Собаке багажник могу предложить...
- Багажник? И только? Право, как тут быть?..
Неужто в багажник затолкать его?..
- В багажник?!.. Меня?.. Меня одного?!..
- Нет, не могу я! Это что за пес?!
И какой дурацкий задает вопрос!
Не считаешь ли ты, мой пес дорогой,
что в этот багажник
я влезу с тобой?
- Было бы неплохо... Вместе веселей...
- Нет, я не могу! Выбирай скорей:
или в багажник, или остаешься?
Смотри ты, негодник, у меня дождешься!
- Лучше уж в багажник... - согласился Пес
и виновато
повесил свой нос.
Поехали.
Машина
шипела,
ворчала,
но сорок километров
в час все-таки давала.
И худо-бедно, все же,
а ехала вперед.
Но вдруг, как-будто где-то
взорвался
самолет!
Машина резко встала
и с места - ни на шаг!
Пан Юзек вылез,
охнул,
и объяснил все так:
- Что ж, дело здесь обычное -
у нас спустила шина.
И дальше не сможет поехать машина.
Нам надо сменить сейчас колесо.
Хорошо, что в багажнике
есть еще одно.
Открыл шофер багажник - и нет на нем лица.
- Нет, это не собака! Паршивая овца!
- Что это там случилось?
Чего ж вы таак кричите?
- Да как же не кричать?
В багажник загляните!
- Там явный беспорядок,
нам следует признать.
Валяются обрывки... чего? И не понять...
- Обрывки, говорите? Лишь
только и всего?!
Помилуйте, ведь это и есть то колесо!
- Какое колесо, в толк не могу я взять?
- Да наше, запасное, что должен я менять!
- Так эти вот обрывки и есть то колесо?
- Твержу я вам об этом уже давным-давно!
- Да нет же, шутка это... пугаете меня...
- Да что б я дожил целым
до заавтрашнего дня,
что это колесо ваш пес
паршивый съел!
- Пе-е-е-с?? Тотаумфацки! Живо!
Как это ты посмел??!
Ах, глазки опустил ты. Ведь это же скандал!
Скажи мне, ты погрыз?!
Ах, милый Капитан.
- Чуть-чуть я пожевал...
- Чуть-чуть? Ах, шкодник,
паршивая скотина!
Ведь это же не жвачка,
а от машины шина!
- Вы совершенно правы... Невкусная она...
- Так для чего жевал ты? От скуки просто, да?!
- Да, видимо, от скуки... Но разве думал я...
- Ну, вот что: хватит! Точка!
Нет от тебя житья!
И будешь ты наказан. Что встал ты с постной миной?
Бежать за это будешь
ногами за машиной.
Но делать что-то надо.
Шофер и Капитан
за работу взялись,
исправили изъян: колеса починили
заплаткой из резины
и вскоре по асфальту
вновь покатили шины.
Несчастный же Пес,
поскуливши немного
при мысли о длинной
и пешей дороге,
поджал тонкий хвост
и трусцой побежал.
Машина шла тихо
и он поспевал.
Но вот, наш водитель
поддал еще газу
и дорога для Пса
удлинилась сразу.
Росла и росла все быстрей и быстрей
и Псу становилось трудней и трудней.
"Уж лучше, он думал
я бы издох...
А Али, как-будто бы
вовсе оглох.
Не слышит (он) ни стонов,
ни тяжкого дыхания
и другу не дарит
ни капли внимания.
Не повернет головы он своей,
как-будто бы Пес
не его,
а ничей.
Не подмигнет, не свистнет ему,
уж очень он строг
ко псу своему.
Но, если бы только
хоть один из вас
в душу Капитану
заглянул в тот час,
то прочитал бы такие слова:
"Бедный Тотаумфацки, тебе трудно, да?
И зачем я только наказал его?
Как бы не испортил здоровье свое...
Скорее хотя бы один поворот...
Остановим машину." - думал Али.
И вот впереди поворот. И очень крутой,
Юзек жмет тормоз
правой ногой.
Машина - стоп. Остановилась.
Ждет.
Собака, чуть живая, еле
уж ползет.
Дошла до поворота - о радость!
Ее ждут!
Машина и хозяин стоят,
его зовут!
- Ну, хватит, Тотаумфацки.
В багажник полезай!
- Ах, Капитан мой милый!
- Ну, ну, не приставай... Что, сильно утомился?
- Могу заверить вас, что шину эту сдуру
я ел в последний раз!
Да будь она из масла,
из колбасы отборной,
из марципана хоть - ну, нет,
прошу покорно.
Она не существует уж больше для меня.
И это до последнего я буду помнить дня.
- Так что же, помирились?
Дай лапу, если так.
Люблю тебя я все же,
хоть шкодить ты мастак.
Теперь садись-ка, быстро.
Нас путь даалекий ждет.
Там обезьянка в Познани
от зеркалец умрет.
Под вечер, наконец, до города добрались.
И надо вам сказать, что очень волновались
в каком состоянии обезьянка сейчас.
В Зоопарк приехали
к ужину как раз.
И вдруг слышат:
- Здрасьте, милый Капитан!
Ну, она, конечно! Из заморских стран!
Милая веселая, панна Рулевая!
- Про тебя читал я! Здравствуй, дорогая!
Я обеспокоен, что с тобою, детка?
Очень напугала нас эта заметка.
- Со мной? Ничего.
Я здорова, как прежде.
Зеркальца же съела понарошке,
в надежде,
что про меня напишут газеты (в газетах)
вы прочитаете тоже про это
и поскорее примчитесь сюда.
Я очень соскучилась,
прямо беда.
- Так ты эти зеркальца
вовсе не ела?
А просто меня повидать
захотела?
- Конечно же нет. Я есть их не стану.
Вот все они в сумке, сейчас их достану...
Вот посмотрите: раз, два и три.
Сказал Капитан:
- Ну, знаешь ли ты...
- А мы, обезьяны, должны вы знать,
любим вам, людям, во всем подражать.
То, фигу покажем,
то напялим очки, хотя нам в них ничего не видно
а то, слоняться будем, кк вы,
когда вам делать нечего, видно.
А иногда, сказать даже стыдно,
мы ковырять начинаем в носу...
Но зеркальца есть? Это к чему?
И сразу так много? Сразу три подряд?
Это ведь не булка
и не шоколад.
Долго так живу я,
а живу пять лет,
не видела, чтоб их
ели на обед.
- А вот, были такие,
если хочешь знать.
Историю такую рассказать
Садись поудобнее, мое дитя.
И очень внимательно слушай меня.
История о человеке, который ел зеркала.
В Варшаве, на улице Белиберда?
жил человек, что ел зеркала.
Кто любит яички,
кто бараний бок,
а ему подавай
зеркала кусок,
На обычный завтрак,
клянусь жизнью я,
съедал он зеркальце
после бритья.
На обед трюмо,
на ужин - трельяж,
а на прогулку
брал целый багаж
малюсеньких зеркалец
и, как монпасье,
за время прогулки
съедал их все.
Когда, бывало, гости придут
из зеркал готовил им тысячу блюд.
А сам, когда
в гостях бывал
все зеркала со стен поедал.
А уж в парикмахерской,
каждый это знал,
ни единого зеркала он
не оставлял.
Любил полакомиться
с видом невинным,
маленьким зеркальцем
от автомашины.
И не было лучшей для него еды,
чем зеркальце из сумочки
собственной жены.
И так он питался долгие года,
гражданин с улицы Белиберда.
Но вот, однажды,
вы поверите, братцы,
все стало ему
с зеркал отражаться.
Куда ни посмотрит,
куда ни бросит взгляд,
всюду отражения
на него глядят.
- Да-а-а, история эта
не очень смешная...
- Теперь поняла ты, моя дорогая,
чем может кончится игра с зеркалами.
- Да я ни за что, увидите сами
не трону больше своими руками
ни зеркала, ни все остальное
что нам предлагают,
не давая покоя.
А порой в Зоопарке
есть хулиганы,
что суют нам в клетку,
как-будто бананы
и гвозди,
и шпильки,
и другой прочий хлам.
- Так дай мне те зеркальца.
- Сейчас вам отдам...
- А знаешь, что, мой маленький друг,
если тебе предложат вдруг
много-много зеркалец - бери их все
и перешли немедленно мне.
- А для чего, могу я узнать?
- Для моих матросов,
чтобы дать
всем им по зеркальцу
одному.
- А для чего, я никак не пойму?
Разве матросы едят зеркала?
- Да нет, не едят. Ну, как ты глупа.
Матросы всегда
после дальних дорог,
вернувшись домой, на родимый порог,
хотят быть красивыми
и для красы
побриться чисто,
подправить усы.
Вот тут им зеркальце
и пригодится.
- Конечно, конечно!
Без зеркал как бриться?
Мы зеркалец целый соберем
запас.
Пусть будет матросам
подарок от нас.
Веселый городок.
Как-то обезьянка,
С капитаном Али,
вместе с Тотумфацким
(и его позвали)
решили в тихий теплый вечерорк
прогуляться вместе
в Веселый городок.
Хоть были родом
из разных сторон,
веселиться любили
и она, и он.
Вначале отправились
на карусели.
Выбрали лошадок,
на лошадок сели.
И когда шарманка
громко заиграла,
кавалькада эта
дружно поскакала.
Кружились они все быстрей и быстрей,
капитан становился бледней и бледней.
- Вам плохо, я вижу? - обезьянка спросила.
- Да, что-то не то... Голова закружилась...
Кажется мне, что моя голова хочет открутиться,
держится едва...
Но не утешайте меня, дорогая.
Буду я кружиться непереставая.
Бывало не море,
в шторм и непогоду,
когда тошно так,
что хоть прыгай в воду,
от меня никто не слыхал и стона,
хоть порою становился я совсем зеленым.
А тут на карусели
честь свою ронять
и при всем народе
охать и стонать?
Нет, не быть такому, уверяю вас!
- Осторожно! Лошадь кончится сейчас!
Вы с нее скатились
и под вами мало
уж лошадки гривастой совсем осталось!
- обезьянка крикнула - и тут же толпа
собралась,
чтоб видеть, как сползет с хвоста
мчавшейся лошадки
бравый капитан.
Карусель же крутиться,
