочисленные  полотна.  Сегодня  мимо  них  пройдут тысячи, а
может быть даже десятки тысяч жителей коро-левства  съехавшихся
на  Большой  базар.  И  может  быть (ну всяко же бывает!), хоть
кто-нибудь  все-таки  увидит,   разглядит   среди   суеты   его
гениальные  полотна.  И  купит  их.  Хотя  бы одно. Пусть самое
маленькое. Пусть самое крошечное, пусть даже без рамочки,  лишь
бы  купили!  Тогда,  Художник  мучительно сглотнул, можно будет
наконец-то убить или хотя бы просто приглушить мучающий его уже
четвертые сутки голод. А если  действительно  повезет,  то  еще
останутся деньги на новые холсты и краски.
     В том, что он гениален, Художник ни сколько не сомневался.
И это  не  пустое бахвальство, не глупый самообман, отнюдь! Это
была всего лишь трезвая и в меру объективная оценка собственных
способностей. Его талант был столь же очевиден, как  ежедневный
восход   и   заход   солнца.   И  именно  сознание  собственной
исключительности и не позволяло Художнику зарабатывать себе  на
кусок  хлеба.  Он  просто  не  мог  заставить себя опуститься и
попусту  тратить  время  на  ремесленную   мазню   кабацких   и
гостиничных  вывесок.  И живя тем, что подаст бог, он писал все
новые и новые шедевры. Писал, твердо веря  в  то,  что  в  свое
время они еще обессмертят его имя.
     А  пока,  стоя  у  обочины,  он  заискивающе вглядывался в
струящиеся в суетном потоке глаза прохожих, надеясь заметить  в
них  хотя  бы мельчайшую искорку интереса. Солнце теперь висело
прямо над головой,  а  спешащая  на  базар  толпа  все  так  же
равнодушно  текла мимо его вернисажа. Голод уже разорвал своими
когтистыми лапами все  внутренности,  и  Художник,  даже  устав
сплевывать  заливающую рот слюну, начал медленно сходить с ума.
Проплывающий мимо калейдоскоп торопливых фигур торговцев как-то
само собой сменился мешками свежайшего хлеба и фруктов, кусками
нежнейшего мяса и сыра, вместительными бутылками  прекраснейших
вин  и  молока.  Не  выдержав  этого  соблазнительного  зрелища
Художник торопливо  схватил  первую  подвернувшуюся  картину  и
ринулся с ней в толпу.
     --  Возьмите!  Возьмите картину! За хлеб возьмите! За сыр,
за сыр отдам! Возьмите, любую возьмите, только  поесть,  поесть
что-нибудь дайте!
     Он  метался  среди насмехающихся над ним торговцами до тех
пор, пока один из них грубо (- Да уйди ты отсюда!) не оттолкнул
его прочь  в  придорожную  пыль.  Художник  упал,  опрокинув  с
десяток своих картин, а толпа сгрудилась вок-руг зло хохоча над
тем,  как  неуклюже он пытается поднять сразу несколько упавших
полотен. Этот смех был как последний приговор для Художника,  и
душа  неестественно  съежилась, сжалась, безвольно поникнув. Но
тут самодовольный, сытый смех толпы как-то странно сменил  свой
тембр, окрасившись злобой и истеричностью. Художник затравленно
обернулся.
     Между ним и заходящейся в мерзком раже толпой стоял ужасно
уродливый  и  какой-то  весь скрюченный карла. Он был настолько
безобразен, что, не будь на его камзоле охранного  королевского
значка,  толпа  позабавилась  бы с ним совсем иначе. А так, она
лишь обрушивала на него град насмешек  и  оскорблений,  вдоволь
куражась  над  убогим.  А  тот,  не  обращая  на  это  никакого
внимания, запрокинув голову, пристально смотрел прямо  в  глаза
Художника. И так был мудр и внимателен этот взгляд, проникающий
в самую душу, что Художник даже отшатнулся и закрылся рукой. И,
одновременно  радуясь,  тому  что толпа сменила свою мишень, он
тоже засмеялся тыча в карлу пальцем.
     А тот, вызвав новый  взрыв  хохота,  грустно  улыбнулся  и
достав  из  дорожной  сумы  большой  каравай хлеба разломил его
пополам. Смех замер, примерз к горлу Художника,  и  он  ошалело
смотрел  на  здоровенный  шмат хлеба протянутый ему сморщенной,
узловатой рукой.
     А когда Художник молниеносным броском схватил эту краюху и
судорожно впился в нее зубами, карла развернулся и быстро пошел
прочь. Подальше от этой безумной  какофонии  красок  окружавшей
Художника, от радостно гогочущей толпы, подальше от этого злого
и жестокого мира. Домой, скорее домой!

     55. Родник

      Ксюше или Девочке, которая не любила ...писать письма ...

     Это  поистине  было  чудом,  --  самый  настоящий Родник с
прохладной, ломящей зубы, свежайшей  водой  посреди  бескрайней
жестокой   пустыни.   Палящий,   немилосердный  и  нескончаемый
солнечный дождь выжег все своими яркими каплями, превратив  эту
пустыню  в  край  смерти и безмолвия. И лишь в одном месте этот
жестокий зной оказался бессилен перед крохотным Родничком,  без
устали  питающим  свой скромный оазис живительной влагой. Самые
страшные и долгие засухи ничего не могли с ним поделать,  и,  в
конце-концов,   пустыня   сдалась,  уступив  Роднику  маленький
пятачок зелени. И Родничок день за днем исправно наполнял  свое
небольшое  озерцо  и  с  нетерпением  ждал  прихода настоящего,
живого Дождя. Дождь очень редко заглядывал в пустыню, а  потому
Родничок  очень  хорошо  научился  ценить эти визиты, и, стоило
упасть на песок всего лишь нескольким его каплям, как  Родничок
сразу  же  присовокуплял  их  к  своим многочисленным подземным
запасам.  Раз  в  несколько  лет  Дождь   обязательно   всерьез
наведывался  к  Роднику  и  основательно  пополнял его кладовые
принесенной влагой. Так и текла размеренная жизнь  Родника:  от
Дождя  до  Дождя  -- в непрерывной, ставшей уже привычной, а от
того практически незаметной борьбе за жизнь, пусть  и  в  таком
крохотном  оазисе.  Несколько  самых настоящих деревьев, густой
кустарник  и  удивительно  зеленая  трава  составляли   главное
богатство и радость Родничка.
     Но однажды в его размеренную жизнь вторглись люди, которые
шли через   Пустыню  большим  караваном.  Они  впервые  были  в
Пустыне, а потому, конечно же,  совсем  не  знали  ее  законов.
Запасы  воды  у  них  давно  кончились, и если бы не Родник, им
пришлось бы навеки остаться в  этой  проклятой  Пустыне.  Но  к
счастью,  Родник  вовремя  заметил  этих  бедолаг  и  вывел  на
поверхность прямо на пути  каравана  один  из  своих  подземных
ручьев.  И  тогда-то  он  впервые познал людскую благодарность.
Родник видел, как плакали от радости  женщины,  поя  измученных
детей, как улыбались суровые мужчины, доверху наполняя походные
фляги  родниковой водой. Ему пришлось хорошо потрудиться, отдав
людям немалую часть своих запасов, но он нисколько не жалел  об
этом.
     С  тех  пор  Родник  сам  стал искать в Пустыне караваны и
дарить  им  свою  драгоценную  влагу,  --  а  в   Пустыне   это
равносильно  тому, что подарить жизнь. Его запасы таяли, но он,
не дожидаясь прихода  Дождя,  сам  наполнял  их,  проникая  все
глубже и глубже под землю и высасывая оттуда живительную влагу.
А   потом   подоспел  и  Дождь,  досыта  напоивший  Родничок  и
подаривший ему новые силы. И Родник  без  устали  помогал  всем
нуждающимся. Какое это было блаженство -- видеть отражающиеся в
воде  иссушенные  зноем глаза, в которых опять появляется живой
дерзкий блеск и  надежда.  Сотни  путников  припадали  к  нему,
посылали   самые   жаркие  молитвы  Богам  в  благодарность  за
дарованную воду.
     Шли годы... Посреди слепящего зноя Пустыни Родник все  так
же  исправно  поил  людей  свежей  водой, только вот люди стали
другими. Нет, они все  так  же  ценили  живительную  прохладную
влагу  Родника  и  даже помогали ему, одев каждый из колодцев в
крепкую каменную одежду и закрыв от  палящего  солнца.  Правда,
это  лишило  Родник  возможности  видеть глаза спасенных людей,
зато он мог прекрасно слышать, как они  восхваляли  необычайный
вкус  его  воды. Они говорили, что одного глотка этой волшебной
влаги хватит, чтобы забыть о многодневных переходах, оставшихся
за спиной, и вновь отправиться в путь. Уже за одно  это  Родник
был  готов  простить  им  то, что порой кое-кто из них швырял в
него  всякую  гадость  или,   еще   хуже,   смачно   сплевывал,
перегнувшись   через  край  колодца.  Но  таких  было  немного.
Остальные же по-настоящему ценили его воду. И даже нашлись  те,
кто  не  захотел  уходить  от него, и стал селиться рядом с его
колодцами, основывая маленькие деревушки, свято хранящие каждую
каплю воды, дарованную Родником. А потом эти  бе-режливые  люди
придумали  собирать  дождевую  воду  в  огромные железные баки.
Родник вначале даже  порадовался  такой  изобретательности,  но
после  первого же выпавшего Дождя всерьез забеспокоился. Ну еще
бы, щедрый трехдневный дождь едва-едва наполовину наполнил  его
подземные   кладовые.   Все  остальное  попало  в  ру-котворные
хранилища. А караваны все шли и шли...
     Родник  работал  как  проклятый,  стараясь  напоить   всех
страждущих.  И ему удавалось! Но новые люди строили новые баки,
и каждый следующий Дождь дарил ему все меньше и меньше воды.  А
однажды  наступил  день когда ни одна капля пролившегося Дождя,
не заглядывавшего в Пустыню уже третий год, так и не  попала  к
Роднику.  Но  он  не  сдался и продолжал делать все что мог, но
Пустыня непреклонна: нет воды -- нет жизни. И  один  за  другим
иссыхали  колодцы  Родника,  иссыхали  до  тех  пор, пока он не
вернулся к своему маленькому оазису.
     А люди с тех пор пили противную, отдающую ржавчиной воду и
с недоверием слушали рассказы стариков  о  волшебном  источнике
бившем когда-то в самом центре жестокой Пустыни.

     56. "О коварстве героев и верности крыс ..."

                                              Юльке и Казанове.

     Еще  один  день  осады подходил к концу, но Принцесса ясно
чувствовала,  что  именно  сегодня  произойдет  нечто  ужасное.
Последние  дни она уже даже перестала покидать свои покои, дабы
не наталкиваться на  недобрые,  тяжелые  взгляды  придворных  и
слуг. Но сейчас атмосфера страха и злобы, окружавшая ее все это
время,  явно сгустилась и наконец-то обрела зримые очертания --
двери  с  гро-хотом  распахнулись  и  в  комнату  вошел  Первый
министр. Принцесса побледнела и судорожно закуталась в мантию.
     -- Ваше Высочество, -- Министр был взволнован как никогда,
-- Старейшины города решили подчиниться ультиматуму Шавка.
     -- Значит вы изгоняете меня?!
     -- Принцесса, уже шесть недель город в осаде. Лучшие воины
и самые  отважные  рыцари  пытались  победить  Шавка,  но  всех
уничтожил магический Черный  вихрь.  Мы  бессильны  перед  этим
колдовством!  Шесть  недель  никто не покидал город, и никто не
приезжал к нам. Запасы на исходе!  Еще  пару  дней  и  начнется
голод.
     Принцесса молча кусала губы.
     --  Мы  не можем жертвовать целым городом! После того, как
мы отречемся и изгоним из города,  Шавк  снимет  осаду,  Черный
вихрь исчезнет и, я обещаю Вам, мы сделаем все возможное, чтобы
спасти Вас!
     --  Этот  город  был создан моим отцом. -- Неожиданно тихо
начала Принцесса, а Первый министр сразу  же  замолчал.  --  Он
победил  и  изгнал  Шавка, установил закон и порядок и все были
счастливы. Вы все были счастливы здесь!  --  выкрикнула  она  в
лицо  Министра. -- И вот сейчас, когда его дочери нужна помощь,
город отказывает мне в этом. Он изгоняет меня прочь, подчиняясь
ультиматуму какого-то колдуна!
     -- Все  друзья  Вашего  отца,  все  Ваши  поклонники,  все
рыцари,  откликнувшиеся  на наш призыв, погибли, едва выехав за
ворота города. -- В отчаянии  закричал  Министр.  --  Все,  все
погибли! Вы понимаете это? Все!
     --  А  ты?  А  они?  --  И  Принцесса  кивнула  на  конвой
стражников, ждущих у дверей.
     Министр осекся на мгновение, а потом зло прошипел.
     -- Да Вы готовы всех послать на смерть,  только  бы  самой
выжить!
     Принцесса недоуменно взглянула на Министра.
     --   Ты,   кажется,  забыл  кто  я!  Я  --  дочь  Зигмунда
Счастливчика,  и,  пока  его  потомки   правят,   город   будет
процветать! Так гласит придание.
     --  Расскажи  это  Шавку!  Стража!  Взять  ее, пока она не
погубила нас всех!
     --  Трусы!  Жалкие  трусы!  --   раздался   вдруг   тонкий
пронзительный   крик,   и   через  комнату  внезапно  метнулась
стремительная серая молния. Министр вскрикнул,  схватившись  за
ногу  и,  потеряв  равновесие,  упал, оборвав тяжелые и толстые
портьеры,  накрывшие  его  с  головой.   Стражники,   оторопев,
смотрели   на   маленького   крысенка,   по-собачьи  скалившего
обагренные министерской кровью зубы.
     -- Предатели! -- И, легко оттолкнувшись от пола,  крысенок
прыгнул   вперед,  всем  телом  врезавшись  в  высокую  точеную
подставку. Она пошатнулась, и большой десятирожковый подсвечник
рухнул вниз. Через мгновение огонь уже жадно вгрызался в ковры,
разбегался прочь по гобеленам и шторам, пожирая  все  на  своем
пути.
     --  Пожар!  Горим!  --  стражники в ужасе бросились прочь,
даже и не подумав спасти копошащегося под дымящимися портьерами
министра.
     -- Бежим! -- растерявшаяся Принцесса почувствовала, как ее
тянут за подол мантии. Она глянула  вниз  и  увидела  крысенка,
влекущего  ее  к открывшейся в стене потайной двери. Времени на
раздумье не было, и Принцесса, внутренне содрогнувшись, шагнула
за крысенком. Дверь тотчас же захлопнулась, и они  очутились  в
темноте.
     --  Не  бойтесь, Принцесса! -- прозвучало где-то над ухом.
Тотчас же послышались удары огнива и  уже  через  секунду  мрак
отступил  перед маленьким свечным огарком который держал в руке
крысенок. Сейчас он смешно сидел на задних лапках  в  небольшой
нише вырубленной в стене на уровне лица Принцессы.
     --  Не бойтесь! -- еще раз повторил он и поморщился, когда
первые капли раскаленного воска упали на его лапы.  К  счастью,
Принцесса  никогда  не  боялась  ни  мышей,  ни крыс (хотя и не
питала к ним особой приязни), а потому  только  лишь  удивленно
спросила: "Откуда ты взялся?"
     -- Помогите мне зажечь факел, Ваше Высочество! -- крысенок
подал  ей  огарок, и кивнул в сторону старого смоляного факела,
торчащего из стены. -- Нам надо идти отсюда и как можно скорее.
     Принцесса послушно выполнила просьбу и пошла  по  коридору
вслед за крысенком, освещая себе дорогу чадящим факелом.
     --  А  что  это  за  секретные переходы? -- удивилась она,
осматривая неведомые ей дотоле места.
     -- Ваш отец был  крайне  предусмотрителен,  и  весь  замок
просто  нашпигован  такими  переходами, как хорошая буженина --
чесноком.
     -- Да ты гурман! -- засмеялась Принцесса.
     Крысенок остановился  и  с  достоинством  произнес  --  Мы
питаемся  на  королевской  кухне!  --  а затем продолжил, -- Но
знают о них лишь избранные, да мы.
     -- Кто "мы"?
     -- Мы, крысиный народ.
     Принцесса от изумления даже остановилась.
     -- Крысиный народ?
     В этот момент они свернули в очередной  раз,  и  Принцесса
оказалась  в  небольшой  комнатке. Колеблющиеся пламя высветило
десятки крысиных глаз, черными бусинками блещущих в темноте.
     -- Я привел Принцессу! -- Крысенок подбежал к сидевшей  на
возвышении старой седой крысе.
     --  Молодец! -- и старая крыса вежливо склонила голову. Ее
примеру последовали все остальные. -- От имени крысиного народа
приветствую Вас, Ваше Высочество! Я Старейшина общины,  живущей
в  Вашем  городе,  и,  таким образом, мы в некотором роде также
являемся Вашими подданными.
     -- Я никогда раньше не слышала о вас!
     Крыса засмеялась кашляющим смехом.
     -- Разумеется, иначе бы  нам  пришлось  платить  подати  и
подчиняться законам. Да и потом нас ведь никто особо не жалует.
Мы  --  крысы.  А  сейчас  --  извините, мне нужно еще о многом
распорядиться, мы покидаем город.
     -- Но почему?
     --  Вы  же  знаете  предание:   "Пока   потомки   Зигмунда
Счастливчика  правят  Городом,  он в безопасности." Сегодня Вас
изгнали, значит завтра Шавк уничтожит город.
     -- Неужели же его нельзя спасти?
     -- А зачем? -- глаза крысы безжалостно блеснули. --  Город
не достойных и трусливых, кому он нужен кроме Шавка?
     -- Отец завещал мне защищать и заботиться о них!
     Крыса  долго  смотрела  в  глаза Принцессе, а потом устало
произнесла: "Жаль, что Вы так  непреклонны.  Мы  можем  помочь,
точнее  -- обязаны. Я дам Вам лучших воинов, а мой внук, -- тут
он кивнул на крысенка, -- выведет Вас за город. Шансы на  успех
малы, но это уже не наше дело." И повернувшись к окружавшим его
сородичам, он начал отдавать ясные и лаконичные приказы.
     Принцесса почувствовала, как ее вновь теребят за мантию.
     -- Идем быстрее, Шавк уже близко!
     Крысенок  бросился прочь из зала. Принцесса едва поспевала
за ним. -- Но как мы выберемся из города, ведь Черный вихрь ...
     -- Шавк слишком глуп,, вихрь ведь совершенно безопасен под
землей.
     Принцесса даже остановилась.
     -- Подземный ход?!
     -- Конечно же! Бежим!
     Крысенок вывел ее  из  подземелья  в  сумерках  достаточно
далеко от города. Черный вихрь, набросившийся на Принцессу, был
вял  и  лишь  сорвал  клочья паутины прилипшие к ее одежде. Она
уселась прямо на траву рядом с мерно журчащей рекой, и крысенок
указал на мост видневшийся неподалеку.
     -- Шавк пройдет именно здесь. Идеальное место для  засады.
Ты  спрячешь  меня  под  мантией,  а  потом кинешь прямо ему на
грудь. Это будет сигналом к  атаке.  --  И,  отвечая  на  немой
вопрос  Принцессы,  крысенок  засмеялся,  --  Вокруг  нас здесь
сейчас триста самых свирепых воинов.
     -- А почему же Старейшина сразу же не захотел мне помочь?
     -- У нас тоже есть свои предания. Одно из них гласит,  что
наступит  день,  когда  у нашего народа появится своя настоящая
Принцесса, лишенная королевства. Вот дед и проверял, не  пришло
ли это время. Выяснилось, что еще нет.
     -- Зачем вам человеческая принцесса?
     --  Мы  --  крысы.  Опасности подстерегают нас повсюду. Мы
слишком недолговечны, чтобы править самим,  а  великие  Древние
уже  давно  умерли.  Так что теперь мы ждем Принцессу, лишенную
королевства, вместе с ней мы вновь будем единым народом.
     В этот момент в траве зашуршало и крысенок напрягся.
     -- Шавк! Бежим к мосту!
     Все произошло именно  так,  как  и  предполагал  крысенок.
Принцесса  что было сил метнула маленькое серое тельце на грудь
колдуну, тот отшатнулся, и со  всех  сторон  на  него  кинулись
воины.  Принцесса  отвернулась, чтобы не видеть как они покрыли
его свирепым шевелящимся ковром. Через несколько мгновений  все
было кончено.
     Принцесса  вернулась  в  город  пешком. Недоумение и стыд,
растерянность и страх, только вот уже иного рода, встретили  ее
на  улицах.  Прохожие отводили глаза, виновато улыбаясь. Но тут
кто-то закричал: "Да здравствует Принцесса!" и тотчас же  толпу
прорвало.   Ликованию   народа   не  было  границ,  славя  свою
спасительницу на  улицы  вышли  все  жители  города.  Принцессу
подхватили  на руки и так и понесли во дворец. Женщины плакали,
показывая ее детишкам, мужчины смущенно смеялись,  хлопая  друг
друга  по  плечам. Принцесса вернулась домой. Радостное шествие
захлестнуло весь город и, глядя на него из окна тронного  зала,
она  вдруг  вспомнила  о  тех,  кто  сидит  сейчас  в  норах  и
подземельях. Она долго смотрела на веселящихся горожан, а потом
тихо позвала: "Крысенок!" И тотчас же смутилась,  осознав,  что
ведь она так и не знает имени своего спасителя.
     -- Крысенок!
     Он  появился  бесшумно и вскарабкавшись по портьере смешно
уселся на подоконнике. Принцесса осторожно погладила его  серую
шкурку и спросила: "А вы сделаете мне корону?"

     57. Сказка об относительности

     "А ты никогда не замечал, что, порой, даже самая славная и
безоговорочная победа оказывается, на самом деле, чем-то совсем
совсем  иным?  Только  вот понимаешь это слишком поздно, потому
что в ушах еще долго звучит бравурная  тушь,  хотя  оркестр,  в
действительности, уже давным-давно играет отходную..."
     Я  всегда  вспоминаю  эти  слова  Непоседы, когда кто-либо
поминает при мне Пограничное королевство. Ведь вся история  его
расцвета  --  лучшая  иллюстрация этой простой истины. Впрочем,
судите сами.
     Пограничное королевство  жило  простой  и  суровой  жизнью
воина,   ведущего  изнурительную,  многолетнюю  войну.  Уж  так
сложилось, что расположено  было  оно  как  раз  между  Долиной
Сказочных  Королевств  и  Высокими  горами, с которых постоянно
совершали  свои  опустошительные  набеги  злобные   эрлины   --
выродки,  утратившие  почти  все  человеческое. Вот потому-то и
служило Пограничное королевство  спасительным  щитом  для  всей
Долины.  О  богатстве  ли  тут  было  говорить?  Тем более, что
вдобавок к этому, как снег на голову свалилась еще одна напасть
-- свирепый дракон-оборотень. Некогда это  был  мелкий  и  злой
колдунишка,  вознамерившийся  в одночасье покорить весь мир. Но
спешка и самонадеянность погубили его -- одна маленькая  ошибка
в  заклинании,  и  он  сам  навсегда превратился в монстра. И в
своей отвратительной злобе на мир колдун решил мстить всем, кто
попадется на его пути. Первым, на  беду,  попалось  Пограничное
королевство.
     В  начале, демонстрируя свою силу и мощь, дракон сравнял с
землей несколько деревень. Затем  выдвинул  ультиматум,  требуя
выплачивать  ему  дань.  Ну,  а так как в прошлой, человеческой
жизни, дамы его своим вниманием не баловали, он, как  и  всякий
сексуально   неполноценный  тип  (если  Вы  читали  Фрейда,  то
несомненно  это  поймете),  потребовал,  чтобы  ему   ежедневно
приводили  на  съедение  самых красивых женщин. Сами понимаете,
что тут началось. И стар и млад  поднялись,  почти  что  джихад
объявили  чудищу, да только очень уж оно сильно было. И полегли
лучшие из лучших, окропив своей кровью  предгорья.  Тогда-то  и
вышла в чистое поле Королева.
     Тут  надо  бы  на  минутку  отвлечься и сказать о ней пару
слов. Правила она Пограничным королевством уже  несколько  лет,
после  того  как ее любимый супруг погиб в одной из бесконечных
схваток  с  эрлинами.  И  хотя  сама  она  была  прелестной   и
очаровательной  женщиной, правила Королева по-мужски сурово, но
справедливо.  И  это  --  несмотря  на   многочисленные   толпы
поклонников,  постоянно ее окружавших! Что делать -- такая уж у
красивой женщины доля, тем паче, если она королева. Хотя,  если
женщина  красива,  то  она  всегда  Королева.  Впрочем, читайте
Фрейда -- там об этом тоже написано. Итак, вернемся к Королеве.
     Ее  Высочество  смиренно  склонило  голову  и  приподнесла
колдуну  ключи  от Столицы, сказав, что отныне он -- повелитель
Пограничного,  а  она  --  его  первая  дань.  И  пусть  он  ее
немедленно   съест,   раз  уж  она  не  смогла  защитить  своих
подданных. Но только, если конечно Великий Дракон позволит,  --
и  тут  Королева  взглянула  на него полными мольбы глазами, --
пусть ее кровь прольется в родовом замке, где она  прожила  всю
жизнь. Там ей будет не так страшно умирать! И она вновь подняла
на  боротня  до  краев  заполненные  слезами  глаза.  И в своем
неподдельном горе  была  столь  искренна  и  соблазнительна,  а
принесенный  ей дар столь желанен, что колдун охотно принял это
условие. Но в замке, когда Королева, приготовившись  к  смерти,
предстала  пред  ним  в  легком  полупрозрачном одеянии, дракон
стушевался.  Нет,  сначала  он  решил,  что  его  дурачат,  но,
убедившись  в  непоколебимом желании Королевы быть первой, кого
он съест, оборотень испугался. Как же  можно  такую  красоту-то
есть,   тем   паче,  когда  она  сама  тебе  в  рот  лезет?!  И
разозлившись, он отослал Королеву прочь.
     Но на завтра все повторилось опять. И опять.  И  опять.  И
уже  через  месяц  этот  дракон стал послушной собачонкой у ног
Королевы. Вот с тех самых пор и  начался  расцвет  Пограничного
королевства. Так-то.

     58. Сказка о прихоти.

                                                       Ксюше...

     Сладкий,   пьянящий  душу  аромат,  незримо  витал  вокруг
королевского  замка.  Ни  один  цветок,  ни  один  даже   самый
благоухающий  сад  не  мог  сравниться с наполнявшим окресности
замка дурманом. И, привлеченные волшебным предчувствием любви и
блаженства, рожденным этим магическим запахом, к замку со  всех
сторон   слетались   бабочки.  Сладостное  ожидание  счастья  и
нежности завораживало, и  покорно  вело  за  собой,  и  обычных
полевых  и  гордых  тропических  красавиц.  Со  всех сторон они
мириадами слетались к замку, находя на  подоконниках  его  окон
сотни золотых блюдечек. Каждое блюдечко было до краев заботливо
наполнено  дивным  розовым  нектаром,  который,  собственно,  и
источал этот неповторимый аромат.  И  бабочки  иступленно  пили
его, погружаясь в немыслимое и неведомое им доселе наслаждение.
И  млели  в  нирване,  широко  раскинув  крылья,  совершенно не
замечая цепкого  изучающего  взгляда,  скользящего  по  ним  от
блюдца  к  блюдцу. А Принцесса, варившая столь чудесный нектар,
продолжала свой традиционный обход  кормушек  в  надежде  найти
что-нибудь стоящее для своей коллекции.
     Прошли  те  времена, когда она чуть ли не у каждого блюдца
ежедневно находила все новых и новых красавиц,  пополнявших  ее
сокровищницу.    И,    замерала   на   мгновение,   восхищенная
непередаваемой прелестью тончайших узоров, покрывающих  крылья,
или  их  совершенной  формой.  Каждое  новое  из  этих  хрупких
созданий почти полностью поглощало все ее внимание. Но, в конце
концов,  бабочка  все  же  замирала   на   красивой   бархатной
подушечке,   пронзенная  острой  стальной  иглой.  А  Принцесса
продолжала  свой  путь   в   поисках   очередного   любопытного
экземпляра.
     Нет,  ради  бога,  не  подумайте,  что  Принцесса  жестоко
убивала всех этих  бабочек.  Отнюдь.  Ведь  пленниц  своих  она
прикалывала  не  какими-нибудь,  а  волшебными  иглами. И когда
наступала зима, или Принцессе просто  становилось  скучно,  она
закрывалась  в своих покоях, и, освободив бабочек от магических
чар, наслаждалась их красотой и  изяществом.  А  когда  ей  это
надоедало,  она  вновь  приводила  свою  коллекцию  в порядок и
возобновляла обходы кормушек.
     Вот и сегодня, после  очередного  периода  затворничества,
вернув  последнюю  бабочку  на  отведенное  ей место, Принцесса
жаждала чего-то нового. Но день, похоже, выдался  неудачным,  и
она  уже  собиралась  вернуться  к себе, когда среди привычного
великолепия  ее  наметаный  взгляд  выхватил  весьма  необычную
бабочку.  Нельзя  сказать,  что  Принцессу привлекли изысканные
очертания крыльев или их раскраска. Скорее наоборот --  бабочка
была  словно бы выкроена из толстого стального листа, и лишь по
верхней кромке крыльев шел  тонкий  замысловатый  узор  чернью.
Конечно же, на фоне общего буйства красок, царящего у кормушек,
она  совершенно терялась, но зато такого экземпляра в коллекции
еще не было. Принцесса аккуратно, чтобы не вспугнуть, протянула
бабочке  длинную  тонкую  лопаточку  с  каплей  особо  вкусного
нектара.  Стальная  бабочка  долго  осторожничала,  но  в конце
концов, все же увязла в нем всеми своими лапками.
     Позже, пристально разглядывая новинку, Принцесса  мысленно
поздравила себя с удачным приобретением. Ей достался прекрасный
экземпляр  крайне  редкой  боевой  рыцарской  бабочки. К вечеру
исследования были закончены, Принцесса узнала все что хотела  и
вдоволь  налюбовалась  ее необычными пируэтами. А потому, когда
бабочка доверчиво уселась на протянутую подушечку, в  ее  спину
тотчас  же вонзилась острая стальная игла. Бабочка конвульсивно
рванулась,  раз,  другой  и   беспомощно   затихла.   Принцесса
удовлетворенно  улыбнулась и, заботливо расправив крылья, чтобы
лучше был виден тончайший узор, аккуратно  убрала  подушечку  в
шкаф.  И,  довольная  своим  новым  экспонатом, она отправилась
спать.
     А в темном шкафу мучительно билась,  пытаясь  освободиться
от  предательской  иглы  Стальная  бабочка.  Она  действительно
принадлежала к отряду рыцарских бабочек и волшебная игла так  и
не  смогла  пробить  ее крепкий панцирь. Скользнув по нему игла
вонзилась в крылья. И теперь, чтобы освободиться  от  позорного
для боевой бабочке плена, их приходилось рвать. Крылья дарившие
счастье  полета,  радость  свободы  и  безграничного  простора,
крылья -- основу жизни любой  бабочки.  Она  рвала  их,  глотая
слезы  и  сдерживая  крик.  Рвала,  стараясь сделать так, чтобы
окровавленные остатки все же смогли  вернуть  ей  небо.  Крылья
стали существенно меньше и вслед за ними пришлось перестраивать
все  тело.  И  на  осыпавшуюся пыльцу падало, всед за ошметками
крыльев, все чему не нашлось места под новым панцирем.
     Наутро, перед обходом кормушек, Принцесса решила  еще  раз
взглянуть  на  свое  новое  приобретение. Она распахнула дверцы
шкафа и застыла в недоумении -- Стальная  бабочка  исчезла!  На
подушечке  красного  бархата  сидело  нечто больше напоминающее
зловещую  бабочку-убийцу.  Узкие   черные   крылья,   маленькое
заостренное  тельце  и хищно вытянутые лапки. Принцесса в ужасе
отшатнулась,  а  бабочка,  словно  только  этого   и   ждавшая,
рванулась вверх и, сделав над ней круг, стремительно ринулась в
окно.
     Принцесса  растерянно  проводила ее взглядом и непонимающе
уставилась на сиротливо  торчащую  волшебную  иглу.  Потом  она
медленно  закрыла  шкаф  оставив нетронутой пустую подушечку и,
успокоив себя тем, что против ее нектара еще ни одна бабочка не
могла устоять, отправилась варить новую порцию  дурмана  .  Все
равно рано или поздно эта странная бабочка обязательно вернется
и займет достойное место в ее коллекции.

     59. Сказка о превратностях судьбы

                            Девочке с перламутровыми глазами...

     Честно  говоря, я ужасно не люблю эту историю. И хотя знаю
ее уже очень и очень давно, но до сих  пор  никогда  никому  не
рассказывал.  То  ли  потому, что она болью напоминает мне себя
самого, то ли... Впрочем, все это очень личное. Итак...
     Карлу доставили в  Замок  под  вечер.  Королевская  стража
задержала   его   как   возмутителя  спокойствия  на  одной  из
пригородных дорог. Фактически же солдаты просто  отбили  его  у
огромной,   куражащейся   над   убогим,   толпы.   Хохочущие  и
зубоскалящие прохожие, плотным кольцом  окружавшие  нескладного
коротышку,  создали  настоящий  затор  на  перекрестке,  что  и
заставило стражников вмешаться.  И  они,  невзирая  на  громкие
протесты этого нескладного уродца, перекинули его через седло и
отвезли  в  Замок.  Тем  более,  что  мода на карл тогда еще не
прошла и начальнику патруля очень  хотелось  выслужиться  перед
Королем. Может быть именно этим и объясняется пропажа охранного
значка  какого-то  дальнего  королевства  Долины,  висевшего на
старом шутовском камзоле карлика.
     Когда Карлу сбросили с лошади во внутреннем дворике  Замка
он   был   рассержен   сверх  всякой  меры.  И  так  забавен  и
неподражаемо коряв был его протест,  что  стража,  растеряв  от
смеха копья и щиты, даже не смогла ничего внятно доложить. Было
в  Карле  что-то  необычное,  что-то такое, отчего никто не мог
устоять перед его безобразностью.  От  одного  взгляда  на  его
лицо,  словно  бы  составленное  из  самых  разных  и совсем не
подходящих друг другу кусков,  уже  становилось  смешно.  А  уж
когда Карла начинал говорить или просто гримасничать, то вообще
никто  не  мог  сдержаться от хохота. Не избежали этой участи и
Король с Королевой. А заметив, как  неожиданно  замер,  застыл,
захлебнувшись  своим возмущением карлик, встретившись глазами с
принцессой Алень, они вообще развеселились до слез  и  повелели
оставить  этого  комика  в  Замке.  Вот так и стал Карла личным
шутом принцессы.
     Задорная, с дерзко  торчащими  в  разные  стороны  огненно
рыжими косичками, Алень была всеобщей любимицей. И сама никогда
бы  не  стала держать уродца в шутах. Наверное. Но раз уж на то
была родительская воля! Правда первое время принцесса постоянно
донимала Карлу  вопросами:  "Откудаа  он  взялся  и  почему  не
пытается  бежать?"  Но  тот  всегда  ловко уходил от ответа или
просто улыбался и пожимал плечами -- этого вполне  хватало  для
того,  чтобы  накатившаяся  волна  смеха начисто сметала всякое
желание  выяснять  еще  хоть  что-нибудь.  Да,  уж  с  ним  она
нахохоталась!
     Карла  легко прижился в Замке, его даже по своему полюбили
и никто теперь даже представить себе не мог, что когда-то здесь
не было этого смешного уродца. Тем более, что вдобавок к  своей
потрясающей   внешности   Карла   уже   не  раз  демонстрировал
недюжинное чувство юмора. Алень тоже привыкла  к  своему  шуту,
привыкла  даже  не  к  тому,  что  тот  всегда  смешил ее когда
становилось грустно. А к тому, что  в  его  присутствии  как-то
сами  собой пропадали многие мелкие проблемки: сладости, вода и
фрукты  всегда  оказывались  под  рукой,  шахматы  расставлены,
свежие сплетни услышаны и готовы к изложению и так далее, и так
далее.  И Алень была искренне признательна своему шуту за этот,
пусть маленький, но ежедневный праздник понимания.
     Я не помню уже как долго  это  все  продолжалось,  но  вот
закончилось  в  один день. В день Большого сватовства. Родители
Алень не одобряли, когда сватовство растягивали на целую  весну
и  потому,  по  взаимному  согласию  с дочкой, сократили его до
одного дня. Тем паче, что Крестная  принцессы,  одна  из  самых
могущественных   фей   Глюкарии,  обещала  устроить  приехавшим
женихам хороший сюрприз.
     Много всякого народа понаехало  на  сватовство.  А  это  и
понятно.  В  Долине  сказочных  королевств  некрасивых принцесс
вообще  практически  не  бывает,  а  уж  Алень-то,  с  короной,
теряющейся  в золотом пламени волос, была просто восхитительна!
Вот и собрались рыцари и  принцы,  королевичи  и  разные  герои
испытать свое счастье.
     А Алень, честно говоря, замуж совсем даже не торопилась, и
сватовство-то  это устраивала лишь в угоду традициям, да еще из
желания немножечко пококетничать и посмеяться.
     Веселье началось почти сразу же. С  того  самого  момента,
когда  в  общем хоре представляющихся женихов, зычно называвших
свое имя и титулы, под звон бубенчиков прозвучало: "Личный  шут
принцессы  Алень!"  Волна громкого хохота прокатилась по залу и
больше  уже  никто  из  королевской  семьи  не   мог   серьезно
относиться к происходящему. Лишь только Крестная хмурила брови,
неодобрительно    поглядывая    на   принцессу,   призывая   ее
подготовиться к планируемому сюрпризу.
     Потом  были  турниры  красноречия  и  признания  в  любви,
дарения   подарков   и   многое-многое   другое,   что   обычно
устраивается для проверки сватающихся. Но даже те,  кому  Алень
отказывала,  покидали  Замок смеясь. Ведь личный шут принцессы,
то и дело порывающийся принять участие в испытаниях  был  столь
смешон и уморителен, что, пусть на время, но затмевал собой всю
горечь отказа.
     Но  вот  пришел  черед последнего испытания и вперед вышла
Крестная. Она внимательно  оглядела  изрядно  поредевший  строй
претендентов и резким взмахом рук заточила их всех в магические
хрустальные  шары.  Это было редкое и очень сильное колдовство,
каждый шар показывал своему пленнику то, чего тот боялся больше
всего на свете и перед чем уже один раз  отступил.  Только  вот
сейчас  узник  полагал, что теперь от его победы зависела жизнь
принцессы. И весь двор приготовился напряженно следить за  тем,
как   внутри   магических   шаров,   сражаются  с  порождениями
собственного страха оставшиеся смельчаки.  А  Карла  вновь  все
испортил.  Оказавшись один он беспомощно оглянулся по сторонам,
метнулся между шарами, а потом остановился и неожиданно страшно
закричал.  Смех,  рожденный  его  ужимками,  замер,  замерз   в
глотках,  превратившись в хруст свежевыпавшего снега -- столько
боли и попранной  гордости  было  в  этом  диком  вопле.  Алень
беспомощно  и  испуганно  оглянулась  на  Крестную,  но  та уже
взметнула руки и Карлу, как и остальных претендентов, тотчас же
поглотил магический шар. Только вот в  отличии  от  других  шар
этот был абсолютно черен.
     --   Мы  ничего  не  видим!  Где  он?  Что  случилось?  --
зашептались  придворные,  а  королевская  чета  с   недоумением
смотрела на внезапно побледневшую Крестную.
     --  Он на Полигоне! В Подземелье! -- потрясено ответила та
на их взгляды.
     --  Шут???  Да  что  он  там   делает?!!   --   в   полной
растерянности произнесла Алень.
     -- Идет за эликсиром жизни. Для тебя!
     -- Как Капитан?
     -- Да!
     В  тронном  зале  повисла пугающая тишина. Не много было в
Глюкарии тех кто по собственной воле отваживался захаживать  на
Полигон,  а  уж спускаться в Подземелье... Лишь самым отчаянным
смельчакам  удавалось  вернуться  оттуда  живым.  Таких   знали
наперечет и слагали об их подвигах героические сказания.
     --  Хватит!  Останови  это,  Крестная!  --  даже камень не
устоял бы перед мольбой принцессы.
     Фея укоризненно качнула головой и протянула  вперед  руки.
Часть  шаров  уже  успела  лопнуть, даровав свободу тем, кто не
выдержал испытания. К  остальным  же  протянулись  от  Крестной
сияющие    лучики,    и   шары   растворились.   Только   один,
иссиня-черный, покоился, как ни в чем не  бывало,  в  окружении
недоуменно оглядывающихся женихов.
     Вновь  и  вновь  волшебные лучи пытались пробить блестящую
вороненую поверхность шара, но тщетно.
     -- Что случилось, Крестная?
     Волшебница беспомощно опустила руки и,  взглянув  прямо  в
глаза принцессе, отчетливо произнесла.
     --   Он   поверил!  По  настоящему  поверил  и  сейчас  он
действительно в Подземелье!
     Алень  испугано  вскрикнула,  несколько  фрейлин  упали  в
обморок.  Гробовое  молчание  заполнило Замок. Алень растерянно
блуждала глазами по залу, не зная что сказать, что  сделать  и,
наконец, вновь обратилась к Крестной.
     -- Но почему?
     И  в  тот  же  миг  черный  шар  смело  яркой  вспышкой  и
изумленным взорам придворных  предстал  совершенно  изможденный
неведомой  битвой  шут. В правой руке он крепко сжимал широкий,
еще дымящийся от чужой крови,  кинжал,  вполне  заменявший  ему
меч,  а  в  левой...  В  левой  светился мерцающим таинственным
светом маленький сосуд с  эликсиром.  Карла  долго  завороженно
смотрел   на   него,  а  потом,  как-то  совсем  по-человечески
улыбнулся и, взглянув на Алень, протянул ей драгоценный флакон.
     -- Вы спасены, Принцесса!
     В  повисшей  над  залом  тишине  весело  звякнул  одинокий
бубенчик,  уцелевший на его изодранном и окровавленном камзоле.
Карла  встрепенулся,   обвел   всех   присутствующих   каким-то
странным, потерянным взглядом и, криво усмехнувшись, отбросил в
сторону  никому  не нужную здесь склянку. А потом развернулся и
стремглав бросился прочь.
     Больше о нем в этом королевстве никогда ничего не слышали.

     60. Сказка о подаренной мечте.

                            Девочке с перламутровыми глазами...

     По пыльной, разбитой тысячами ног, копыт и  колес  дороге,
одиноко  брела  маленькая  скрюченная  фигурка  с  котомкой  за
спиной.  Заходящее  солнце  из  последних  сил   заливало   мир
последней порцией раскаленного зноя, безжалостно загоняя в тень
все живое. Но путник, несмотря на разлитый по земле жар, упорно
шел вперед, оставляя за спиной долго не оседающий шлейф пыли.
     А  из  зарослей  придорожных  цветов за ним с любопытством
наблюдала маленькая очаровательная Фея Лесного озера. Она  была
еще  совсем-совсем  юной и потому, казалось, что Фея смотрит на
мир таким искренним и по-детски непосредственным взглядом,  что
дух  захватывало,  но  ведь  всем  известно,  что феи все видят
совершенно иначе.  Этот  взгляд,  и  совершенно  фантастические
густые  рыжие  волосы,  словно  золоченная  рама,  очерчивающие
нежный  овал  лица   производили   незабываеемое   впечатление.
Необычный  цвет  волос  был  тайной  гордостью  Феи и ее первым
самостоятельным колдовством, которому искренне  завидовали  все
подружки.   В   своем   человеческом  обличье  она  была  столь
очаровательна и трогательно мила, что редко кто мог  удержаться
чтобы  не  погладить  ее  по  головке  и не угостить чем-нибудь
вкусненьким. А Фею такое сюсюканье ужасно злило и раздражало --
ведь она считала себя вполне взрослой и  самостоятельной  феей,
способной  на  очень  и  очень  многое. Что, впрочем, совсем не
мешало ей быть озорной шалуньей, с удовольствием  розыгрывавшей
доверчивых  путников и заставляющей звенеть от своего смеха все
цветы в округе.
     Вот и сейчас, удобно устроившись в придорожном цветке, она
с любопытством наблюдала за бредущим странником.  И  хотя  жара
ужасно  разморила Фею, но она никогда не простила бы себе, если
бы упустила такой великолепный экземпляр. Внешность путника  не
могла  обмануть  Фею  и  она  давно  уже  разглядела под маской
уродливого карлика, размеренно шагающего по дороге, опытного  и
неутомимого  скитальца.  Таких всегда было сложно разыграть, не
то что крестьян, да ремесленников. Это был  определенный  вызов
ее  самолюбию  и потому Фея внимательно приглядывалась к карле,
пытаясь подобрать к нему ключик. Но сходу ничего не  находилось
и  у  разомлевшей  от зноя феи не было ни одной путной мысли. И
тогда,  не  мудрствуя  лукаво,  она  просто  прицепила  к  его,
видавшему виды камзолу невидимые шутовские бубенцы.
     Результат  превзошел  самые смелые ожидания. При первых же
переливах серебряного звона Карла замер как вкопанный. Его лицо
побелело и он оглянулся вокруг как лиса, заслышавшая заливистый
лай собачьей своры. Но каждое движение рождало новый перезвон и
уже через мгновение Карла напоминал собаку, вцепившуюся себе  в
хвост.  Он, словно юла, вертелся на одном месте яростно пытаясь
содрать несуществующие бубенчики, но лишь  только  усиливал  их
звон.  И  тогда, что-то бессвязанно крича и срывая одежду Карла
бросился прочь и скрылся в лесу.
     Фее сразу же стало не по  себе.  Она  ведь  просто  хотела
пошутить,  а  вот  ведь  как вышло... "Надо признать, далеко не
самая умная была идея!" -- решила она. Тут же  перед  мысленном
взором  возникло  укоризненое  лицо Крестной и фея окончательно
расстроилась.- "Попробуй потом кому-нибудь доказать, что ты уже
взрослая! Теперь надо бы трижды подумать как получить  прощение
за  такую  дурацкую шуточку." И тяжело вздохнув, и обругав саму
себя, она выпорхнула из цветка и полетела  к  заплечному  мешку
брошенному этим беднягой. А затем, приняв человеческий вид, Фея
заклятием  подняла  мешок  в  воздух  и,  заставив следовать за
собой, отправилась в лес.
     Карлу она нашла на поляне, на берегу тихого лесного ручья:
маленькая скрюченная фигурка, сотрясаемая плачем и  уткнувшаяся
лицом  в  высокую  зеленую  траву. Фея потрясенно остановилась:
сейчас перед ней был одинокий и совершенно беззащитный ребенок,
топящий в  слезах  всю  злость  и  обиду  на  несовершенство  и
жестокость   этого   мира.   Горечь  пережитых  унижений,  боль
непонимания и разлуки, вся не востребованость нежности и  любви
впервые  прорвались в нем наружу, полностью обнажив душу. И так
не похожи были тот путник на дороге, и  этот,  плачущий  по  ее
вине,  мальчик,  что  Фея  даже  и не знала, как ей теперь себя
вести.  Было  ужасно  стыдно.  Заметив,  что   плачь   начинает
понемногу  стихать,  она одним мановением руки собрала растущую
на поляне душистую землянику и аккуратной горкой высыпала ее  в
траву  рядом с карлой. Зашуршали падающие ягоды и тотчас исчез,
словно и в помине не  было  романтический  сопливый  мальчишка.
Слезы  еще  текли по щекам, но глаза карлы уже были сухи. Одним
броском он поднял свое уродливое тело на ноги и  теперь  стоял,
чуть  пригнувшись,  выставив  вперед  невесть  откуда взявшийся
отточенный клинок. Теперь перед  Феей  был  мужественный  боец,
закаленный  в  сражениях  и  битвах. Но тут карла увидел Фею, и
сразу же растворилась стена ледяной ненависти  воздвигнутая  им
вокруг  себя.  Опустился  вниз широкий кинжал, заменявший меч и
карла вымученно улыбнулся.
     -- Здрав... -- он осекся на полуслове  заметив  висящий  в
воздухе  мешок. На какое-то неуловимое мгновение вновь вернулся
Воин и лезвие взметнулось вверх, но карла первым  же  засмеялся
своему испугу. -- Да ты оказывается колдовать умеешь!
     -- Ну конечно! Я ведь Фея Лесного Озера!
     И вновь она погружается в восторженные мальчишечьи глаза.
     -- Настоящая?!
     --  Нет,  игрушечная!  --  невольно  вырвалось у Феи и она
тотчас же прикусила язык. Балда, нашла время шутить!
     Мальчишка смешливо  фыркнул,  и  перед  Феей  вновь  стоял
закаленный долгими странствиями скиталец.
     --  Так это ты там проказничала? -- Карла кивнул в сторону
дороги. И столько облегчения было в этом вопросе, что Фея  ясно
поняла, что уже заранее прощена.
     -- Извини! Я не хотела...
     Карла   движением   руки  прервал  ее  и  впервые  открыто
улыбнулся, глядя прямо в глаза. И то ли эта улыбка была  ключом
к  непрерывно  меняющейся  чехарде  образов,  то ли та доброта,
которую  скрывали  в  самой  глубине  его  глаз,  но   --   мир
перевернулся! Ведь заглядывая нам в глаза феи постигают душу. И
растворяется,  исчезая, тонкая людская оболочка, и предстаем мы
перед ними без прикрас, ни в силах ничего утаить от их  мудрого
и все понимающего взора.
     И  сейчас,  окунувшись  в  эти карие колодцы, достигнув их
дна, Фея узнала все, что только может знать женщина о  мужчине.
Кусочки   мозаики   стали  на  свои  места  и  бесследно  исчез
сгорбленный уродец в  шутовской  колпаке,  а  его  место  занял
благородный  рыцарь,  герой  всех ее девичьих грез. И исчез, за
ненадобностью остальной мир.
     Что-то неуловимо изменилось в выражении ее  глаз,  в  том,
как дрогнули губы, как жарко зарделись щеки. Фея шагнула вперед
и  протянула руку, желая коснуться лица рыцаря. Карла то ли все
понял, то ли просто по наитию резко отдернул  голову  и  сделал
шаг назад, оказавшись у самой кромки воды.
     -- Что они сделали с тобой, милый? -- ее голос дрогнул.
     Карла  с  трудом  сглотнул  и  ответил,  не  узнавая свой,
внезапно охрипший голос.
     -- Считай, что я родился таким.
     Фея подошла еще ближе и  карла,  отступая,  уже  стоял  по
колено в воде.
     --  Почему  же  ты бежишь от меня? Не бойся, глупый! Скажи
мне правду!
     Карлу аж передернуло.
     -- Правду?!! -- голос его был неожиданно жесток и зол.- Вы
хотите знать правду? А зачем она такой юной и  прелестной  фее?
Вы  так чисты, так воздушны, а правда... правда будет постоянно
напоминать о том, что в этом мире  существуют  не  только  ваши
капризы  и  прихоти.  Внимательней взгляните на меня, маленькая
фея, и  поверьте,  что  правда  слишком  быстро  обезображивает
тысячами  глубоких  морщин  самые прекрасные лица и седит самые
светлые волосы. Зачем вам моя правда, божественное создание? Вы
сотканы для волшебной, сказочной  жизни  и  блаженства!  А  моя
правда заставит вас надолго, если не навсегда, забыть об этом и
обуть   ваши  маленькие  стройные  ножки  в  грубые  деревянные
башмаки, и сменить невесомую тунику на грубую рогожу. И  вместо
розового   нектара  моя  правда  напоит  вас  гнилой  водой  из
придорожной канавы! Ведь это же не игра,  это  --  Правда!  Так
зачем  она  вам, моя госпожа? -- И рыцарь склонился перед ней в
каком-то шутовском поклоне.
     Его слова, словно жесткой плеткой  хлестали  Фею,  но  она
нашла бы, чем ответить, но вот этот поклон ее совершенно добил.
Она  растерялась,  не зная что делать. Никогда и ни от кого еще
не доводилось ей слышать, чтобы в истории Глюкарии нашелся хоть
один безумец, отвергнувший любовь Феи.
     Сколько раз  в  своих  мечтах  она  рисовала  долгожданную
встречу  с  тем,  кто станет ее лучшим другом и советчиком, кто
будет достоин ее любви и для кого она затмит все в  этом  мире.
Фея  твердо знала, что встреча обязательно состоится (хотя даже
у фей это не всегда случается) и в нужный момент ее  внутренний
взор  не  обманет и не подведет. И вдруг такое издевательство и
насмешки! И ведь она уже  почти  полюбила  его!  Одно  ласковое
слово  и она не задумываясь пошла бы за ним куда угодно. Только
бы  сохранить  это  видение  --  благородного   рыцаря,   гордо
держащего свой меч, и восторженного мальчишку, стоящего рядом.
     Фея  почувствовала,  как  наполняются предательской влагой
глаза и стремительно  повернулась  спиной  к  ручью,  до  крови
закусив  губу.  Изо  всех сил стараясь сдержать рвущиеся наружу
слезы, она ничего  не  замечала  вокруг.  Карла  наклонился  и,
зачерпнув  дрожащими  руками воды, смыл холодный и омерзительно
липкий пот, густо покрывший лицо. А  потом  неслышно  вышел  на
берег  и  подошел  к  Фее.  Та  испуганно  рванулась, но тотчас
замерла, услышав за спиной тихих и ласковый голос.
     --  Я  подарю  тебе  мечту,  Фея!   Когда-нибудь,   сквозь
смертельную   пустыню   Одиночества   прорвется   к  тебе  твой
прекрасный принц. Он прискачет на белоснежном коне и, усадив  в
седло,  увезет  тебя  в  свой  заоблачный  замок.  Там не будет
никого, кроме вас двоих, ты станешь  его  феей  и,  наслаждаясь
друг  другом,  вы  утонете  в океане любви. Принц принесет тебе
много радости и счастья и вы всегда будете  вместе.  Его  будут
любить  друзья  и бояться враги, а ты будешь смыслом его жизни.
Верь мне!
     -- Но почему...!!! -- Фея рванулась к  Карле,  но  сильные
руки нежно обхватили ее за плечи и не позволили повернуться.
     -- Молчи, не то ты спугнешь мою мечту! Просто молчи и верь
мне, маленькая  фея! -- Фея, судорожно кивнула, сглатывая комок
слез. -- Сохрани мечту и все именно так и сбудется!  Только  не
двигайся,  молчи  и  не  оборачивайся.  Верь  мне,  я знаю, что
говорю! Верь и помни, что я никогда не обманываю маленьких фей!
Все, что я обещаю сбудется. Так все и будет!
     Фею давно уже никто не держал, но она стояла  не  в  силах
повернуться,  каждой  клеточкой впитывая в себя этот чарующий и
постепенно удаляющийся голос. И лишь когда его совсем  заглушил
шелест  листвы,  Фея обернулась, успев заметить, как закачались
на другом берегу ветви кустов.
     -- Вернись!!!
     И легкий порыв ветра донес до нее отдаленный крик.
     -- Сбереги мою мечту, Фея! Она  сбудется,  она  непременно
сбудется! Клянусь!

     61. Сказка о воле случая

               Очаровательной девушке со столь редким именем...

     Принцесса   Диналь  всегда  была  независима  и  несколько
сумасбродна. Вот  и  сегодня,  повздорив  с  королевой-матерью,
требовавшей от нее безукоризненного владения вышивальной иглой,
принцесса вскочила в седло и умчалась прочь из замка. И сейчас,
наслаждаясь  бешеной  скачкой  и  стремительным  свежим ветром,
развевающим ее волосы словно знамя, чувствовала себя совершенно
счастливой.
     Нет, Диналь  очень  любила  свою  семью  и  с  матерью  ее
связывали  самые  теплые узы дружбы. Но когда Королева начинала
требовать от принцессы соблюдения всех  условностей  дворцового
этикета  и  прочие глупости, Диналь не выдерживала и срывалась.
Единственная вещь,  которую  она  так  и  не  смогла  объяснить
родителям,  что  ей  не  интересна вся эта традиционная лабуда:
вышивание, политес, искусство ароматизации кружевных платков  и
тому  подобное.  Да  и зачем тратить время на то, что она и так
прекрасно умеет? Но родители  были  непреклонно,  --  принцессы
обязаны учиться до замужества и баста!
     Вот  потому-то,  время от времени, безмятежная жизнь замка
нарушалась легкими  размолвками  между  родителями  и  дочерью.
Извечный  конфликт отцов и детей не обошел стороной и Сказочные
Королевства. Ну ничего, вот скоро наступит ее пора  Сватовства,
там посмотрим.
     Неожиданно   из  леса,  прямо  наперерез  жеребцу  Диналь,
стрелой  вылетела  насмерть  перепуганная  лань.  Лошадь  резко
шарахнулась  в сторону, одной ногой угодив в неприметную яму, и
мир, стремительно крутанувшись перед глазами, потух  погашенный
тяжелым ударом.
     Принцесса пришла в себя от капель холодной воды упавших на
лицо.  С трудом раскрыв глаза она увидела склонившегося над ней
мужчину в потертой егерской куртке. Он осторожно поддерживал ее
голову,  держа  в  руке  мокрую  пузатую  флягу.  Заметив,  что
принцесса очнулась егерь ободряюще улыбнулся.
     -- Как Вы себя чувствуете, Ваше Высочество?
     Принцесса  прислушалась  к  тяжелому гудению затихающему в
голове.
     -- Вполне сносно, хотя удивительно, что  вообще  чувствую!
--  Она приподнялась оглядываясь и поняла, что ее спасли густые
заросли кустов смягчившие удар, да  собственная  пышная  грива.
Принцесса  улыбнулась егерю. -- Это была ваша добыча? -- Диналь
кивнула на следы лани.
     -- Да, но сейчас это неважно.
     Принцесса поднялась, опираясь на руку егеря, и глянула  на
лежащего в стороне коня.
     --  Перелом  ноги,  если  Вы  в  порядке,  то  я им сейчас
займусь.
     Диналь кивнула  и  прислонилась  к  стволу  дерева.  Егерь
сноровисто, словно всю жизнь этим занимался, принялся колдовать
над  поломанной  ногой жеребьца. Принцесса со слезами на глазах
наблюдала за тем, как бьется от боли ее любимец. Но  уже  через
несколько  минут  он  затих, успокоенный тихим нашептыванием на
ухо и ловкими руками егеря, наложившего импровизированную шину.
     -- Надо будет прислать людей, чтобы забрали его  в  замок.
--  Егерь поднялся и как-то смешно зацокал языком. Тотчас же из
леса показалась лошадь,  навьюченная  походным  скарбом.  Егерь
снял с нее пару тюков.
     -- Садитесь, Ваше высочество, я отвезу вас домой.
     Диналь попыталась рывком вскочить на лошадь, но неожиданно
все поплыло  перед  глазами.  Тотчас  же  крепкие  руки бережно
подхватили  ее  и  усадили  в   седло.   Принцесса   благодарно
улыбнулась.
     -- Ничего, сейчас пройдет! -- ответила она на внимательный
взгляд егеря.
     Он  кивнул  и, взяв лошадь под уздцы, медленно пошел через
лес.
     В голове  постепенно  прояснялось,  но  ясность  порождала
боль,   и,   чтобы   отвлечься,   Диналь  заговорила  со  своим
спасителем. Они проговорили всю  оставшуюся  до  замка  дорогу.
Точнее  в  основном  проговорил  Радож,  так  назвался егерь, а
принцесса слушала его, полуприкрыв глаза. И странное дело,  чем
дольше   звучал   его   голос,  тем  мельче  становилась  боль,
съеживаясь и отступая куда-то в глубь.
     Радож рассказывал о себе, о том где побывал и  что  видел.
Он  был  хорошим  рассказчиком и Диналь с удовольствием слушала
его диковинные истории. Но вместе с тем,  она  никак  не  могла
отделаться  от какого-то смутного чувства, преследовавшего ее с
того момента, когда она впервые услышала этот голос.  Принцесса
достаточно  долго  не  могла  понять,  что  же  в  нем не так и
наконец-то ее осенило. Открытие было столь просто и,  вместе  с
тем,  столь необычно, что она, на какое-то время полностью ушла
в себя, отключившись от окружающего мира,.  Впервые  за  многие
годы Диналь слушала мужчину, который не пытался ей понравиться!
Да,  он  рассказывал о своих приключениях, но это звучало как и
любой иная история, поведанная где-нибудь в компании друзей  на
привале.  Радож  не выпячивал свою смелость и отвагу, даже и не
упоминал о чем-то подобном. Зато почти  во  всех  его  историях
было нечто, вызывающее улыбку или звонкий смех принцессы.
     Боль  уже  почти затихла, уступив место слегка уязвленному
самолюбию. Диналь отнюдь не  привыкла  к  тому,  чтобы  на  нее
обращали  внимание только как на принцессу. Природное обаяние и
кокетство без каких бы то ни было  усилий  уже  сложили  немало
влюбленных  сердец  к  ее ногам, хотя она к этому особенно и не
стремилась. И вот сейчас Диналь представился случай попробовать
свои силы. Но все ее уловки легко разбивались о шутки Радожа и,
в конце-концов, принцесса поняла,  что  ей  гораздо  интересней
просто болтать с ним, чем пытаться заманить в свои сети. Как-то
очень  быстро  и  естественно  между  ними возникло то теплое и
доверительное отношение, которое само  собой  рождает  взаимную
откровенность.  Такой  оборот  дела  был в диковинку и Диналь с
изумлением наблюдала сама за собой.
     Они уже  подъезжали  к  замку,  когда  впереди  показались
посланные  на  ее  поиски всадники. И не веря в то, что это она
произносит такие слова, Диналь натянула поводья.
     -- Приезжай ко мне на Сватовство! Оно назначено через  две
недели!  --  Больше всего на свете в эту минуту Диналь боялась,
что Радож рассмеется или подшутит над ней. Она  даже  внутренне
сжалась.
     Он   повернулся   и   неожиданно  серьезно  и  внимательно
посмотрел прямо в глаза принцессе, а потом склонился в поклоне.
     -- Спасибо,  Ваше  Высочество,  за  столь  высокую  честь,
которую  Вы оказываете мне. Но, к сожалению, я связан обещанием
и через две недели должен быть на Заимке Радостей, чтобы помочь
друзьям. И никак  не  смогу  вернуться  к  назначенному  сроку.
Поверьте,  это  зависит  не  от  меня!  --  Голос его был полон
горечи. -- Судя по всему, я вновь  увижу  Долину  только  через
год. Если к тому времени Вы еще не выберете своего избранника я
буду счастлив принять участие в Сватовстве. -- И после паузы он
печально добавил. -- Мне тоже уже давным-давно не было ни с кем
так легко и спокойно.
     Странное  дело: ей отказали, ей предпочли друзей, но обиды
не было. Диналь верила этому голосу  и  только  слабая  искорка
горечи тлела где-то глубоко в душе.
     Они  расстались  почти  тотчас  же,  после  того как к ним
подъехали королевские латники. Их  начальник,  хитро  улыбаясь,
сообщил,   что  Диналь  надо  торопиться  в  замок,  где  ее  с
нетерпением ждут. А Радож взялся проводить  отряд  всадников  к
раненному  коню  принцессы.  И  в  ответ  на недоуменный взгляд
Диналь беспомощно пожал плечами.
     -- Ваше высочество, я обещал и меня ждут. А я  и  так  уже
задержался в пути.
     Едва  принцесса въехала в замок, как ее тотчас же окружила
и понесла на руках к дворцу восторженная толпа  горожан.  Народ
ликовал  и  из  отдельных  бессвязных выкриков Диналь, к своему
изумлению, поняла, что сегодня Совет Долины Королевств  признал
ее Самой Прекрасной Принцессой.
     Сладко  заныло  сердце.  Еще  бы,  ведь  это  же была, без
преувеличения, заветнейшая  мечта  любой  девушки  Долины.  Тем
самым    утверждалось,    что   обладательница   этого   титула
олицетворяет собой все самое магическое и волшебное, что только
может таиться в  женщине.  И  в  ее  честь  будет  организовано
Большое  Сватовство  -- действо собиравшее самых лучших женихов
со всей Глюкарии.
     Диналь, никогда и не сомневалась в своей красоте. Но  одно
дело,  когда  знаешь  об  этом сама, и совсем другое, когда это
признают окружающие. Ведь  она  всерьез  даже  и  не  надеялась
никогда,  что  сможет  занять  трон Самой Прекрасной Принцессы.
Такой чести удостаивались лишь лучшие из лучших и Совет  Долины
выбирал  их  не  только  по внешности. И вот теперь она вошла в
число избранных, которыми по праву гордилась вся Долина. Диналь
даже зажмурилась от счастья, представив  себя  в  роли  хозяйки
Большого   Сватовства.   А  перед  ней,  куда  не  посмотри  --
восхищенные глаза полные  страсти  и  обожания.  Она  войдет  в
историю  Долины,  да  и  всей  Глюкарии!  Достойнейшие рыцари и
знатные   принцы,   могущественные   волшебники   и    отважные
путешественники  будут  просит  ее руки, и совершать в ее честь
самые потрясающие подвиги! Жаль что Радож этого не увидит!
     Ничто не предвещало скандала. Посланцы Совета  были  горды
своей миссией, Король с Королевой наслаждались триумфом дочери,
а  горожане  просто  боготворили  принцессу.  Тем  несуразней и
нелепей прозвучал, покрывая радостный гомон тронного  зала,  ее
отказ. И по мере того, как до потрясенной публики доходил смысл
слов,   взрезавших   беспечное   веселье,   на  зал  опускалась
недоуменная тишина. Королева-мать, потеряв дар речи лишь нелепо
разводила руками, Король был красен  как  рак,  а  его  пальцы,
сжимавшие скипетр, неестественно побелели.
     Глядя   прямо  в  глаза  посланцам  Совета  Диналь  твердо
повторила,  что  отказывается  от  почетного  титула,  Большого
Сватовства  и  вообще  не  будет  организовывать  в  этом  году
состязания  женихов.  Растерянные  послы  в  смятении  покинули
замок,  но  опережая их, как круги по воде, расходилась молва о
той, которая отказалась...
     А  сама  Диналь,  заперевшись  в  своих  покоях  задумчиво
смотрела  в  окно.  Нет,  она  совсем даже не влюбилась в этого
лесного бродягу. Отнюдь. Просто она хочет, чтобы он  тоже  смог
участвовать в ее Сватовстве. И только.

     62. Лабиринт

     Я уже не раз рассказывал о том, как небезопасно в Глюкарии
ссориться с колдунами. И пускай зло, в конце-концов, чаще всего
позорно  проигрывает,  но  ведь  и  путь к победе, как правило,
пролегает через годы слез и  страданий.  Которые,  если  уж  на
чистоту, далеко не каждый способен выдержать. Все это прекрасно
знают,   но  тем  не  менее,  вновь  и  вновь  схлестываются  в
непримиримой схватке Магия и Любовь.  Не  знаю  кто  уж  там  в
высших  сферах  мироздания  дергает  за ниточки наши судьбы, да
только похоже, что мы для них не более чем расходный материал.
     Принцесса открыла глаза и сладко потянулась.
     -- С добрым утром, Ваше Высочество!
     -- Спасибо, -- ей  безумно  хотелось  еще  хоть  чуть-чуть
понежиться  в  этой  томной утренней неге, но... Нельзя, ни как
нельзя!
     --  Встаю,  встаю  уже!  --  крикнула  она   обращаясь   к
фрейлинам, подготовившим ее сегодняшний наряд.
     --  Да  нет,  что  Вы,  ваше  Высочество! Как мы можем Вас
торопить!
     -- Знаю я вас! Хватит кудахтать, лучше  известите  Первого
советника,   что   я  проснулась.  Пусть  доложит  о  последних
новостях, пока мне будут укладывать волосы.
     -- Конечно же! Будет непременно исполнено! Сию же  секунду
разыщем его и передадим Ваше повеление!
     -- Вы сегодня особенно несносны и говорливы, -- недовольно
поморщилась  Принцесса.  --  Обещаю,  что обязательно подумаю о
том, как вас наказать!
     -- Ну что Вы, Ваше Высочество! Помилуйте нас, помилуйте!!!
     -- Ладно уж! Может быть я еще откажусь от этой мысли... --
капризно надув губки сказала Принцесса. -- А теперь  --  зовите
Первого советника.
     Доклад   Первого   советника   был  как  всегда  предельно
обстоятелен и подробен. Принцесса даже устала от него. Вот ведь
беда  какая,  даже  многолетняя  тренировка  не   помогает   ей
разнообразить  эту  утреннюю  процедуру хоть чем-нибудь новым и
интересным. Все  как  обычно:  сплетни,  интриги,  розыгрыши  и
новости  от  соседей.  Зато когда уже было рассказано обо всем,
случившемся за  прошедшую  ночь,  солнце  поднялось  достаточно
высоко, чтобы подумать и о еде.
     --  Время  королевского  завтрака! -- громогласно объявила
Принцесса и поднявшись на ноги отправилась  в  свою  трапезную.
Многоликий  гул  перешептывающейся свиты послушно последовал за
ней.
     Принцесса вышла из своего тупика,  машинально  отряхиваясь
от  клочков  сухого  мха,  служившего  ей  постелью и подошла к
небольшой нише в стене, где каждое утро она находила свою еду.
     -- Завтрак Ее Высочества! -- она  взяла  в  руки  черствый
каравай. Аппетитно жуя хлеб Принцесса не забывала о разговоре.
     --  Что  у  нас  намечено  на сегодня? -- обратилась она к
Капитану королевских гвардейцев.
     -- Поход в северные коридоры, Ваше Высочество!
     Принцесса  недовольно  поморщилась,  прихлебывая  студеную
воду из кривобокого кувшина.
     --  Ну  почему  обязательно  северных?  Там  же всегда так
промозгло и сыро...
     -- Но Вы уже очень давно не посещали эту часть  Лабиринта!
--  голос  Капитана был тверд и напорист. Конечно, иначе она ни
за что не пойдет на разведку.
     Демонстративно выразив свое неудовольствие громким вздохом
Принцесса  поднялась  с  земли.  Нельзя   нарушать   заведенный
распорядок. Даже зная заранее, что в этих бесконечных коридорах
Лабиринта  она  не найдет ничего нового. Ничего, кроме страшной
гнетущей тишины живущей здесь за каждым поворотом. Такой пустой
тишины, когда кажется, что еще секунда,  другая  и  уши  просто
лопнут от грохота пульсирующей в них крови.
     Наверно  именно на эту тишину и надеялась ведьма, мстившая
Принцессе. Наколдовав это хаотичное нагромождение каменных плит
она пообещала, что юная девушка не  долго  здесь  пробудет.  "В
своем  уме!"  --  добавила  она  противно хихикая. Но до смерти
перепуганная  Принцесса,  раздавленная  навалившимися  со  всех
сторон  страхами,  не  сдалась.  Не  знаю  уж  какое провидение
хранило ее в тот роковой день, но без него точно не обошлось. А
может быть в том лишь заслуга ненависти,  которую  Принцесса  с
детства  питала  к  слезам.  А  потому,  когда  уже нельзя было
сдержать рвущиеся  наружу  рыдания  --  она  запела!  Принцесса
вонзала  ногти  в  свои  ладони,  оставляя  на длинных и ровных
линиях жизни алеющие  кровавые  отметины  и  пела.  Этой  песне
выучил  ее отец, мелодично выводивший ее смешные строчки каждый
раз,  когда  маленькая  Принцесса   собиралась   заплакать.   И
случилось  чудо! Окутавшая ее ватным одеялам безмолвие дрогнуло
и растерянно подалось назад. Зловещая  колдовская  тишина  была
готова к чему угодно: крикам, мольбам, угрозам и все это должно
было  заглохнуть,  задушенное  вознесшимися  к небу стенами. Но
песня... Песня лишь отразилась от них и, несмотря на дрожащий и
прерывающийся голос Принцессы, воспарила в поднебесье. А тишина
позорно бежала,  забрав  с  собой  стиснувший  душу  ужас.  Так
Принцесса получила свой первый урок жизни в Лабиринте.
     Но  ужас,  рождаемый  Лабиринтом, был поразительно упорен.
Даже по прошествию многих лет жизни  он  порой  вновь  настигал
Принцессу.  Хотя,  казалась  бы,  она  уже наизусть знала здесь
каждый камушек и каждую трещинку в  окружавших  ее  равнодушных
шершавых стенах. И все равно время от времени захлестывала душу
липкая холодная волна, леденящая сердце и парализующая мысли. И
этому всегда предшествовали долгие минуты невероятной тишины не
нарушаемой не единым живым звуком.
     В   свой   первый   день   заточения   Принцесса   пела  и
декламировала до полного  изнеможения.  До  тех  пор,  пока  не
провалилась   в  забытье  сна,  начисто  лишенного  сновидений.
Наверно в эту  ночь  ангелы  вновь  коснулись  ее  лица  своими
крыльями:  проснувшись, она уже твердо знала, как ей бороться с
гнетущей тишиной этого проклятого места. Тогда-то и родилась на
свет ее странная игра, сводившая Лабиринт с ума.
     В своих фантазиях она вернулась домой. Теперь ее постоянно
окружала многочисленная и разномастная свита. Которой Принцесса
под страхом смерти не позволяла замолкать. И это было куда  как
интереснее  бесконечного  пения!  Ведь  все ее герои были такие
разные, каждый должен был жить  своей,  не  похожей  на  других
жизнью. А значит нужно было постоянно придумывать что-то новое,
а  это давало шанс не сойти с ума от жалости к самой себе. Да и
неплохо развлекало Принцессу в  долгих  ежедневных  походах  по
узким   каменным  коридорам.  Это  было  очень  утомительно  --
оставлять за спиной десятки тысяч шагов, но за день  надо  было
вымотать  себя  так,  чтобы  заснуть  едва  коснувшись  моховой
подстилки. И кроме того, Принцесса даже самой  себе  боялась  в
этом  признаться,  но в душе еще теплилась слабая надежда что у
Лабиринта все же есть выход.
     -- Ваше Высочество, давайте здесь -- на право!
     -- Учитель, -- Принцесса свернула в очередной коридор,  --
когда  же  вы  наконец-то  научите  господина  Мельника хорошим
манерам? Указывать Принцессе это дурной тон!
     Она  остановилась  на  секунду,  чтобы  процарапать   этот
поворот  на  плоском  камешке  служившим ей сегодняшней картой.
Потом устало смахнула пот с лица, висящее  над  головой  солнце
сегодня палило особенно нещадно.
     --  Может  быть  устроить при... -- Принцесса поперхнулась
словами, застрявшими в иссушенном горле.
     Вдали, в  немыслимой  дали  коридора  зеленела  крохотная,
совсем  маленькая точечка. Она было столь мала, что заметить ее
мог только обладатель поистине орлиного взгляда. Или  тот,  кто
многие годы видел лишь серый цвет камня.
     В  груди  жарко зашлось сердце. "Неужели же... Ну пусть не
цветок, пусть хоть травиночка! Пожалуйста!!!"  Забыв  обо  всем
Принцесса  рванулась  вперед. Мир исчез. Исчезла боль в опухших
ступнях.  Исчез  изнуряющий  зной.  Исчезла  еще  минуту  назад
пригибавшая  к  земле смертельная усталость. Исчезло все, кроме
заветного зеленого маяка с каждой секундой горевшего вся ярче и
ярче. Губительный для Лабиринта свет разрастался, становясь все
жарче. Принцесса была не в силах заставить себя отвести от него
взор, хотя слезы уже густо  застилали  глаза,  обожженные  этим
живительным  потоком. И, уже почти достигнув его источника, она
внезапно споткнулась и, задыхаясь от  слез,  рухнула  в  темную
непроглядную  тьму.  Но  перед тем, как тьма сомкнула свой омут
Принцесса успела ощутить как пальцы коснулись трепещущих  живых
травинок.
     Ведьма   злорадно   усмехнулась,   глядя   на   лежащую  в
беспамятстве Принцессу. Ну кто бы сейчас узнал в  этой  грязной
оборванке  некогда  самую  прекрасную  девушку  Долины? Правда,
разум все еще не покинул это хрупкое тело, но теперь  она  сама
возьмется за дело. Ведьма склонилась над безжизненным телом и с
трудом   разжала   судорожно  стиснутый  кулачок  Принцессы.  И
недоуменно уставилась на хрупкие зеленые стебельки.  Интересно,
откуда  здесь  взяться траве? Колдунья растерянно оглянулась по
сторонам и замерла в немом оцепенении.
     Вместо большого каменного зала, в  который  еще  мгновение
назад  выходил  этот  коридор расстилалась изумрудная аккуратно
подстриженная лужайка. А посреди зеленого моря  высился  гордый
королевский  замок,  весело  играющий на солнечных лучах яркими
витражами окон. Из распахнутых ворот прямо на ведьму неслись во
весь опор десятки встревоженных людей.
     -- Чур меня! -- ведьма растерянно шагнула к приближающимся
людям и взмахнула руками, -- Сгиньте, призраки!
     Но пробегавший мимо огромный мужик, весь  перепачканный  в
муке,  с такой силой шваркнул ведьму о ближайшую стену, что она
тотчас же перестала сомневаться в его материальности.
     Ведьма  вжалась  в  стену,   слившись   с   камнем   и   в
растерянности   следила   за   тем,   как  непрерывно  галдящие
придворные заботливо подымают на руки свою  госпожу.  Принцессу
окружили  плотным  кольцом  и  бережно  понесли в замок. Ведьма
проводила  глазами   прикрывающих   отход   гвардейцев,   густо
ощетинившихся  мечами и копьями, и в отчаянии покачала головой.
Ее жертва ускользала, а в самом  центре  ее  Лабиринта  невесть
откуда   появился  самый  настоящий  замок.  Да  уж,  она  явно
недооценила силу людского воображения. Тем более, что  ее  чары
были  абсолютно  бессильны перед этими созданиями. Хотя, ведьма
гаденько улыбнулась, такая фантазия это ведь тоже  своеобразная
форма сумасшествия...

     63. Бабочка

     Лето  ушло. Ушло сводящее с ума буйство красок и зелени, и
неумолимо нависающая над миром Зима уже  настойчиво  заставляла
прощаться  с  нежным  и  ласковым солнечным теплом. Я распахнул
окно чтобы в последний раз понежиться в  угасающих  лучах  и  с
удивлением  увидел  большую мохнатую бабочку, суорожно ползущую
по подоконнику вслед за ускользающим солнечным светом. Я  успел
привыкнуть к этой бабочке, живщей этим летом в моей комнате, но
только  сейчас  сообразил.  что  с  приходом Зимы из моей жизни
уйдет и она.  Бабочка  рвалась  к  спасительному  теплу  словно
предчувствуя,  что  еще  день-два  и  она,  скованная  морозом,
бессильно  затихнет  где-нибудь  в  уголке.   Холодный   ветер,
ворвавшийся  в  последний  день  Лета  уже  уколол  ее ледяными
пальцами, но бабочка все так же упрямо ползла  вперед,  надеясь
укрыться  от  его прикосновений за жарким щитом солнца. Понимая
всю тщетность ее  наивной  борьбы  я  с  грустью  смотрел,  как
выбиваясь  из последних сил она пытается настичь последние лучи
уходящего солнца. В какой-то момент она  замерла,  не  в  силах
вырваться  из  ледяных объятий крепчающего ветра, а я, глядя на
нее,  с  сожелением  подумал,  что  как  не  старайся   -нельзя
остановить Зиму...
     Но  бабочка  не знала об этом и сбросив-таки охватившее ее
оцепенение в судорожном рывке достигла  края  подоконника,  все
еще щедро залитого ласковым живительным светом. Она окунулась в
него,  расправив  свои  хрупкие  крылышки  и впитывая последние
крупицы отпущенного нам тепла. Мы вместе прощались с Летом.
     По крайней мере я думал  так  до  тех  пор,  пока  она  не
взмахнула  напоенными  солнцем  крыльями  и, взмыв в воздух, не
полетела вслед за исчезающим Солнцем.
     Я знал, что это абсолютно безнадежная затея. Я  знал,  что
грядущая  Зима  все-равно погубит ее. Я знал, что ей никогда не
долететь туда, где вечное лето. В конце-концев, я был  человек,
а  она  --  всего  лишь  бабочка!  Но,  черт  возьми,  как же я
завидовал ей в это мгновение...

     64. Принцесса и чудище

     Все  началось  с  того,  что  в  Глухом  лесу,  том,   что
неподалеку  от  королевского  замка, появилось страшное Чудище.
Оно полыхало огнем, пугая мирных путников, и требовало, что  бы
в обмен на спокойную жизнь в королевстве, ему доставили местную
Принцессу.
     А  Принцесса  наша была красавица каких мало, видная такая
девушка  и  потому   сразу   же   нашлось   много   поклонников
облачившихся  в  боевые  доспехи  и  ускакавших  в  Глухой  лес
выручать свою возлюбленную. До самого утра  не  смолкал  в  том
лесу  лязг  лат  и  звон  мечей, прерываемый, время от времени,
дикими предсмертными криками.  Знатная  видать  была  сеча,  да
только  никто из ухажеров назад не воротился. На следующий день
подоспели воздыхатели из соседних  королевств,  но  и  они  все
полегли  в  том  проклятом  лесу.  Третий  день  тоже не принес
радости, и, когда к вечеру в конюшни вернулось  лишь  несколько
обезумевших  от ужаса лошадей, Король наш пришел к своей дочери
и так сказал, вытирая слезы.
      -- Дочь моя, не нашлось среди твоих женихов  никого,  кто
смог  бы  одолеть чудище, и теперь, по нашим законам, мы должны
либо отдать ему тебя, либо позволить безнаказанно хозяйничать в
королевстве. Прости меня, старого, но  я  думаю,  что  ты  сама
должна выбирать.
     Принцесса  при  этих  словах тоже расплака-лась, но делать
было нечего, и, увязав в узелок самые  необходимые  вещи,  она,
поутру  отправилась  в  Глухой  лес.  Принцесса шла по разбитой
дороге, и втайне мечтала о том  дне,  когда  прискачет  в  этот
страшный лес какой-нибудь отважный рыцарь и, убив это противное
Чудище,  освободит  ее  из  неволи.  Она  все  глубже  и глубже
погружалась в эту  спасительную  мечту,  стараясь  не  замечать
многочисленные останки тех, кто уже пытался убить Чудище.
     Неожиданно   где-то  совсем  рядом,  на  соседней  поляне,
раздался дикий  рев  и  Принцесса  с  ужасом  поняла,  что  она
достигла цели своего путешествия. И тогда, собрав все силы, всю
свою  волю,  что  бы не уронить честь Принцессы даже перед этим
Чудищем, она, глубоко вдохнув, будто прыгала  в  ледяную  воду,
вышла на поляну. Вышла и ... остолбенела от удивления.
     Нет,  Чудище было даже более безобразно чем она могла себе
представить, но только оно не полыхало огнем,  не  крушило  все
вокруг  и  даже  не брызгало ядовитой слюной, бегая по поляне в
ожидании Принцессы. Вместо этого Принцесса увидела, как  Чудище
неуклюже,  но  очень  осторожно и старательно пытается наложить
повязку на ногу последнему из ее ухажеров, ускакавших в  Глухой
лес. Рыцарь лежал на спине и с испугом наблюдая за этим пытался
незаметно  дотянуться  до  большого  двуручного  меча  лежащего
рядом. Когда с перевязкой было покончено Чудище  удовлетворенно
крякнув  потянулось  так,  что затрещали все его многочисленные
хрящи. Но  в  этот  момент  оно  заметило  Принцессу  изумленно
наблюдающую  эту  сцену  и стушевалось, как-то совсем по детски
отвернув голову. Но переборов смущение оно оставило раненного и
резво заковыляло к Принцессе.
     В  этот  момент   рыцарь   дотянулся-таки   до   меча   и,
изловчившись,  метнул  его  в  Чудище.  Хотя  это и не очень-то
удобно -- лежа кидать тяжелый двуручный меч, ему это удалось  и
меч, хотя и неглубоко, но вонзился в шипастую спину Чудища. Оно
рванулось,  взревев  от  боли,  и  его  огромный  хвост с силой
обрушился на ближайшее дерево. Дерево  болезненно  хрустнуло  и
рухнуло  прямо на рыцаря, придавив его своим массивным стволом.
Рыцарь вскрикнул и затих.
     Принцесса испуганно  и  недоуменно  следила  за  тем,  как
Чудище с мечом в спине, забыв о ней, кинулось к упавшему дереву
и,  приподняв его, вытащило рыцаря. Тот был уже мертв и Чудище,
осторожно положив его на траву, обреченно опустилось рядом.  Из
шокового  состояния  Принцессу вывели огромные слезы текущие по
щекам Чудища. Она осторожно приблизилась к нему и с  удивлением
услышала сдавленное бессвязное бормотание.
     --  Ну чего он ... Зачем? Я же не трогал его ... Хотел как
лучше ... А он  ...  --  И  так  неподдельно  было  горе  этого
странного  Чудища, так не похоже все это на то, что она знала о
чудищах раньше, что  Принцесса  растерялась  и  даже  принялась
утешать  плачущее  навзрыд  Чудище. Но от первых же ее ласковых
слов оно вздрогнуло и зарыдало еще горше. Было  похоже  на  то,
что оно слишком долго молчало и вот теперь его прорвало.
     -- Ну почему они все так?! Я же никого первый не трогал, я
только  поговорить  ... Ты такая добрая, мне рассказывали ... я
только поговорить хотел, а эти ...  Придурки!  По  хорошему  же
просил,  чтоб  не  лезли,  так  нет  же,  каждый норовит копьем
ткнуть, да еще в глаза метят.  И  куда  не  пойдешь  везде  эти
идиоты  ...  Просил, умолял, все бестолку. А этот? Ну почему он
меня со спины ударил, я ведь совсем не  хотел  никого  убивать,
мне бы только поговорить с тобой, только поговорить...
     Потрясенная Принцесса впервые в жизни столкнулась с такими
искренними  и  тяжкими переживаниями, это было так не похоже на
те  обычные  сетования  и   вздохи   которые   она   достаточно
наслушалась  в  замке.  И  эта  боль  и обида Чудища захватили,
захлестнули ее и, в какой-то момент, она взглянула на  все  это
его  глазами. Принцесса была обескуражена и поражена увиденным,
она внезапно ощутила все безмерное одиночество и  тоску  Чудища
по  самой  малой крохе тепла, тоску ежесекундно разрывающую его
душу. В ее сердце, известном своей добротой и  уже  не  видящем
уродства  этого  чудовища, родилась жалость, та самая жалость с
которой, подчас, и  начинается  Любовь.  И,  уже  нисколько  не
страшась  грозного вида Чудища, Принцесса с нежностью погладило
его по голове и осторожно извлекла из кровоточащей раны большой
рыцарский меч.
     Я слышал, что с тех пор несколько отважных воинов пытались
освободить Принцессу из заточения в Глухом лесу, но каждый  раз
все  они  ни с чем возвращались обратно. И вовсе не потому, что
Чудище было непобедимо, а просто в том лесу больше  никогда  не
бывало  битв.  Чудище с загадочной улыбкой встречало очередного
освободителя  и,  в  ответ  на  вызов,  предлагало  ему  самому
побеседовать  с  Принцессой.  Не  знаю уж точно, что она им там
говорила, да только возвращались они из этого леса какие-то  уж
очень  задумчивые. И по дороге часто, с удивлением и уважением,
оглядывались  на  страшное   Чудище   провожавшее   их   долгим
внимательным взглядом.

     65. Зодчий

     Землетрясение  нагрянуло  совершенно неожиданно, как это и
полагается нормальной катастрофе. Но инстинктивное предчувствие
опасности, выработанное за многие годы, вновь спасло Зодчего. И
теперь, пытаясь  устоять  на  колышущейся  спине  Земли,  он  в
очередной  раз  наблюдал  за  гибелью  Замка, которому посвятил
столько сил и  времени.  Рушились  изящные  резные  башенки,  с
треском   лопались  купола  дворцов,  и  вдребезги  разлетались
прекрасные цветные витражи. Вскоре лишь  огромная  беспорядочно
наваленная  груда  камней  напоминала о возвышавшемся здесь еще
недавно величественном Замке.
     Но, едва  лишь  замер  вдали  грохот  последней  рухнувшей
стены,  Зодчий, как ни в чем не бывало, направился к развалинам
и принялся расчищать место  для  будущего  Замка.  А  когда  он
закончил, то уже точно знал, каким будет его новое творение.
     Свой  самый  первый  Замок  он  построил на этом холме так
давно, что, честно говоря, уже толком-то и не  помнил  как  тот
выглядел.   Запомнились   только   мириады   затейливых  башен,
устремленных в  небо,  толпы  зевак  съезжавшихся  полюбоваться
Замком и страшный ураган, стеревший его с лица Земли.
     Потом  были  наводнения  и  смерчи,  лавины и пожары, злые
волшебники и полчища врагов, уничтожавшие все  его  последующие
Замки.  Но  каждый  раз  беда  все-таки  уходила,  и  он  вновь
возрождал разрушенный Замок. Но, торопясь завершить начатое  до
следующей  напасти,  Зодчий  инстинктивно  строил  каждый новый
замок чуть меньше предыдущего.
     Сейчас, уже забыв о недавнем  землетрясении,  он  привычно
клал  кирпич к кирпичу, не думая об усталости, времени и прочих
житейских мелочах. Он работал не покладая рук,  ни  на  что  не
отвлекаясь,  работал  до  тех  пор,  пока  на месте развалин не
возник приземистый неприступный бастион, отгородившийся от мира
многометровыми стенами и подозрительно следящий за  ним  сквозь
узкие  бойницы  окон.  И,  удовлетворенно оглядев новую обитель
своей души, Зодчий злорадно ухмыльнулся.
     -- Ну вот, теперь попробуйте, разрушьте!

     66. Сон

     Этот  сон  приходил  каждую  ночь  уже  много-много   лет.
Чудесный,  волшебный  сон  в  котором  Он, облаченный в крепкие
латы,  пробивался  сквозь  полчища  врагов  к  своей   суженой,
заточенной  в высокой крепостной башне. В этом сне Он был силен
и ловок, его меч разил без промаха, но, каждый раз, когда падал
последний поверженный враг и  оставалось  лишь  отворить  дверь
темни-цы,  Он  просыпался.  А  пробуждение  превращало сказку в
кошмар, ведь там, во сне, Он так и оставался стоять у  закрытой
двери.
     Это  продолжалось  безумно  долго, но даже у человеческого
терпения есть предел. Наконец Он все-таки решился во что бы  то
ни  стало  распахнуть  эту  проклятую  дверь и увидеть ту, ради
которой бился все эти ночи. Четыре пачки снотворного  разрушили
колдовство  сна,  и  вот,  стоя  у  заветной  двери, Он сбивает
массивный заржавленый замок.
     С первым же ударом его пронзила резкая стремительная боль,
вывернув тело мучительной судорогой. Врешь,  не  возьмешь!  Еще
удар,  еще!  И  с каждым новым ударом лопались его напряжен-ные
нервы и, с  противным  хрустом,  выламывались  суставы.  Но  Он
каким-то  невероятным  усилием заставлял себя забыть об этом, и
бил  по  замку  до  тех  пор,  пока  не  рухнул,  не   выдержав
человеческого  напора,  стальной  засов.  Он  рва-нул  на  себя
створки и увидел свою суженую...
     Поверьте  мне  на  слово  --  ради  такой  женщины  стоило
бороться!
     При  виде  ее  прекрасного лица, ее огромных встревоженных
глаз сразу же ушла в забытье разрывающая все тело боль, и  душа
его наполнилась безграничным счастьем и покоем. И сквозь пелену
слез,  внезапно  застлавшую  гла-за,  Он  неотрывно  глядел  на
склонившуюся над ним хрупкую женщину  в  белом  халате,  нервно
сжимающую  в руках подушки электростимулятора. В ее глазах ясно
читалось облегчение, и она говорила кому-то невидимому.
     -- Ну, слава Богу, реанимировали!

     67. Фото

     Надо было  честно  признать,  что  последние  пару  недель
выдались  какие-то  совершенно  безумные.  Проблемы и проблемки
сыпались как из рога изобилия, щедро перемежаемые  неожиданными
ночными  визитерами  и  чаепитиями  до  самого  утра. А потому,
сейчас в голове было лишь одно осознанное желание --  побыстрее
добраться до дома, выключить, к чертовой матери, телефон и хотя
бы часов восемь поспать в свое удовольствие. Но, как говорится,
человек предполагает, а Бог ...
     Вообщем,  когда наконец-то Он добрался до кровати, сон уже
явно не шел. Ворочаясь с боку набок  и  проклиная  себя  самого
последними  словами,  он  перепробовал  все  испытанные способы
заснуть, но кроме кратковременного полубредового забытья ничего
не выходило. И когда он уже окончательно отчаялся, где-то  там,
на  пороге  между реальностью и сном, его рука ощутила нежное и
ласковое прикосновение. Как ужаленный, он вскочил с кровати,  и
с  изумлением  увидел  прелестную женщину в белоснежном бальном
платье. Она присела перед ним в глубоком  реверансе,  а  потом,
положив  руку  на  плечо,  закружила  его  в медленном чарующем
вальсе. Танцовщица была просто восхитительна, а  исходивший  от
нее  волнительный  аромат  окончательно  вскружил  ему  голову,
полностью вытеснив всякие остатки сна. Честно  говоря,  он  был
совсем  неважным  танцор,  но сейчас как-то совершенно забыл об
этом, и легко и  уверенно  вел  свою  партнершу  по  огромному,
залитому  светом  тысяч свечей, залу. Мелодии следовали одна за
другой, без перерыва, но они не чувствовали усталости,  кружась
по  залу и неотрывно глядя в глаза друг другу. Так продолжалось
до тех пор, пока Она, внезапно не остановилась и,  улыбнувшись,
не ответила на его немой вопрос: "Тебе пора!" А потом, привстав
на   цыпочки,  легко  коснулась  губами  его  щеки  и,  смеясь,
бросилась прочь. Он  попытался  догнать  ее,  но  с  изумлением
увидел, что стоит посреди своей комнаты, залитой ярким утренним
солнцем.
     Она  не обманула, часы показывали восемь утра, значит было
пора собираться  на  работу.  И,  с  удивлением  чувствуя  себя
прекрасно  отдохнувшим  и  выспавшимся,  он  быстро  умылся,  и
позавтракал. А уже выходя  из  дому,  с  нежностью  и  каким-то
недоумением   посмотрел   на   висящую   на  стене  черно-белую
фотографию прекрасной танцовщицы в красивом бальном платье.
     А у двери в прихожей остались  лежать,  стершиеся  за  эту
ночь до дыр, старые домашние тапочки.

     68. Луна

     Теплая  летняя  ночь  мягко, но настойчиво вступала в свои
права. Она уже спрятала за горизонт солнце, погрузив все кругом
в нежные вечерние сумерки. А сейчас она легкими прикосновениями
одно за другим гасила яркие квадраты окон,  заполняя  весь  мир
густой  чернильной темнотой. Ночь методично обходила все города
и поселки, все деревеньки и хутора, дабы нигде не  оставить  ни
искорки  света,  просто  преступной  этой  грядущей  магической
ночью. Мир покорно подчинился и с трепетным волнением ждал.  Но
вот  погас  последний  крохотный  огонек, и на мир опрокинулось
бездонное иссиня-черное небо, пронизанное мириадами  сверкающих
звезд.  Все замерло, затаив дыхание, и даже птицы прервали свои
волшебные  песни.  Мир  затаился  в  ожидании   чуда,   сегодня
наступала  долгожданная  ночь  счастья и любви, ночь нежности и
поклонения -- Ночь Полнолуния. А когда, казалось, уже  не  было
больше  сил  сдерживать  раздирающее душу волнение, на небосвод
величественно  всплыла  Луна.  И  мир,  воздавая  ей   должное,
зачарованно ахнул!
     Миллионы  глаз  были  неотрывно прикованы к ее сверкающему
диску. Кто-то бессвязанно  шептал  признание  в  любви,  кто-то
вдохновенно  читал  стихи,  а  кто-то просто плакал с обожанием
глядя на Луну. А она была воистину прекрасна. Во всей Вселенной
не было ничего, что могло  бы  соперничать  с  ней  в  красоте.
Каждый,  кому единожды посчастливилось видеть это сияющее чудо,
впредь никогда уже не мог забыть его и  втайне  мечтал  лишь  о
том,  чтобы  еще  хоть  раз  в жизни вернуть эти фантастические
мгновения. И сквозь пелену святых  слез  прошептать,  глядя  на
этот божественно прекрасный лик: "Я люблю тебя!"
     А Луна равнодушно плыла по небу, заливая раскинувшийся под
ней мир  призрачным  серебристым  светом.  Еще  немного  и  она
покинет его, вернувшись к своему мучительно долгому и  ставшему
уже  давно  привычным  тоскливому полету в заиндевелой пустоте.
Полету, который когда-то вновь, всего на одну ночь, приведет ее
на свидание с этим нежным и ласковым миром. И, снова ощутив его
обожание и восторг, Луна продолжит  свой  одинокий  путь  среди
бесконечно далеких и равнодушно холодных звезд.

     69. Волшебник

     Солнце  уже  садилось  и Волшебник, стоя на вершине старой
крепостной башни, в последний раз внимательно  оглядел  долину.
Сегодня  у  него  было желание пошалить, подурачиться, устроить
что-нибудь эдакое, но, как назло, окрестности  словно  вымерли.
Разочарованно  вздохнув  он уже собирался спустится вниз, когда
где-то там, почти у  горизонта,  глаза  уловили  едва  заметное
движение. Словно атакующий сокол метнулось туда его сознание, и
перед  мысленным  взором  Волшебника возник плавно катящийся по
дороге старый потрепанный грузовик.
     За  рулем  сидел  молодой  застенчивый   парень   украдкой
любующийся  своей  очаровательной  попутчицей. Она голосовала у
отворота с автострады и, зная что кроме него в эту глушь  никто
не  ездит,  он  затормозил  у  обочины,  обдав  девушку  пылью.
Волшебник понимающе улыбнулся  --  парень  никогда  не  решится
заговорить  со  столь привлекательной незнакомкой, а она, боясь
показаться навязчивой, не  отважится  ему  помочь.  Ну  что  ж,
какое-никакое,  а  все  же развлечение. И подняв руки к небу он
начал шептать заклинание.
     Задние колеса грузовика лопнули одно за другим, и  машина,
вильнув, замерла у обочины. Вдобавок ко всему из прохудившегося
радиатора  в  придорожную пыль тоненькой струйкой потекла вода.
Парень зачем-то  поковырялся  в  моторе,  а  потом,  пнув  свое
древнее  авто,  вместе  с девушкой пошел по дороге к ближайшему
селению. Волшебник удовлетворенно  хмыкнул  и  стал  спускаться
вниз.
     Войдя  в  свою  каморку  он  неожиданно остро почувствовал
висящее в ней тоскливое одиночество. Раздраженно  разогнав  его
взмахом   руки   Волшебник   принялся  готовить  свой  скромный
холостяцкий ужин. Позже, уже собираясь  лечь  спать,  он  вновь
мысленным  взором  вернулся  к людям устало бредущим по дороге.
Они  уже  почти  дошли  до  старой  заброшенной   мельницы,   и
Волшебник, хитро улыбнувшись, обрушил на долину самый сильный и
затяжной дождь на который он только был способен.

     70. Свеча

     Мягкий  уютный  сон  был безжалостно взорван и растерзан в
клочья каким-то страшным и  мучительно  тяжелым  предчувствием.
Внезапно  нахлынувшее  ощущение  ужаса  было столь сильным, что
свеча с криком проснулось  и,  одурманенными  от  сна  глазами,
обвела  комнату.  Она  стояла  в  своем  любимом  канделябре на
подоконнике там же, куда ее поставил Капитан.
     -- Боже, Капитан! -- свеча взглянула на висевший  напротив
календарь  и  неосознанный  кошмар сна мгновенно обрел четкие и
ясные контуры. -- Суббота!
     Именно сегодня, в три часа ночи, вернется  в  бухту  шхуна
Капитана. И единственным маяком, который может указать ему путь
в кромешной темноте залившей море, должна быть она -- массивная
восковая  свеча  зажженная  в окне любимой. Свеча ясно помнила,
как Капитан просил об этом ее хозяйку и, уходя в плавание,  сам
поставил  свечу на подоконник. И вот время пришло, а она еще не
зажжена! Свеча мигом  представила  себе  коренастого,  веселого
Капитана   напрасно  вглядывающегося  в  беспросветную  черноту
зимней ночи и явственно услышала  треск  разбивающейся  о  рифы
шхуны. Ведь Капитан не станет ждать рассвета когда все подступы
к  бухте  будут  кишмя кишить пограничниками! Сильней и сильней
волнуясь свеча с нетерпением ждала хозяйку, но та все  не  шла.
Когда  часы  пробили  половину  четвертого  свеча,  до  предела
возмущенная  таким  вероломством,  будь  что  будет,   яростной
вспышкой  выплеснула наружу всю злость и боль, все недоумение и
страх, всю себя. И задрожал, затрепетал на сквозняке  маленький
яркий огонек.
     Радостный  крик  прорезал  бушующее ночное море -- матросы
увидели спасительную искорку света вспыхнувшую на самой вершине
утеса. И Капитан, облегченно вздохнув,  уверенно  повел  вперед
свою  шхуну  мысленно  благодаря  возлюбленную.  А она -- мирно
спала в своей кровати рядом с которой лежал выпавший из ее  рук
маленький портрет Капитана.

     71. Калейдоскоп

     Принц  стоял  перед  ним,  переминаясь  с  ноги  на ногу в
ожидании ответа, и у Мусорщика было  достаточно  времени  чтобы
хорошо  его  рассмотреть.  Даже слишком хорошо, вовек теперь не
забудет. Да, такой конечно  же  мог  ей  понравиться:  крепкий,
ладный  парень,  одаренный  неброской,  но  от  этого  не менее
привлекательной  красотой  настоящего  мужчины.  Судя  по   его
запыленной  одежде  и  взмыленной  лошади ехал принц издалека и
очень торопился попасть в город. Но все же выкроил время, чтобы
заехать к нему, городскому мусорщику, и теперь  стоял  смиренно
склонив голову и с надеждой поглядывая на Мусорщика.
     -- А зачем Вам, Ваше Высочество, мой калейдоскоп?
     --  Я  слышал что Вы, уважаемый Мусорщик, умеете мастерить
волшебные, чудесные калейдоскопы, передающие любые  чувства.  А
я,  я  ...  --  Принц замялся, -- ну я ... Не получается у меня
рассказать Ей все, что твориться у меня в душе. Вот пока  один,
еще  ничего  и слова находятся нужные, и сравнения, а вот когда
вижу ее сразу же робею и мысли, как птицы,  прочь  разлетаются!
Вот  и  посоветовали  мне  обратиться  к Вам, видно только Ваше
мастерство мне помочь в силах. Я хочу чтобы Ваш калейдоскоп был
моим  свадебным  подарком  Правительнице.  Я  заплачу  столько,
сколько Вы скажите! -- почему-то смутившись закончил принц.
     При  этих  словах Мусорщик поморщился, как от зубной боли,
и, только кивнув в ответ, поднялся и пошел к себе в сарай.
     Усадив Принца на колченогий табурет сам он  пристроился  у
ящиков  с  толченным  стеклом  и, зачерпнув горсть разноцветной
крошки, тихо произнес.
     -- Ваше Высочество, расскажите мне, пожалуйста, все что Вы
чувствуете, все что Вы помните, все,  что  Вы  знаете  о  своей
возлюбленной. И запомните, что только Ваши собственные ощущения
и  переживания,  их  сила  и  глубина  сделают этот калейдоскоп
волшебным. Прошу Вас, начинайте!
     -- Хорошо, -- было видно, что Принц ужасно нервничает,  --
вот  только  я  не  знаю с чего начать... Нет, если бы Вы лично
знали Правительницу, то конечно же поняли бы, что ...
     Принц говорил сбивчиво,  но  очень  искренне,  а  Мусорщик
смотрел   на  него  невидящим  взглядом,  машинально  перебирая
цветные стекляшки. Если бы  он  знал  Правительницу  ...  Какая
жестокая  и  злая насмешка! На самом-то деле он не только знал,
но и нежно любил ее еще тогда, когда сам был  молод,  как  этот
принц, годящийся ему в сыновья. В те времена Правительница была
разбитной  босоногой  девчонкой  и,  как  не  странно, отвечала
взаимностью на его чувства.  Но  злая  Судьба  разлучила  их  и
развела  в  разные  стороны,  едва  они успели объясниться друг
другу. Ему выпала горькая судьба солдата побежденной  армии,  а
ей  ... Ей выпала безвестность. Она канула в какое-то странное,
необъяснимое небытие и как Мусорщик не старался,  он  нигде  не
мог  найти  следов своей возлюбленной. Он искал ее много лет, а
нашел совершенно случайно. Только вот за время поисков  она  из
веселой  и бесшабашной озорницы превратилась во властную, всеми
почитаемую и любимую Правительницу Города.
     Так уж сложилось, что Городу этому было  предсказано,  что
наибольшего  рассвета  и  могущества  достигнет он тогда, когда
править им будет женщина без прошлого, найденная в  придорожной
пыли.  Так  все и случилось и именно его милой уготовила Судьба
эту роль. Ее действительно нашли  на  одной  из  многочисленных
дорог ведущих к городу среди беспорядочно разбросанный обломков
вместительного  фургона.  Она не помнила ни собственного имени,
ни того откуда она родом, ничего из  своей  прошлой  жизни.  Ей
дали  новое имя, обучили великосветским манерам и вручили ключи
от Города.
     Когда  Мусорщик  услышал   эту   историю   привычный   мир
опрокинулся  и  стало совсем непонятно как же жить дальше. Она,
такая желанная и родная стояла теперь вровень с самыми богатыми
и знатными королями Глюкарии, а  он,  как  был  так  и  остался
простым  солдатом.  По совести говоря ему следовало бы сразу же
уйти из этого проклятого города укравшего у него счастье, но не
хватило сил расстаться с любимой второй раз. Вот тогда-то он  и
стал   городским   мусорщиком.   Работа,   конечно,  грязная  и
неблагодарная,  но  особенно  выбирать  не   приходилось,   да,
вообщем-то, никакой работы он и не боялся.
     Шли   годы.   Временами,  разъезжая  по  городу  на  своем
тарантасе, ему удавалось хотя бы мельком увидеть Правительницу.
А из новостей и  сплетен,  которыми  его  в  изобилии  снабжали
горожане,  Мусорщик  всегда  знал  как  дела  у его любимой. Но
постепенно всю его жизнь  заполнила  тягучая  мучительная  боль
рожденная  невозможностью  ни  словом,  ни  взглядом, ни чем не
выдать переполнявшее его чувства. Вот тогда-то и начал Мусорщик
делать первые свои калейдоскопы, так понравившиеся впоследствии
горожанам.
     Вывозя мусор он выбирал из  него  всевозможные  баночки  и
пузыречки   и,   мелко  перемалывая  их,  засыпал  разноцветные
стеклянные крошки в  тонкие  картонные  трубочки.  Поначалу  он
делал  их  только  детям,  но  со  временем  научился создавать
калейдоскопы и для взрослых. Вскоре к нему  уже  шли  со  всего
города,  бережно  неся  свои  беды  и  горести,  а его чудесные
творения  дарили  всем  страждущим   радость   и   спокойствие,
блаженство и гармонию, дарили все, о чем просили Мусорщика. Эти
рукотворные миры помогали хоть на мгновение забыть о том, что в
мире  еще существует зло и коварство, подлость и предательство,
боль и страх. Вместо всего этого, а точнее над всем этим парили
в безмерной вышине Доброта и Любовь, заливающие весь мир  своим
нежным и ласковым светом.
     Скольким  горожанам  помогли  они в сердечных делах, и вот
пришло время сделать такой калейдоскоп для Правительницы.  Хотя
чего   ж  его  делать-то,  он  уже  давно  ждет  ее,  аккуратно
пристроенный в самом дальнем углу  сарая.  Долгие  десять  лет,
тщательно   подбирая   крупинку   за  крупинкой,  создавал  его
Мусорщик, твердо зная, что та, которой он предназначен  никогда
в  него не заглянет. Но все меняется в этом мире и этому милому
симпатичному парню нужен свадебный подарок. Ну что же,  он  его
получит!
     Мусорщик  резко  поднялся, не дослушав Принца, и достал из
чулана заветный пакет. У  него  не  было  ничего  дороже  этого
свертка вместившего всю его жизнь и любовь, но он без колебания
разорвал  обертку.  Приоткрыв  крышку калейдоскопа он осторожно
досыпал внутрь  горсть  разноцветных  осколков  зачерпнутую  из
ящика  и аккуратно встряхнул его несколько раз. Все, теперь это
был уже совсем не его калейдоскоп.
     -- Вот то, что Вы просили,  Ваше  Высочество,  и  уезжайте
немедленно!
     Правительница   благосклонно  приняла  столь  оригинальный
подарок и с улыбкой  взглянула  на  Принца.  Ей  нравился  этот
молодой,  чуть смущающийся парень, хотя, не будь брак с ним так
необходим Городу, она бы, пожалуй, ему отказала.  Даже  сейчас,
накануне свадьбы, что-то мешало ей думать об этом мальчике, как
о   своем  будущем  супруге.  И  это  что-то  исходило  из  той
мучительной пустоты поглотившей все, что  было  до  Города.  Но
сейчас  об  этом  думать  не  следовало,  ведь Принц ожидает ее
реакции на подарок и Правительница снисходительно  заглянула  в
калейдоскоп...
     Какой-то  поистине  безумный,  невероятный  своим  накалом
шквал чувств стремительно подхватил и закружил ее в сумасшедшем
водовороте, заполнив собой все. Страдание и боль, одиночество и
страх, отчаяние и безрассудство фантастически переплелись в нем
с нежностью и добротой, верой и надеждой, заботой и пониманием.
И  собранные  воедино  они,  как-то  совершенно  естественно  и
необъяснимо,  слились  в тот нерушимый и хрупкий сплав, который
мы называем просто -- Любовь.
     Потрясенная Правительница все никак не могла оторваться от
этой затягивающей круговерти. Тем паче, что этот вихрь пробудил
какой-то, пока еще не ясный, отклик в той  самой  пустоте,  так
мучившей  ее  все  эти  годы.  И вместо привычного беспамятства
где-то там, в глубине подсознания уже клубились плотные сгустки
тумана, неудержимо сливающиеся в еще  не  угадываемое,  но  уже
такое  знакомое  и  дорогое  лицо. А когда этот туман полностью
насытил мучившую ее пустоту,  Правительница  отчетливо  увидела
старый  маркитантский  фургон,  так  долго  бывший ей домом. Он
уносил ее прочь от маленькой, растворяющейся в  утренней  дымке
фигурки  вооруженного  всадника  скачущего  навстречу гремящему
где-то вдали сражению. И вскрикнув, она лишилась чувств, уронив
на  пол  волшебный  калейдоскоп,  который  покатился  вниз   по
ступеням   оставляя   за   собой   блестящую,   словно   слезы,
разноцветную узкую дорожку.

     72. Дворецкий

     Когда юная Инфанта прибыла в замок, подаренный ей  в  День
рождения  родителями,  она была по настоящему счастлива. Еще бы
-- свой собственный замок! И радость эту нисколько не  омрачало
то, что Король с Королевой пошли на это только ради того, чтобы
хоть  немного отдохнуть от ее сумасбродных выходок. Да и потом,
отец втайне надеялся, что может быть этот подарок  заставит  ее
хоть чуточку повзрослеть. А посему, он представил дочери полную
свободу  действий,  напомнив  лишь  о чести королевской семьи и
запретив увольнять дворецкого, служившего в этом замке.
     Если бы не этот отцовский  наказ,  Инфанта  рассчитала  бы
этого  Дворецкого  уже  в  первые  пять  минут  по приезду. Ну,
посудите сами: можно ли управлять таким большим  замком  будучи
немым.  Да, да, немым! Разумеется, она понимала, что когда-то в
прошлом Дворецкий видимо неплохо  послужил  ее  отцу.  Об  этом
свидетельствовали многочисленные шрамы, обезобразившие его лицо
и  тело,  приобретенная  немота и пожизненная служба в одном из
самых тихих замков Королевства. Но  как  немой  мог  руководить
всеми   многочисленными   слугами   оставалось   ей  совершенно
непонятно. Но Инфанта уважала волю отца, и ей,  как  бы  то  ни
было,  пришлось  приноравливаться  к общению со столь необычным
Дворецким.
     Кстати говоря, это оказалось значительно  проще,  чем  она
думала  поначалу.  Уже  через  пару  недель Инфанта стала легко
понимать  его  основные  фразы,  произносимые  одними   губами:
"Кушать  подано!",  "К  Вашему Величеству проситель." или "Чего
изволите, Ваше Величество?" И что самое  интересное,  ей  стало
даже  забавно, ведь это было как игра, как вызов, а уж что-что,
а проигрывать Инфанта не любила.  И  кроме  того,  Дворецкий  с
первых  же дней сумел заинтриговать Инфанту тем, как быстро ему
удалось окружить ее такой чуткой и  нежной  заботой,  какой  ей
никогда прежде не доводилось ощущать. Нет, он совсем не потакал
ее  прихотям  и  капризам,  и  даже  позволял себе, оставшись с
Инфантой наедине, возражать ей, подробно излагая свои аргументы
маленьким золотым карандашом  на  узких  бумажных  листочках  с
которыми он никогда не расставался. Но, вместе с тем, Дворецкий
делал  все  возможное  и невозможное, чтобы Инфанта ни в чем не
знала  отказа.  Заметив  это,  она  стала  все  чаще   и   чаще
задерживать  задумчивый  взгляд  своих  чудесных  глаз  на  его
искореженной фигуре и более внимательно  следить  за  движением
его губ.
     Как-то  раз,  месяца  через  три  после  приезда  Инфанты,
Дворецкий  совершал  свой  ежевечерний  обход   покоев   замка.
Проверяя надежно ли закрыты все щеколды и задвижки, погашены ли
огни,  он  неожиданно  заметил огонек одинокой свечи стоящей на
полу в одном из залов. Дневная суета уже полностью  затихла,  и
ласковая  теплая  ночь  уже  властно  вступила  в  свои  права,
озаряемая   лишь   робким   колышущимся   пламенем.   Дворецкий
недовольно  вздохнул  и  уже  собрался  погасить забытую кем-то
свечу, когда из самого темного угла неожиданно прозвучал чистый
и нежный голос.
     -- Не надо, не туши!
     Дворецкий вздрогнул и, подняв над головой свой подсвечник,
удивленно уставился в черноту ночи силясь разглядеть  там  свою
юную повелительницу.
     --  Я  хочу  поговорить с тобой! -- в ее мелодичном голосе
чувствовалась властность.- Сядь у свеч, а то мне не видно твоих
губ!
     Дворецкий явно  нехотя  подчинился,  поставив  свою  свечу
рядом со свечой Инфанты.
     --  Расскажи  мне,  пожалуйста, кто ты, откуда пришел, что
повидал в своей жизни. И еще ...  может  быть  ты  сможешь  мне
рассказать,  почему  ты ... немой. -- Ну, мне действительно, по
настоящему интересно, пожалуйста! -- взмолилась  она,  помолчав
мгновение.  Дворецкий поежился, словно бы холодная вода потекла
ему за воротник, а потом медленно, осторожно,  подбирая  только
самые  простые  слова  начал  свой  рассказ.  Это была долгая и
совсем  не  простая  история.   Временами   Дворецкий,   словно
невзначай,  задевал  рукой один из подсвечников и в качнувшемся
полумраке ярко вспыхивали огоньки, горевшие в  глазах  Инфанты.
Но  были  ли  это  искорки  живого  интереса  или же всего лишь
отблески свечи, Дворецкий, конечно же, не  знал.  Его  монолог,
так и не нарушивший не единым звуком тишину ночи, закончился на
рассвете,  когда  первые лучи встающего солнца осветили Инфанту
сладко спящую в большом кресле. Дворецкий понимающе  усмехнулся
и погасил свечи.
     За  завтраком,  который  в  этот день был заказан Инфантой
значительно позже обычного, она отложила в сторону свой любимый
десерт и поманила Дворецкого пальцем.
     -- Большое спасибо за рассказ. Я, конечно, поняла не  все,
но то что смогла -- было очень интересно. -- И мило улыбнувшись
она  прошептала ему почти на ухо: "Пожалуйста, извини меня, что
я заснула!"
     На следующую ночь все повторилось вновь.  А  затем  еще  и
еще,  и  вскоре  Инфанта  уже  вполне  сносно  понимала истории
Дворецкого и перед ее мысленным взором, разрывая  ночную  тьму,
сходились  в  смертельной  схватке  Добро  и  Зло,  рождались и
умирали короли и  королевства,  гремели  праздничные  салюты  и
шумели  роскошные  балы.  А Дворецкий, усаживаясь каждую ночь у
свечи, с недоверием прислушивался  к  сладкому,  томящему  душу
чувству, которое он, казалось, уже давным-давно забыл. С каждым
разом  он  старался  рассказывать  все более и более интересные
истории и безмерно радовался в те редкие моменты, когда Инфанта
заразительно смеялась, правильно поняв его  шутки.  Но  пытаясь
поведать  ей  о  самом важном в своей жизни, Дворецкий поневоле
усложнял  свои  повествования.  Ну  разве  можно   так   просто
объяснить,  что  такое  страх  смерти  и тревога за друзей, как
сладок  и  как  горек  бывает  последний  поцелуй,  что   такое
рыцарская честь и преклонение перед любимой. Может кто-то и мог
донести  это  все  в  двух словах, да только не Дворецкий. И он
стал с грустью замечать, что не  смотря  на  все  его  старания
Инфанта  стала  засыпать  все  раньше  и раньше. А через неделю
после  приезда  Короля,  заехавшего  проведать  любимую   дочь,
Дворецкий  и  вовсе  не  нашел  заветной  свечи. Он давно уже с
потаенным страхом ожидал этого  момента  и  теперь  лишь  молча
наблюдал,  как  перерастает  в  беспощадную  боль  и  обиду  та
волшебная нежность переполнявшая его в последнее время.  Решив,
что  он наскучил, Дворецкий тяжелой шаркающей походкой вышел из
залы.
     И  невдомек  ему  было,  что  Инфанта  просто  устала   от
бессонных  ночей  и  сейчас  видит  сны в своих покоях, неловко
откинувшись в кресле и крепко держа в руке изящный подсвечник с
припасенной  для  сегодняшнего  рассказа  свечой.  Свеча  мерно
горела  до  того  самого  момента,  когда  Инфанта, ослабев, не
выронила ее на ковер, по которому огонь мгновенно разбежался по
всем комнатам.
     Инфанта проснулась от  удушливого  дыма  и  жадных  языков
пламени  лижущих  ее  кресло.  Она едва не задохнулась от этого
дыма и внезапного ужаса захватившего разум, но  в  тот  же  миг
чьи-то сильные руки грубо сдернули ее с кресла и понесли сквозь
пламя.  Ей было безумно страшно, но Инфанта сама не знала, чего
же она больше боится -- этих властных рук  или  жестокого,  все
поглощающего огня. Но тут тот, кто ее нес не смог увернуться от
внезапно вырвавшегося из соседнего коридора огненного фонтана и
страшный  рев пожара прорезал дикий, пронзительный крик боли, и
на Инфанту остро  пахнуло  паленным  мясом.  Она  вздрогнула  и
потеряла сознание.
     Инфанта   пришла   в   себя  во  дворе  замка,  окруженная
взволнованной толпой. Никто не  видел  ее  спасителя  и  только
отец,  пробившийся  к  ней сквозь суетящихся слуг, успокоил ее,
сказав, что непременно прикажет разыскать смельчака и женит его
на  Инфанте.  А  она,  тем  временем,  пристально  следила   за
неуклюжей,  теперь еще и сильно обожженной, фигурой Дворецкого,
руководящего тушением пожара. Он был  весь  поглощен  спасением
замка,  но  почувствовав  на  себе  тревожный, требующий взгляд
Инфанты, с ужасом осознал, что ему не удастся сохранить в тайне
то, что этот пожар вернул ему, так давно утраченный,  голос.  И
тогда,  улучив  момент,  он  уединившись  в  одной  из башен и,
проклиная все на свете, вырезал себе язык,  и  вернулся  назад,
чтобы  захлебываясь  кровью  продолжать  тушить пламя. Встающая
заря осветила полусгоревший замок и глядя на пепелище Дворецкий
решил, что теперь у него  будет  много  веских  поводов,  чтобы
избегать  встреч с Инфантой. Он считал, что так будет лучше для
всех.

     73. Охотник

                                           (Рассказ Сказочника)

     За время своих долгих странствий по Глюкарии  мне  не  раз
приходилось   сталкиваться   с   самыми  разными  и  необычными
существами. Одни из них  процарапали  в  моей  памяти  глубокие
борозды,  иных  же безжалостно уносило прочь равнодушное время.
Но были среди них и такие, которые стали для меня на всю  жизнь
дикими ночными кошмарами.
     Я  сидел  у  костра,  неутомимо выедающего крохотную живую
пешерку во враждебной темноте ночи. Лес  Приведений  не  лучшее
место  для стоянки, но так уж сложилось судьба, да и потом я не
принадлежу этому миру, мне обитатели Леса не столь опасны,  как
местным.  Вот  от  того-то мое любопытсво и было, мягко говоря,
разбужено, когда вслед  за  треском  веток  из  темноты  возник
рослый мужской силуэт.
     --  Доброй  ночи!  Не  помешаю? -- танцующий свет высветил
открытое мужественное лицо и  глубокие  колодцы  глаз,  на  дне
которых   таился   цепкий   внимательный  взгляд.  Я  помолчал,
осматривая незнакомца. Да  уж,  герой  кэмэловской  рекламы  не
годился бы даже чистить сапоги этому парню. Сама мужественность
во   плоти   предстала   передо   мной.   Не   будь   я   столь
гетеросексуален... Я улыбнулся и показал на  лежащее  у  костра
бревно.
     Пришелец  снял  с  плеча  видавший  виды кожаный мешок и с
явным  наслаждением  присел  у  огня,  устало  вытянув  ноги  к
пляшушему по сухим сучьям пламени.
     -- Голодны?
     Он  благодарно  кивнул  и  ловко перехватил протянутый ему
импровизированный вертел. Конечно, половинка зажаренного  кроля
не  бог  весть  какое  угощение, но все же лучше чем ничего. Не
говоря ни слова  он  аккуратно  пристроил  мясо  на  бревне  и,
развязав свой мешок, выставил передо мной котелок сухих слив.
     --  Чем  богаты...  --  улыбнулся  мой гость и принялся за
мясо.
     Ел он обстоятельно, не  суетясь.  Я  посматривал  на  него
сквозь марево костра и не мог не восхижаться его собранностью и
...  ладностью, что ли. Он не делал ни одного лишнего движения,
во всем угадывались недюжинный опыт и сноровка. Да и снаряжение
выдавало не мальчика, но мужа.
     Когда с  кролем  было  покончено  мы  разлили  по  кружкам
душистый чай, подаренный мне Непоседой. По неписанному правилу,
знакомому всем, живущимь дорОгой, гость заговорил первый.
     -- Я, вообще-то здесь случайно оказался. Гостил у родичей,
да вот   нежданно  почуял  дичь.  Я  охотник,  --  пояснил  он,
перехватив мой недоуменный взгляд.
     Вообще-то оружия  при  нем  явно  не  наблюдалось.  Ладно,
посмотрим, в конце-концов мои лук и меч лежат под рукой, хотя я
и вовсе не охотник.
     --  Нет,  правда,  -- он очень по доброму улыбнулся, -- не
удивляйтесь. При моей охоте оружие ни к чему.
     -- Сколько по этому  Лесу  хаживал,  а  вот  охотника  тут
впервые встречаю!
     -Да  нет  же! -- он задорно засмеялся. -- Я обычно охочусь
совсем в других местах. Но тут был такой след, что упустить его
просто было нельзя!
     -- Да  на  кого  ж  тут  охотиться  кроме  приведений?  --
искренне изумился я.
     --  Ну, у меня особая дичь. Я охочусь на любовь, -- взгляд
сквозь костер стал неожиданно острым. Он обвалакивал, покалывая
со всех сторон и  не  упуская  ни  одного,  пусть  даже  самого
слабого движение бровей, способного меня выдать.
     Видимо,  выражение  растерянности застывшее у меня на лице
вполне устроило Охотника и булавки в его глазах исчезли.
     -- Простите, что-то я не  совсем  понял,  вы  выслеживаете
Любовь и ...
     --  И  убиваю  ее,  что же с ней еще делать? Снимаю шкуру,
делаю чучело и продаю.
     В голове у меня совсем замутилось.
     -- КАКУЮ ШКУРУ?!
     Охотник снисходительно улыбнулся.
     -- Я не из этого мира. Как впрочем и вы.
     Надо же, как он меня быстро вычислил!  А  я  только  начал
догадываться, что здесь что-то не так.
     --  Но и мы с вами, судя по всему, из разных миров, раз вы
спрашиваете о какой шкуре идет речь. У нас  такая  шкура  стоит
очень и очень недешево, не говоря уж о чучеле.
     --  Слушайте,  а  мы  с  вами  об  одном и том же толкуем?
Вообще-то в моем мире Любовь -- это чувство!
     -- И что, у вас из чувства нельзя  сделать  чучело?  --  с
плохо скрытой иронией спросил Охотник.
     -- Ну, -- я замялся, -- образно говоря...
     --  У нас тоже их не на стенку вешают, -- засмеялся он. --
А мне в последнее время  что-то  не  очень  везло.  Все  больше
серость всякая да мелюзга попадалась, вот я и решил отпуск себе
устроить, отдохнуть. У меня в Пограничных Королевствах родня. И
тут,  вот  уж  не  знаешь  когда  повезет,  совершено  случайно
наткнулся на такой мощный след! На ярмарке, у Болотной пустоши.
Обычно я здесь не охочусь, только дома, но больно уж  след  был
хорош!  Старый,  с неделю ему будет, но до сих пор читается без
проблем. Если не упушу, то за такую шкурку получу столько,  что
можно будет всю зиму прожить безбедно.
     -- А как же те, у кого вы...
     --  Слушай, -- гость даже весь напрягся, -- я же не убийца
какой-нибудь!  Я  же  ни  на  чью  жизнь  не  покушаюсь!  --  И
улыбнувшись добавил.
     --  Кролик  ваш,  поди  тоже,  умирать  не собирался. А не
удалось!
     --  Тут  уж  не  поспоришь!  --  я  рассмеялся  вместе   с
Охотником, признавая его аргументы.
     --  Послушай,  а  разве  никто  не  сопротивляется?  --  я
постарался придать своему лицу самое невинное выражение.
     -- Чему? Я же профи, никто ничего не видит и не  замечает.
Потом,   правда,   некоторые   это   переносят  болезненно,  но
большинство даже благодарно.
     -- И куда ты сейчас?
     Он хитро прищурился.
     -- Я-то -- по следу. Всего дня на два уже отстаю. Судя  по
всему,  послезавтра могу нагнать. Где-нибудь в Королевстве Трех
Дубов, полагаю. Слышал я, что тамошняя Принцесса хороша,  видно
кто-то из ее рыцарей мне и попался.
     Я  чуть  было  не  ляпнул,  что рыцари, кроме Безымянного,
через этот Лес не ездят, но вовремя успел поймать себя за язык.
Не хватало еще рассказать, что я сам неделю назад был  на  этой
ярмарке,  а  потом  навещал старого друга в Больших Дубах. (Все
это время, в дороге я писал сказку для той, что  ждала  меня  с
той  стороны  зеркала. Но в той сказке точка уже поставлена, и,
видимо, это-то меня и спасло.)
     Потом я рассказывал о себе, что я тоже охочусь в Глюкарии,
только вот мой улов -- сказки. За разговором мы  допили  чай  и
улеглись спать, наполнив костер самыми большими дровинами.
     А  через  час  я  осторожно  собрал  вещи  и,  стараясь не
разбудить незванного  гостя,  неслышно  покинул  неровный  круг
света.  Вот  уж никогда не думал, что буду радоваться темноте в
Лесу Приведений!
     В тот раз мне повезло. Но время от времени я начинаю вновь
ощущать  на  лице  знакомое  покалывание  его  взгляда.  И  вот
тогда-то, признаюсь, мне становится действительно страшно.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: