Фэнтези - Виталий Каплан

Корпус

                              Виталий КАПЛАН

                                  КОРПУС


                                              Борису Семеновичу Зверкову -
                                              с благодарностью и любовью



                           ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГРУППА


                                    1

     Звонок вонзился в тишину Групповой миллионами холодных игл. И сверлил
уши, не переставая  ни  на  секунду,  все  на  одной  и  той  же  высокой,
надоедливо-острой  ноте,  пока,  наконец,  не  оборвался.  Но  слабые  его
отзвуки, точно тени ледяных иголок,  долго  еще  дрожали  в  душном  сером
воздухе, никак не желая исчезать.
     Пора бы уже привыкнуть.  Вон  их  сколько  бывает  каждый  день!  Это
обычное дело, как белые тарелки в столовой, как стенды  или  простыни.  Но
почему-то Костя не привыкал.  Слыша  звонок,  он  то  и  дело  вздрагивал,
сжимался, у него ныли зубы и портилось настроение.  Ненадолго,  конечно  -
вскоре все приходило в норму.
     Вот и сейчас он вздохнул и,  отложив  пухлую  книгу  в  темно-зеленой
коленкоровой  обложке,  вылез  из-за  парты.  На  самом  интересном  месте
прервали! Но ничего не поделаешь, надо. Он  подошел  к  двери.  Опять  эта
морока - строить Группу! Как же ему надоело - изо дня в день учить лопухов
порядку и маршевому шагу, за руками их следить, за ногами, за тем, как они
держат строй. Не слишком интересное  занятие.  Не  то  что  Боевые  методы
изучать или на Энергиях практиковаться.
     Хотя, если посмотреть с другой стороны, там он лишь один  из  многих,
там он ученик. Хочешь - не хочешь, а подчиняйся чужим командам. Зато здесь
он - главный. Не кому-нибудь  Группу  доверили,  а  ему.  Пускай  доверили
временно, но что с того? Он знает, что так положено. Все прошлые Помощники
сперва  считались  Временными,   а   потом   как-то   незаметно   делались
Постоянными. Многие сейчас, наверное, уже в Стажерах.
     - Внимание, Группа! - гаркнул он что есть силы. - Начинаю отсчет. Все
усвоили? Ну ладно, поехали. Раз... Два... Три... Четыре...
     Голос  его  наполнял  Групповую  сильными  упругими  волнами,   слова
отражались от выкрашенных салатовой краской стен точно волейбольные  мячи.
Все-таки есть, есть у  него  командный  голос!  А  ведь  сколько  пришлось
тренироваться, репетировать ночами в туалете, сколько было мучений и даже,
если говорить честно, тайных слез. Ладно, нечего  вспоминать.  Теперь  все
это в прошлом.
     - Десять! - он  медленно,  вкрадчивой  кошачьей  походочкой  двигался
вдоль шеренги замерших ребят. - Итак, на  сей  раз  кто  у  нас  последним
построился? Опять Рыжий? Понятненько. И сколько  это  будет  продолжаться,
Рыжий? А? Не слышу ответа. В общем, все, лопнуло мое терпение. После обеда
придется с тобой разобраться. Тянул я это  дело,  тянул,  да  видно,  зря.
Что-то разболтался ты в  последнее  время  до  ужаса.  Нехорошо!  Так  что
готовься к разборочке. Кстати, всех касается!
     Костя неторопливым взглядом обвел строй. Ну что  ж,  неплохо,  весьма
даже неплохо. Ребята стояли друг другу в затылок, строго по  росту.  Никто
не перепутал свое место, никто не задел соседа. Кое-чего он от них все  же
добился. Воспитатель Второго Ранга Сергей Петрович  Латунин  (Серпет,  как
его ребята  называют)  будет  им  доволен.  Наверное,  скоро  переведет  в
Постоянные Помощники. А там и до Стажерства недалеко. Недаром Серпет любит
повторять: "Мы сами куем собственное счастье." Так что должно  получиться,
должно!
     А Рыжова и в самом деле пора наказывать. Угрозы не помогают,  значит,
надо переходить к делу. Хватит с ним нянькаться, не  маленький.  Да  и  не
такой уж он тупой, хоть что-то должен же понимать. Но, видимо, понимать не
хочет. Как осрамились из-за него на той линейке! Все так здорово шло  -  и
тут Рыжий спутал свою правую ногу с левой.  И  главное,  при  этом  позоре
присутствовал сам Заместитель Первого Координатора!
     Кончилось тем, что Группу на всю неделю оставили без  полдника.  И  у
Кости с Серпетом состоялся  неприятный  разговор.  Лучше  сказать,  гнилой
базар. Конечно, Серпет прав. Кто Временный Помощник на Группе? Он,  Костя.
А по инструкции Помощник лично отвечает за все,  что  в  Группе  творится.
Кому, стало быть, шею мылить?
     Но хуже всего  оказался  конец  разговора.  Серпет  надолго  замолчал
тогда, а потом хмуро обронил: "Ну ты хоть понимаешь, что  меня  подставил?
Сколько раз я тебе предлагал: не уверен в Группе -  давай  пока  не  будем
выводить. Так нет, обязательно надо  быть  впереди  планеты  всей.  Вот  и
обгадились мы с тобой..." Так и сказал.
     А все из-за недоумка Рыжова.
     - Группа! Равняйсь! Смир-рна! В столовую на обед шагом марш!
     Костя и сам не понимал, зачем в столовую, что  удалена  от  Групповой
всего-то метров на двадцать,  шагать  строем.  Но  смысл,  конечно,  есть.
Серпет в таких случаях говорит: "А это чтобы  жизнь  медом  не  казалась."
Вообще-то правильно. С ними, с козлами этими,  только  ослабь  -  и  такое
начнется! Сразу пойдет борзеж, нахальство, драки,  а  кое-кто  (он  хорошо
знает, кто) попробует выдвинуться в  основные.  И  вся  жизнь  разладится,
придется начинать с нуля. Это ведь только сейчас они такие, воспитанные. А
копнуть глубже - там столько всего обнаружится...
     До  столовой  недалеко  -  тридцать  два  шага  по  узкому  коридору,
увешанному стендами про гигиену.  Над  каждым  стендом  мерцает  тоненькая
синеватая люминесцентная  лампа.  Нарисованные  мухи  и  тараканы  в  этом
малость неживом свете выглядят зловеще. Словно и не обычные  насекомые,  а
посланцы неких загадочных темных сил.  А  надписи  на  стендах,  наоборот,
смешные и глупые: "Непременно мойте руки перед едой!" Как же, попробуй  не
вымыть! Обязательно заметят, накатают запись в  журнал  Наблюдений.  Потом
неприятностей не оберешься. Или вот:  "Курение  -  зло!"  Да  разве  здесь
подымишь? А между  прочим,  хочется,  между  прочим,  тянет.  Грызут  мозг
смутные какие-то воспоминания, и от  них  пусто  делается  на  душе.  Нет,
ерунда  это  все.  Он  же  никогда  в  жизни  не  курил,  а  значит,  этим
воспоминаниям просто неоткуда взяться. Тем более, где  достать  курево?  А
даже если бы  и  удалось  -  на  минуту  он  представил  такую  немыслимую
возможность - все равно бы заловили. Вот тогда бы началось!  Тогда  прощай
все  мечты.  Это  тебе  не  грязные  руки.  Это,  как  ни  крути,   тайная
деятельность, о которой говорится в Обещании.
     Там, в тексте, много чего говорилось, но Костя не запомнил.  Обещание
они произнесли всего один раз, хором, и очень давно -  сейчас  даже  и  не
вспомнить, когда это было. Тогда-то они его знали наизусть - целую  неделю
из-за парт не вылезали, зубрили. А  когда  говорили  вслух  -  кажется,  в
каком-то полутемном зале с  черными  мраморными  стенами  -  Голос  внутри
головы негромко подсказывал слова. После этот Голос никогда уже не звучал,
да и само обещание порядком  подзабылось.  Но  насчет  курения  там  точно
сказано - Костя помнил, был там специальный такой параграф.  О  том,  чего
нельзя. А на следующий день он, набравшись храбрости, спросил у Серпета об
этом внутреннем Голосе. Тот выслушал вопрос и,  ничуть  не  изменившись  в
лице, скучным тоном обронил: "Все правильно. Так и должно быть."


     Столовую обволакивал ароматный запах борща. Вот место, которое  Косте
больше всего нравилось в Корпусе. Здесь было просторно, светло,  а  воздух
чем-то неуловимо отличался от того, что наполнял Групповую. Длинные  столы
накрыты бледно-голубыми клеенками, расставлены глубокие тарелки, а в них -
огненно-красный  борщ.  В  пластмассовых  хлебницах  горками  лежат  серые
ноздреватые куски, в круглых тонкостенных стаканах мутнеет вязкий  кисель,
а на стаканах плоские тарелки со вторым. Сегодня рис и котлета.
     Изредка бывало, что чья-нибудь тарелка  грохалась.  Заденут  рукавом,
или локтем зацепят. Есть в Группе такие козлы, вроде Васенкина или Рыжова.
Правда, подобное случается редко, пацаны берегутся. Ведь  если  что-нибудь
разобьешь - Наблюдательницы тут же  выведут  из-за  стола.  Это  в  лучшем
случае. А то ведь и в журнал Наблюдений запишут. Что  непременно  кончится
наказанием.
     Разумеется, с ним, с Костей, такого до сих пор не случалось, да и  не
могло никогда случиться. Он же ловкий, тренированный, чуть  ли  не  каждый
день в спортзале занимается. Кроме него, из всей Группы в спортзал допущен
только Серега Ломакин. Но он, само собой, по сравнению  с  Костей  мелочь.
Ему и четырнадцати нет. Хотя для своего  щенячьего  возраста  он  довольно
крупный. Со временем, возможно, займет Костино место,  когда  Костя  будет
уже младшим Стажером. В самом деле, почему бы и нет? Иначе откуда  Стажеры
вообще берутся? И ежу понятно - из таких же ребят, как и он.  А  из  него,
конечно, не  худший  Стажер  получится.  Это  уж  точно.  Главное  -  себя
показать, чтобы еще до Распределения заметили. Впрочем, кажется,  его  уже
заметили. Группу не кому-нибудь поручили, ему!  Пускай  временно,  но  все
впереди.
     Ладно,  что-то  он  замечтался.  А  мечтать   некогда.   Надо   делом
заниматься.
     - Группа! На месте стой - раз - два! - скомандовал Костя. - Дежурный!
Начать Благодарственное Слово!
     Сегодня  дежурит  Вовка  Зайцев,  чернявый  такой  парнишка,  шустрый
донельзя. Все бы ему поржать. Косте пришлось даже малость  его  окоротить.
Главное в таких делах - не опоздать.
     Сейчас Вовка напряжен и серьезен. Оно и  понятно  -  Благодарственное
Слово как-никак.
     -  Спасибо!  Спасибо!   Спасибо!   -   затараторил   Вовка,   надувая
зарумянившиеся щеки. - Спасибо за мудрость наших Воспитателей! Спасибо  за
зоркость наших Наблюдателей! Спасибо за чистые простыни, за вкусную пищу и
за Эффективный  Контроль!  За  доблестный  труд  Учителей  и  Контролеров,
Санитаров и Координаторов! Слава!  Слава!  Слава!  Слава  нашему  будущему
великому Предназначению! Слава Непостижимой Цели! Слава мудрому Верховному
Сумматору! Слава! Слава! Слава!
     Последнюю фразу все произнесли хором. Странное  дело,  всякий  раз  у
Кости  при  этом  пощипывало  глаза.  Как   услышишь   -   Предназначение,
Непостижимая Цель - так сразу приливает к сердцу теплая, радостная, хотя и
слегка тревожная волна. Конечно, смысла этих слов ему  не  понять  -  рано
еще.  После   Распределения   они   все   узнают.   Но   уже   сейчас   от
Благодарственного Слова хорошо. И не  только  ему  -  всем.  Конечно,  эти
двадцать парней - те еще ребятки, конечно, с  ними  нужен  глаз  да  глаз,
нужна строгость, но все же...
     В такие минуты Костя отчетливо понимал, что он и они - единое  целое.
Группа. И они дороги ему, хотя смешно было бы  произнести  подобные  слова
вслух. Да и кому сказать? А все-таки  возникает  перед  глазами  невидимое
жаркое облако.
     Правда, ненадолго. Отблагодарили - теперь можно и подзаправиться.
     Сегодня дежурило всего двое Наблюдательниц. Пожилая,  сморщенная  как
высохшее яблоко Маргарита Ивановна и полнокровная молодая  особа  Светлана
Андреевна. Если говорить честно, Костя иногда на нее поглядывал. Не просто
поглядывал, а по-особому. Он и сам  не  понимал,  чего  ему  хотелось,  но
сердце колотилось в грудной клетке точно  зверь,  кидающийся  на  стальные
прутья.
     Она, конечно, Костиных взглядов не замечала. Ну в самом деле, кто  он
такой?  Пацан,  которому  всего-навсего  пятнадцать.  Которому  глупо   на
что-либо рассчитывать.
     Сегодня Светлана Андреевна держалась довольно  странно.  На  щеках  -
красные пятна, под глазами - разводы (косметика у нее, что ли,  потекла?),
а движения непривычно резкие. Про таких говорят: "Как  пыльным  мешком  по
голове стукнутый."
     Вон как  лихо  тележку  с  ящиком  притормозила  -  чуть  в  стол  не
врезалась. Интересно, что ей будет, если  ящик  разобьется?  Впрочем,  без
толку гадать - он круглым счетом ничего о Наблюдательницах не знает.
     - Ну-ка, ребятки,  приготовьтесь  глотать,  -  негромко  скомандовала
Маргарита Ивановна, склоняясь над тележкой. Она открыла  пухлый  журнал  в
обложке из коричневой кожи, отчеркнула  там  что-то  ногтем  и  недовольно
хмыкнула.
     Потом каждому давали его Питье. В ящике  -  множество  ячеек,  сверху
наклеены бумажки с фамилиями, в каждой ячейке пузырек. Вкус обычно  бывает
омерзительный. А что поделаешь - надо! Нальют Питье  в  ложку,  сглотнешь,
скривишься - и тут же запьешь супом или киселем. Косте  смутно  помнилось,
что очень давно он, маленький  и  глупый,  пробовал  потихоньку  выплюнуть
Питье. И  ничего,  конечно,  этим  не  добился.  Отвели  в  спецкомнату  и
наказали, а после он поумнел и привык.
     Сейчас - даже приятно, особенно если ложку дает Светлана Андреевна. И
не поворачивается язык назвать ее Светандрой, как это принято у  ребят.  А
приходится называть. Хочешь - не хочешь, а будь как все.
     Другое дело Маргарита Ивановна. Попросту  говоря,  Марва.  Неприятная
тетка, въедливая. Если уж в ее седую  башку  влезет  мысль  к  чему-нибудь
придраться - она не отцепится, пока сама не устанет.
     Что самое противное - она упорно не желает замечать,  что  Костя  уже
давно Временный Помощник на Группе, а не какой-нибудь  там  Рыжов,  Галкин
или Семенов. На прошлой неделе обнаружила беспорядок в его  тумбочке  -  и
тут же накатала кляузу в  журнал.  После  этого  Серпет  на  Костю  как-то
подозрительно поглядывал, хотя и не сказал ничего. Вот и приходится с этой
теткой держать ухо востро.
     Костя ел без аппетита.  Почему-то  его  вдруг  затошнило,  даром  что
кормежка отличная. Такое с ним иногда случалось. Он знал, надо делать вид,
что все в порядке. А то  мало  ли...  Потащат  в  Изолятор,  а  там  вдруг
обнаружится, что он не годен на Стажера по медицине.
     Да и вообще все эти тошноты -  чепуха.  Наверное,  от  настроения.  А
может, освещение на него так действует?  Сзади,  из  высоких  чистых  окон
скупо льется серовато-желтый зимний свет, расплывается тусклыми пятнами по
стенам, по потолку. А  на  потолке  почему-то  горят  неяркие,  засиженные
мухами плафоны. Зачем горят, если сейчас день? И откуда взялись  мухи?  Не
со стендов ли про гигиену?
     Ладно,  пора  заканчивать.  Костя  вылез  из-за  стола,   скомандовал
построение - и ребята тем же медленным четким шагом отправились в  палату.
Светлана Андреевна крикнула им вслед: "Чтобы через пять минут была  полная
тишина!"
     А на самом деле, конечно, никакие не пять минут, а минимум полчаса. У
Наблюдательниц сейчас кончается смена, на пост другие заступают, и все это
долго длится - они треплются о своем, о  бабьем.  Называется  -  "передача
смены". Пока они болтают, можно переделать уйму всяких дел.
     В палате Костя не спеша стянул с койки  покрывало,  аккуратно  сложил
его вчетверо и повесил на сверкающую стальную  спинку  кровати.  Потом  он
разделся, но под одеяло не нырнул. Оглядев ребят -  все  ли  как  положено
разобрали постели, все ли готовы к тому, что будет - он сел на тумбочку  и
произнес речь:
     - Значит, такая хреновина, пацаны. Сегодня  у  нас  Рыжий  построился
последним. И вчера тоже. И на прошлой неделе подгадил нам на линейке. Я  с
ним базарил-базарил,  надеялся,  думал,  дошло  до  него,  сделает  парень
выводы. Но ему до лампочки. В общем, хватит чикаться, хватит уговаривать -
пора наказывать. Эй, Серега! "Морковку" мне сюда! И поживее!
     Серега  Ломакин  быстро  скрутил  из  вафельного  полотенца  для  ног
"морковку" и, предано глядя снизу  вверх,  протянул  Косте.  Серега  делал
"морковки" мастерски. Костя ему однажды показал, как вить  -  и  у  Сереги
дело пошло моментально. Очень хорошо пошло. Косте даже приходило иногда на
ум, что Ломакин уже сейчас готовит себя на Помощника.  Конечно,  делал  он
это не в наглую, но Косте  иногда  казалось,  что  ведет  он  себя  как-то
странно. Будто ему  втихомолку  что-то  обещано.  Хотя,  если  пораскинуть
мозгами - вряд ли. Кто может такому сопляку  что-то  пообещать?  В  Группе
имеются люди и постарше. Вот года через  два  еще  может  быть.  А  сейчас
пускай знает свое место.
     Костя  взял  "морковку",  слез  с  тумбочки  и  вразвалку  подошел  к
Рыжовской койке. Сам Рыжов сидел, вцепившись пальцами в подушку, бледный и
растерянный. Да и остальные притихли, как всегда в такие минуты.
     - Ну что, Рыжий, сам виноват,  добром  с  тобой  не  получается.  Сам
допрыгался. А я ведь предупреждал - от слов перейду к делу.  Ты  думал,  я
шучу, да? А я с тобой не шучу, надоело, знаешь ли, шутить. Так что, братец
ты мой, ложись на живот. Не бойся, на первый раз много не будет. Хватит  с
тебя и десяти горячих.
     Рыжов встал, виновато посмотрел на Костю и тихо, ни  на  что  уже  не
надеясь, попросил:
     - А может, не надо, а? Я исправлюсь, честно!
     - Знаю я твое "честно", - хмыкнул  Костя.  -  Всю  Группу  подводишь,
козел. Ну что, сам ляжешь как положено, или помочь?
     Он сжал кулаки, перенес центр тяжести на левую ногу.  Ну,  сейчас  он
ему пропишет! Ничего себе - Рыжов, сопля вонючая, препираться вздумал! Это
уже что-то новенькое. Если его сейчас не обломать - и другие  оборзеют.  И
вообще, раньше надо было начинать. А жалел ведь, откладывал. Ты смотри как
распустился - сам нашкодил, и еще надеется на прощение! Нет уж, дудки!
     Но работать  кулаками  Косте  не  пришлось.  Рыжов,  похлюпав  носом,
сообразил, что ничего ему не обломится, и лег на койку лицом вниз.
     Костя автоматически считал удары, думая о другом. Раньше к этому  был
интерес, он тренировал силу и резкость, а потом, когда наловчился -  стало
вдруг скучно. Да и не испытывал он сейчас к Мишке Рыжову  никакой  злости.
Даже немного жаль его  было.  "Морковка"  ведь  больно  лупит,  вон  какие
малиновые полосы на коже остаются!
     Он вдруг усмехнулся собственной мысли - а себя он позволил бы вот так
пороть?  Раньше-то,  конечно,  случалось,  когда  Помощником  был  Андрюха
Кошельков, огромный жирный парень, тупой как валенок, заменявший  нехватку
ума медвежьей мощью. Но это давно  было.  В  самом  деле,  глупый  вопрос.
Нельзя же сравнивать себя с каким-то недотепой Рыжовым. Его-то  наказывать
не за что. А вообще он бы, наверное, не дался. Махался бы что  есть  силы,
пока не вырубили. Не то что Рыжов, да и все они. Они всерьез не  брыкаются
- кишка у них тонка. Ну и что? Он разве виноват? Кто им в свое время мешал
добиться разрешения на тренировки? Это первое. А второе  -  с  ними  иначе
нельзя, мигом разболтаются.
     Механически  отвесив  десять  ударов,   Костя   бросил   измочаленную
"морковку" Ломакину и полез под одеяло. - И нечего хныкать, -  заметил  он
оттуда глотавшему слезы Рыжову. -  Смотри,  в  другой  раз  так  легко  не
отделаешься. Еще хоть раз из-за тебя Группу  нагреют  -  берегись!  Будешь
тогда через "коридор" ползать. Знаешь, что такое "коридор"?
     Рыжов молча кивнул.
     - Ну как, дошло до тебя?
     - Дошло, - буркнул Рыжов.
     - Вечно до тебя как до жирафа доходит. Вот сообразил  бы  ты  раньше,
сейчас, может быть,  без  порки  бы  обошлись.  Учти  на  будущее.  -  Он,
потянувшись, зевнул. - А теперь всем спать! И чтобы ни звука у меня!
     Костя отвернулся к бледно-салатовой стене. Раньше,  пару  лет  назад,
дневной сон был для него пыткой. Два часа лежать под  жарким  одеялом,  не
шевелясь, притворяясь,  будто  спишь  -  да  кто  же  такое  вытерпит?  Но
приходилось выдерживать - надо! А теперь вот он  моментально  засыпает,  и
никаких снов ему не снится - будто падает в глухую темную яму,  и  так  до
резкого, злобного звонка на подъем.



                                    2

     Костя проснулся в омерзительном настроении. И что всего  противнее  -
ему никак не удавалось понять, из-за чего. К тому же слегка  ныл  висок  и
опять, как и за обедом, подташнивало. Но это - ерунда. Стоит только  взять
себя в руки - и все будет нормально. Хуже  другое  -  какие-то  скользкие,
шевелящиеся в памяти обрывки сна. Именно обрывки - ни единого целого куска
не осталось. Сон растворился в голове точно кусок сахара в стакане с чаем.
Но пропитывал мысли точно липкая смола. Грызло Костю мутное  беспокойство,
и ему никак не удавалось переключиться на другое.
     А стоило. Умяв полдник - подсохшую булочку  со  стаканом  тепловатого
желтого чая, он пошел к  заступившей  на  смену  Наблюдательнице  -  брать
пропуск  в  спортзал.  Дежурила  толстая  заспанная  особа   -   Валентина
Сергеевна. Странное дело, перед тем,  как  выдать  пропуск,  она  зачем-то
посмотрела в  журнал.  Раньше  за  ней  таких  строгостей  не  замечалось.
Случайно ли это?
     Впрочем, не стоит переживать. Он  же  не  так  давно  стал  Временным
Помощником, а значит, Валентина могла его и не запомнить. Мало  ли  у  нее
Групп? Тем более, ей все до фени, и все  ребята  для  нее  на  одно  лицо.
Впрочем, тогда сегодняшняя ее бдительность получается тем более  странной.
Довольно подозрительно это.
     В спортзале стояла невыносимая жара. Дышать нечем,  а  Стажер  Валера
запретил открывать окно. Объяснять ничего не стал,  а  просто  усмехнулся:
"Еще чего выдумали! Отставить!" И заставил Димку Руднева,  который  трогал
шпингалет, отжаться лишних двадцать раз.
     Ну что ж, он имеет право. На то он и Стажер.  Когда-нибудь  и  Костя,
усмехнувшись  в  густые  усы,  прикажет  соплякам:   "Это   что   еще   за
самодеятельность? Прекратить!"  Скажет,  а  сам,  скосив  глаза,  украдкой
взглянет на эмблему на рукаве. Большая  серебряная  звезда  со  множеством
искривленных лучей. Символ мира.
     Но когда это еще будет? Лет через пять, не раньше. Интересно,  а  кем
был пять лет назад Валера? Наверное, таким же вот  Помощником  на  Группе.
Жаль, нельзя спросить. То есть, конечно, можно, да ведь Валера не ответит.
Отшутится. А то и хмыкнет: "Вон,  значит,  куда  метишь,  воробышек..."  И
черкнет что-то в коричневом журнале. Нет,  лучше  не  рисковать.  В  конце
концов, если он окажется  достойным  Стажерства,  ему  в  свое  время  все
объяснят. Главное - доказать, что достоин.
     А интересно, что будет через пять лет с остальными? Не все же  станут
Стажерами? Их-то куда? Впрочем, Костю это  не  колышет.  Пускай  они  сами
дергаются. Хотя и так ясно, что Рыжову, или, например, Царькову, Васенкину
ничего хорошего не светит. Действительно,  какая  от  них  польза?  Только
место занимают. Хотя, если разобраться, все не так просто. Серпет  однажды
обмолвился, что Группы комплектуются  со  смыслом.  Когда-нибудь  и  Костя
узнает этот смысл.
     Прыгнув, он уцепился за гладкую перекладину и быстро, не  давая  себе
отдыха, подтянулся двадцать раз. Что-то плоховато сегодня. Обычно  его  на
двадцать пять хватало, а то и на тридцать.  Ладно  еще  Валера  не  видит.
Иначе дал бы дрозда. Но Валера, окончив занятие, сказал: "Ну, вы  тут  еще
самостоятельно поразминайтесь" - и ушел к себе в  тренерскую.  И  возникло
минут пятнадцать свободы.
     А вообще сегодня все было нормально. Спарринг со  Смирновым  Костя  в
принципе выиграл, если не считать некоторых  мелочей.  Хоть  и  тыкал  его
Валера носом в ошибки, но у Смирнова их куда больше. Защиту его пробить  -
дело плевое, да и атакует он неуверенно, точно боится чего-то. Хотя,  если
по правде, несколько его ударов Костя пропустил. Что есть, то есть. Но все
равно хорошо. Тем более, отогнал лишние  мысли.  Они,  эти  лишние  мысли,
совершенно ни к чему. И с чего бы это всякая дрянь стала в  голову  лезть?
Может, болезнь какая-нибудь? Нет, вряд ли. Чувствует он  себя  неплохо,  а
тошнота - она пройдет.
     В раздевалке было еще жарче, чем в зале. Топили  на  полную  катушку,
энергии не жалели. До чего ни дотронешься -  все  горячее  точно  песок  в
пустыне. Кстати, неплохо бы узнать, какому идиоту пришла  в  голову  мысль
поставить  тут,  в  раздевалке,  металлические  скамьи?  Временами   Косте
казалось, что он сидит на  огромной,  пышущей  жаром  сковороде.  Пот  лил
градом, а утираться приходилось собственной майкой. Жаль, душ целый  месяц
уже не работает. Валера сказал, что-то там засорилось.
     Впрочем, ребята не спешили отсюда уходить. До ужина еще  есть  время,
никто не гонит, и можно посидеть, поболтать, расслабиться. А главное,  тут
все свои, Помощники на Группах. И Временные, и Постоянные. Народ  стоящий.
Жаль, встречаются они только здесь, на тренировках. Но  так  надо.  Группы
должны быть строго изолированы. Ничего не поделаешь, Карантинный Режим.  И
только  им,  Помощникам,  сделали  исключение,  разрешили  встречаться.  И
правильно. Нужно же им, будущим Стажерам, хоть изредка побыть со своими, с
равными. Не киснуть же им в Группах среди всякой бестолочи. Иногда неплохо
и человеком себя почувствовать. Свободным  человеком,  забывшим  про  свою
функцию в Группе, про Энергии и Предназначение. Просто сидеть  на  горячей
скамье в душной раздевалке без окон, слушать анекдоты.
     Анекдоты рассказывал Димка Руднев, Помощник с  четвертой  Группы.  На
сей раз речь шла о  любви  слона  и  обезьяны.  И  о  том,  что  из  этого
получилось. Хоть и чушь несусветная, а все равно смешно. Димка знает массу
подобных  анекдотов  и  никогда  не  повторяется.  Правда,  сейчас   Косте
показалось, что про слона и обезьяну он уже слышал. Причем не от Димки. Но
мало ли что ему кажется. Если на все обращать внимание, скоро свихнешься.
     - Еще чего-нибудь загни, а? - попросил он, натягивая мокрую  от  пота
майку на горячее тело.
     - Ну, чего бы такого еще... - Димка  на  минуту  задумался,  а  потом
выдал:
     - Ну, топает один лох  ночью  из  гостей,  к  нему  трое  в  переулке
подваливают: "Эй, мужик, дай закурить!" Ну, дядя ондатровую шапку снимает.
"На, держи... Эх, когда же вы все накуритесь!"
     Народ опять заржал, хоть и не так мощно, как после слона с обезьяной.
А Косте понравилось.  Он  представил  себе,  какая  рожа  была  у  мужика,
протянувшего шапку. А кстати, где все это происходило? Костя задумался.  И
снова полезли в голову глупые мысли.  Что  значит  "ондатровая  шапка"?  И
"переулок"? Странные какие-то слова, вроде бы и знакомые, и в то же  время
никак не удается вспомнить, где  же  он  их  слышал.  И  что  они  значат?
Кажется, маячат ответы,  до  них  почти  что  рукой  подать,  но  в  самый
последний момент они ускользают, а в голове остается противная серая муть.
И ведь такое случается довольно часто. И  тогда  приходится  гнать  лишние
мысли. В конце концов, это же  анекдот.  Главное  смысл,  и  неважно,  где
происходит действие. Наверное, в каком-нибудь городе. Хотя  что  значит  в
городе? Опять непонятное слово. Что это еще за какой-то  город?  Ведь  что
есть? Есть Корпус, вокруг него огромный заснеженный парк.  Там  они  почти
каждый день  гуляют  после  занятий  до  обеда.  Высокие  черные  деревья,
узловатая, припорошенная  снегом  кора,  изредка  попадаются  и  невысокие
лохматые елки. Аккуратные дорожки, по  бокам  их  здоровенные  сугробы.  А
дальше, где кончается парк - там стена.
     Однажды, ужасно давно, когда они были еще  сопливой  малышней,  Костя
спросил у Серпета - а что там, за стеной? Спросил и тут же испугался:  вот
сейчас возьмет его Серпет своими большими белыми пальцами за ухо и поведет
в свой кабинет, наказывать. За неположенный  вопрос.  И  все  пацаны  тоже
притихли, ждали, что будет. Но ничего  тогда  не  случилось.  Серпет  лишь
улыбнулся как-то невесело и сказал:
     - За стеной? Да ничего там  интересного.  Поле,  а  потом  все  опять
начинается. Впрочем, тебе этого, Костик, не понять. Лучше проверим, как ты
сделал уроки на завтра.
     Ну и глупо. Нечего Костю проверками пугать - он всегда хорошо учился.
И Серпет, между прочим, это знал. Видно, ляпнул первое, что пришло  ему  в
голову. Слишком уж ему Костин вопрос не понравился. До того не понравился,
что он даже притворился, будто не сердится.
     А насчет учебы - пускай лучше Васенкин с  Царьковым  чешутся.  Рыжов,
тот еще ладно, а вот  эти  два  обормота!  Надо  бы,  кстати,  сегодня  их
проверить. Иначе вполне может случиться так, что вместо уроков будут целый
вечер в фантики резаться. Уж сколько раз Костя и фантики у них отбирал,  и
лупил - а все без толку. Нет у них цели поважнее, чем фантики. Козлы, ведь
всю Группу тянут назад! Очень может быть, что из-за  них  на  целый  месяц
отменят прогулки. На Костиной памяти такое случалось несколько раз, давно,
задолго до того, как он стал Помощником. Так что же, из-за этих  придурков
целый месяц киснуть в душных стенах? И к тому  же  самое  плохое  впереди.
Говорят, есть такой  специальный  журнал,  куда  записывают  не  отдельных
ребят, а целые Группы. И что потом с ними бывает - никому  неизвестно.  Да
уж наверное что-нибудь бывает. Зря ничего делать не станут.
     Нет, пора с ними разбираться! И круто разбираться. Что самое  поганое
- они не кретины. Тогда все было бы проще. Раз уж их слабые  мозги  ни  на
что не годятся, то нечего от них и требовать. Как  выражается  Серпет,  из
пустого  кармана  можно  вынуть  только  фигу.  Так  что  забрали  бы   их
куда-нибудь Санитары - и всего делов!
     Но Костя знал, что такой номер не пройдет. Потому что на  самом  деле
они учиться могут. Просто ленятся, гады. Наплевать им и на  Группу,  и  на
Костины старания. Фантики им важнее.  Нет  уж,  придется  им  всыпать  как
следует, не то, что Рыжову. Каждому как минимум  полсотни  горячих,  да  к
тому же еще мокрой "морковкой". Или лучше не  "морковкой"?  Может,  ремень
взять? Хотя и этого для них  мало.  Надо  бы  им  "кобуру"  устроить.  Или
"метро". Правда, слишком уж круто получается. Это уже Андрюхой Кошельковым
пахнет. Да и ребята они в принципе  неплохие.  Добрые.  Царьков  по  ночам
здорово травит всякие истории, а Васенкин - тот  вообще  самый  младший  в
Группе, самый слабый.


     - Да, пацаны. А неплохо бы и нам курнуть, - мечтательно пробасил Леха
Смирнов. - Мы что, не мужики разве? Маленькие мы, что ли?
     Оторвавшись от своих мыслей, Костя поднял голову. А в самом деле! Тут
все свои, ребята надежные, в случае чего никто не настучит.  Так  что  все
законно.
     - У тебя, Леха, что, крыша поехала? - осведомился  между  тем  Серега
Александров, Помощник из девятой Группы. - Чего курнуть, в натуре? А  тебя
что, заначено?
     - Ну, как знать, как  знать,  -  рассеянно  ответил  Леха,  оглядывая
ребят. - Для хороших людей, может, и найдется.
     - И что же у  тебя  заначено?  -  поинтересовался  из  угла  огромный
толстый парень, Сашка Орехов.
     - Ну, хотя бы "Астра" нераспечатанная, - каким-то очень уж  небрежным
голосом произнес Леха.
     А Костя насторожился. Мечтать  было  занятно,  но,  выходит,  это  не
просто треп? И заерзали в душе давно забытые чувства. Потянуло.
     - И откуда же у тебя такое богатство? - хмыкнул Димка Руднев, малость
обиженный, что о нем с его анекдотами все по-свински забыли.
     - Меньше будешь знать - лучше будешь спать, - отбрил его Леха. -  Что
там Варваре оторвали? Или тебе из другого места?
     -  Может,  попробуешь?  -  скучным  тоном   поинтересовался   Руднев,
поднимаясь во весь свой исполинский  рост.  Кулаки  его  сжались,  а  ноги
как-то плавно, незаметно для глаза приняли боевую стойку.
     Но  дальше  этого  дело  не  пошло.  Миха  Гусев,  самый   мощный   и
влиятельный, решительно сказал:
     - Ладно, мужики, кончай гнилой  базар.  Не  все  вам  равно,  откуда?
Главное что? Главное - Леха всех угощает. Я правильно понял?
     - В самую  точку,  -  ответил  заметно  повеселевший  Леха.  Драка  с
Рудневым, по всему видно, не входила в его  планы,  но  отступать  первому
тоже не хотелось. - Мне же одному  дымить  скучно,  -  добавил  он,  хитро
прищурившись.
     Косте не понравился его взгляд. Наглеет  что-то  Леха,  надо  бы  ему
вставить.
     - Правильно, скучно, - вмешался он в разговор. -  Да  и  страшновато,
наверное.
     - Это тебе, Кастет, может, и страшно, - сейчас же обиделся Смирнов. -
Пожалуйста, можешь отказаться. За уши никто не тянет.
     - Это точно, - добавил Руднев, неожиданно принимая Лехину сторону.  -
Нам же больше достанется. Меньше народу - больше кислороду.
     - Вы чего, пацаны, - растерянно произнес Костя. Он даже  привстал  со
скамейки. Разговор явно принимал какой-то нехороший оборот. - Я же с вами.
Я как все.
     - Ну, а раз так, фильтруй базар и не дрыгайся, - наставительно  изрек
Леха. Он открыто наслаждался победой.
     - Это кто из нас дрыгается? Ты чего наезжаешь, а? - тут же возмутился
Костя. - Сам воздух спортил, а теперь на меня баллоны катишь, да? - Жаркое
облако злости охватило голову. Он готов был сейчас зубами грызть Леху.  Ни
фига себе борзеж!
     Но тут снова вмешался Гусев.
     - Все, мужики, замяли, - резко пробасил он. - Не выступай, Кастет.  А
ты, Леха, двигай дальше.
     - Ну, значит, так, - зачастил  Смирнов.  -  Возьму  я  ее  завтра  на
прогулке, она у меня на улице заначена, я же не дурак, чтобы здесь тырить.
А после тренировки в раздевалке и и  курнем.  Все  равно  Валера  сюда  не
суется, чего ему тут делать?
     - А запах? - поинтересовался Серега Александров.
     - Да не будет никакого запаха, развеется за ночь.
     - Жаль, окна здесь нет, - заметил Костя. - С окном надежнее было бы.
     - Ничего, - ответил Леха. - Кто не рискует, тот не пьет  шампанского.
Не боись, не накроемся.
     - Ну что ж, тогда все путем, - подвел итог Миха. -  Только  смотрите,
мужики, если кто сболтнет...
     - Да мы все такого  козла  замесим,  -  решительно  выпалил  Смирнов,
отчего-то взглянув на Костю.
     - Это уж точно, - поддакнул из своего угла Сашка Орехов.
     - Всем коллективом будем месить, - добавил Серега.
     - Ну все, значит, заметано, - поднялся Гусев. - Ладно, мужики, хватит
рассиживаться, на ужин опоздаем.
     Ребята натянули форму и толпой потекли наружу. В коридоре было  жарко
почти как в раздевалке. Что за день такой сегодня? С чего бы  так  топить?
Да еще и форма кусачая. Как же надоело таскать на себе это серое сукно! То
ли дело на даче, в шортах и футболке. Стоп,  неужели  опять?  Снова  лезут
откуда-то непонятные слова. Ох, не к добру.
     Да еще базар с Лехой настроение подпортил. Чуть было не подумали, что
он трус. А может, и подумали? Кто их знает? Мало ли что у  ребят  на  уме?
Хорошо хоть, он быстро поправился. Правда, все равно неуклюже  получилось.
Ладно, остается надеяться, что это пустые страхи и никто ничего такого  не
думает. Иначе дело дрянь. Хоть от тренировок отказывайся.
     А с другой стороны, если их накроют - тогда прощай  все.  Тут  уж  по
первое число всыплют. Тайная Деятельность, да еще в сообществе. Тогда ни о
каком Стажерстве и речи быть не может, да и с Помощников их  всех  погонят
как щенков веником. И очень вероятно,  вся  эта  история  кончится  Первым
Этажом. Туда ведь отправляли и за куда меньшие провинности. Слишком многим
приходится рисковать. Не отказаться ли? Но поздно теперь отказываться.  До
завтрашнего дня он ребят не увидит. И что тогда получится? Если их  завтра
заловят, придется отвечать наравне со всеми.
     Никто не станет разбираться - хотел он, не хотел,  курил,  не  курил.
Может, не ходить завтра на тренировку? Притвориться больным, к примеру. Но
если ребята засыпятся, то подумают, что именно  он  их  заложил.  В  самом
деле, подозрительно. Сперва  завел  гнилой  базар,  потом  вообще  закосил
тренировку. Здесь и ежику понятно, кто. Хотя есть тут и еще одна  сторона.
Ну, заловят их всех, кроме него - точно уж снимут  с  Групп,  а  то  и  на
Первый Этаж задвинут. Значит, он, Костя, их больше никогда не увидит.  Как
и они его. И они могут думать про него все, что угодно - он этого  никогда
не узнает. Стукачом его никто не обзовет (то есть он не услышит), в  морду
не плюнут (не придется утираться). Не говоря уже  о  месиловке.  Не  будет
никакой месиловки.
     И вот это - самое страшное. Если такое  случится,  как  дальше  жить?
Навсегда остаться предателем? Уж лучше тогда Первый Этаж.
     Ну что ж, делать нечего, риск - дело благородное. Как все, так и  он.
Тем более, ужасно все-таки хочется подымить. Ведь когда-то  же  он  курил.
Иначе откуда он помнит сладковато-горький дым в горле? Не только в голове,
всей грудью, всеми легкими помнит. Помнит даже, как все это было в  первый
раз.
     Он накурился до одури, у него кружилась  голова  и  слезились  глаза,
какая-то сила тянула его книзу. Но у него  все-таки  хватило  духу  (да  и
глупости) заявиться в таком виде домой. Было шесть часов вечера, на  улице
уже темнело - осень, и оттуда, из грязно-синих  сумерек  доносился  нудный
лязг трамвая. А мама тогда размораживала  холодильник.  Он  увидел  пустое
нутро холодильника сквозь стекло кухонной двери. И хлопнулся на пол.
     Странно, что мама ничего тогда не поняла. Всполошилась, перенесла  на
диван, раздела и сунула под мышку скользкий холодный  градусник.  И  потом
долго дозванивалась до неотложки, но к счастью, так и  не  дозвонилась.  А
он, маленький дурачок, лежал под жарким одеялом и ежился от страха - вдруг
мама догадается его обнюхать?
     Ну вот, начинается! Какая еще мама,  какой  градусник?  Чушь,  ерунда
какая-то. Ведь ничего этого не было, да и быть не могло. Он всю свою жизнь
провел здесь, в Корпусе, здесь и появился на свет,  как  и  все  остальные
ребята,  да  и  вообще  все  вокруг.  Зачем  же  лезут  в  голову   ложные
воспоминания? И  откуда  они  только  берутся?  Да  еще  такие  четкие,  с
подробностями. Нет, наверняка с ним творится что-то очень  скверное.  Ведь
все одно к одному. Тошнота, головная боль, настроение паршивое. Глюки  эти
- тем более, что не в первый раз. Да еще и Белый к тому же.  Пожалуй,  это
самый грозный признак.  Признак  чего?  Болезни,  конечно.  И  что  теперь
делать? Скажешь кому-нибудь из взрослых - могут снять с Помощников. Ведь и
в Уложении ясно сказано, что Помощник  на  Группе  должен  быть  абсолютно
здоров. Значит, оставить все как есть? Но тогда болезнь будет развиваться.
Интересно, до чего же она разовьется? Сейчас со стороны незаметно,  а  что
же будет тогда? Ведь заметят же они, что с ним что-то неладно. И снимут  с
Помощников. Это в лучшем случае.
     А вдруг отправят на Первый Этаж?  Что  может  быть  страшнее  Первого
Этажа? Что там, на Первом, Костя не знал. Зато твердо знал главное  -  там
место, страшнее и хуже которого нет нигде в мире. И значит,  лучше  вообще
ни о чем не думать. Может быть, все и обойдется. Может,  это  вовсе  и  не
болезнь. Или болезнь, но сама пройдет.
     Нарочито медленно - не скакать же ему, как  мелкому  ребятенку  -  он
приблизился к  столу  дежурной  Наблюдательницы.  За  столом  по-прежнему,
уткнувшись в вязание, пребывала вечно сонная  Валентина  Сергеевна.  Та  и
головы не подняла. Лишь махнула рукой - сам мол,  действуй.  Повесив  свой
оловянный жетон с выбитым номером "РС-15" на положенный гвоздик, он  молча
удалился. Пора было возвращаться в Группу, строить парней на ужин.



                                    3

     Ночная Наблюдательница щелкнула  выключателем  -  и  палату  затопила
вязкая темнота. Что ж, прошел еще один день, еще  одно  кольцо  в  длинной
цепи без начала и конца. Не слишком плохой день, но и не слишком  удачный.
Что-то было сегодня такое... Настораживающее. И  сколько  Костя  ни  ломал
голову - не мог понять, что именно. Уж наверняка не  затея  с  куревом.  В
конце концов - чего он так перепугался? Пускай даже и поднимут шухер - это
не так уж страшно. Может быть, как раз то и хорошо,  что  их  всех  вместе
заловят. Дело-то получится слишком громкое, не будут  они  его  на  полную
катушку раскручивать. Иначе получается, что и Санитары, и  Воспитатели,  и
Контролеры - все они прозевали? Значит, плохо  работают.  Наверняка  ихнее
начальство именно так и подумает. А  значит,  до  начальства  доводить  не
станут. Спустят дело на тормозах.
     Ну, накажут, конечно, но не так,  чтобы  уж  очень.  Лишат  прогулок.
Отберут пропуск в спортзал. Да и то временно. А с  Помощников  снимать  не
будут. Иначе Воспитателям пришлось бы обо  всем  доложить  руководству.  И
добро бы дело  касалось  одного  кого-нибудь,  а  то  ведь  все  Помощники
попались. Тут уж или всех гнать, или никого. Нет, ясное дело,  не  доведут
они до начальства. Ведь и Костя, если говорить честно, не обо всем Серпету
докладывает. Так что можно спать спокойно.
     Но спать спокойно не  получалось.  В  голову  опять  лезли  странные,
лишние мысли. С ними надо было бороться, и Костя знал, как. Нужно  закрыть
глаза и представить себе вертящиеся круги. Постепенно  их  станет  больше,
они начнут сливаться - и придет сон. Метод проверенный. Костя придумал его
очень давно, только никому не говорил. Ведь это касается лишь его.
     Однако на сей раз ему не  удалось  удержать  круги  в  сознании.  Они
таяли, а вместо них почему-то вспомнилось, как Серпет пришел после ужина в
Групповую. Был он какой-то странный, не такой,  как  всегда.  Кроме  Кости
никто, наверное, ничего и не заметил, но Костя сразу почувствовал:  что-то
не так! То ли Серпет зол на кого-то, то ли напуган. Впрочем,  это  ерунда!
Нет на свете ничего такого, что могло бы его напугать. Но отчего же  такой
растерянный взгляд, такие резкие движения? Что с ним  случилось?  Стоп!  А
почему он, собственно, решил, будто с Серпетом что-то случилось?  Мало  ли
отчего у людей бывает плохое настроение?
     Впрочем, Серпет быстро  успокоился.  Сел  за  стол,  раскрыл  журнал,
поправил полу своего нестиранного серого халата.  Косте  всегда  казалось,
что халат ему совершенно не идет. А что идет? Трудно  сказать.  Но  уж  во
всяком случае не форменный халат Воспитателя. Скорее  уж  кольчуга,  латы,
длинный меч  у  пояса,  прямо  как  в  романах  Вальтера  Скотта.  Правда,
неизвестно, как вели себя рыцари в минуты  рассеянности.  Дергали  ли  они
себя за левый ус? А Серпет дергает. Есть у него такая привычка.
     Открыв журнал, Серпет, как и обычно,  несколько  минут  молча  что-то
туда записывал, и только потом спросил Костю о делах в Группе.
     - Ну, значит, так, Сергей Петрович, дела такие, - бойко начал  Костя,
вылезая из-за парты. - Никаких особых ЧП у нас сегодня не было.  Нарушений
тоже. Вот только Рыжов все никак не научится строиться. Но мы  с  ним  уже
побеседовали. Ну, и как всегда, Васенкин с  Царьковым.  Тянут  всю  Группу
назад. Васенкин сегодня на Энергиях опять пару схватил. Будем разбираться.


     Костя вспомнил, как это было. Энергиями занимались в огромном,  плохо
освещенном  зале.  Отполированные  гранитные  стены  уходили  в   темноту,
незаметно перерастая в почти невидимый потолок. Окон не было, лишь боковые
светильники заливали пространство мутным сиянием. У стен приткнулись узкие
деревянные скамейки, а в  дальнем  углу,  на  возвышении,  торчал  могучий
преподавательский стол.
     Почему-то всякий раз в этом зале на него накатывало ощущение какой-то
старой, растворенной в темном воздухе тревоги. И не только у него. Однажды
он после тренировки поговорил с ребятами, и оказалось - у всех так.
     ...Они сидели на длинной, отполированной ученическими  задами  скамье
возле стены. Преподаватель, пожилой и угрюмый Василий Андреевич, с другого
конца зала внимательно смотрел на них. Потом откашлялся и не  спеша  начал
давать материал.
     Главная  трудность  на  этих  занятиях  -   не   умом   схватить,   а
почувствовать. Тем более, Василий Андреевич особенно на теорию не нажимал.
Главное, - говорил он, - это вызвать Энергию,  ощутить,  как  она  в  тебе
рождается, слиться с нею, а потом и научиться ею управлять. Ну, а что, как
и почему - им пока знать рано.
     Косте нравились  уроки  Энергий.  Ему  несложно  было  расслабляться,
выкидывать из головы все обычное, превращать свое тело в пустоту - в точку
без времени и пространства, без мысли и желания - быть ничем, и  в  то  же
время чувствовать, как неизвестно откуда  вливается  в  него  исполинская,
нечеловеческая сила. Через несколько минут он поднимался со скамьи, полный
этой силы. Слегка кружилась голова, в ушах звенело, а перед глазами  плыли
радужные пятна, но зато он способен был сделать все - или  почти  все.  По
приказу Василия Андреевича он мог создавать из ничего, из  пустоты,  любой
предмет - хоть стол, хоть камень, хоть карандаш. Мог, сосредоточив  взгляд
на каком-нибудь месте, вызвать там взрыв или гудящее лохматое  пламя.  Мог
сотворить ветер или снег - и  самому  было  странно  глядеть  на  то,  как
медленно падают  с  потолка  крупные  синеватые  снежинки.  Все  эти  вещи
получались у него без труда.
     А вот с  живыми  объектами  оказалось  посложнее.  Василий  Андреевич
вытаскивал из подсобки живого кролика, и нужно было убить его взглядом. Не
раздавить, не сжечь - никаких грубых методов. Нужно убить, не  прикасаясь.
Действовать только силой мысли. Просто сделать живое мертвым.
     И это оказалось куда тяжелее дождя или пламени.  Костя  тратил  почти
всю  свою  силу  на  жалких,  по  всей  видимости,  давно  не   кормленных
грязновато-серых  кроликов,  а  после  его  шатало,  к  горлу  подкатывала
жгуче-кислая волна рвоты.
     Василий Андреевич объяснил, в чем дело. Костя пока не умеет  выделять
из общего потока Энергий нужную волну. Но не стоит расстраиваться. В  свое
время все придет.
     И Костя ждал, когда же оно  придет,  это  время.  Ясно  же,  что  без
отличной оценки по Энергиям на Стажерство нечего  и  рассчитывать.  Серпет
однажды дал ему это понять. Конечно, еще оставалось много времени -  почти
три года, но Костя иногда нервничал. А вдруг и потом  не  получится?  Ведь
разделять Энергии куда сложнее, чем вызывать.  Тут  одних  ощущений  мало,
нужно еще что-то, о чем ни Василий Андреевич, ни Серпет ему до сих пор  не
говорили, но он знал - есть какой-то барьер. И если этот барьер не взять -
плакало его Стажерство.
     Впрочем, сегодня он  разделывался  с  кроликами  без  особого  труда.
Кажется, он все-таки понял, как настроиться на нужную волну.  Сперва  надо
очень ясно почувствовать объект -  лопоухого  испуганного  кроля,  увидеть
внутренними глазами, как колотится его маленькое сердце, как ему страшно и
одиноко, представить его во всех подробностях, как  бы  слиться  с  ним  в
единое целое. А потом резко, точно делая удар,  отключиться  от  него,  не
просто оборвать связь - этого мало, а выбросить всякую мысль об объекте из
головы, из времени и пространства. Перейти  в  мир,  где  кролика  нет.  И
никогда не было. Вот и все,  только  делать  надо  быстро,  иначе  Энергия
уйдет, рассеется в темном и холодном воздухе зала.
     Василий Андреевич одобрительно кивал,  наблюдая  Костину  расправу  с
кроликами, не поправлял, не делал замечаний,  а  когда  последний  объект,
коротко  дернувшись,   застыл   на   тускло   поблескивающем   надраенными
паркетинами полу, он негромко сказал:
     - Ну что, Константин, большое продвижение. Кажется, сегодня ты уловил
принцип. Однако не слишком задирай нос. Выделить в общем  потоке  какую-то
одну волну - это не одно и то же, что уметь  выделять  любую.  Видишь  ли,
решение задачи еще не означает  овладение  методом.  Тут,  можно  сказать,
универсальный принцип. Так что упражняться и еще раз упражняться.
     Костя сел. Голова у него слегка кружилась.  Все  же  намучился  он  с
этими кроликами - но усталость  ощутил  только  опустившись  на  холодную,
слегка пружинящую скамейку. Трудно было двигаться, болел висок. Ну  ничего
- скоро пройдет. Пока же он следил за остальными.
     Конечно же, у них у всех получалось плохо. Времени они тратили  уйму,
кролики дохли  неохотно,  перед  смертью  верещали,  дергались  в  нелепых
судорогах. В общем, недовольно оценил Костя, грязная работа. Видно,  плохо
усваивают. А почему? Лентяйство. Думают, козлы, только о том,  когда  урок
кончится. О борще думают, о котлетах. Какая уж там концентрация.
     Но Васенкин, как и следовало ожидать, вновь отличился. Когда  подошла
его очередь вставать со  скамьи  и  работать  с  кроликами,  он  почему-то
заморгал глазами, побледнел. Выйдя на середину зала, он долго  смотрел  на
пушистого серого зверька, потом уставился в пол, напрягся, но все, что ему
удалось - это вызвать легкий ветерок.
     - В чем дело? - сухо спросил его Василий Андреевич.
     Васенкин молчал, не поднимая головы, потом тихо ответил:  -  Не  могу
я... Жалко.
     - Кого жалко? - бесцветным голосом поинтересовался Василий Андреевич.
     - Кролика, - еле слышно прошептал Васенкин.
     Василий Андреевич слегка опешил от такого ответа. Но тут же справился
с собой и холодно заметил:
     - Идиот! Себя бы лучше пожалел...  Впрочем,  меня  это  не  касается.
Садись - два!
     Когда Васенкин опустился на скамью, Костя слегка придвинулся к нему и
прошипел:
     - Ну, смотри у меня, Санек, допрыгаешься. Всю  Группу  назад  тянешь!
Плохо это для тебя кончится.
     Васенкин промолчал.
     Теперь, стоя перед Серпетом, Костя  понял,  что  его  тогда  удивило.
Странная фраза  Василия  Андреевича:  "Идиот!  Себя  бы  лучше  пожалел...
Впрочем, меня это не касается..." Вроде бы все к  месту  -  действительно,
Васенкину за его штучки несладко придется. Но вторая половина фразы - "Это
меня  не  касается..."  Зачем  он  так  сказал?  Точно  Василий  Андреевич
почувствовал вдруг какую-то непонятную вину и своими словами попробовал от
этой вины отгородиться. Впрочем, ерунда! Что еще  за  вина?!  У  кого?!  И
перед кем? Перед сопляком Васенкиным? Не может такого быть, чушь  собачья!
Если кто и виноват, так уж именно злополучный Саня.
     И все же Костя чувствовал  -  фраза  Василия  Андреевича  сказана  не
случайно. Что-то за нею кроется.


     Серпет окинул Костю изучающим взглядом:
     - Интересные вещи говоришь, друг  ты  мой  Константин,  -  сказал  он
негромко. - Интересные, а  главное,  неожиданные.  Ведь  эту  фразу  твою,
"будем разбираться", я уже два месяца подряд слышу. Знаю, слово у  тебя  с
делом не расходится. Ты постоянно разбираешься. А толку что?
     Какой-то  неприятный  тон  был  у  Серпета.  То  ли  из-за  паршивого
настроения, то ли и в самом деле у него что-то случилось. Костя  никак  не
мог понять, в чем дело, и оттого росло в нем мутное, глухое  беспокойство.
Но справившись с собой, он улыбнулся и ответил:
     - Тут, Сергей Петрович, одно из двух. Или они,  то  есть  Васенкин  с
Царьковым, сачки, или идиоты. Если  сачки  -  мы  их  перевоспитаем.  А  с
идиотами что делать?
     - М-да... Вопрос, конечно, интересный. Что делать с идиотами?  Может,
на колбасу пустить?
     - Из них невкусная колбаса получится, Сергей Петрович,  -  усмехнулся
Костя. Он уже почти успокоился. Если Серпет начал шутить,  значит,  все  в
норме.
     -  Хм...  С  другой  стороны,  может,   именно   так   мы   и   решим
Продовольственную Проблему? - не то вслух, не то про себя сказал Серпет. -
А вообще, не мешало бы их самих послушать. Может, скажут чего интересного?
     - Ничего они вам интересного не скажут, Сергей  Петрович,  -  ответил
Костя. - Будут молчать как валенки, что я их не знаю?
     - Ну, все же попытаю счастья, - бросил Серпет и громко скомандовал:
     - Васенкин, Царьков! Встать!
     Вихрастый лопоухий Васенкин медленно вылез из-за  парты  и  встал  по
стойке смирно. Стойка получилась у него так себе.
     - А где же второй? - поинтересовался Серпет.
     - Второй сейчас унитазы протирает, - ответил  Костя.  -  Это  у  него
любимое занятие.
     - А главное, полезное для общества, -  весело,  даже  как-то  слишком
весело улыбнулся Серпет. - Ну да не беда. Поговорим и с одним  Саней.  Ну,
что скажешь, голубь ты мой ощипанный? Долго так будет продолжаться?
     - Как? - не поднимая головы, тихо спросил Васенкин.
     - А вот так. С двойки на  тройку  перебиваешься,  уроки  не  делаешь,
брюки мятые. Почему у тебя такой вид,  точно  сквозь  джунгли  продирался?
Костя, еще раз его в таких брюках увидишь - сними.  Не  умеет  ходить  как
человек - будет ходить без штанов. Понятно тебе, Саня?
     Васенкин молча кивнул. Все эти разговоры были ему знакомы.
     Косте они тоже были знакомы, и он понимал, что Серпета  меньше  всего
волнуют Санины брюки, да и грозится он просто так, без  настоящей  злости.
Серьезные приказы он отдает другим голосом.
     - Ну, а с учебой  что  собираешься  делать?  -  усмехнувшись  в  усы,
продолжал Серпет. -  Учителя  ведь  на  тебя  время  тратят,  здоровье.  А
здоровье у них, между прочим, не железное. Может, зря они надрываются, а?
     - Наверное, и в самом деле зря,  -  вставил  Костя.  И  напрасно  это
сделал, потому что Серпет тут же нахмурился и произнес:
     - Я сейчас, Константин, беседую не с  тобой,  а  с  Васенкиным.  Свои
умные мысли выскажешь мне потом. Наедине.  А  сейчас  будь  уж  так  добр,
закрой рот.
     Пришлось закрыть рот, да так и стоять возле парты с закрытым ртом, на
виду у всей Группы. Что поделаешь, сам виноват.
     - Не слышу ответа, Саня, - произнес Серпет уже погромче.
     - Я исправлюсь, Сергей Петрович, я  обещаю,  -  забормотал  Васенкин,
пошмыгивая носом.
     - Вот-вот, - подхватил Серпет, - исправься.  Сделай  нам  всем  такое
одолжение. А то я уж и не знаю, что с тобой делать.  Сколько  раз  и  я  с
тобой беседовал, и Костя вон, а результатов с гулькин нос. Видно, пора  от
слов переходить к делу. Значит, так. Устанавливаем тебе испытательный срок
- неделю. Если за неделю получишь хоть одну  двойку  -  тогда  все.  Тогда
вопрос решается окончательно, переводим тебя на Первый Этаж.  Надеюсь,  ты
меня понял? Да, - повернулся он к Косте, - то же самое передай  и  мойщику
туалетов, то  бишь  его  величеству  Царькову.  Вместе  друзья-приятели  в
фантики резались, вместе  и  на  Первый  Этаж  спланируют.  Этакая  фигура
высшего пилотажа получится. Ну, а пока, Костя, наблюдай за обоими столпами
разума. Чуть только двойка - сразу пишешь рапорт на мое имя.  А  пока  что
действуй своими методами. Глядишь, вдруг что и  получится...  Ну,  с  этим
все, - и Серпет небрежным жестом велел Васенкину сесть.
     - А вообще, Костик, - сказал он чуть погодя, - мне что-то не  слишком
нравятся дела в Группе. Я уж честно  тебе  скажу.  Конечно,  работаешь  ты
неплохо, опыта набираешься. Но ситуация  тяжелая.  Успеваемость  в  Группе
довольно средняя, дисциплина стала  получше,  но  тоже  весьма  далека  от
идеала. На одной маршировке далеко не уедешь.
     Серпет задумался о чем-то, дернул себя за левый  ус  и,  взглянув  на
часы, изрек очень уж каким-то металлическим голосом:
     - Ты ведь понимаешь, Константин, все вы тут выращиваетесь не зря.  Но
каждому ли ясно, в чем состоит ваш долг? Хотя вроде  бы  должны  понимать,
Обещание давали. Мы тут все делаем Одно Общее Дело. И нет ничего сложнее и
ответственнее. Разумеется, вы еще не  готовы,  вам  еще  предстоит  пройти
через Откровение, получить Великое Знание. И  хотя  все  это  случится  не
скоро,  но  кое-что  вы  уже  сейчас  могли  бы  для  себя  уяснить.  Идет
грандиозная борьба. Кое-кто из вас об  этом  забыл,  но  факты  налицо.  А
готовиться к борьбе вам надо уже сейчас. Потом  поздно  будет.  Через  три
года всех  вас  ждет  Распределение,  впрочем,  для  некоторых  оно  может
наступить раньше. И куда бы вы ни попали, какую бы работу  ни  получили  -
дело у вас у всех одно.
     Правда, некоторые этого не понимают. Некоторым кажется, что это всего
лишь высокие слова,  а  жизнь  -  это  койку  заправлять  как  следует  да
котлетами обжираться. Нет, мои дорогие, так будет до поры  до  времени.  А
тебе, Костя, следовало бы почаще напоминать ребятам об их будущем. Так что
вот так, - Серпет снова продолжал обычным  своим  тоном,  -  дисциплину  с
успеваемостью резко поднять. Каким образом -  думай  сам.  На  то  тебе  и
голова дана. Что непонятно - приходи, объясню. Так... Теперь что  касается
Рыжова. Думаю, надо с  ним  индивидуально  позаниматься.  Именно  тебе,  -
Серпет навел на Костю свои большие зрачки. -  То,  что  ты  с  ним  сейчас
делаешь, неэффективно. Пороть его, по-моему, дело безнадежное. Он ведь  не
потому строится плохо, что лентяй. Он бы и  рад,  но  координация  плохая.
Лучше его  потренировать,  развить  у  него  реакцию,  скорость.  Ну,  сам
понимаешь.  И  чтобы  с  этим  не  тянуть,  -  Серпет  помедлил,   то   ли
прислушиваясь к чему-то, то  ли  ловя  ускользнувшую  мысль,  -  чтобы  не
тянуть, начни с ним заниматься завтра же. От  полдника  до  ужина.  Да,  я
помню, тренировка у тебя, кажется. Ну ничего, один раз можно и пропустить,
ради общего блага.
     Костю от его слов прямо в жар бросило. Ни  фига  себе  подарочек!  Не
придешь завтра - подумают, что сдрейфил. Или, того хуже, настучал.
     - Сергей Петрович, - быстро заговорил он, пытаясь справиться с комком
в горле, - завтра  ну  никак  не  получается.  У  нас  ведь  полным  ходом
подготовка к соревнованиям. На первенство Корпуса!  Это  же  честь  этажа!
Давайте я с ним в другое время позанимаюсь. Хоть ночью, хоть в тихий час.
     - Какой ты, однако, эмоциональный, - улыбнулся Серпет.  -  А  я  ведь
хотел как лучше. - И улыбка исчезла. Словно  бритвой  ее  отрезало.  -  Ну
ладно. Делай как знаешь. Разумеется, ни ночью, ни вместо тихого  часа.  Об
этом не может быть и  речи.  Нарушать  режим  дня  я,  как  понимаешь,  не
позволю. А вообще, - он снова  помолчал,  потом  сумрачно  произнес,  -  а
вообще будь осмотрительнее. Ну ладно, это  разговор  в  пользу  бедных.  В
общем, подведем итоги. Насчет Васенкина с Царьковым - рапорты.  С  Рыжовым
заниматься - хотя бы полчаса в  день,  но  регулярно.  Да,  совсем  забыл.
Завтра после ужина зайди ко мне в кабинет. На беседу. Ну, вроде бы и  все.
Потопал я, братцы.  Работы  чертова  уйма,  голова  кругом  идет  и  мозги
пузырятся.
     Серпет встал, потянулся точно огромный кот, поправил широкой  ладонью
прическу и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.



                                    4

     Сейчас, в темноте, разговор этот всплыл в  памяти  так  ясно,  словно
кончился минуту назад. И саднило в душе, и не удавалось уснуть.  А  завтра
так тоскливо будет подыматься! Но  хочешь  или  не  хочешь,  а  по  звонку
придется вскочить первым - он же как-никак Помощник на Группе. И он  будет
подгонять пинками тех, кто не прочь подремать еще минутку. А ведь и сам не
прочь,  выходит,  самому  себе  пинки   отвешивать?   Смешная   получается
картинка... Черно-синие окна, острый, беспощадный электрический свет...
     Но все это еще нескоро. Не так уж давно  прозвенел  отбой.  Есть  еще
время уснуть. Только бы не лезли  в  голову  всякие  мысли...  А  все-таки
здорово, что  Серпет  так  легко  согласился.  Правда,  он  сказал:  "будь
осмотрительнее". Нехорошо как-то сказал, с довольно  странной  ухмылочкой.
Впрочем, ухмылочки эти скорее всего объясняются плохим настроением.
     И все же Костя чувствовал - сегодняшний  Серпет  какой-то  не  такой.
Во-первых, ясно было, что ни Рыжов, ни Царьков с Васенкиным его совершенно
не интересовали. Чем-то другим забита у него голова. Но Серпет  хитер,  он
никогда ничего прямо не скажет. Все только намеками. А попробуй  разберись
в его намеках. Тем более, неизвестно еще, для кого эти  намеки?  Костя  не
мог  избавиться  от  мысли,  что  Серпет  играл   в   Групповой   какое-то
представление, изображал что-то. А на  кой  хрен?  Можно  подумать,  кроме
Кости и ребят его слушал кто-то еще. Но ведь никого больше в Групповой  не
было. Значит, это всего  лишь  Костины  домыслы.  Но  отчего  же  все  так
тревожно? Да еще  беседа  эта  завтрашняя.  Зачем?  Раньше-то  он  никогда
заранее не назначал. И вообще, в его кабинет Костя попадал нечасто, всего,
наверное, раза два или три. Сейчас уже и  не  вспомнить,  когда  и  зачем.
Ладно, завтра все прояснится, а сейчас - спать!
     И сами, непрошенные,  появились  перед  глазами  бледно-синие  круги,
завертелись, задрожали в  душном  воздухе.  Костя  вдруг  понял,  что  они
слеплены из рыхлого скрипучего снега, хотя, если приглядеться, чем-то  они
смахивали на колечки сигаретного дыма. Получается, дым и снег - одно и  то
же? И почему он не знал этого раньше?
     Между тем кольца начали вытягиваться, сливаться и  таять  -  и  вдруг
совсем исчезли. Осталось бесконечное снежное  поле,  и  снег  оказался  не
синим, а белым, даже с едва заметным желтоватым отливом,  словно  кремовая
розочка на стаканчике пломбира.  Снег  неглубокий,  рассыпчатый,  и  ногам
вовсе не холодно, хотя Костя стоит босиком. Где-то вдали, по  левую  руку,
чернеет изломанная полоса глухого древнего леса. А  солнце  то  выныривает
из-за туч, то снова прячется в серых клочьях небесной ваты.
     Место было знакомое. Костя уже не раз  попадал  сюда.  Значит,  скоро
появится тот, Белый. Теперь он уже не мог вспомнить, откуда взялось  такое
прозвище. Но иначе его никак и не назовешь.  Белый  -  он  и  есть  Белый,
непонятный Костин мучитель. И негде от него спрятаться, и  некуда  бежать,
везде поле. Придется ждать.
     Белый, как всегда, появился неожиданно. И  непонятно  откуда.  Только
что его не было - и вот он медленно идет по  снегу,  не  оставляя  следов,
смотрит на Костю своими огромными серыми глазами и улыбается чему-то.
     - Ну, привет, Костя, - пробасил он своим низким голосом.  И  снова  у
Кости мелькнула мысль, что голос этот он уже слышал, давным-давно, еще  до
приходов Белого.
     - Здрасте, - хмуро ответил Костя, отводя взгляд.
     -  Что  это  ты  сегодня  такой  мрачный?  -  поинтересовался  Белый,
пристально глядя Косте в глаза.
     - Да так. Дела всякие.
     - Ну как же, помню, ты у нас человек деловой. Весь  в  заботах.  И  в
прошлый раз дела были, и раньше еще. Рассказал бы хоть, что за дела такие.
     - Да ничего, все у меня в порядке, - хмуро отозвался Костя. Он  знал,
что такими фразами не отделаться. Разговор предстоял долгий и противный.
     - Ладно, можешь не объяснять. Я и так знаю,  -  усмехнулся  Белый,  и
скрестив ноги, уселся прямо на снег. - Опять сегодня геройствовал, товарищ
Временный Помощник?
     - Это в каком смысле? - глядя в снег, спросил Костя.
     - Не жалко Рыжова, а?
     - Это не ваше дело, - решительно произнес Костя. - Как же вы надоели!
Ну что вы вечно не в свои дела суетесь?
     - Ну, это как знать, - миролюбиво заметил Белый. - Может, и для  меня
твои дела не такие уж чужие. Впрочем, ты помнишь - я ничего пока  не  могу
тебе объяснить. Не время еще. Ты уж постарайся  сам  разобраться.  Хоть  в
чем-нибудь.
     - Да не буду я ни в чем разбираться! С какой  это  такой  радости?  -
Костя сплюнул на снег и проследил взглядом траекторию плевка. - Что вы  ко
мне все время пристаете? Я что, просил? Звал вас, да?
     - Эх, Костик-Костик, - не то  засмеялся,  не  то  вздохнул  Белый,  -
горячая ты голова. Ну чего злишься? Ты  бы  еще  драться  полез,  -  и  он
уставился на дырочку в снегу, куда попал Костин плевок.
     А Костя опустил глаза. Да, и такое случалось. Стыдно даже вспоминать.
Попробовал Боевые Методы. Тройной удар в прыжке. Лучше уж самому  себе  по
морде надавать. Если бы в тот раз Белый его излупил как щенка -  все  было
бы нормально. То есть понятно. Но произошло нечто иное - нечто странное и,
пожалуй, страшноватое. Белый и не думал  защищаться.  Он,  кажется,  и  не
заметил Костиных прыжков. Но это жуткое чувство, когда бьешь точно в цель,
правильно бьешь, как учили, но кулак твой  встречает  не  тело,  а  вязкую
пустоту, рука твоя пронзает холодный туман... Лучше и не вспоминать.
     - Ну правда, - сказал Костя уже потише, - отстаньте вы от  меня.  Мои
дела - это мои дела. И я все делаю как надо. Ну, отлупил я  Рыжова  -  так
он, козел, без этого никогда строиться бы не научился.
     - А он научился? - с интересом спросил Белый.
     - Научится еще, - вздохнул Костя.  -  А  Васенкин  с  Царьковым,  они
просто лодыри, тянут всю Группу назад. Я ведь  все-таки  Помощник,  должен
принимать меры.
     Белый посмотрел на него с еще большим интересом.
     - А зачем? Неужели это настолько важно?
     - Что важно? - не понял Костя.
     - Ну, например, что Мишка Рыжов не умеет ходить строевым  шагом.  Или
что Васенкин кролика пожалел? Что, ваши маршировки и баловство с Энергиями
такое уж необходимое дело? Да ерунда это все! А ты из-за ерунды с пацанами
как со скотом обходишься. Хотя извини, со скотом ты  бы  обращался  лучше.
Скотина, она и лягнуть может, и куснуть. А они ведь люди, точно такие  же,
как и ты. И им и больно, и обидно, и страшно. Ничуть не меньше, чем  тебе.
Давно ли ты был на их месте? И скажи честно  -  согласился  бы  поменяться
местами с твоими ребятами?
     - Да что вы мне все морали читаете?!  -  снова  взорвался  Костя.  Он
знал, что мог бы сдержать себя, но не стал этого делать принципиально. - Я
такой-сякой-разэтакий! Как со скотом? Да я,  если  хотите  знать,  с  ними
по-человечески обращаюсь. По-хорошему. Ну, выпорол Рыжова, а меня, что, не
пороли? Да вы знаете, как меня Кошельков тогда гонял? Вас бы так!  А  я  с
ними, если хотите знать, по-доброму. Вон  в  других  Группах  Помощники  и
прислуживать себе заставляют, и лупят всех без разбору,  просто  так,  для
своего удовольствия! А я всегда по справедливости.
     - Ну, спасибо тебе за это, - усмехнулся Белый, и его  огромные  глаза
вдруг сделались непривычно жесткими. - Молодец, стараешься!
     - А я что, хуже других? - сопротивлялся  Костя.  Но  говорил  он  уже
через силу. Как-то незаметно он устал от этого спора.
     - Да, - твердо сказал Белый и взглянул на Костю. Тот было  попробовал
отвести взгляд - и не смог. Серые глаза притягивали его словно магниты.
     - Да, хуже, - повторил Белый,  поднимаясь  со  снега.  Только  сейчас
Костя сообразил, какой же тот большой. По сравнению с ним Костя  сам  себе
казался взъерошенным котенком возле огромного снежного барса.
     - Я знаю, - продолжал Белый, - ты не сажаешь ребят голой задницей  на
горячую батарею, как это любит твой приятель Руднев. Не плющишь почки, как
Смирнов, твой будущий партнер по куреву. Не заставляешь, как  Александров,
ребят перед тобой на коленях ползать. Все так. Но  есть  большая  разница.
Они, приятели твои, слишком уж глубоко увязли.  Почти  безнадежно.  Может,
кто-то их и вытянет - не знаю. Они уже и не помнят ничего, и не  понимают,
что творят. От людей у них осталась только оболочка.  Но  у  тебя  не  тот
случай. Ты еще живой. И на самом деле ты знаешь, что все  подвиги  твои  -
свинство. Прекрасно это  знаешь.  И  тогда  тебе  становится  страшно,  ты
пытаешься отогнать "лишние мысли", а зря. Они не лишние. Да и не получится
уже. Многое изменилось. Теперь ты можешь вырваться.
     - Да не собираюсь я никуда вырываться, - тоскливо ответил Костя. Черт
бы побрал Белого с его моралями. От его моралей даже зубы начинают ныть, и
что главное, не остановишь.
     - Конечно, вырваться - деле трудное,  -  как  ни  в  чем  ни  бывало,
продолжал Белый. - И всего сложнее начать. А ты уже начал.
     - Чего это я начал? - желчно поинтересовался Костя.
     - Ну как чего? Вспоминать, сомневаться, думать. И зря ты ищешь у себя
болезнь. Как раз наоборот - это выздоровление.
     Тут уже Костя разозлился по-настоящему. Не хватало только  разговоров
про болезнь!
     - А идите знаете куда с вашим выздоровлением! - крикнул он. - Я из-за
вас с ума схожу, меня из-за вас в  Стажеры  не  примут!  -  по  щекам  его
покатились жгучие злые слезы. - Это вы во всем виноваты! Вы!
     - Ну что ж, - спокойно откликнулся Белый, - если  тебе  так  удобнее,
считай, что я. Только, пожалуйста,  без  истерик.  Ты  ведь,  насколько  я
понимаю, парень, а не визгливая барышня. Ну-ка прекрати реветь!
     Он немного помолчал, затем продолжил:
     - Что же касается твоего выздоровления... Сам смотри -  кое-что  ведь
вспомнил. Ну, хотя бы как накурился в семилетнем  возрасте,  а  мама  тебе
градусник ставила и в неотложку звонила. Ты ведь и не понял тогда, как она
перепугалась! Думала, что все, конец, помирает родимое дитя. Ей и в голову
не пришло, что дитя уже сигаретами балуется.
     - Это все бред! - заорал Костя и отпрыгнул от Белого. Ему стало  и  в
самом деле страшно, даже мурашки по спине заплясали.  -  Галлюцинации  все
это! Не было никакой мамы! Я всю жизнь тут, в Корпусе, прожил!
     - Ну, во первых, слово тут сейчас неуместно. Сейчас ты не в  Корпусе.
А совсем в другом месте. А во  вторых,  разреши  полюбопытствовать,  ты  и
родился в Корпусе? Уж не из пробирки ли? - протянул  Белый  с  неожиданным
ехидством в голосе.
     - Может, и из пробирки! Вам  какое  дело?!  Уходите!  Зачем  вы  меня
мучаете, - закричал Костя, безуспешно стараясь унять слезы. -  Да  кто  вы
такой вообще?
     Белый вздохнул.
     - Ты уж извини, но всего я тебе  пока  объяснить  не  могу.  Ты  ведь
знаешь. Да и не было бы в том толку. Потом, конечно, ты многое поймешь.  А
пока думай.
     - Мне не о чем думать! Вы все врете, все сочиняете, чтобы меня с  ума
свести, - изо всех сил заорал Костя, делая шаг назад.
     - Эти крики я уже слышал, - поморщился Белый, - часто слышал, в самых
разных вариациях. Ни к чему  переливать  из  пустого  в  порожнее.  Да,  я
понимаю, тебе сейчас  плохо.  Но  так  и  должно  быть.  Иначе  ничего  не
получится.
     - Что не получится? Что?! - и тут воздух от его  крика  раскололся  и
упал на снег острыми стеклянными обломками. Черная полоса леса  свернулась
в кольцо, и Костя вдруг понял, что это не кольцо,  а  чья-то  исполинская,
обтянутая кожаной перчаткой рука. Рука дотянулась  до  низкого  неба  и  с
треском разодрала его, словно ветхую простыню.  Синие  потоки  хлынули  на
землю, но сливаться друг с другом  и  не  думали,  текли  по  отдельности,
искривлялись, пульсировали, а потом вдруг  разом  превратились  в  бледные
круги перед глазами, вспыхнули напоследок голубым пламенем и  растаяли  во
тьме.
     В ушах еще звенело, но Костя знал, что все  кончилось.  И  облегченно
вздохнув, открыл глаза.
     В  окно  мутным  оловянным  глазом  уставилась  луна.  На  надраенном
линолеуме от нее протянулась бледная дорожка. Тишину нарушало лишь ребячье
сопение.
     Долго ли еще до подъема? Надо же  отоспаться  после  такого  кошмара.
Похоже, болезнь разрастается. Сегодня Белый говорил с ним куда дольше, чем
в прошлый раз. И в памяти почти все осталось. Что же  это  все-таки  было?
Сон? Или галлюцинация? Одно другого не лучше. Самое страшное - это  Белый.
Кто он такой? Впрочем, вопрос довольно глупый. Ясно ведь -  плод  больного
воображения.  Но  почему  воображение  такое  странное?   Мама   какая-то,
градусник...
     Несколько дней она продержала его в  постели,  боялась  выпускать  на
улицу, а ребята ведь заходили, звали в хоккей погонять, клюшка у него была
уже новая, синяя с белой надписью  "SPORT",  тетя  Аня  подарила  на  день
рождения... Что, опять?! Опять продолжается бред? Да  что  же  это  такое?
Какая еще клюшка, какая там тетя Аня? Черт знает что. Нет, пока не поздно,
надо Серпету во всем признаваться. Может, и не такая уж  страшная  у  него
болезнь. Вылечат и возьмут в Стажеры. Главное - не запустить.



                                    5

     Неприятности, конечно же, начались еще утром.  С  Костей  так  всегда
было - если недоспишь, вскочишь по звонку на подъем, встрепанный и злой  -
тут уж весь день добра не жди. Даже если ничего такого и не случится,  все
равно не избавишься от мелких пакостей. То  одно  прилепится,  то  другое.
Они, пакости,  если  уж  заведутся,  так  не  скоро  отвяжутся.  На  опыте
проверено.
     Первую заподлянку судьба преподнесла Косте  на  завтрак.  В  столовой
красовались тарелки с омерзительно желтой кашей из  пшенки.  Давно  ею  не
кормили, Костя уже и расслабился было - и на тебе подарочек! Он  ненавидел
эту кашу всей ненавистью, на какую был способен. Еще бы, липкая,  вонючая,
с незаметными комками,  от  которых  тянет  блевать.  Но,  разумеется,  ты
глотаешь эту гадость, давясь от отвращения,  и  подчищаешь  тарелку  серым
кусочком хлеба. Попробуй не доесть - тут же кляузу в Журнал накатают. А то
и в Изолятор потащат, проверять здоровье. И обнаружат  ту  самую  болезнь.
Нет, лучше не рисковать. И мало того - приходилось за  пацанами  смотреть,
все  ли  едят  как  следует.  Помощник  должен  обеспечить  "стопроцентную
съедаемость". Он помнил, как когда-то давно Андрюха  Кошельков,  тогдашний
Помощник, брал его  своей  потной  ладонью  за  волосы  и  тыкал  лицом  в
недоеденную тарелку. После чего уводил в палату воспитывать. Даже  сейчас,
хотя с тех пор протянулась вечность, от этих воспоминаний тоскливо ноет  в
животе. Но делать нечего, сам теперь Помощник, сам следи за порядком...
     Дальше была школа. Туда  Группа,  аккуратно  построенная  в  затылок,
отправилась минут через десять после того,  как  на  мойку  была  отнесена
последняя тарелка. Это  оказалась  Рыжовская  тарелка,  и  Костя  тоскливо
подумал, что надо же еще заниматься с  придурком,  координацию  развивать.
Что поделаешь - сам Серпет велел. А когда заниматься, если до обеда школа,
в тихий час - нельзя, а потом - тренировка с куревом? Ох, не сорвалось  бы
дело! А ну как их заловит  Валера,  неожиданно  войдя  в  пропахшую  дымом
раздевалку? Впрочем, ладно, смелость города берет.  И,  однако  же,  Костя
чувствовал, что добром Лехина затея не кончится.
     Впрочем, в школе новых пакостей не приключилось. Все было как  всегда
-  высокие  потолки  классов,  стены,   затянутые   коричневым   бархатом,
исчирканные  шариком  парты,  "шлемы  познания"  -  железные   колпаки   с
тянущимися куда-то в пол проводами. Такой колпак  полагалось  напялить  на
голову, нажать вмонтированную в парту черную кнопку - и все,  отрубаешься.
А потом приходишь в себя за пять минут до звонка,  осоловело  смотришь  на
доску. Там аккуратным почерком выведены оценки по всей Группе.  Насколько,
значит, усвоили очередную тему. И вновь  появляется  непрошенная  мысль  -
чему же их все-таки учат? Но знать не полагается, потому что -  рано.  Вот
после Распределения, когда они пройдут сквозь Откровение  -  тогда  другое
дело. Тогда вся заложенная информация высветится в голове, тогда...
     А сейчас надо лишь списать в свой специальный блокнотик оценки. Чтобы
знать, каковы дела в Группе. Чтобы  написать  Серпету  очередной  отчетик.
Смехота - неужели без Костиных отчетиков он  об  отметках  не  узнает?  Но
порядок есть порядок.
     В общем, обычные уроки - сплошная скука. То ли дело на Энергиях!  Там
никто тебя не учит во сне, там все самостоятельно...
     На Энергиях, однако же, не  случилось  ничего  интересного.  Если  не
считать очередной Васенкинской двойки. Совсем  Саня  распустился!  Это  же
надо - кролика погладил! Вчера он хоть пробовал что-то сделать, а  сегодня
оборзел до крайности. Так прямо и заявил Василию Андреевичу:  "Что  хотите
делайте, а мне его жалко!" И, взяв кролика на руки, погладил.
     Василий Андреевич уж на что старый да  опытный,  а  и  у  него  прямо
челюсть отвисла от таких наглых Васенкинских фокусов.  А  Костя  почему-то
подумал, что кролик, наверное, теплый, и что  у  него  испугано  колотится
сердце. Впрочем, нечего глупостями голову  забивать.  Главное,  это  новая
Санина двойка. О которой надо писать Серпету рапорт.
     - Ты хоть понимаешь, что доигрался? - хмуро  сказал  он  после  урока
Васенкину. Тот молча кивнул.
     - И что думаешь делать? - почему-то поинтересовался Костя. Хотя  чего
там интересоваться, и так все с Саней теперь ясно.
     - Может, попросим Сергея Петровича еще подождать? - все же спросил он
с какой-то непонятной досадой.  -  За  двойку,  само  собой,  накажу,  как
обычно, а на Первый-то  тебе  зачем?  Ты  пойми,  вся  Группа  из-за  тебя
страдает. А на Первый попадешь - нас в худшую категорию переведут.  Может,
хоть сейчас исправишься?
     - Вряд ли, - тихо ответил Васенкин, уставившись в пол. - Не могу я их
убивать. Они ведь живые... Как мы с тобой.
     - Ну, как знаешь, - пожал плечами Костя. - Тогда я пишу рапорт Сергею
Петровичу.
     - Пиши, - равнодушно отозвался Васенкин. - Ты-то тут при чем?  Он  же
тебе сам велел.
     Костя резко повернулся и пошел прочь по коридору. Что-то тут было  не
так, странное чего-то сегодня творилось с Васенкиным, не похож он  казался
на самого себя, а может быть, наоборот, слишком похож -  но  Костя  только
сейчас это заметил. Может, не только в Сане дело?


     После полдника  все  получилось  как-то  глупо.  Взяв  свой  жетон  у
Наблюдательницы - сегодня за дежурным  столом  восседала  Марва  со  своим
вечным  вязанием  -  он  спустился  по  крутой  лестнице  ярусом  ниже,  в
раздевалку. Там уже многие сидели, хотя до начала занятия  оставалось  еще
четверть часа, если не больше.
     - Физкультпривет, мужики, - поздоровался Костя с народом.
     - Кастету наше вам с  кисточкой,  -  буркнул  Серега  Александров,  а
остальные промолчали. Косте это почему-то не понравилось.
     -  Ну  как,  все  путем,  насчет   курева?   -   на   всякий   случай
поинтересовался он. - Будем?
     - Будем, будем, - хмуро отозвался Леха Смирнов, завязывая  шнурки  на
кедах. - Больно шустрый выискался.  Еще  тренировка  не  началась,  а  уже
лезет.
     - Куда это я лезу? Мне что, больше всех надо?
     Смирнов промолчал. И это  тоже  насторожило  Костю.  Обычно  Леха  не
отличался особой сдержанностью.
     ...Сама тренировка запомнилось  плохо.  Валера  был  мрачен,  чем-то,
похоже, достала его жизнь, и  потому  он  то  и  дело  срывался  на  крик,
отвешивал подзатыльники,  заставлял  бегать  кругами  по  залу.  Нерадивых
подгонял пинками. Косте хоть и не  попало,  но  и  без  того  подпорченное
настроение окончательно скисло.
     Занятие тянулось долго, хотя Костя понимал, что это ему кажется. Ведь
все происходит по расписанию. В нужное время раздастся резкий,  бьющий  по
ушам звонок, и Валера перестанет зверствовать.
     Звонок, наконец, раздался, и ребята,  потные  и  злые,  потащились  в
раздевалку.
     - Ну что, вся шобла в комплекте? - поинтересовался Миха Гусев.
     Народ подтвердил, что вся.
     - Руднев, действуй тогда уж, - лениво скомандовал Гусев.
     Димка Руднев вытащил из угла швабру  и  вставил  ее  в  ручку  двери.
Теперь снаружи в раздевалку никто войти не мог.
     - Доставай свою заначку,  -  велел  Миха  Смирнову,  и  тот  суетливо
бросился к своему шкафчику, долго возился  там,  после  чего  торжествующе
помахал нераспечатанной пачкой сигарет.
     - А спички? - поинтересовался Сашка Орехов.
     - Все в ажуре, не боись, -  усмехнулся  Смирнов,  доставая  откуда-то
новенький коробок.
     - Ну вот, теперь порядок, -  подытожил  Гусев  и  забрал  у  Смирнова
пачку. - Значит, так, кореша. В  очередь  стройтесь,  сам  буду  выдавать.
Поштучно, - распорядился он, обмахиваясь майкой. Жара в раздевалке  стояла
не слабее вчерашней.


     До  чего  же  это  было  здорово  -  затянуться   горьковато-сладким,
полузабытым дымком, лениво стряхнуть пепел в ладонь (не на пол  же!  Вдруг
заметят. А руку вымоешь - и порядок).
     - Да, мужики, здорово у нас получилось,  -  лениво  выдавил  из  себя
Смирнов, крутя сигарету в пальцах.
     - Куда уж мелким соплякам из Групп, - поддакнул Александров, сидевший
возле двери. Ему полагалось быть на шухере, и если  кто  ломанется,  сразу
свистнуть.
     - Не отвлекайся, Серый, - посоветовал из своего угла  Гусев.  -  Твое
дело маленькое, ты у нас на стреме.
     - И вообще, - неожиданно для себя выпалил вдруг Костя, - давно ли сам
мелким был? Ты что, здорово их лучше, да?
     - А ты чего? Ты чего баллоны катишь? - окрысился Серега.
     - А того! Сам в соплях по колено, а тоже туда же. Месяц как у себя  в
Группе Помощником, а какой, значит, крутой!  Потому  и  пацанов  своих  на
коленях стоять заставляешь, да?
     - Ты, Кастет, фильтруй  базар,  -  возразил  Димка  Руднев.  -  Можно
подумать, что сам не Помощник. Мы тут все заодно, а эти, в Группах...  Они
же так, мусор. Как наш воспитатель говорил, Григорий - сырье вонючее.
     - А ты вообще заткнись, Димон, - чуть не дав петуха, крикнул Костя. -
Своих на горячую батарею сажаешь, потому и за этого козла заступаешься?
     Его охватила какая-то унылая, тоскливая ярость. Он  сам  не  понимал,
что на него нашло, с какой стати он накинулся на  Александрова,  и  вообще
откуда взялись его слова. Но, однако же, чувствовал, что  остановиться  не
может, и пальцы сами  собой  сжимались  в  кулаки.  Сейчас,  наверное,  до
махаловки дойдет. Ну ничего, так просто он им не  дастся.  Они  этот  день
надолго запомнят.
     Но драки почему-то не возникло.
     - В общем, ты, Кастет, лажу не гони, - все  так  же  лениво  протянул
Гусев. - Вообще, странный ты какой-то сегодня. Честно скажу, не  нравишься
ты мне что-то. Смотри...
     - А может, он нас заложить решил? - вставил Смирнов.
     - Кто, я? - от гнева у Кости перехватило дыхание. - Да  ты  сам  кого
хочешь заложишь, глиста собачья!
     - Да я тебя сейчас! - рванулся Смирнов. - Да я из тебя котлету...
     Его удержали за локти.
     - Не дергайся, Леха, видишь - мальчик не в себе, - усмехнулся  Гусев.
- Курение  кое-кому  не  пошло  на  пользу.  Видать,  не  дорос  пока-что.
Утихните, пацаны, на дураков не  обижаются.  А  ты,  Кастет,  не  прав,  -
добавил он немного погодя. - Головой, что ли, повредился.  Чего  это  тебе
выступать вздумалось? Своих в Группе не лупишь разве?
     - Ну, луплю, - нехотя буркнул Костя. - Но  только  для  дела,  не  из
удовольствия, как некоторые...
     Возбуждение схлынуло, он стоял посреди раздевалки усталый,  потный  и
растерянный, не зная, что же делать дальше. Легко было скандалить,  а  вот
как с ними теперь?
     - Ну и завянь, - подытожил Гусев. - Ты для дела, и другие  для  дела.
Все мы тут одинаковые, и нефига возникать. Усвоил?
     - Ладно, все, проехали. Молчу, - глухо пробормотал Костя. Что ему еще
оставалось, кроме как признать поражение?
     - Молчи-молчи, - ухмыльнулся Смирнов. - С тобой разговор  еще  будет.
Еще умоешься соплями.
     Остальные вообще никак не отозвались. Вроде бы как им и дела до  того
не было.
     И вновь Костя подумал, что все это очень даже неспроста.




                         ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРОЩАНИЕ


                                    1

     Он стоял на мокрой, почти  безлюдной  платформе.  Сумерки,  незаметно
сгустившись, перетекали в  ночь  -  мокрую,  тяжелую,  пахнущую  гнилью  и
ржавчиной. В мертвенно-синем луче фонаря мутно  поблескивали  подмерзающие
лужицы, с бурого неба сыпало чем-то мелким. То ли  дождь,  то  ли  снег  -
Сергей не мог разобрать.
     Стрелка станционных часов, казалось, прилипла к  циферблату.  И  лишь
изредка, со скрипом  перепрыгивала  на  следующее  деление.  Без  четверти
восемь - стало быть, до электрички еще минут пять. Сергей  знал,  что  эти
минуты будут тянуться бесконечно. На летящую с неба  пакость  он  внимания
уже не обращал. Теперь уже все равно. И если необходимо ждать -  лучше  уж
здесь, в слякотной промозглой темноте. Дома оставаться невозможно -  любая
вещь притягивает взгляд, и зябко становится при мысли, что все это  видишь
в последний раз. Конечно, никакого разговора насчет  сроков  не  было,  но
Сергей сразу почувствовал - это навсегда. И теперь  сосало  под  ложечкой,
сердце колотилось точно у догоняющего автобус пенсионера.
     Хотя держать себя в руках оказалось не так  уж  сложно.  Со  стороны,
наверное, никто ничего и не заметил. Но это как раз неудивительно:  никому
до него нет дела. Даже когда он исчезнет, всполошатся они не сразу.  Очень
даже не  сразу.  Впрочем,  это  их  трудности.  Сергей  криво  усмехнулся,
представив раздраженную физиономию  Шефа,  которого  атакует  бухгалтерия.
Машина крутится, учет налажен, деньги пора платить - а человека-то и  нет.
Наверняка уголовный розыск подключат. Потому как положено. Но  розыск  как
раз не станет суетиться. У них там таких дел об исчезновениях выше головы.
Поручат следствие какому-нибудь замученному язвой  желудка  и  финансовыми
неурядицами  лейтенанту,  тот  аккуратно  оформит  все  нужные  бумаги,  и
где-нибудь через два-три месяца дело сдадут в архив.
     В институте его вычеркнут из списков и благополучно забудут. Квартиру
опечатают и  сдадут  в  жилой  фонд.  Вещи  опишут.  За  неимением  прямых
наследников. Да и с непрямыми негусто. И не пройдет года, как в бывшую его
квартирку вселится какая-нибудь  шумная  многодетная  семья  и  немедленно
насчет скандалить с верхними соседями на  предмет  заливания.  Или  насчет
шума после одиннадцати. Или вообще безо всякого повода - просто так, чтобы
излить накопившееся в  очередях  и  транспорте  серенькое  будничное  зло.
Лариска, может, и позвонит когда-нибудь, ей сухо  ответят:  "Вы  ошиблись,
девушка, у нас таких нет!" Впрочем, с какой это стати она  будет  звонить?
Все точки над "i" давно уже расставлены.
     Да, ему и в самом деле нечего тут оставлять.  Что  его  связывает  со
здешним миром? Ситуация абсолютной свободы, когда Рубикон перейден,  мосты
сожжены и волком выть хочется. Ну ладно, по крайней мере, там он  займется
настоящим делом. Уж во всяком случае там не будет всей этой  суетни,  этих
козьих потягушек, как сказал бы отец.
     Все правильно. Не явись ему Старик - он, Сергей  Латунин,  так  бы  и
торчал здесь, погруженный в мутную бессмыслицу,  где  все  перемешалось  -
мятые черновики диссертации,  сизый  дымок  из  трубы  крематория  (тонкой
струйкой в низкое равнодушное небо), немытые тарелки  на  кухонном  столе,
Ларискин торопливый звонок из Челябинска, тот  гнусный  вечер  вторника  и
зыбкая стенка после их странного разговора, хотя, если разобраться, ничего
странного нет, все просто как теорема Пифагора, лишь он,  карась-идеалист,
на что-то еще надеялся.
     А  грязь  на  брюках,  липкая,  издевательски-рыжая,  которую  утром,
матерясь себе под нос, сдираешь облезлой щеткой! (И мозг, точно компьютер,
отсчитывает секунды). И нужно успеть на  автобус,  который,  впрочем,  все
равно проедет мимо, не останавливаясь, он не может  открыть  двери  -  так
плотно утрамбовано в его душном нутре злое недоспавшее население. Или, для
полноты картины, свинячие глазки Шефа над  пухлыми  щечками,  его  кривая,
гаденькая улыбочка: "Мы сделаем соответствующие выводы, Сергей Петрович. И
надо полагать, довольно скоро!" Так и хочется сказать в  ответ:  "Кто  это
мы? Вы же еще, слава Богу, не  император,  чтобы  во  множественном  числе
именоваться!" Но этого, разумеется, не  скажешь,  потому  что,  во-первых,
бесполезно. А во-вторых, ты живешь по принципу:  "Не  тронь  дерьмо  -  не
завоняет." А потом еще этот сосед по  лестничной  клетке,  говорят,  майор
оттуда, хотя как проверишь, они, оттудашние, формы не  носят,  но  тем  не
менее сосет под ложечкой  от  его  хитровато-дружелюбного  взгляда,  можно
подумать, он знает о тебе больше, чем ты сам, но молчит со значением.
     А бессонные ночи, слякоть за окном  и  противный  вкус  разгрызаемого
димедрола, и утром от него муть в голове и тупая злость.
     А дымок из трубы крематория таял в  сером  небе,  и  в  голове  точно
магнитофонная лента прокручивалась: "Один. Один. Совсем один. Совсем один.
Совсем. Один!" Почему-то на слово "один"  выплывала  рифма:  "Иди!"  Зачем
идти, и куда?
     Но росла гора немытой посуды  на  кухонном  столе,  и  угрюмые  рыжие
тараканы шуршали по ночам, да так, что Сергей не мог уснуть,  а  иногда  и
шлепались на него с потолка, ползали по лицу. Наверное, они забирались и в
его сны. Что было в этих снах, Сергей спросонья забывал, но видно,  что-то
уж очень скверное. Он просыпался среди ночи как ошпаренный, грыз димедрол,
чтобы уснуть заново, провалиться в новый кошмар.
     Странно, что он не начал пить. Впрочем, к водке его никогда особо  не
тянуло. Хотя в прошлый понедельник он все же налил  себе  полстакана.  Все
из-за этого типа, непонятно кому и зачем звонившего. Шестой час,  сознание
заполнено липкой паутиной, и назойливые телефонные звонки - как  выстрелы.
И пьяненький, совершенно незнакомый голос: "Ты  чего  же  это,  кореш,  а?
Торопись, Серый, пошевеливайся, заждались мы тебя..."  Смех  -  и  тут  же
коротенькие гудки отбоя. Вот тогда-то он и  потащился  на  кухню,  щелкнул
выключателем и  полез  в  холодильник,  отыскивая  припасенную  на  всякий
пожарный бутылку. Руки у  него  тряслись  как  у  заправского  алкоголика,
горлышко звякало о край стакана, а сам он тихо, тупо  глядя  перед  собой,
бормотал: "Нет, это все... Больше так нельзя... Некуда. Все, приехали",  -
а дальше уже что-то нечленораздельное.
     Самое страшное - его еще с детства никто не звал  Серым.  С  восьмого
класса, когда отцу дали вот эту самую квартиру, и пришлось перейти в новую
школу. Что же такое творится? Конечно,  он  понимал  -  звонили  какому-то
другому Сергею, имя нередкое, да ошиблись номером. Алкаш с похмела  не  ту
цифру набрал. И вообще день с ночью  перепутал.  Все  было  правильно,  но
Сергей не мог в это поверить. Он чувствовал, что звонили именно ему.
     А вдобавок, будто мало всего прочего, уже месяца  два  как  появились
странные боли в спине, но к врачам идти не хотелось, бюллетень  все  равно
не выпишут, зато придется гробить время в хмурых  очередях,  таскаться  на
анализы, и в конце концов за  всем  этим  мельтешением  уловить  негромкую
интонацию, едва различимую мысль: "А иди-ка ты, мужик, отсюда на..." И  он
пошел бы, именно по тому адресу бы и пошел. Если бы не Старик.
     Господи, это было лишь вчера вечером! А кажется, целая жизнь прошла с
той минуты, когда Старик не торопясь, с достоинством вышел из обклеенной в
синий горошек стены.
     Но хватит воспоминаний. "Пора в дорогу, старина..."  Вон  издали  уже
подползает к платформе похожая на мокрую  гусеницу  электричка,  рассекает
желтым фонарем плотную  стену  тумана.  И  клочья  тумана  кажутся  живыми
тварями, сгустками осени, и есть  между  ним  и  этими  клочьями  какая-то
связь. Вообще, если подумать, он, Сергей, должен быть благодарен судьбе за
промозглую вечернюю муть. Именно в такую погоду и стоит уходить.  Если  бы
печальный багровый закат, или, к примеру, бледный диск луны  в  прозрачном
небе - вот тогда бы зашевелились в душе сомнения. А сейчас,  под  моросью,
наконец-то пришла  окончательная  ясность.  Конечно,  с  формальной  точки
зрения он еще может все переиграть,  может  вернуться.  Вот  прямо  сейчас
достать из кармана плаща конверт, швырнуть под колеса электрички и  быстро
зашагать к светящейся вдали станции метро. Да, это еще можно сделать.
     Но что потом? Сунуть голову в петлю?  Прыгнуть  с  десятого  этажа  в
ноябрьскую ночь? В горячей ванне кухонным ножом резать вены?  Или  махнуть
на все рукой, выдавить из сердца боль и  зажить  как  среднестатистическая
единица населения? Но зачем себя обманывать? Не  такой  он  породы,  чтобы
приспособиться. Уж куда вероятнее  петля.  Нет,  к  дьяволу  такие  мысли.
Решение принято - и точка.
     Он не суетясь вошел в вагон и огляделся. Было светло, сухо и пусто  -
лишь тремя  сиденьями  впереди  расположилась  пожилая  чета  с  вертлявой
маленькой внучкой. Внучка сосала леденец на палочке, не забывая  при  этом
смешно таращить глаза и что-то шептать на ухо бабуле.
     Очень может быть, эти старики и девчушка  -  вообще  последние  люди,
кого он видит. Кто знает, что  будет  там?  Ну  что  ж,  не  самые  худшие
представители обреченной цивилизации. Будет что вспомнить...
     Он сел у окна. Не спеша поехала  назад  платформа,  едва  заметная  в
иссеченном кривыми струйками окне. Где-то вдали, словно раненый  динозавр,
взревел маневровый тепловозик -  и  все  стихло.  Лишь  гудение  ламп  над
головой да ритмичный стук колес. И опять ему почудилось,  будто  слышна  в
негромком лязге старая песенка: "Один. Один.  Совсем  один.  Совсем  один.
Теперь - иди!" Впрочем, Сергей не слишком обольщался - от себя не убежишь.
Что бы ни ждало его в ночной неизвестности,  все  равно  останется  с  ним
тягучий, назойливый ритм.
     Страшнее другое. Вдруг там,  впереди,  мираж?  Вот  этого  он  боялся
больше всего, в этом страхе не хотел признаваться даже самому себе.  Вдруг
все происшедшее - блеф? Мало ли...  Вдруг  все  окажется  сном,  болезнью,
чьей-то изощренной и подлой шуткой? И  ему  придется  ехать  обратно  -  в
промозглый, совсем теперь чужой мир. И если до Старика  в  этом  слякотном
мире еще можно было кое-как, с грехом пополам, существовать, то теперь все
неуловимо изменилось. Возвращение - дорога к петле, мосты сожжены, и билет
он взял только в один конец. И лежит в кармане плаща конверт. А в конверте
- бумага с точным  указанием  места.  Кстати,  после  электрички  придется
топать довольно долго, да  еще  в  темноте.  Надо  обязательно  успеть  до
полуночи. Они, как  сказал  Старик,  ни  минуты  ждать  не  станут.  "Если
захотите - успеете. Это, можно сказать, последняя  проверка."  И  выходит,
что времени в обрез. Но он не опоздает, нет. Слишком много  поставлено  на
карту.


     Он поднял  голову  от  какого-то  шума.  И  несколько  секунд  хлопал
глазами, отгоняя клочья мыслей, пытаясь понять, что происходит.
     Но все было предельно ясно. В  вагон  не  спеша  ввалилась  разудалая
троица и,  продолжая  начатый  разговор,  оживленно  комментировала  сучье
поведение некоего Коляхи. Троица разместилась на скамейке  как  раз  между
Сергеем и пожилой четой. Ну что ж, под  газком  ребятишки,  -  механически
подумал Сергей. - Сопляки, лет по восемнадцать  от  силы.  Интересно,  как
будут  дальше  развиваться  события?  И  будут  ли   развиваться?   Сергей
чувствовал, что будут. Должна же судьба напакостить напоследок?  Хотя  это
его уже  не  волновало.  Все,  отрезано.  Между  ним  и  миром  уже  стоит
невидимая, но прочная стенка.
     Любопытно, только сейчас он в состоянии оценить слова:  "Не  от  мира
сего". В самом деле, скоро он исчезнет, и никто здесь не почешется. Мир  -
слишком устойчивая конструкция. Но верно и обратное. Ему мир  тоже  теперь
до лампочки. Не волнуют его  уже  ни  вагонные  скандалы,  ни  утверждения
диссертаций, ни чувство глубокого удовлетворения от неуклонного  повышения
потребностей потребляющих. Неизвестно, стоит  ли  ради  этих  потребляющих
вообще что-то делать? Пускай даже и не в здешнем пространстве.
     Однако  ситуация  набирает  обороты.  Интересно.   Почтенный   дедуля
оторвался от изучения "Правды" и сделал парням строгое внушение.  Дескать,
им,  подрастающему,  понимаешь,  поколению,  вообще  не  положено  матерно
выражаться, тем более при пожилых женщинах и малых детях.
     Один из парней поднял на деда скучающие оловянные глаза и посоветовал
старому таракану заткнуть хлебало, пока не огреб на полную катушку.
     Дед, однако, хлебало не заткнул, а напротив - поднялся со скамейки и,
подойдя к парням, потребовал извинения. Не для того  он  прошел  фронты  и
целину, чтобы всякая там шпана...
     Ребятишки оживились, дурная энергия в них бурлила и пенилась, так что
деда с его моралями они сочли подарком  судьбы.  Кто-то  надвинул  ему  на
глаза кепку, кто-то сорвал очки и швырнул их в конец вагона - давай,  мол,
ветеран, топай за окулярами.
     И тут завизжала внучка. Словно котенок, которому собираются  отрезать
лапы. Бабка растерянно хваталась  то  за  сумку,  то  за  спинку  сиденья,
разрываясь между мужем и девчонкой, ловя сухой воздух разинутым ртом.
     Ну ладно, хватит, - решил Сергей,  поднимаясь.  Противно  засосало  в
животе, как всегда в таких делах. Кстати, любопытно, что до  сего  момента
ребятки не брали его в расчет. Видно, решили что спит.  Или  нализался  до
зеленых чертиков.
     - А со  мной  вы  не  хотите  пообщаться,  молодые  люди?  -  ядовито
осведомился он, подходя поближе.
     - Тебе что, мужик, больше всех надо? - тут же услышал он  стандартное
приглашение.
     - Ну, больше - не больше, а кое-чего неплохо бы, - равнодушным  тоном
ответил Сергей и тут  же,  безо  всякого  перехода,  резко  ударил  самого
мощного каблуком в коленную чашечку, а потом, не давая опомниться - ребром
ладони в основание шеи. Так, - подумал он механически, - один имеется.
     Когда оставшиеся двое поняли, что уже началось, Сергей принял  низкую
стойку и иронически оглядывал компанию.
     - Имеются еще кандидаты на соискание? - ласково поинтересовался он и,
как бы между делом, уклонился от удара ноги. Впрочем,  уклонился  лишь  на
самую малость - чтобы, захватив  ее  ладонью,  резко  дернуть  вверх.  Да,
сопляки и есть сопляки. И волком выть хочется, и хвост щенячий. Он  сразу,
еще до того, как поднялся, смекнул, что драться всерьез  эта  молодежь  не
умеет, а умеет только издеваться да  калечить.  Даже  армейской  десантной
подготовки оказалось против них вполне достаточно.
     - Мотаем отсюда! - скомандовал один из парней, по всему видать, самый
сообразительный, тот, чья очередь была первой. - В  натуре,  на  каратиста
нарвались, так твою налево!
     Сергей чуть отодвинулся и будничным тоном произнес:
     - Нет уж, детишки, слегка погодите. Сперва извинитесь перед  дедушкой
и бабушкой. Мне любопытно, умеете ли вы  это  делать?  Потом  поднимите  и
подайте очки, а после, так уж и быть, уматывайте. А то ведь я вас  могу  и
не отпустить. Вот так-то, братцы-поросятки.
     Ему было противно. До тошноты, до резей в желудке. Он молча наблюдал,
как выполнялись условия капитуляции. Потом так же  молча  позволил  парням
удалиться. После чего пришлось выслушивать благодарности  супругов,  молча
кивать  распалившемуся  деду,  мечтающему  лично  покосить  эту  мразь  из
пулемета. Отворачиваться к мокрому  окну  от  внучки  ("Поблагодари  дядю!
Скажи дяде спасибо! Он нашего дедулю защитил. Дядя хороший!")
     Сергей  бы  с  радостью  ушел  в  другой  вагон,  но  оставалась  еще
вероятность, что  вернутся  молокососы  -  брать  реванш.  Ничтожно  малая
вероятность, Но все-таки... Назвался груздем - полезай в кузов.
     Неужели эта скучная, банальная сцена окажется последним  его  здешним
воспоминанием? Грустно, коли так. Грязь, пошлость, наглость... Повсюду, со
всех сторон. И в то же время Старик прав - как разделишь на овец и козлищ?
Но его трясло точно в лихорадке. И он даже  не  мог  понять,  кто  сильнее
обжег ему душу - шкодливые пацаны или вот эти милые старички,  радеющие  о
пулеметной справедливости и так униженно благодарящие?
     Ну и хрен с ними со всеми! Сергей  повернулся  к  окну,  но  во  тьме
ничего нельзя было различить. Лампы над головой негромко гудели,  мертвый,
бледно-лиловый свет заливал вагон, а колеса выстукивали свое: "Один. Один.
Совсем один."



                                    2

     Все же уснуть не удалось. Непрошенные мысли тучами роились в  голове,
желтыми вспышками мелькали во тьме, и справиться с ними  было  невозможно.
От этой невозможности становилось тоскливо - болезнь берет свое.  Странная
болезнь, поначалу тихая и незаметная, ну подумаешь, настроение плохое  или
слово какое-то непонятное выплывает. А  потом  как  разыгралась!  Все  эти
подозрительные воспоминания о том, чего не было, визиты Белого...  И  чего
Белому надо? Зачем является?  Может,  ему  просто  нравится  мучить  Костю
своими идиотскими разговорами? Может, он от них кайф ловит? И не  прогнать
его никак. Может, в  следующий  раз  поиграть  в  молчанку?  Ни  слова  не
говорить ему, не отвечать на вопросы, просто стоять, глядя под ноги, точно
воды в рот набрал? Да не  получится,  наверное.  Хочешь  -  не  хочешь,  а
приходится с ним общаться. И к тому же эти его глаза.  Поначалу  вроде  бы
глаза как  глаза  -  ну,  большие,  ну,  серые.  Самые  обычные  глаза.  А
притягивают. И ничего тут не поделаешь - приходится в них смотреть.
     Стоп! Как-то странно он, Костя, рассуждает. Получается,  будто  Белый
на самом деле есть? Но разве он не галлюцинация?  Видно,  придется  завтра
все рассказать Серпету. Хватит тянуть. Интересно, а что Серпет  скажет?  А
вдруг сразу Санитаров вызовет? Тем более, он,  наверное,  по  какой-нибудь
инструкции просто обязан это сделать. Может, не говорить  ему  всего?  Про
Белого рассказать, а про ложную память не стоит. Или  наоборот?  Но  тогда
что толку говорить? Ведь болезнь  так  и  останется.  Все  останется  -  и
клюшка, и мама, и Белый со своими моралями.
     Но откуда же Белый  про  все  знает?  Про  клюшку,  про  тетю  Аню  и
градусник? Ведь как получается? Белый - это  глюк.  Значит,  все,  что  он
говорит, Косте лишь чудится. А на самом  деле  этого  нет.  Вроде  бы  все
правильно. Но тут выплывает мелкий вопросик. Мелкий, но пакостный.  Откуда
берется все это? Откуда берется  то,  что  чудится?  Конечно  же,  из  его
собственной, Костиной головы.  И  что  тогда  получается?  Выходит,  Костя
раньше и сам знал про клюшку и про все такое? Но как можно знать то,  чего
нет? Значит, они есть на самом деле? И вообще,  что  такое  клюшка?  Слово
вроде бы непонятное, а ведь помнит он белые полосы на темно-синем...
     Но хватит себя мучить. Завтра Серпет все ему  объяснит  как  следует.
Наверное. Не может быть, чтобы не объяснил. А сейчас надо выкинуть все  из
головы и обязательно уснуть.
     Только сперва в туалет сходить. А то вроде бы хочется. Лень, конечно,
из-под нагретого одеяла выползать, но потом ведь еще сильнее захочется,  и
все равно вставать придется.
     Он откинул одеяло и сел на койке,  нашаривая  ногами  тапочки.  Потом
осторожно, чтобы никого не разбудить, пошел по лунной дорожке к двери.
     В коридоре было темновато - желтый плафон горел лишь в дальнем конце,
над столом дежурной Наблюдательницы.
     Хорошо хоть, дверь туалета оказалась открыта. Иногда, особенно,  если
дежурила Марва, ее запирали. Совершенно неясно, на кой черт. Конечно,  это
не смертельно. Тогда пришлось бы вернуться в  палату,  взять  из  тумбочки
расческу с двумя выломанными крайними зубьями, и поддеть этой  самодельной
отмычкой язычок замка. Вот и вся проблема. Такие расчески-отмычки  были  у
каждого. Костя ребятам не запрещал. Во-первых, хочешь  жить  сам  -  давай
жить и другому. А во-вторых, жалко их все-таки.
     Но сейчас расческа не понадобилась.  И  сделав  все  необходимое,  он
отправился обратно.


     Однако не успев сделать и пары шагов, он замер,  услышав  голоса.  За
столом дежурной Наблюдательницы шел негромкий разговор. Вглядевшись, Костя
увидел три фигуры в серых форменных халатах. Кажется,  там  были  Светлана
Андреевна, Марва и еще какая-то  незнакомая  тетка,  наверное,  из  другой
Группы.
     Плафон над столом горел хоть и тускло, но все было видно. А сам Костя
стоял в темноте, прислонясь к стеклянной двери туалета, зная, что  оттуда,
из-за стола, его не замечают. Он и сам не понимал, зачем не идет в палату,
почему он замер и вслушивается? Какое ему дело до  их  разговоров?  А  вот
однако же стоял и чувствовал, что не может уйти.
     - Не переживай, Светланочка, - доносился скрипучий, точно гвоздем  по
стеклу, голос Марвы. - Что уж теперь  дергаться?  Все  равно  прошлого  не
воротишь, так на кой ляд себя растравлять?
     - Да, а если они узнают? - всхлипнув, отвечала Светлана Андреевна.  -
И что тогда? Я ведь, между прочим, еще не старая, мне жить хочется.
     - Ну сама посуди, - убеждала  Марва,  -  откуда  им  узнать?  Что,  у
начальства никаких других дел нет, кроме как за тобой следить?
     - Будто сама не знаешь, тетя Маша, - раздраженно проговорила Светлана
Андреевна.  -  Там  же  система  постоянно  работает,  все   автоматически
записывается.
     -  А  ты  что  же,  Светка,  думаешь,  они  и  вправду   все   записи
просматривают? -  раздался  третий  голос,  низкий  и  какой-то  очень  уж
гладенький. - Проверки делаются  выборочно,  раз  в  месяц.  Это  же  всем
известно. Да к тому же  операторы  тоже  люди,  сама  понимаешь.  Не  тебе
объяснять.
     - А вдруг все-таки? - не унималась Светлана Андреевна. - Что тогда?
     - А ничего. Сиди себе тихо как мышка, -  ворчливо  сказала  Марва,  -
авось обойдется. И поменьше трепись о своих похождениях. Мы-то  ладно,  мы
свои, а то ведь, конечно, всякое  бывает.  Вон  на  четвертой  была  такая
Валечка,  Наблюдательница,  только-только  ее  приняли,  и  месяца   после
Обработки не прошло. Ну вот, она тоже этим занималась. Только  по-глупому,
безо всяких предосторожностей. Ну, раз попробовала, второй, а потом,  само
собой, попалась. Ясное дело, она в слезы, я, мол, не знала, что нельзя,  я
исправлюсь. А ей текст Уложения суют под нос,  и  там,  в  Уложении,  есть
параграф про эти самые дела. Сама договор подписывала, сама и отвечай. Она
даже к Ярцеву пробилась, а тот ей через секретаршу - по  личным  вопросам,
мол, не принимаю. А какой же это личный  вопрос,  если  Санитарная  Служба
именно по таким делам и  работает?  Тогда  Валечка  совсем  уж  отчаялась,
решила к самому Сумматору пойти, да ее,  конечно,  не  пустили.  В  общем,
сперва ее в карантин, а потом уж и на Первый Этаж. Вот оно как,  девоньки,
бывает.
     - А может, ее простят? Она там, на  Первом,  перевоспитается,  ну,  и
вернут ее снова? - с надеждой спросила Светлана Андреевна.
     - Ну ты такая наивная, Светочка,  просто  жуть,  -  хихикнула  третья
Наблюдательница. - Как это ее вернут, если она там уже была? Навсегда это,
девчонки. Она ведь видела, что на Первом творится. Мало ли что ей в голову
взбредет? Вдруг болтать начнет,  да  еще  при  объектах?  Услышат,  начнут
думать - и пожалуйста, процесс пошел... Это же объекты! И готово - сбой  в
программе. Такие случаи уже бывали.
     - Ну уж прямо, Елена Александровна, - хмыкнув, возразила Светлана.  -
С чего бы им задумываться? Они же глупые, тем более, Питье каждый день. Ни
о чем таком они не догадаются. Да и те, кто программы  составлял,  небось,
не глупее нас были.
     - А  вот  у  Петровича  другое  мнение,  -  помолчав,  сказала  Елена
Александровна. - Вы вчера на собрании были? Ах да, у вас же смена...  А  я
была. Ну вот, он там такое выдавал,  девчонки!  Попросил  слова,  влез  на
трибуну, и видно - его аж распирает всего. А  глаза  злющие,  как  у  кота
побитого. Ну, во-первых, он сомневается в Стрессовом Методе. Не верит  он,
понимаете ли, что Откровение снимет отрицательный потенциал. Нет, говорит,
убедительных  доказательств.  Это   раз.   Во-вторых,   он,   оказывается,
сомневается в программной схеме. Мол, есть в ней  неопределенности,  стало
быть, можно ждать непредсказуемых  эффектов.  И  вообще,  он  сказал,  всю
методику надо пересматривать. Сейчас, говорит, не времена  Первого  Замка,
не будем повторять их ошибок. Вот в таком плане.
     - Ну, он у нас Второго Ранга, где уж нам за его мыслями  угнаться,  -
задумчиво протянула Светлана Андреевна.
     Костя насторожился. Спросонья он мало что понимал, да и  речь  шла  о
чем-то ему неизвестном. Но теперь, когда они переключились на Серпета,  он
вслушивался изо всех сил.
     - Эх, девочки... Молодые вы, - вздохнула Марва.  -  Поработали  бы  с
мое, иначе бы говорили. Неизвестно еще, как Сумматор посмотрит на фантазии
Петровича. Кто знает, сколько нашему Петровичу осталось  во  Втором  Ранге
ходить? Сумматор не любит, когда в таком тоне да насчет Первого  Замка.  Я
тут многих прытких повидала, знаю, что говорю.
     - Это ты верно,  тетя  Маша,  -  поддакнула  Елена  Александровна.  -
Странные у него мысли, а может, и вредные. Тем  более,  внешнее  положение
нестабильно.  Читали  сегодняшнюю  сводку?  Город  опять  активизировался.
Скоро,  наверное,  вообще  объявят  боевую  готовность.  Нам  на  собрании
намекнули.
     - Да, девоньки, рискует наш Петрович, - Марва плеснула себе в  кружку
из электрического чайника, бросила  кусочек  сахара  и  зазвенела  ложкой.
Отхлебнув, она продолжала:
     - Жаль, конечно, если что. Мужчина он не вредный, пять лет уже у  нас
работает, а ни одного рапорта на Наблюдательниц не подал.
     - Писанины не требует, как другие, - вставила Светлана  Андреевна.  -
Хороший дядька.
     - Хороший-то он хороший, -  не  спеша,  задумчиво  проговорила  Елена
Александровна, - да только наше дело маленькое. Решать с Петровичем  будет
Сумматор. А вообще, если честно, я Петровича что-то не понимаю.  Чего  ему
не хватает? Деньги получает  такие,  что  нам  и  не  снились.  Дачку  ему
выделили в Природном Секторе. Я, конечно, сама не  видела,  но  говорят  -
шикарная дачка. Чин, опять же, не малый. Так нет же, все ему  не  хватает.
Ученость свою демонстрирует.  Он,  значит,  самый  умный,  а  мы  тут  все
дурочки. А идейки, что он пропихивает? Что значит "сейчас другие времена"?
Да разве можно так про Первый Замок? Это же  наша  слава,  наша  гордость,
разве не так? Ну, были ошибки, а  где  их  не  бывает?  Но  можно  ли  все
перечеркивать?  Тем  более,  Петрович-то  Первого  Замка  не   видел,   на
готовенькое пришел. Что за чистоплюйство? Нет,  милые  мои,  так  дело  не
пойдет. Потом опять же. Мы за кем числимся? За Петровичем.  Он  доиграется
со своими вольностями, начнут его просвечивать - так и  за  нас  примутся.
Неужели не ясно?
     - И значит, все записи  просмотрят?  -  испуганно  спросила  Светлана
Андреевна.
     - А ты как думала, Светка?  -  неожиданно  ленивым  тоном  произнесла
Елена Александровна и  не  спеша  налила  себе  чаю.  Потом  бросила  пару
кусочков сахара и так же медленно принялась размешивать. -  Это  же  такие
дела! Шум на весь Корпус!  Моментально  пришлют  комиссию.  И  пожалуйста,
Глобальная Проверка. Всех на  просветку  потащат.  И  нас,  и  обслугу,  и
объектов.
     - Их-то зачем? - вздохнула Марва и хрустнула сухариком.
     - То есть как зачем? - удивилась Елена Александровна.
     - Да жалко их. Дети же все-таки.
     - Ну ты даешь, тетя Маша, - усмехнулась Елена Александровна. - А  еще
столько лет в Системе проработала. Неужели не понимаешь?  Их-то  в  первую
очередь просветят. Мало ли какие  новшества  Петрович  в  ихние  программы
внес? Кто его знает. - Она понизила  голос.  -  Может,  он  вообще  Городу
продался? Не случайно же на собрании такие  речи  толкал.  Может,  он  уже
успел всяких дел наворотить? Может, он программы запортил, и теперь заново
программировать придется? Недаром же  он  так  программы  поносил.  Может,
вообще этих стереть придется и новых набрать.
     - Как это стереть? - удивилась Светлана Андреевна. - Они ведь живые!
     - А вот так и стереть, - снова усмехнулась Елена Александровна, - как
ластиком. Вжик-вжик - и нету. Вы, милые мои, подумайте лучше о том, как бы
и нас за компанию не того... вжик-вжик.
     - А что, могут?! - охнула Светлана Андреевна.
     -  А  то  нет!  -  вздохнула  Елена  Александровна.  -  Забыла,   где
находишься? Это тебе не как раньше, тут  церемониться  не  станут.  У  них
Великие Цели, что им какие-то Светка, Ленка, Машка?
     - Как же так? - Светлана Андреевна готова была разрыдаться.
     - А вот так. Между прочим, нас никто сюда насильно не  тянул.  Знали,
на что идем. И чем рискуем, тоже знали, Денежки, они ведь нигде  легко  не
достаются.
     - И что же нам теперь делать? - дрожащим  голосом  спросила  Светлана
Андреевна.
     Костя вдруг вспомнил, какая она была на обеде. И странности эти  все,
и лицо в красных пятнах. Сейчас, наверное, у нее такое же  лицо.  Конечно,
отсюда не разглядишь, но ведь и так ясно.
     - Ну, пока еще можно кое-чего  сделать,  -  устало  произнесла  Елена
Александровна. -  Во-первых,  мне  кажется,  Старик  должен  знать  о  его
настроениях. Нечего их укрывать.
     - Откуда же он узнает? - удивилась Светлана Андреевна.  -  Он  же  на
собрания наши не ходит. Мы ведь кто для него - нижнее звено, мелочь рыбья.
     - Значит, нужно сделать  так,  чтобы  узнал,  -  слегка  раздраженным
голосом,  точно  разговаривая  с  глупым   ребенком,   проговорила   Елена
Александровна. - В конце концов, можно же сигнализировать.
     - А это как? - удивилась Светлана Андреевна.
     - А вот так, лапочка ты моя. Мы, трое Наблюдательниц, пишем Сумматору
письмо. Не по служебным каналам, а личное. Так, мол, и так. У  Воспитателя
Второго  Ранга  Латунина  нездоровые  настроения...  Тут   надо   кое-чего
перечислить. Просим разобраться. Вот и все.
     - А дальше?
     - А дальше подписи. Мы же не анонимку лепим. Себе дороже.
     - Но зачем же так? - испуганно спросила Светлана Андреевна. -  Может,
не стоит подписываться? Мало ли... Вдруг Сумматор  встанет  за  Петровича?
Говорят, они чуть ли не друзья. Нас тогда с дерьмом смешают.
     - Эх, Светочка-деточка, - зевнула Елена Александровна, - не знаешь ты
жизни. Комиссию-то пришлют в любом случае, что по анонимке,  что  так.  Ты
думаешь, письмецо наше  сразу  на  стол  к  Сумматору  ляжет?  Его  сперва
прочитают те,  кому  по  должности  положено.  Так  что  без  комиссии  не
обойтись. И так или иначе, но всех  просветят.  А  накатаем  мы  анонимку,
комиссия же не будет  знать,  что  это  мы  сигнализировали,  так  что  уж
кого-кого, а нас подозревать нечего. Ну, а если подпишемся - все в  ажуре,
нас не  тронут.  Даже  если  и  просветят  со  всеми  остальными,  то  без
последствий. Сама посуди, твои грешки по сравнению с  сигналом  -  мелочь.
Тебя простят. Еще бы, матерого преступника разоблачила.
     - Что-то ты, Ленка, очень уж уверена,  что  Петровича  в  преступники
зачислят, - задумчиво произнесла Марва.
     - А как же иначе? - Елена Александровна хмыкнула,  -  как  же  иначе?
Комиссии свою работу показать надо? Что же это за такая комиссия,  которая
ничего не вскрыла? Это раз. Во-вторых, они  там  тоже  побоятся.  А  вдруг
потом окажется, что Петрович и впрямь  наворотил  делов?  Получается,  они
прохлопали? С них же за такое шкуру спустят. Так что верняк, девочки.
     Елена Александровна хлебнула из чашки, потом произнесла:
     - Впрочем, ты, Светка, можешь  не  подписывать.  Я  разве  заставляю?
Только смотри, узнает о твоих подвигах комиссия...
     - Нет-нет, Елена Александровна, - затараторила Светлана, - вы меня не
так поняли. Я не отказываюсь, я как все!
     - Ну вот, это уже другой разговор, - удовлетворенно  хохотнула  Елена
Александровна. - А ты как, тетя Маша?
     - Ох, девчонки, - вздохнула  Марва,  -  я  даже  прямо  не  знаю.  Не
нравится мне что-то ваша затея.
     - Наша затея, - строгим голосом поправила ее Елена  Александровна.  -
Можно подумать, ты насчет Петровича была не в  курсе.  Сама  же  говорила:
"Видала я таких прытких..." Ведь говорила же? Стало быть, знала. Если что,
мы со Светкой на тебя ссылаться будем. И получится,  что  ты  знала  и  не
сигнализировала. То есть выходит пособничество. Кстати, сколько тебе здесь
осталось, тетя Маша? Год? А потом обратно под солнышко, да с кучей  денег?
Разве не так? Всего год - и дома.  Внуков  увидишь.  Ведь  ради  них-то  и
нанималась. Ты подумай, тетя Маша, стоит ли рисковать?
     - Ну что с тебя взять, - вздохнула Марва, - подпишу.  Только  зря  ты
это, Ленка, делаешь.
     - Не зря, тетя Маша, - обиженно, и в то же время с какой-то затаенной
гордостью сказала Елена Александровна. - Я, если хочешь знать, не  о  себе
только думаю. Я и вас со Светкой вытягиваю. Подруги  все  же.  Жалко  вас.
Работаете в Системе, а ни хрена в ней не смыслите. Ладно. Завтра не спеша,
на свежую голову текстик составим. А  сейчас  давайте  чай  пить.  Сколько
времени-то? - она бросила взгляд  на  стенные  часы.  -  Скоро  уже  смена
заступает, Людка с Наташкой. Кстати, слыхали? Наташка заявление  подала  -
внеочередной отпуск ей нужен. С чего бы это?
     - Да нам-то какое дело? - ляпнула Светлана Андреевна.
     - Ну, не скажи, Светка, - задумчиво протянула Елена Александровна.  -
Мало ли что. Я чего думаю, девочки, - заговорила она чуть тише,  -  другие
тоже  кой-чего  почуяли.  В  смысле  Петровича.   Унюхали,   что   события
надвигаются. Вот и торопится Наташка поскорее в отпуск, пока не  началось.
Так что нам торопиться надо, чтобы наш сигнал  первым  зафиксировали.  Кто
первый, тому и доверия больше. Вот так-то.
     ...Костя устал уже стоять неподвижно. Он жалел, что сразу не вернулся
в палату. Теперь они подумают, что он подслушивал. Однако не стоять же так
всю ночь. Что-нибудь он Наблюдательницам сочинит. Не в первый раз.
     Он не спеша пошлепал в палату. И тут же его окликнули:
     - Кто здесь?!
     - Это я, Костя, - ответил Костя, неспешно подходя к столу.
     - А ну-ка, фамилию говори! - взвизгнула Светлана Андреевна, тараща на
него злобные перепуганные глаза. Костя не ошибся - щеки ее и в самом  деле
покрывали нервные бордовые пятна.
     - Да вы что, Светлана Андреевна, - удивился  Костя.  -  Вы  разве  не
помните меня? Я же Временный Помощник на Группе!
     - Не знаю я никаких  Помощников!  Для  нас  вы  все  одинаковы!  Ишь,
выискался какой! - и пятна  на  ее  лице  запылали  ярче,  точно  на  него
брызнули малиновым вареньем. - Грубить мне еще будет, паршивец! Сейчас вон
задницу настегаю! Говори, что здесь делал!
     Костя  остолбенел.  Он  уставился  в  бледно-зеленый  линолеум  пола,
чувствуя, как пылают уши. Ни фига себе заявочки! Да как  она  смеет  такое
говорить?!  Он  что,  простой  пацан  какой-нибудь,  чтобы  она  его   так
оскорбляла? И кто? Не Марва какая-нибудь занюханная, а Светлана! Да  пошла
она к свиньям!
     - А вы на меня не кричите, - огрызнулся он, отходя на  всякий  случай
подальше от стола. - Я в туалет ходил. Нельзя, что ли?
     - Нечего по ночам в туалеты шастать! - визжала Светлана Андреевна.  -
С вечера надо было ходить! И почему я не видела, как ты туда прошел?
     - Откуда я знаю? - буркнул Костя. - Я что,  докладывать  вам  должен:
так, мол, и так, Светлана Андреевна, разрешите  мне  сходить  по-большому?
Пошел себе, и все!
     - Ну ты и хам! - Светлана Андреевна схватила лежащий перед ней журнал
и принялась судорожно листать  страницы.  -  Все  про  тебя  напишу!  -  и
шариковая ручка нервно запрыгала по бумаге. - Завтра Сергей Петрович  тебе
такой туалет розгами пропишет - век помнить будешь! А ну, марш в палату, и
чтобы ни звука у меня!
     - Больно надо, - и  Костя  небрежной  походкой  направился  прочь  от
стола.   Было   противно.   Сзади   раздавался   свистящий   шепот   Елены
Александровны: "Не закатывай истерик, дура! Зачем орала? Он же  ничего  не
слышал, а даже если и слышал - к утру все забудет. Даром им, что ли, Питье
дают?"
     Косте было плевать на этот змеиный шепот, на  Светланины  угрозы.  Но
уши продолжали гореть.  А  он  еще  такое  себе  про  нее  воображал.  Про
Светандру. Тоже цаца нашлась -  розгами  пугает.  Ну  ничего,  он  ей  это
припомнит...



                                    3

     Сергей дернул шнурок выключателя. Пора ложиться, иначе потом и впрямь
с бессонницей не сладить. Не переходить же на таблетки, как той осенью.
     Впрочем, разница невелика. Та  же  пустота,  что  и  раньше.  Погорел
энтузиазм синим пламенем. Который год уже  приходится  плыть  по  течению,
заниматься привычной работой - сидеть за пультом в машинном зале, проверяя
состояние Программ, составлять отчеты, контролировать Группы. Получать раз
в месяц зеленый конвертик с деньгами - бессмысленно огромными и  столь  же
бесполезными здесь. Однако система работает четко - работникам  выписывают
деньги, всякий труд должен оплачиваться. "Вы понимаете, Сережа, - говорил,
бывало, Старик, - мы не можем организовывать наших людей только на  основе
энтузиазма. Слишком их много, работников, и  все  они  разные.  Приходится
считаться со сложившимися стереотипами. Да и, разумеется, низший  персонал
вообще не в курсе дела. Пускай, так будет надежнее. Так что позвольте дать
вам совет - не отказывайтесь от конвертиков, не разрушайте чужих  иллюзий.
Да к тому же деньги эти могут вам пригодиться. Когда вернетесь..."
     Да вот состоится ли  возвращение?  Он  до  сих  пор  не  мог  понять.
Конечно, с мелочовкой все  ясно.  Их,  Наблюдательниц,  Техников,  рядовых
Санитаров, нанимали по контракту,  лет  на  десять-пятнадцать.  Потом  они
возвращались домой со стертой памятью об этих  годах,  а  также  с  весьма
приличной суммой. Там, в Натуральном Мире, они хоть в  лепешку  расшиблись
бы, а таких денег нипочем бы не урвали.
     Правда, при нем здешних трудов никто еще  не  завершал.  Хотя  он  не
любопытен. Друзей за эти пять лет  у  него  тут  не  завелось,  почти  все
контакты были деловыми. Конечно, не считая амурных  эпизодов,  но  хрен  с
ними. Не хватало еще и об этом думать. А так - выбирался, конечно, изредка
на  пикнички  с  коллегами-Воспитателями.  Пьянки  под  луной,  у  костра,
анекдоты, рыбалка - вот и все общение. И пускай в своем деле они, коллеги,
соображали неплохо, но на интеллигентность явно не тянули. Видимо, он в их
круг не вписался - со временем приглашения иссякли,  и  он  опять  остался
один. Просыпаясь по ночам в горячем поту, из последних сил разрывая липкую
пленку кошмара, он слышал ритмичный стук собственного сердца: "Один. Один.
Совсем один".
     Конечно, здесь был Старик, и, наверное,  только  это  не  давало  ему
загнуться от тоски. Со Стариком он хоть  на  короткое  время  ощущал  себя
человеком, а не клавишей какого-то исполинского  компьютера.  Со  Стариком
ему приоткрывался глубинный смысл всей здешней возни - и  были  мгновения,
когда его переполняла пьянящая  смесь  гордости,  уверенности  и  какой-то
необъяснимо  приятной  силы.  Правда,  такие  минуты  проходили,  и  снова
наваливалась постоянная тяжесть.
     В последнее время стало хуже. Мгновения  ясности  давно  уже  его  не
посещали, да и в разговорах со Стариком он стал заметно  сдержаннее.  Зато
появилась бессонница, а вместе с ней - раздражительность.
     С каждым днем делалось труднее. Пока что он еще владел собою,  держал
обычную свою бесстрастно-ироничную маску. Но временами  накатывало:  долго
так не протянешь.  Обязательно  случится  какой-нибудь  срыв.  Тем  более,
симптомы налицо. Даже взять сегодняшний день. Этот странный разговор,  что
затеял Андреич. Тоже ведь  едва  не  нагрубил.  А  зачем?  Андреич  вполне
по-дружески советовал... Или еще. Совсем уж ни к селу, ни  к  городу  было
выставлять  за  дверь  эту  Наблюдательницу.  Кажется,  ее  здесь   Еленой
Прекрасной прозвали. Конечно, ее игривые интонации  вызывали  тошноту,  ее
намерения - предельно ясны. Разумеется, она так  ему  и  не  поверила.  Во
всяком случае, вид у нее был соответствующий. Но в том-то и беда,  что  на
деликатное обхождение  не  осталось  уже  ни  сил,  ни  желания.  Конечно,
ситуация выеденного яйца не стоит, можно было и пожалеть бабу, но  времена
амурных эпизодов для него прошли.
     Сейчас главное - это  справиться  с  собой.  Со  своим  взбесившимся,
вышедшем из-под контроля подсознанием. Иначе дальше никак. Дай себе  волю,
ослабь контроль - и придешь  к  тому,  от  чего  спас  Старик  тем  давним
ноябрьским вечером.


     Сергей даже  не  сразу  его  заметил.  Сидя  в  потертом  кресле,  он
механически болтал в стакане чайной ложкой, время от времени поглядывая на
экран телевизора. За окном надрывался  хищный  ноябрьский  ветер,  с  маху
лупил в оконное стекло мокрыми снежными хлопьями, в голове  прокручивались
привычные мысли.
     По телевизору шел концерт, и вроде бы даже  неплохой.  Однако  Сергей
воспринимал голубоватое мерцание экрана как бы  в  полусне,  хотя  еще  не
спал. Но  мозги  постепенно  заволакивало  туманом  -  сказывался  недавно
выпитый димедрол. Наверное, поэтому он не  слишком  удивился  и  появлению
Старика. Впрочем, в Старике  и  не  было  ничего  удивительного.  Если  не
считать оригинального  способа  наносить  визиты.  Во  всем  остальном  он
казался совсем обычным пожилым человеком. Высокий, загорелый и крепкий,  с
копной седых  волос,  раскинувшихся  по  плечам  точно  львиная  грива,  с
окладистой, как у Деда Мороза бородой.  Одет  он  был  весьма  прилично  -
темный дорогой костюм, очки в золотой оправе. Чем-то  Старик  смахивал  на
Березнякова, завкафедрой прикладной математики, замучившего в  свое  время
Сергея теорией  сеточных  алгоритмов.  Правда,  Березняков  был  пониже  и
потолще, да к тому же лет десять как обретался в иных мирах.
     Все эти мысли пронеслись у Сергея в  голове  за  какую-то  мельчайшую
долю секунды - словно  молния  вспыхнула.  Но  удивительное  дело,  он  не
чувствовал никакого страха.
     - Добрый вечер, Сергей Петрович, - произнес  меж  тем  Старик  низким
приятным голосом. - Не напугал вас?
     - Ну что вы, что вы, у  меня  нервы  крепкие,  -  машинально  ответил
Сергей, все еще продолжая вертеть ложкой в стакане.
     "Ну вот, как и следовало ожидать - галлюцинации, -  появилась  первая
трезвая мысль. - И зрительная, и слуховая, да еще, наверное, окажется, что
и осязательная."
     - Вы ко мне? - добавил он, стараясь говорить как можно медленнее, так
легче было справляться с дрожью в голосе.
     - К вам, Сергей Петрович, к вам, - ласково подтвердил Старик. Подойдя
поближе, он внимательно взглянул Сергею в глаза.
     - Между прочим, я не галлюцинация, так что не волнуйтесь  понапрасну.
Психика у вас в порядке, уж мне ли не знать. Хотя что касается нервишек  -
не такие уж они и крепкие. Пошаливают, между нами говоря, нервишки. Но это
поправимо. Поверьте, мы никогда бы не обратились к человеку с болезненными
отклонениями. Успокойтесь, вы в норме.
     - Мы? - переспросил Сергей. - Кто это мы?  Вы  пришли  сюда  от  лица
кого-то?
     - Об этом, если позволите, чуть позже, - откликнулся Старик.
     - Ну ладно, - не спеша протянул Сергей, - раз уж настаиваете, что  вы
не галлюцинация, так может, объясните, каким образом вы  здесь  появились?
Неужели и впрямь ходите сквозь стены?
     - И не только сквозь стены, - улыбнулся Старик. - Я  много  еще  чего
умею, Сергей. Кстати, не возражаете, если без отчества?
     - Пожалуйста,  -  хмыкнул  Сергей.  -  Как  говорится,  хоть  горшком
назови...
     - Просто я намного старше вас, - как бы и  не  слыша  его,  продолжал
Старик, - а старость, помимо всего прочего,  означает  права,  от  которых
очень хочется отказаться. Но как откажешься -  традиция...  Ладно,  это  я
так, к слову.
     Сергей поспешно встал с кресла.
     - Да вы садитесь, - предложил он. - Садитесь в  кресло,  или  вон  на
диван. А то неудобно  как-то  получается:  вы  стоите,  я  сижу.  У  меня,
простите, некоторый беспорядок...
     - Это меня нисколько не интересует, - ответил  Старик,  усаживаясь  в
кресло. - Перейдем к делу, Сергей, - продолжал он, устроившись  поудобнее.
- Но чтобы разговор у нас вышел полезный, еще раз хочу напомнить: все, что
сейчас происходит, не бред, не  галлюцинация,  не  сон  и  не  шизофрения.
Впрочем, если хорошенько подумать, вы и сами это поймете. Вы же не курите,
практически не пьете, в детстве припадками  не  отличались,  да  и  вообще
здоровье у вас железное. Хотя я бы на вашем  месте  не  глотал  так  много
таблеток. Ну, да все  равно  теперь.  Надеюсь,  вы  понимаете,  что  я  не
случайно появился у вас именно  таким...  э-э...  нестандартным,  что  ли,
образом.  Просто  не  хотелось  тратить  время  на  доказательство   своей
нормальности. Иначе вы ни за что бы мне не  поверили,  решили  бы,  что  я
аферист или из психбольницы сбежал. Конечно, торопиться нам с вами некуда,
в конце концов я бы  вас  убедил,  да  только  не  люблю  я  пустопорожних
разговоров. Итак, вернемся к  нашим  баранам.  Только  давайте  без  этих,
знаете ли, мещанских тезисов: "Этого не может быть, потому  что  не  может
быть никогда" или, к примеру, "Чушь, бред, фантастика!" Ну,  сами  знаете,
как оно бывает. Хотя, конечно, чисто внешнее сходство  с  фантастикой  вы,
скорее всего, обнаружите. Не пугайтесь, ладно? В общем, мы договорились?
     - Ну разумеется, - хмыкнул Сергей, примостясь на  краешке  дивана.  -
Меня вообще напугать непросто.
     "Чем дальше, тем любопытственнее" - вертелась в голове фраза. Он  уже
и в самом деле ощущал  себя  этакой  раскомплексованной  Алисой  в  стране
чудес, хотя временами все же склонялся к мыслям о галлюцинации.
     - Тогда вот как мы с вами сделаем, - продолжал  Старик.  -  Сперва  я
изложу несколько тезисов, а вы послушайте, да не перебивайте. Потом  уж  я
отвечу на любые вопросы. Устраивает вас такая культурная программа?
     - Да вы не тяните, - отозвался Сергей. - Давайте ближе к делу.
     - Ну, раз уж вы так настаиваете, - улыбнулся Старик.  -  Ладно,  суть
дела такова. Впрочем, для начала пару слов  о  себе,  хотя,  конечно,  это
весьма нескромно. Но чтобы уж  сразу  внести  ясность.  Вас,  естественно,
интересует, что я за такое явление природы? Успокойтесь, ничего страшного.
Я не инопланетянин, не  волшебник  и  уж,  конечно,  не  какой-нибудь  там
экстрасенс. Кажется, теперь это у вас так называется?  В  общем,  я  самый
обычный человек, такой же, как и вы. Правда, человек-то я обычный,  а  вот
судьба у меня не совсем обычная. Ну, а как следствие - не  совсем  обычные
отношения со Вселенной. Зовут меня... Ну, предположим, Александр Иванович.
Во всяком случае, сейчас. Как звали раньше - пока для вас несущественно.
     Это, значит, был у нас первый тезис. Ну, а теперь  тезис  второй.  Во
Вселенной  существуют,  как   бы   выразиться   поточнее,   силы   особого
происхождения и особых возможностей. В настоящий  момент  я  являюсь,  так
сказать, полномочным их представителем. Вы, надеюсь, понимаете, что у  нас
нет ничего общего с какими-либо организациями, партиями,  государственными
структурами и прочей  чепухой.  Упомянутые  силы  существовали  еще  в  те
времена, когда нашей милой планеты и в проекте не было.  Кстати,  мой  вам
маленький совет - не стройте гипотезы. Хотя бы уже потому,  что  любая  из
них  окажется  ложной.  Может  быть,   когда-нибудь,   со   временем,   вы
приблизитесь к некоторому относительному пониманию. А может быть,  и  нет.
Между прочим, и мне не все доступно. Хотя я работаю с  ними  очень  давно.
Гораздо  дольше,  чем  вы  могли  бы  предположить.  Просто,  знаете   ли,
человеческий разум имеет некоторые естественные границы, и ничего  тут  не
поделаешь - так уж мы устроены.
     Но вот что вы можете и должны понять. Силы, о которых  я  говорю,  не
связаны никакими  законами  природы.  Во  всяком  случае,  известными  вам
законами. Масштабы у них космические, ни пространство, ни даже  время  для
них не преграда. Понимаю, как трудно в это поверить. Но обманывать вас мне
ни к чему. Тем более, с вами такой фокус все равно бы не удался.
     И  третий  тезис.  У  этих  сил  имеется  глобальная  цель,  вся   их
деятельность только на нее и направлена. Что же  это  за  цель?  -  Старик
привстал с кресла и внимательно посмотрел  на  Сергея.  -  А  цель  такая:
помогать мирам, которые терпят  бедствия.  К  сожалению,  такое  случается
довольно часто. Вселенных, как вы понимаете, бесконечно  много,  а  разуму
присущ  инстинкт  самоуничтожения.  Возможно,   тут   действует   какой-то
универсальный философский закон. Не знаю... И  они  не  знают.  Во  всяком
случае, делают то, что могут. Ну, а говоря конкретнее - сейчас мы  спасаем
Землю. А с нею, Сережа, дела плохи. Все варианты естественного развития мы
просчитали,  промоделировали  и  поняли  -  земная  цивилизация  обречена.
Конечно, вы знаете - человечество уже сейчас может превратить свою планету
в мертвый безвоздушный шар. Да что  говорить,  об  этом  в  каждой  газете
пишут. Технически-то дело несложное. Но вот чего вы не  знаете,  о  чем  в
газетах не написано - так это то, что ядерная война - еще не самое худшее.
Войны,  кстати,  скорее  всего,  и  не  будет,  но  впереди  маячат   беды
пострашнее.
     Цивилизация, конечно, погибнет, и погибнет ужасно, но и  это  еще  не
самое главное. А  самое  главное  -  она  потянет  за  собой  в  могилу  и
остальных. Знаете, как один прокаженный может заразить целый город, так  и
здесь.  Сейчас-то  вы  варитесь  в  собственном  соку,  а  вот  лет  через
полтораста, когда начнете к звездам летать... Страшно и подумать,  что  вы
туда потащите. Получится нечто вроде цепной реакции. Да, Сергей,  как  это
ни печально, но оснований для исторического оптимизма у нас  с  вами  нет.
Наша цивилизация уже давно, тысячи лет назад  сделала  роковую  ошибку,  и
самостоятельно ее исправить не сможет. Поэтому, Сережа,  Силы  Спасения  и
начали действовать. Причем не сегодня, а довольно давно. Что ж, опыт у них
богатый, Земля для них не первый  пациент.  И  кстати  сказать,  шансы  на
излечение весьма неплохие.
     Такие вот дела, Сергей, - сказал Старик, немного помолчав.  -  Потом,
конечно, вы узнаете и подробности, но если вкратце, то так.
     Ну, а теперь - к делу. Почему я пришел именно к вам, рассказываю  эти
невеселые истории? Ну что ж, наберитесь терпения.
     Думаю,  вам  понятно,  что   чисто   внешним   воздействием   никакую
цивилизацию  не  спасешь.  Внешнее  воздействие   должно   сопрягаться   с
внутренним. Это как больной человек, он вылечится только  если  сам  будет
стараться. А без этого стремления, да будет вам известно, ни таблетки,  ни
уколы, ни тем более операции пользы не дают. Вот и здесь так же. Мы, люди,
должны сами исправить путь планеты. Разумеется, с помощью  известных  сил.
Тут, если хотите, тоже проявляется некий универсальный закон - самого себя
за волосы не поднимешь. Но, конечно, минутного порыва мало. Я уже сказал -
Силы Спасения действуют давно. А знаете, что в нашем деле  самое  сложное?
Найти способных к сотрудничеству людей. Критерии отбора весьма жесткие. Им
ведь не нужны  всякие  там  непризнанные  гении,  социальные  экстремисты,
политические и религиозные фанатики. С другой стороны,  от  прагматиков  и
холодных скептиков тоже мало пользы.
     Во-первых, они не поверят. А даже если и поверят,  будут  действовать
ради собственных целей. Конечно, для не слишком сложной работы  используют
и таких. Существуют же и чисто технические вопросы. Эти люди  даже  деньги
за свой труд получают, а потом им обновляют память. Что у нас делали,  они
не помнят, в остальном же остаются такими, как были. Но это  так,  мелочь.
Для серьезной работы нам необходимы совсем иные люди.  Во-первых,  люди  с
нестандартным мышлением - только такие поймут  суть  проблемы.  Во-вторых,
люди надежные и сильные - иначе им не справиться  со  своими  задачами.  В
третьих,  нам  нужны  люди   знающие,   способные   учиться   и   работать
квалифицированно. А такие сочетания нечасто встречаются. Сережа, вы  ведь,
наверное, уже поняли - мы наблюдали за вами. И довольно  давно  -  еще  со
студенческих ваших лет.  И  было  принято  положительное  решение.  Именно
поэтому я и здесь. Мы предлагаем вам сотрудничество. Вы относитесь  именно
к тому редкому типу людей, что нам нужен. Тем более, у вас и специальность
подходящая.  Нам  нужны  люди,   работающие   в   области   математической
психологии. Это одно из главнейших направлений.
     Теперь дальше. К делу вы приступите  не  сразу,  вначале  надо  будет
пройти некоторое обучение, тренинг - мы  на  своем  жаргоне  называем  это
Обработкой. Кроме того, должен сказать честно - поначалу ваша работа может
вам показаться слишком уж неожиданной и в чем-то даже отталкивающей. Но не
разбив яиц, не сделаешь омлет. Придется  научиться  видеть  мир  под  иным
углом.
     Конечно, все это лишь в том случае, если вы согласитесь. Мы же никого
никогда не заставляем. Решение должно быть  свободным  и  сознательным.  И
честным. И поэтому взгляните на свою теперешнюю  жизнь  честно.  Я  сейчас
буду неприятные вещи говорить, вы  уж  извините.  Но  вы  тут  погрязли  в
пошлости. Вы - участник гнусной мышиной возни. Я имею в виду все эти  ваши
институтские дела. Вы в плену у целой  стаи  комплексов  и  предрассудков,
причем о большей их части вы  даже  и  не  догадываетесь.  Вы  боретесь  с
тараканами и глотаете таблетки. Вы боитесь начальства и соседей  -  и  это
вы, смелый и сильный человек! Вы забросили и  вашу  науку.  Ведь  были  же
идеи, были наметки работ - и где все  это?  Вы  тут  никому  не  приносите
пользы, а если честно взглянуть на некоторые моменты личной  жизни  -  так
скорее уж наоборот. По-моему, жить  так  стыдно  и  обидно.  Не  лучше  ли
отбросить подальше все эти козьи потягушки и заняться настоящим  делом?  У
нас найдется применение вашим многочисленным способностям. Конечно,  я  не
гарантирую вам легкой жизни, и прежде всего  в  душевном  плане.  Придется
поначалу несладко, но лучше уж гореть,  чем  гнить.  Сейчас  вы  гниете...
Таким вот образом. В принципе, я сказал все, что хотел. Теперь  жду  ваших
слов.
     Сергей  сидел,  обхватив  потными  ладонями  колено.  Из   телевизора
доносилось  пронзительное  контральто  заслуженной  и   народной   певицы,
негромко гудела лампа, в темное окно бились тяжелые снежные хлопья.
     - Вам, кстати, этот аппарат  не  мешает?  -  поинтересовался  Старик,
бросив недовольный взгляд на телевизор. - По-моему, вы уже  давно  его  не
смотрите. Может, выключим?
     - Давайте выключим, - не сразу отозвался  Сергей.  В  голове  у  него
бурлило и пенилось варево мыслей, страхов, надежд. Он чувствовал -  Старик
не врет. Да и способность проходить сквозь стены  впечатляла.  Но,  как  и
предполагал Старик, веяло от всего этого махровой фантастикой, и временами
Сергею казалось, будто бы нечто подобное он или читал уже, или от  кого-то
слышал. Но в то же время в Стариковских словах  все  было  правильно,  все
логично. Не придерешься. Да и говорил тот очень просто, по-человечески. Но
поверить ему до конца Сергей все-таки не мог.
     А Старик меж тем  щелкнул  пальцами  -  и  экран  телевизора  померк.
Контральто заслуженной певицы оборвалось на середине ноты.
     - Вот и все, - усмехнулся Старик, - теперь ничего не будет отвлекать.
Ну, так я слушаю вас.
     - Трудно сказать что-то определенное, -  не  спеша  произнес  Сергей,
глядя на давно  не  мытый  пол.  -  Эта  информация...  она  как-то  сразу
оглушает. Да и действительно отдает литературой известного рода.  Впрочем,
в чем я не сомневаюсь - так это в вашей искренности. Насчет моей  нынешней
ситуации - все верно. Я и не думаю оправдываться. Действительно, гнию. Ну,
а  что  касается  вашего  предложения?   Как   вы   это   конкретно   себе
представляете? В  чем  будет  заключаться  моя  работа?  Надеюсь,  мне  не
придется играть в секретного агента, добывать информацию или там бегать  с
картами и пистолетами? Я такого, знаете ли, не люблю, да  и  не  способен,
скорее всего.
     Старик оживился.
     - Ну, вот еще глупости! Ни о чем подобном и речи быть не  может!  Нам
вообще никакие агенты не нужны - проблем с информацией у нас не бывает. Да
ведь я же говорил вам - будете работать по специальности. Но не здесь,  не
в этой плоскости... Впрочем, не буду забивать вам голову. Скажу  только  -
жить и работать придется у нас на  Базе.  Хотя,  конечно,  слово  база  не
отражает сути. Там все другое - и время, и пространство. Лучше  сказать  -
это особый слой бытия. Ладно, сами увидите. А насчет всего остального -  в
общих чертах расскажу. Ну, во-первых, Обработка. Вы и не почувствуете, как
она состоится - такие вещи у нас делают во сне. Нечто вроде гипнопедии, но
на ином уровне. Потом вас введут в курс дела. Пока могу лишь вам сказать -
и психология понадобится, и математика, и многое другое, о чем вы  пока  и
представления не имеете.
     Вам придется многое переосмыслить, многому научиться.  Кроме  того  -
смешно сказать - будут и некоторые формальности. Ну, как у вас тут все эти
заявления о приеме на работу, личные карточки. Не слишком беспокойтесь  об
этом, просто имейте в виду. У  нас,  знаете  ли,  и  свои  бюрократические
загибы имеются - с людьми же работаем. Тем более, низший  персонал  вообще
не в курсе дела, ни о каких Силах Спасения они  не  догадываются.  Думают,
что тут секретная какая-то лаборатория. И между прочим, не  удивляйтесь  -
за свой труд будете зарплату получать, и весьма приличную.  Это  чтобы  не
смущать прочих. Кстати, когда вернетесь  обратно,  эти  деньги  вам  могут
очень пригодиться. Хотя и чувствую, что такие подробности вам неинтересны.
Мне, кстати говоря, тоже.
     В общем, давайте договоримся так. Немедленного ответа  я  не  требую.
Это было бы и некорректно, и глупо. Думайте сами в  спокойной  обстановке.
Если вы примете положительное решение, то завтрашним вечером  до  полуночи
вам нужно быть за городом, в условленном месте.  Там  вас  встретят.  Вот,
возьмите конверт, в нем точные инструкции. С собой ничего брать  не  надо.
Ну, а если вы откажетесь, - Старик помолчал, пожевал  губами,  потом  тихо
произнес, - дело ваше. Больше мы вам надоедать не станем, и мало-помалу вы
забудете  нашу  сегодняшнюю  встречу.  Она  будет   казаться   вам   сном,
галлюцинацией, а после и вовсе выветрится из головы. Останутся тараканы  и
немытые тарелки... Вот так-то, Сергей. Ладно, пойду я. Времени на раздумья
у вас достаточно. Засим надеюсь на лучшее.
     С  этими  словами  Старик  поднялся,  энергично  пожал  Сергею  руку,
подмигнул и растаял в  воздухе.  Все  случилось  мгновенно  -  Сергей  еще
чувствовал тепло Стариковской ладони, а самого его уже не было.
     - Да, дела... - вслух протянул Сергей и надорвал конверт.



                                    4

     Старику не  спалось.  Оно  и  понятно.  Попробуй-ка  уснуть,  если  в
позвоночнике скопилась муторная, свинцовая боль,  и  не  спешит  вырваться
наружу - нет, она дает о себе знать лишь короткими острыми  вспышками.  Но
не секрет, что скоро боль наберет силу  и  жидким  свинцом  разольется  по
нервам, суставам, костям. И это продлится до самого утра. Дело привычное.
     Конечно, унять боль ничего  не  стоит.  Достаточно  слабого  волевого
импульса - и она исчезнет навсегда. Можно и  вообще  поменять  тело.  Пара
пустяков. Стоит лишь пожелать - и воплотишься молодым, здоровым. Но Старик
знал, что не сделает подобной глупости. Слишком уж он старомоден.  Слишком
уж он привык к своей нынешней оболочке, чтобы вот так запросто ее  менять.
И пускай болит, пускай жжет  и  ломит.  В  конце  концов,  эти  мучения  -
единственное, что у него осталось своего. А все остальное... Ладно, он  не
жалеет. Ни о чем не жалеет. Свой путь он выбрал так давно, что теперь уж и
не вспомнить, когда это случилось. И  пускай  порой  приходят  непрошенные
мысли, грызут мозг неясные сомнения - но в  целом  он  уверен  в  конечной
победе. Да и может ли быть иначе? С помощью Тех, Кто Без Имени И Формы, он
своего  добьется!  Планета  будет  покоиться  в  Замыкании.  Любой  ценой!
Впрочем, цена - понятие бесполезное, а значит, и отжившее. Побрякушка  для
дурачков из Натурального Мира.
     Старик  сел  на  кровати,  опершись  спиной  о  жесткую,  слежавшуюся
подушку. Давно пора ее заменить, только вот все забывается. И вообще,  это
не его дело, а обслуги.  Сами  должны  были  заметить.  Что  же  они,  как
говорится, мышей не ловят? Может, поменять персонал?  Материала  вроде  бы
достаточно. Тем более, порядок нужно поддерживать. Причем на всех уровнях,
во всех слоях.
     В окно медленно сочился грязновато-желтый лунный свет. И вчера то  же
самое было, и позавчера, и тысячу  лет  назад.  Надоело.  Может,  поменять
луну? Хотя ладно, пускай висит. Конечно, обрыдло, а  с  другой  стороны  -
традиция.
     Надо бы таблетку глотнуть - одну из тех, что в стеклянной баночке  на
подоконнике.   Слишком   уж   разнылись   старые   кости.    Старомодность
старомодностью, традиции  традициями,  но  о  себе  тоже  позаботиться  не
мешает. Эта теорема всем доступна, даже  безмозглым  Наблюдательницам.  Уж
они-то своего не упустят. Каждый  месяц  одиннадцатого  числа  они  спешат
занять очередь у окошка кассы, да еще грызутся, кто за кем  стоял.  Смешно
глядеть на бабью суету. Тем более,  что  эти  огромные  (по  их  понятиям)
деньги никогда не понадобятся. В самом деле, разве он, Верховный Сумматор,
столь  наивен,  чтобы  по  истечении  договорного  срока  выпускать  их  в
Натуральный Мир? С какой стати? Да еще возиться  с  их  куриными  мозгами,
проверять качество очистки... Нет, голубушки и голубчики, кобылицы вы  мои
и жеребчики! Мавр сделал свое дело - мавр может уйти. И должен  уйти!  Так
что на Первый Этаж  и  никаких  разговоров.  Пускай  там  из  них  продукт
выкачивают. Все же хоть какая польза.
     Да разве только Наблюдательницы? Всем туда дорога, на Первый, всем! И
Санитарам, и Техникам, и  Воспитателям.  В  конце  концов  каждый  из  них
толкнет железную дверь и окажется там... Конечно,  некоторых  хотелось  бы
оставить. Сережку, например. Или Ваську. Ведь сколько сил, сколько энергии
потрачено на их Обработку!  Если  бы  такую  прорву  энергии  выпустить  в
Натуральный Мир - вполне хватило бы  на  создание  пары-тройки  спиральных
галактик... Да... И ведь результат, судя по всему, неплохой. Но закон есть
закон, ничего не поделаешь. А закон - это желание Тех,  Кто  Без  Имени  И
Формы. Им нужно нечто, и свое "нечто" они получат. Как Верховный  Сумматор
он им это обеспечит. Все, что угодно, отдаст он им всего  лишь  за  минуту
Слияния. И хотя такие минуты бывают нечасто, но запоминаются намертво.
     Медленно, угрюмо и глухо начинает звучать  в  голове  темная,  не  из
этого мира музыка. В ней нет ничего привычного,  в  ней  не  разобрать  ни
одной знакомой ноты - но сознание постепенно меркнет,  и  вокруг  остается
пустыня, озаряемая темно-лиловым, почти черным пламенем.  Музыка  меж  тем
умолкает, но она теперь не нужна - ведь приходит Понимание: лиловый  огонь
- это он сам и есть! И тогда он медленно, а потом все  быстрее  и  быстрее
начинает  расти,  расширяться,   заполняя   собой   пространство,   время,
вселенную. Он вбирает в себя все -  от  какого-нибудь  ничтожного  жалкого
электрона до огромных галактик, входит как хозяин  во  все  души,  во  все
сознания  сразу,  и  они  вливаются  в  него,  становятся  его   покорными
частичками, слагаемыми его бесконечной силы,  его  бесконечного  знания  и
воли. И уже нет нигде - ни в одном слое, ни в одном пространстве - ничего,
кроме языков его черно-лилового пламени. Ему остается совсем немного - еще
один крохотный шаг, еще один рывок  -  и  тогда...  Тогда  начнется  нечто
невообразимое - то, к чему он, к чему все  они  стремились  из  бездн,  из
бесконечностей и нулей.
     Но именно этого последнего рывка и не случается.  Все  разом  гаснет,
уже во  тьме  дробясь  на  мельчайшие  осколки,  сознание  вспыхивает  как
перегоревшая лампочка - и отключается. Он приходит в себя только здесь - в
постели или в кресле, бледный, дрожащий, с маленькими капельками  пота  на
лбу. Но все помнится ярко, отчетливо, и долго еще кажется, будто внутри  у
него мечется лохматое лиловое пламя.
     Да, за такие видения можно отдать все, что угодно. Пускай  это  всего
лишь видения, да к тому же и не его, а Тех, Кто Без Имени И Формы. Но  они
дают ему возможность слиться - ровно настолько, сколько может вынести  его
слабое человеческое сознание. А почему дают? Потому что он им нужен. Он  -
их инструмент, и с помощью этого инструмента планета рано или поздно будет
включена в Замыкание. Конечно, все завершится  не  скоро.  Может  быть,  и
теперешняя попытка провалится, как и в тот раз, как с Первым Замком.  Нет,
не должно вроде бы. На сей раз все учтено, все рассчитано до мелочей.  Ну,
а если сорвется - что ж, попробуем снова, и опять, и опять...
     Так или иначе, с каждой попыткой все ближе до цели. Уже  действуют  в
Натуральном Мире тысячи  агентов,  готовят  почву  для  будущего  десанта.
Убирают с дороги тех, кто мешает. Или кто способен помешать в  дальнейшем.
В общем, работа кипит.
     И если бы не Город, планета уже давно покоилась бы  в  Замыкании.  Но
этот проклятый Город! Враг, о котором ничего неизвестно, кроме  того,  что
он есть и невыразимо опасен. Разумеется, Те, Кто Без Имени И Формы,  знают
о Городе, обо всех этих делах  куда  больше,  чем  он,  простой  Верховный
Сумматор.
     Знают. Но не говорят. Очевидно, у них есть на то причины, а он  -  он
всего лишь их слуга, их тень, послушный инструмент. Он не  возражает.  Все
правильно, с инструментами не принято советоваться. Их применяют. Но тогда
дайте настоящее оружие, такое, чтобы не отказывало в последний момент.  Он
никогда не сможет забыть разрушение  Первого  Замка.  Как  сверкали  белые
молнии - словно тонкие мечи в невидимых руках,  и  дробились  в  невесомую
пыль гранитные плиты стен, рвались точно бумага стальные  цепи...  Он  сам
остался цел только потому, что сразу же начал переход, не дожидаясь конца.
Что его спасло? Чутье? Инстинкт? Или Те, Кто Без Имени И Формы? Видно,  он
и впрямь неплохой инструмент, раз уж они так его берегут.
     Все же надо глотнуть таблеточку...  Старик  встал,  нашаривая  босыми
ногами шлепанцы, и поплелся к столику  с  графином.  Выпив  лекарство,  он
вернулся в постель. Вот  теперь  все  стало  на  свои  места.  Боль  скоро
отступит, и он сможет, наконец, уснуть. Крепким здоровым сном,  который  в
последнее время куда-то  совсем  пропал.  Уснуть,  отрешившись  от  вороха
надоевших дел.
     А их уйма, дел и делишек.  Мелких,  скучных.  Просмотреть,  наметить,
вызвать, вздрючить, проконтролировать... Но почему же до сих  пор  сон  не
идет? Неспроста, ох, неспроста.
     Чутье подсказывало Старику, что надвигается серьезная работа.  И  еще
чутье подсказывало, что работа сия  не  обещает  быть  приятной.  Каким-то
особым слухом ловил  он  в  душном  воздухе  Корпуса  звон.  Звон  неясной
тревоги. Как, кто, где - пока совершенно неясно. Но предварительные выводы
можно сделать и сейчас. В Корпусе неспокойно. Что-то назревает.  Внешне-то
все,  кажется,  в  норме.  Откуда  ждать  удара?  Город?  Город  -  угроза
постоянная, но в последнее время он не проявлял особой активности. Это  же
только низовому персоналу на собраниях страшные сказки рассказывают, чтобы
их в должной форме держать.  На  самом  деле  такие  сказки  сочиняются  в
информационном отделе Санитарной Службы.
     А тогда что же? В Группах дела идут нормально, во всяком случае, если
верить докладам воспитателей. А почему бы им не верить?  Конечно,  никогда
не вредно и самому взглянуть. Стоп! А не в Ярцевской ли затее дело? Насчет
Глобальной Проверки? Хотя вряд ли. Такие проверки делались и раньше. Да  и
как без  них?  Давно  пора  проводить  ранжирование,  самых  перспективных
переводить слоем выше. Все правильно.
     Но Старика грызла мутная неудовлетворенность. Не отменить ли? Но  как
отменишь? Хотя бы для приличия нужно выдвинуть какую-нибудь причину.  А  в
том-то и все и дело, что такой причины нет. И  тогда  запрет  выглядел  бы
старческим самодурством. Конечно, ему наплевать, что подумает  Ярцев.  Кто
такой Ярцев? Мелкий человечишко. Воровал мясо из кастрюль на  коммунальной
кухне, писал безграмотные кляузы  в  домоуправление.  Впрочем,  не  только
туда. Зубы отродясь не чистил... Да,  дрянь  материал.  Зато  недалекий  и
исполнительный. Зато аккуратный и без претензий. Именно поэтому  Старик  и
посадил его в кресло  Первого  Координатора.  Пускай  заведует  Санитарной
Службой. В общем, неважно, что подумает Ярцев.  Дело  в  другом  -  самому
будет неловко. А Старик такого не любил.
     Так что пускай уж все идет по плану. Звон этот тревожный не столь  уж
и страшен - видно, просто старческая фантазия. Обжегшись на молоке, нечего
дуть на воду.
     Лекарство понемногу растворялось в холодной крови - и  через  полчаса
Старик, откинувшись на жесткую подушку, спал сном праведника.



                                    5

     Оглядев себя - все ли правильно, не топорщится ли воротничок, все  ли
пуговицы застегнуты на форменной куртке - Костя постучал согнутым  пальцем
в белую дверь. Чуть пониже таблички  "Воспитатель  Второго  Ранга  Латунин
С.П." Почему-то у него заныли зубы. Очень не хотелось туда  идти.  Сказать
по правде, было страшновато. Кто знает,  зачем  Серпету  понадобилась  эта
беседа? В Группе все путем, с Васенкиным покончено, так  что  же?  Неужели
узнал про курево? А ведь запах, наверное, до  сих  пор  еще  держится.  На
расстоянии вроде бы незаметно - Костя долго чистил зубы, полоскал рот.  Но
если вблизи принюхаться... Нет, вряд ли Серпет станет его  обнюхивать.  На
такое способны лишь Наблюдательницы. Так может, о них  и  пойдет  речь?  О
том, что ночью было? Но тоже сомнительно. Ведь Серпет назначил ему встречу
вчера вечером, еще до ночных событий. Но тогда что? Откуда ждать удара?
     Стоп, а почему непременно удара? Разве Серпет  ему  враг?  Может,  он
наоборот, вызывает, чтобы помочь?
     - Да-да, войдите, - раздался из недр кабинета густой знакомый  голос.
И Костя вошел.
     Серпет улыбался ему из-за своего огромного письменного стола. А  стол
был примечательный. Очевидно, он не убирался никогда.  Всевозможные  папки
валялись вперемешку с  бумагами  и  обкусанными  карандашами,  возвышались
стопки книг - и как это они до сих пор не обрушились? Из пенала для  ручек
торчала  кривая,  темно-коричневая  курительная  трубка,  рядом   валялась
отвертка, и уж совсем не к месту были засохшие яблочные огрызки.
     Кажется, беспорядок царил в кабинете и раньше. Странное дело - Серпет
вроде бы мужик аккуратный, и в Группах требует чистоты,  а  у  себя  такой
кавардак развел. Ничего здесь с прошлого раза не  изменилось.  Все  те  же
вечно запертые стальные шкафы (и что он там, интересно, хранит?),  вся  та
же трескучая лампа на потолке. На стене в черной рамке - портрет какого-то
пожилого мужчины. Косте всякий раз хотелось  спросить  -  кто  это?  -  но
приходилось  себя  сдерживать.  Всякие  там  старики  на  снимках  его  не
касаются... Старик... Старик... Что-то такое вертится в  памяти,  какие-то
обрывочки.
     - Ну, чего встал? Присаживайся. В ногах, как известно, правды нет,  -
и Серпет небрежным жестом указал Косте на кресло.
     Костя осторожно уселся. Кресло у Серпета было  шикарное  -  огромное,
обтянутое черной кожей, из которой  мутно  поблескивали  бронзовые  шляпки
специальных обойных гвоздей. Да, это тебе не жесткие металлические  стулья
в Групповой. Про те стулья Серпет однажды с ухмылкой заметил,  что  сидеть
на них - уже подвиг. А может, и не  шутил  он  так,  может,  опять  ложная
память?
     - Тебе удобно? - поинтересовался Серпет. - Ну что  ж,  Костик,  давай
поговорим.
     - Давайте. А про что? - насторожился Костя.
     - А ты сам не догадываешься? -  спросил  Серпет,  рассеянно  крутя  в
пальцах сломанный карандаш.
     - Нет... А что случилось? - по спине у Кости побежал холодок. Неужели
что-то стряслось в Группе, а он не знает? Но после отправки Васенкина  все
остальные аж на цырлах ходят, лишний раз чихнуть боятся. Нет, не  в  этом,
видно, дело.
     - Да ты успокойся, ничего не случилось. Я не в том смысле. Только все
же попробуй сам подумать, вспомнить, - и Серпет ущипнул себя за левый ус.
     - Я не знаю, - осторожно ответил Костя. - Может,  про  то,  что  было
ночью?
     - А что было ночью? - удивился Серпет. Глядя  на  него,  нельзя  было
понять, по правде он не знает, или придуривается.
     - Вы же знаете, - нехотя произнес Костя. - В Журнале же записано.
     - А, так ты об этом, - засмеялся Серпет. - Ну, это-то как раз чепуха.
Светлана Андреевна женщина неопытная, нервная. Мало ли  что  ей  по  ночам
чудится. Так что не бери в голову. На такие пустяки я не обращаю внимания,
и уж тем более не стал бы приглашать на разговор.
     - Тогда про что же? Про дела в Группе? Так я же вчера вам докладывал,
а сегодня сами знаете.
     - Причем тут Группа? - Серпет встал из-за стола, треугольной отмычкой
открыл один из шкафов, долго копался в нем, и так ничего и  не  достав,  с
досадой захлопнул дверцу. Потом повернулся к Косте.
     - Нет, Костик, не в Группе дело. Разговор будет о тебе.
     - Я не совсем понимаю,  чего  обо  мне  говорить?  -  Костя  вцепился
побелевшими пальцами в подлокотники кресла. Вот оно! Сейчас начнется!
     Серпет нечего не ответил - отвернулся к окну и  долго  молчал.  Потом
раздраженно произнес:
     - Да вот и мне тоже не все ясно. Слушай, а вообще как тебе здесь?
     - Я не понимаю, - удивился Костя. - Где это здесь?
     - Здесь - это здесь, одним словом, в Корпусе.
     - Нормально. А что?
     - Нормально, - усмехнулся  Серпет.  -  Сказать  "нормально"  означает
поддержать разговор и в то же время ничего не сказать. Да  и  что  считать
нормой? Знаешь ли, это сам по себе спорный вопрос. Нет, ты не волнуйся,  -
поспешно добавил он, глядя на побледневшего, вжавшегося в кресло Костю.  -
Я ничего такого не имел в виду. Претензий к тебе нет. Учишься  ты  хорошо,
поведение отличное. С обязанностями  Помощника  в  общем-то  справляешься,
скоро, видимо, будем переводить тебя в Постоянные. Ты не бойся, я ведь про
другое спрашиваю. Костя, давай по-честному - тебе не надоело ВСЕ ЭТО?
     - Ничего не понимаю, - напрягся Костя. - Совсем не понимаю. Вы о чем?
     Что-то Серпет странно себя ведет. К  такому  повороту  Костя  не  был
готов. И раньше никогда таких вопросов за Серпетом не замечалось.  К  чему
же он клонит?
     - Это - значит ЭТО, - с некоторым раздражением ответил Серпет.  -  Ты
же не маленький, чтобы тебе все разжевать и в рот положить. Сам соображать
должен. Вот например, зачем ты здесь, в Корпусе?
     - Как зачем? - Костя довольно  удачно  изобразил  удивление.  На  чем
Серпет  собирается   его   поймать?   -   Ну,   это...   Предназначение...
Распределение... Одно Большое Общее Дело... Это же всем известно.
     - Это, дорогой мой, слова, - махнул рукой Серпет. - Тем более, слова,
которые ты плохо понимаешь. Это, кстати, нормально. Другие понимают и того
меньше. А вот скажи, что ты сам думаешь? Не стесняйся,  нас  тут  с  тобой
никто не слышит, и что бы  ты  не  сказал  -  никак  на  твоей  судьбе  не
отразится. Да и вообще этот разговор нужен в большей степени  мне  самому.
Так что смелее.
     - Ну... - протянул Костя. - Предназначение... Это значат, нас готовят
к какой-то очень нужной работе. Чтобы приносить пользу.
     - И кому же ты собираешься ее приносить, позволь поинтересоваться?
     - Как кому? Всем. Людям то есть.  -  А  каким  это  "всем  людям"?  -
хмыкнул Серпет. - Давай разберемся. Каких людей ты знаешь? Ну,  ребята  из
твоей Группы. Помощники из других Групп. Ну, я еще. Наблюдательницы  -  ты
их всего-то и видел не больше десятка. Стажер Валера.  Учителя  -  ну,  их
тоже немного. Вот и все. Именно этих людей ты и имел в виду?
     - Нет, вообще людей, - немного помедлив, ответил Костя.
     - Как это - вообще? Разве ты еще кого-нибудь знаешь?
     - Нет, конечно. Откуда же?
     - Вот и я про то же. Выходит, ты просто знаешь,  что  есть  и  другие
люди? Пускай ты никогда их не видел, ни от кого о них не слышал...
     - Получается, что так, - задумчиво проговорил Костя. - Знаю, что есть
и другие.
     Почему-то напряжение чуть отпустило его, и это было странно - вопросы
Серпет задавал донельзя опасные, и значит, нельзя расслабляться.
     - Но откуда ты знаешь? - не отставал Серпет. - Если, конечно, это  не
тайна.
     А в самом деле, откуда? Никто ему, Косте, не говорил.
     - Честное слово, Сергей Петрович, - сказал он, - я знаю, но не помню.
     - Не помнишь, а знаешь... Знаешь, а не помнишь...  Интересно.  Ладно,
оставим пока эту тему. Тогда другой вопрос. Как ты считаешь,  тебе  ничего
не  мешает  двигаться  к  этому  самому  Предназначению?  Только   подумай
хорошенько, прежде чем ответить. Я же не про дисциплину и учебу. Тут  дело
тонкое. И ничего не скрывай - пользы не будет.
     Костя замолчал. А потом вдруг, неожиданно для себя, решился. Точно  с
разбегу пробил головой стеклянную стенку.
     - Сергей Петрович, я давно хотел сказать, - слова застревали у него в
горле словно куски непрожеванной пищи. - В  общем,  мне  кажется,  у  меня
какая-то болезнь. Голова болит и сны какие-то странные снятся. Я  думал  -
пройдет, а оно не проходит. Вот я и решил вам все рассказать.
     - Так-так,  -  протянул  Серпет,  откинувшись  на  спинку  кресла.  -
Успокойся и давай все по порядку. Во-первых, что именно за сны?
     - Ну, приходит ко мне какой-то Белый. Я его  Белым  называю,  так  уж
само собой получилось. Приходит и начинает всякие морали  читать.  Что  я,
мол, делаю гадости ребятам. И что я был  болен,  и  только-только  начинаю
выздоравливать. А главное - он про такое рассказывает, чего не было, а  он
говорит - было.
     - Ну, а конкретнее?
     - Конкретнее? Ну, например, когда мне было семь лет, я  накурился.  И
мама не пускала меня гулять с ребятами, думала, что я заболел, а тетя  Аня
мне новую клюшку подарила. И когда он говорит,  кажется,  что  все  так  и
было. А проснешься - и понимаешь, что это бред. Какая  еще  мама?  Что  за
клюшка? Но он зачем-то впихивает мне все это в голову.
     - Так-так, понятненько,  -  Серпет  подпер  щеку  ладонью  и  надолго
замолчал. Потом спросил очень спокойным, даже слишком спокойным голосом: -
А ты не припомнишь, сколько раз этот Белый к тебе являлся?
     - Не помню. Часто. Раза четыре - это точно, а может, и больше.  Я  же
не считал.
     - В общем, так, - произнес Серпет, откинувшись  в  кресле  и  пожевав
губами. - Это и в самом деле  болезнь.  Она  не  особо  опасная,  но,  как
видишь,  малость  необычная.  Значит,  и  лечение  должно  быть  столь  же
необычным. Ты, кстати, не пробовал его прогонять?
     - Пробовал. Все без толку, он не уходит. А один  раз  я  даже  ударил
его, но кулак прошел насквозь, точно он из дыма или из  тумана.  А  он  на
самом деле не из дыма, он живой, как мы с вами, это же видно!
     - Гм... Из дыма, говоришь, из тумана? - задумчиво протянул Серпет.  -
Вот, что, Константин. Слушай меня внимательно. Во-первых,  обо  всех  этих
делах ни с кем, кроме меня, не говори. Ни  Наблюдательницам,  ни  ребятам,
никому. Ну, это, конечно, ты и сам  понимаешь.  Теперь  второе.  Когда  он
снова тебе приснится, сделай вот что. Не спорь с ним, не ругайся. Дождись,
пока он тебе все выскажет, а после, когда он исчезнет, проведи круг на том
месте, где он стоял.  Ну,  пальцем  или  чем-нибудь  там.  А  дальше,  как
проснешься, сразу иди сюда, ко мне в кабинет. Только сразу, ни секунды  не
медли.
     - А вы что же? - удивился Костя, - ночью в кабинете будете?
     - Придется. Так что сразу жми сюда.
     - А как же Наблюдательницы? Они же в коридоре сидят, у стола  своего,
они же меня остановят, а вы сами сказали - им ничего говорить нельзя.
     - Ах, да, - спохватился Серпет. - Ладно. Их я беру на себя. В  общем,
иди мимо них, как-будто бы ты в  коридоре  один.  Не  думай  о  них.  Если
получится, они не увидят тебя. Ну, а если остановят... Не обращай внимания
на их вопли, иди как идешь.
     - А если за руку схватят?
     - Что ж, ты не маленький. Оттолкни. Сил хватит -  вон  какие  бицепсы
накачал. В общем, справишься.
     - Как?! Это же Наблюдательницы! - Костя едва сдержал крик. - Да  меня
же за это! Вы же сами знаете!
     - Ничего тебе за них не будет,  -  устало  улыбнулся  Серпет.  -  Мое
слово.



                                    6

     Оставшись в кабинете один, Сергей долго стоял у окна, прижавшись лбом
к холодному стеклу. Ничего путного в голову не  приходило,  мысли  прыгали
точно мартышки в джунглях, дразнились и  корчили  рожи.  Ничего  себе,  а!
Провел, называется, плановую беседу. Проверил, значит, ментальные реакции!
Тупой ведь метод, примитивный как булыжник,  и  на  тебе!  В  кои-то  веки
сработал. Хотя и совсем не по методике.
     В общем-то, дело простое. Задаешь  объекту  вопросы,  на  которые  он
ответить не может. Ибо память отшиблена Концентратом, а волевой  потенциал
блокирован. Задаешь, значит, вопросы и наблюдаешь за  реакцией.  Насколько
напуган, какова задержка в ответе,  какой  лексикой  пользуется...  и  все
такое прочее.  Полученные  данные  заводишь  в  компьютер,  смотришь,  как
ложатся  они  на  теоретическую  кривую  -  и  рассчитываешь   коэффициент
коррекции. Хотя все можно  было  бы  сделать  куда  проще  и  эффективнее.
Глубокое ментоскопирование дает на два порядка большую точность. Но Старик
скуп, энергию жалеет, и ментоскопирование проводится лишь раз в год. Да  и
не слишком он, Старик, в ментоскопы верит. Предпочитает дедовские методы.
     Сергей, однако, эти беседы не любил. Хоть и  понимал,  что  для  дела
нужно,  но  неприятно  было  ощущать  себя  не  то  следователем,  не   то
инквизитором. Не Санитар же он все-таки! Ну ладно, через  несколько  часов
объект о беседе забывает, мозги его остаются чистыми как лист бумаги. Но в
эти-то  часы  он  мается,  строит  жуткие  прогнозы  собственной   участи,
недоумевает, в чем провинился...
     Да, конечно, Стрессовый Метод есть Стрессовый Метод, и никуда от него
не денешься. Все кругом  уверены,  что  так  и  должно  быть.  Хотя...  Не
случайно же вчера Андреич затеял тот странный разговор.
     Вообще-то с Василием Андреевичем, преподавателем Энергий, Сергей  был
знаком плохо. Дальше чисто деловых отношений контакты не заходили. А какие
там  деловые  отношения?  Справиться,  какова  успеваемость   в   Группах,
согласовать месячные планы, выдать Андреичу копию очередного отчета...  Да
и сам Андреич не больно-то стремился к общению. Среди Воспитателей его  за
глаза называли Отшельником. Что ж, прозвище довольно точное. Со всеми - от
Сумматора до  последней  девчонки-Наблюдательницы  -  Андреич  был  сух  и
официален, обходился минимумом слов. В душу ни к кому не лез,  но  и  свою
держал на замке. И уж, разумеется, ни на какие пикнички с  преподавателями
не ездил, в свободное от занятий и прочих  служебных  дел  время  сидел  в
своей однокомнатной квартирке. Говорят,  втихую  закладывал  за  воротник.
Хотя мало ли о чем болтают Наблюдательницы да Техники...
     И Сергей был изрядно удивлен, когда  Андреич  подошел  вчера  к  нему
после дневной планерки, помялся, потоптался,  а  после,  видно,  пересилив
себя, сказал:
     - Сергей Петрович, не окажете ли честь старому  отшельнику?  Хотелось
бы кое-о-чем переговорить... Мне, право, неудобно навязываться, но, однако
же... Надеюсь, вы в настоящее время не слишком заняты?
     - Ну что вы, Василий Андреевич, - стараясь попасть ему в тон, ответил
Сергей, - напротив, буду весьма признателен. Честно  говоря,  заинтригован
предметом предстоящей беседы.
     - В таком случае,  не  сочтете  ли  за  труд  посетить  мою...  гм...
скромную раковину? Уверяю вас, что надолго не задержу.
     - За чем же стало дело, Василий Андреевич?  До  половины  девятого  я
совершенно свободен. Потом у меня короткий обход Групп, который,  впрочем,
при желании может быть перенесен и на другой день.
     - Тогда целесообразно было бы  встретиться  прямо  сейчас,  -  кивнул
Василий Андреевич. - И  обход  не  пришлось  бы  переносить.  От  них,  от
обходов, знаете ли, тоже иногда бывает польза.


     Квартирка Василия Андреевича оказалась и впрямь похожей  на  раковину
моллюска. Тесная прихожая, маленькая - двоим и не  развернуться  -  кухня,
комната, снизу доверху заставленная книгами, несколько  маленьких  картин,
повешенных зачем-то под самым потолком. Старая, казарменного типа,  койка,
аккуратно застеленная темно-зеленым шерстяным одеялом, письменный  стол  -
тщательно убранный, с  единственной  запоминающейся  деталью  -  бронзовым
чернильным прибором, должно быть, позапрошлого века,  массивная  тумбочка,
два неказистых табурета - вот, пожалуй, и вся обстановка.
     - Вот здесь и обитаю, - улыбнулся Андреич.  -  Как  видите,  истинная
келья отшельника. Впрочем, вас, кажется, подобная аскеза не  шокирует.  Да
вы присаживайтесь на  кровать,  она  мягкая,  а  я  уж  на  табурете,  мне
привычнее будет.  Кстати,  для  оживления  разговора,  не  желаете  ли?  -
Андреич, не вставая с табурета, протянул руку, ловким движением  распахнул
дверцу тумбочки и извлек оттуда  малость  початую  бутылку,  а  также  две
небольшие рюмки.
     - Настоящий французский коньяк, не то  пойло,  с  коим  вы,  по  всей
видимости, имели несчастье сталкиваться в Натуральном  Мире.  Настоятельно
рекомендую.
     - Ну, я... - замялся Сергей. - В принципе я не такой уж знаток, да  и
особой склонности не испытываю. Это ни в коей мере  не  похвальба,  просто
так уж сложились мои обстоятельства. Но...
     - Но за встречу! - неожиданно весело перебил его Андреич. -  Хотя  бы
одну рюмочку! Надеюсь, она не поколеблет ваши принципы?
     - Истинную правду глаголете, не поколеблет, - поддакнул Сергей. -  Но
лишь одна.
     Подобный стиль речи понемногу начинал его утомлять. Запасы светскости
стремительно истощались. А когда они и вовсе иссякнут,  что  тогда?  Да  и
вообще было немного не по себе. Зачем Андреичу весь этот разговор? Не ради
же выпивки нарушил он свое отшельничество. Нет, явно  у  Андреича  имелась
какая-то хитрая цель.
     - Вы погодите, я сейчас лимончику, - хлопотливо  проговорил  меж  тем
Андреич и устремился на кухню. - Я мигом, - крикнул он оттуда.
     Впрочем, с лимончиком Андреич провозился минут  пять.  За  это  время
Сергей, по  давней  своей  привычке,  встал  и  подошел  к  полкам,  бегло
разглядывая книжные переплеты. Подбор  у  Василия  Андреевича  оказался  и
впрямь   нетрадиционный.   Зарубежная   классика    девятнадцатого    века
соседствовала со средневековыми руководствами по черной магии  и  алхимии,
тут же имел место университетский курс теории поля - у Сергея еще  там,  в
Натуральном Мире, был такой же, но, честно  говоря,  оказался  ему  не  по
зубам. С тензорным исчислением ему почему-то еще  с  институтских  лет  не
везло. Зато роскошно изданный девятитомник "Истории  забытых  цивилизаций"
привел Сергея в восхищение. Такого ему пока что не приходилось видеть.
     - А вот и лимончик, -  провозгласил  Андреич,  вплывая  в  комнату  с
блюдечком, на котором сочились прозрачной слезой похожие на маленькие луны
дольки. - Книги рассматриваете? Это правильно. Тут многое достойно  вашего
взгляда. Кстати, все, что заинтересует,  смело  берите  на  прочтение.  Не
бойтесь меня стеснить.
     - Кстати, - продолжал он, -  усаживаясь  на  свой  табурет,  -  прошу
извинить меня за некоторую задержку на кухне. Дело в том, что я,  учитывая
предмет нашей предстоящей беседы, позволил себе принять некоторые  меры...
Знаете ли, у стен обычно бывают уши...  Однако  сейчас  сии  уши  временно
бездействуют... и мы можем говорить совершенно  свободно.  Кстати,  просто
для информации  не  могу  не  поделиться  весьма  интересным  наблюдением.
Активность "ушей" необъяснимым образом  возрастает  в  Группах,  во  время
вечерних обходов. Ваших, обходов, Сергей Петрович.
     - Это как же понимать? -  совсем  уж  не  по-светски  поинтересовался
Сергей.
     - Просто как эмпирический факт. Его можно принять к  сведению,  можно
не принять. - Андреич не спеша наполнил  рюмки,  и,  грустно  улыбнувшись,
добавил:
     - А вообще это, по-моему, звено все одной и  той  же  цепи.  Той,  на
которой мы с вами сидим.
     - То есть?
     - То и есть. Между прочим, что меня умиляет в деятельности  некоторых
сопутствующих служб - это неумение хранить информацию. Как-то даже странно
сталкиваться с некоторыми  курьезами.  Сегодня  утром,  к  примеру,  некий
известный нам обоим господин - да, тот  самый,  что  так  и  не  приучился
чистить зубы - совершенно открыто беседовал  в  столовой  с  двумя  своими
подчиненными.  У  меня  сложилось  убеждение,  что   упомянутый   господин
испытывает к нам, интеллигентам,  вполне  понятную  неприязнь.  Сию  чисто
биологическую идиосинкразию  он,  однако  же,  облекает  в  подозрения  на
предмет нелояльности. Короче говоря, я бы советовал  вам  некоторое  время
быть поосторожнее в Группах. Признаться, я уловил лишь отдельные фразы, но
что-то там было такое... Упоминались некоторые ваши  объекты,  что-то  там
насчет занятий Боевыми Методами. Вы бы ребятишек  пока  не  выпускали,  а?
Что-то же затевается. Ладно, давайте все же не  отвлекаться  от  главного.
Предлагаю опробовать благородную  жидкость,  -  Андреич  слегка  привстал,
осторожно сжимая двумя пальцами хрустальную рюмку.
     - И за что  же  поднимем  бокалы?  -  ехидно  осведомился  Сергей.  -
Надеюсь, не за Осуществление Предназначения? Не за Первый Замок?
     Интересно, как среагирует Андреич на эту крамолу? Сергей понимал, что
подставляется и, может быть, своими же руками копает себе волчью  яму.  Но
случилось  то,  чего  он  меньше  всего  ожидал  -  им  овладело  какое-то
бесшабашное озорство. Словно вернулась лихая студенческая молодость, когда
жизнь бьет ключом, а думать о последствиях попросту скучно. Холодная  тень
Корпуса куда-то сместилась, и вокруг ощутимо потеплело.
     Андреич на крамолу вообще не среагировал. Лишь слегка  скривил  узкие
губы, и, немного подумав, предложил:
     - Что ж, выпьем друг за друга. Так оно будет вернее.
     Не спеша  приложились  к  рюмочкам.  Да,  коньяк  и  впрямь  оправдал
возложенные на него надежды. Видно, Андреич и в самом деле знаток.
     - Да, напиток стоил дифирамбов, - серьезно сказал Сергей.
     - Знаете, как на моем месте ответил бы кто-нибудь из ваших  объектов?
- усмехнувшись, вдруг поинтересовался Андреич.
     - Знаю. "Фирма веников не вяжет".
     - Вот именно. А помните как дальше? "Фирма  делает  гробы".  Так  что
шутки шутками, а все-таки прошу вас: будьте поосторожнее.  Что-то,  знаете
ли, нехорошее повисло в здешнем воздухе.  -  Андреич  с  явным  сожалением
засунул в недра тумбочки бутылку.
     - Между прочим, не чистящий зубы господин  опаснее,  чем  кажется,  -
добавил он, убирая туда же рюмки. - Да и не только сей цербер. Вы, если уж
говорить  откровенно,  для  многих  являетесь  бельмом  на  глазу.  Может,
завидуют, не знаю...
     Кстати, сегодня у меня был любопытный случай в девятнадцатой  Группе.
Помощник, то бишь Константин,  как-то  вдруг  спонтанно  перешел  на  иной
уровень управления  Силами.  Перескочил  несколько  этапов,  сам  того  не
заметив. Это, конечно, похвально, но... Есть тут предмет для  размышлений.
Согласно Базовой Теории, такого быть не должно.  Если,  конечно,  сюда  не
замешаны  некие  посторонние  факторы.  Да  и  другой  ваш  питомец  меня,
признаться, удивил. Я насчет Васенкина.  Своеобразная,  знаете,  личность.
Есть такое мнение,  что  скоро  им  заинтересуются  Санитары.  Не  уверен,
правда, что сие пойдет им на пользу... Во всяком случае, Сергей  Петрович,
я всего лишь поделился некоторыми своими старческими наблюдениями.
     - А собственно говоря, с какой целью? - вновь не удержался от прямого
вопроса Сергей. - Не будете же  вы  уверять  меня,  что  решили  со  скуки
поболтать, благо нашелся интересный собеседник. Упомянутый вами  господин,
случись ему узнать о нашем разговоре, составил бы иное мнение.
     - Ну, как вам сказать... Вы задаете вопросы, на которые так  сразу  и
не ответишь. Да и стоит ли углубляться? Во всяком случае, скажу лишь одно.
Испытывая к вам определенную симпатию, я не мог не  обратить  внимание  на
отдельные жизненные мелочи. Вы их не замечаете, а  у  меня,  чего  уж  там
прибедняться,  опыта  побольше.  Согласитесь,  в  моем  положении   вполне
естественно...  как  бы  лучше  выразиться...  Ну,   допустим,   расширить
пространство   ваших   представлений.   Как   бы   далее   ни    сложились
обстоятельства,  надеюсь,  что  наша  беседа  будет  иметь   положительный
резонанс. Да, еще маленькая просьба: если  что,  не  судите  меня  излишне
строго. Слаб, знаете ли, человек, да и цепочки бывают весьма крепкими.
     Он замолчал, точно к чему-то  прислушиваясь.  И,  хотя  лишь  тиканье
будильника нарушало тишину, лицо у  Андреича  заострилось  и  стало  вдруг
непривычно жестким. Так прошло несколько томительно долгих  секунд,  пока,
наконец, Андреич не зевнул, расслабляясь. Он поднялся с  табурета  и  чуть
торопливо сказал:
     - Ладно, не обращайте внимания на мою болтовню. Ведь, по  сути  дела,
мы  встретились  с  вами  лишь  затем,  чтобы  продегустировать  почтенный
напиток. Я, не будучи вполне уверен в подлинности марки, пригласил вас для
консультации. Кто-то мне  упоминал  в  давно  забытом  разговоре,  что  вы
разбираетесь в подобных вещах.
     Ну, а засим не смею злоупотреблять вашим терпением,  да  и  временем.
Стенам, знаете ли, иногда свойственно просыпаться...  Всего  вам  доброго,
Сергей Петрович. Всегда рад буду видеть вас в своем скромном обиталище. Вы
уж, друг мой, не гнушайтесь обществом старого отшельника.


     Сейчас, стоя у окна, Сергей так и  не  мог  понять,  что  нужно  было
Василию Андреевичу. В самом ли деле  тот  проявлял  участие?  Или  же  это
скрытая угроза? Не суйся, мол, парень, не в свои дела,  иначе  съедят.  Но
куда, собственно, он суется? Об экспериментах с  программами  никто  не  в
курсе, хотя и особого криминала в том нет.  Сумматор  еще  тогда  говорил:
работа, мол, будет творческая. Вот он и оправдывает возложенные  ожидания.
Самим же руководством и возложенные.
     Нет, все же странная какая-то история.  И  неслучайная.  Может,  и  в
самом деле имеется связь между словами Андреича  и  недавними  признаниями
Костика?



                                    7

     И вновь, куда ни кинешь взгляд,  тянулась  плоская  снежная  равнина.
Однако на сей раз  местность  сильно  изменилась  -  и  Костя  понял,  что
изменилась она не случайно. Леса теперь не было - белый горизонт неуловимо
сливался с таким же белым небом. Если поднять глаза, а после опустить - не
заметишь никакой разницы. Словно стоишь в центре  огромного,  а  может,  и
бесконечного шара, и не понять, где низ,  где  верх.  Даже  голова  слегка
кружилась. И еще Костя знал: в этом белом мире нет времени,  а  значит,  и
жизнь не могла тут появиться. Ее никогда не было и никогда не  будет.  Но,
однако же, он стоял здесь - живой, настоящий.
     Странно, но холода он не замечал, хотя оказался в Белом  Мире  совсем
раздетый, словно чья-то невидимая рука осторожно вытащила его из постели и
перенесла сюда, спящего. Ноги по щиколотку вязли в рыхлом  снегу,  и  снег
этот слегка пружинил, точно пенопласт.
     Но Костя почему-то знал, что все так и должно быть, все тут настоящее
- и снег, и  небо,  и  неподвижный  воздух.  Может,  он  сам  все-таки  не
настоящий? Может, он просто кому-нибудь снится? Например, тому, кто сделал
Белый Мир. А что мир сделан, было и так ясно. Неясно другое - зачем?


     Белый, как всегда, появился незаметно - просто вышел из воздуха шагах
в трех от Кости. Молча постоял, поглядел вокруг, а потом уселся  прямо  на
снег, по-турецки скрестив ноги. Костя ждал, когда же он примется за  свое.
И даже догадывался, о чем пойдет речь. Васенкин! И  его,  Костин,  рапорт.
Маленький  тетрадный  листочек  в  клеточку,  несколько  строк  аккуратным
почерком - и эта мелочь решила Санину судьбу! Стоит ли  теперь  удивляться
появлению Белого?
     Однако на сей раз Белый повел себя как-то странно. Вздохнув, он  взял
горсть снега и медленно сжал  ладонь.  Потом  столь  же  медленно  разжал.
Снежные комочки плавно опустились вниз - и через  пару  секунд  невозможно
было понять, запускал ли он вообще руку в мягкий белый порошок?
     - Не липнет, - тихо, с какой-то отчаянной досадой произнес  Белый.  -
Всегда рассыпается. Даже снежка не слепить.
     - А зачем вам это? - удивился  Костя.  Странные  какие-то  сегодня  у
Белого желания. Хотя... Разве это странное желание -  слепить  снежок?  То
есть, для него, Кости, не странное. А для Белого?
     - Неужели не понимаешь? - с едва заметной досадой спросил его  Белый.
- Забыл, что ли, как сам играл в снежки?
     Конечно, он помнил это. Он даже был чемпионом, когда соревновались на
меткость. А соревновались давно, еще в  четвертом  классе,  в  том  первом
зимнем походе. Состязание устроили специально. Бегать просто так, орать  и
кидаться им быстро надоело.  Желудки  прогибались  от  тяжести  съеденного
только что обеда. Налопались от пуза.  Как  всегда,  у  них  вышло  что-то
среднее между супом и кашей. Да у них  это  так  и  называлось:  супокаша.
Дежурные вытряхнули в котел несколько пакетиков сухих супов, бухнули  туда
же вермишель, а когда все это сварилось,  вскрыли  пару  банок  тушенки  и
аккуратно  размешали  специальной   ложкой   -   на   длинной,   тщательно
обструганной палке. Костя сам в  свое  время  выстругал  ее  своим  слегка
затупившимся перочинным ножом. Тем самым, с обшарпанной синей ручкой.  Это
было еще в сентябре, когда Наталья Владимировна начала водить их в походы.
И с тех пор всегда пользовались Костиной "палкой-мешалкой" -  такая  уж  у
них возникла традиция. В походах нельзя без традиций.
     Сперва походы были короткие - на один день. И Костя даже  возмущался:
чепуха,  а  не  походы!  Все,  буквально  все  не  совпадало  с   мамиными
рассказами. И в книжках писалось по-другому. Где палатки? Где огромные,  в
сорок килограммов, рюкзаки? Сейчас и вспоминать смешно. Будто он,  худющий
исцарапанный четвероклашка, мог тогда нести настоящий груз! Сломался бы на
первом же переходе.
     Зато потом были и ночевки,  и  тяжести.  Кое-кто,  конечно,  пробовал
ныть. И не только девчонки, но и пацаны  тоже.  Даже  лучший  Костин  друг
Андрюха Зайцев однажды стащил со спины рюкзак, уселся на  него  и  заявил,
что все, дальше он никуда не пойдет, потому что устал, и  вообще.  Правда,
Андрюха быстро опомнился, когда знакомый Натальи Владимировны, дядя  Саша,
взял у него рюкзак и спросил: "Без груза топать  можешь?  Тогда  топай.  А
если очень уж  притомился  -  скажи,  я  и  тебя  могу  на  плечи  взять."
Разумеется, ехать на дяди Сашиных плечах, да еще на глазах у всех ребят (а
тем более, девчонок), Андрюхе не улыбалось. И он поплелся вслед за  всеми,
а еще через пару минут выпросил у  дяди  Саши  свой  рюкзачок  обратно.  А
Наталья Владимировна нытикам отвечала так: они,  дорогие  друзья,  видимо,
ошиблись, спутав две совершенно разные вещи - поход и пикничок. Но  теперь
уже поздно пить боржом, дело сделано, и ей остается только  выразить  свои
искренние соболезнования беднягам, которых, по всему видно,  ждет  ужасная
смерть от острого гнойного воспаления... Обычно после таких соболезнований
нытье прекращалось.
     Кстати, именно  Наталья  Владимировна  и  предложила  тогда  устроить
соревнование на меткость. Сказано - сделано.  В  снег  воткнули  несколько
лыжных палок. Специально втыкали так,  чтобы  они  едва  держались.  Умело
брошенный снежок должен был такую палку сбить. Провели черту,  за  которую
нельзя было переступать, построились в шеренгу - и начали.
     У Кости только два броска вышли неудачными. "В молоко", как выразился
дядя Саша.  Зато  остальные  восемь  оказались  что  надо.  Между  прочим,
некоторые, слишком много трепавшиеся про свой  меткий  глаз  да  про  свою
точную руку, вообще ни одной палки не сбили. Вот так-то!
     Стоп! Костя вздрогнул. Что оно, опять?! Опять лезет из него бред  про
несуществующую жизнь? Да ведь на самом деле не было  ничего  такого!  Нет,
немедленно выбросить все из головы. И  еще.  Нужно  было  что-то  сделать,
причем именно здесь, в этом месте. Кто-то ему велел. Но кто?  Что?  Зачем?
Он не мог вспомнить.
     - Может, у тебя получится? - спросил вдруг Белый.
     - Что получится?  -  растерянно  произнес  Костя,  оглушенный  своими
мыслями.
     - Да я про снежок, - усмехнулся Белый. - У меня,  видишь,  ничего  не
выходит. А хотелось бы. Молодость вспомнить...
     - Ну-ка, дайте, - Костя сгреб ладонью снежный ком.  Снег  и  в  самом
деле рассыпался, но Костя знал, что не стоит  спешить.  Нужно  сперва  как
следует согреть его в руках, чтобы он стал липким, чтобы размок.  А  потом
уже можно и лепить.
     - Учитесь, пока я жив! - небрежно сказал он, показывая Белому снежок.
Небрежный тон давался ему с трудом.
     - Ну что ж, неплохо, - одобрил Белый. - А теперь кидай.
     - Куда?
     - А куда хочешь. Для того снежки и лепят - чтобы кидать.
     - А в вас можно? - сам себе удивляясь, спросил вдруг Костя. Ему  было
и страшновато - он помнил тот непонятный случай, и в то  же  время  ужасно
интересно - что из этого выйдет?
     - Да ради Бога, - улыбнулся Белый. - Я-то ведь не рассыплюсь.
     ...И правда, Белый не рассыпался. Снежок пролетел  сквозь  его  грудь
точно через полоску тумана и воткнулся в белый ковер далеко-далеко за ним.
     - Как же  это  получается?  -  Костя  не  мог  сдержать  накопившиеся
вопросы. - Почему он так полетел, через вас?
     - Нормально он полетел. Все правильно, - как-то нехотя ответил Белый.
- А объяснить я тебе не могу - слишком сложно. Да я и сам не все  понимаю.
Однако поиграли - и хватит, пора говорить о деле.
     - Ну, давайте поговорим, - насторожился Костя. Вот и началось. Что ж,
это расплата за рапорт.
     - Ты помнишь, - сказал Белый, подымаясь со снега, - в прошлый  раз  я
тебе говорил: ты начинаешь выздоравливать?
     - Ну, может, и помню, - сумрачно ответил Костя. - А дальше-то что?
     - А дальше то, Костик, - вздохнув, продолжал Белый, - что  шанс  твой
не так уж и велик. Давай честно признаем факты.  И  не  только  в  рапорте
дело, хотя и это тоже повлияло. Но главное  -  внешние  обстоятельства.  А
они, друг мой, в последнее время осложнились. Боюсь, плавного перехода уже
не получится. Но шанс у тебя все-таки остался. Как  им  воспользоваться  -
зависит только от тебя.
     - Может, объясните все-таки, в чем дело? - сердито спросил Костя. - А
то все какими-то загадками говорите. Что еще за "внешние обстоятельства"?
     - Обстоятельства разные, - пожал плечами Белый. -  Места,  времени  и
образа действия... А если серьезно - пока объяснять не буду. В свое время,
надеюсь, узнаешь.
     - В свое время, в свое время, - проворчал Костя. - Вот вы всегда так.
А сейчас оно, время, что - не свое?
     - Нет, сейчас оно - чужое, - серьезно ответил Белый. - Да и не  время
это - одна видимость. Ну ладно, не буду долго трепаться - силы  кончаются.
В общем, так. Слушай,  пожалуйста,  внимательно,  и  попытайся  запомнить.
Скоро тебе будет очень плохо. Просто ужасно. Тьма, холод, безнадежность. Я
не пугаю тебя - просто говорю, что будет. Но выход есть.  Когда  вспомнишь
об этом, сделай вот что. В уме считай до десяти, а после поверни руку  вот
так, - Белый резко выбросил вперед ладонь, как бы ввинчивая  ее  в  густой
неподвижный воздух. - Запомнил движение? Впрочем,  когда  надо,  оно  само
вспомнится. После этого иди вперед, и главное - ничего  не  бойся,  защита
уже начнет действовать. Хотя, должен предупредить, будет страшно.
     - Вы что же, напугать меня думаете? - усмехнулся Костя и  сплюнул  на
снег. Однако внутренне поежился. Почему-то он знал, что Белый не шутит, не
играет роль, а говорит правду.
     - Да что ты! - вновь улыбнулся Белый, - тебя разве  напугаешь!  Ты  у
нас  калач  тертый.  А  вообще-то,  -  улыбка  сползла  с  его   лица,   -
по-настоящему страшных вещей ты пока  не  видел.  Хотя  здесь  этой  дряни
достаточно.
     - Где это здесь? - не понял Костя. - В этом поле?
     - Нет, тут как раз все спокойно, - ответил Белый. -  Это  нейтральная
зона, сюда они вползти не могут. Я про Корпус.
     - Кто - они?
     - Ну, скажем так, сгустки. Впрочем, возможно, ты и сам их увидишь.  В
свое время, естественно.
     - Опять загадки? - буркнул Костя. - Ни фига я не понял.
     - Ничего, - отозвался Белый, - после поймешь.  Главное,  ты  запомнил
порядок действий. Очень скоро это тебе  понадобится.  И  последнее.  Когда
будешь идти сквозь тьму... Может оказаться, что собственных  сил  тебе  не
хватит. Тогда  позови  меня.  Попробуй  сосредоточиться  и  вспомнить  эту
равнину. И позови меня. И я приду. Вот таким вот образом. Ну все,  Костик,
пока. Мне пора уходить.
     ...Горизонт вдруг вздыбился, равнина дрогнула, точно по ней пробежала
невидимая волна, и растаяла, и откуда-то появился ветер, ударил  в  глаза,
подхватил его точно соломинку и понес - вдаль, навстречу лиловому свету.



                                    8

     Свет был подобен выстрелу. Косте  почудилось,  что  ему  чиркнули  по
глазам остро  заточенным  лезвием.  Рывком  отбросив  одеяло,  он  сел  на
кровати.
     А свет заполнял всю палату. Непонятно откуда тот лился -  плафоны  не
горели, но, однако же, он жгучими волнами пробегал по стенам, по  потолку,
отражался от надраенного пола - темно-лиловый, словно гноящаяся рана, и  в
то же время нестерпимо яркий.
     Костя таращил глаза, ничего не понимая. Это снится или на самом деле?
Вскоре он сообразил, что все происходит наяву. Сон остался там,  на  белой
равнине, а здесь - знакомые стены, знакомый линолеум,  и  эти,  стоящие  в
дверях.
     Их было трое. Наблюдательницы - Светандра и  Елена  Александровна,  а
рядом с ними... Нет, этого типа  Костя  видел  впервые.  Мужчина  в  белом
халате и в белой, точно у хирурга, шапочке. Однако на левом рукаве у  него
имелась повязка с  многолучевой  серебристой  звездой,  такая  же,  как  у
Стажеров, только поменьше. Сам же мужчина оказался невысоким,  щупленьким,
и чем-то напоминал отбившегося от курицы цыпленка. Но когда  Костя  увидел
его глаза - вот тогда ему стало по-настоящему  страшно.  Железные  были  у
него глаза, а толстые стекла очков лишь усиливали тяжесть взгляда.
     Костя понимал - нужно справиться со своим страхом, взять себя в руки.
Он ведь не кто-нибудь - Помощник на Группе, значит, никто не должен видеть
его растерянности. Что бы ни случилось - Помощник  обязан  быть  бодрым  и
спокойным. Иначе он выдаст себя. Кому? В чем? Такие вопросы  не  приходили
ему в голову. Он просто всеми нервами, всей кожей чуял опасность.  Темные,
свинцовые волны  тревоги  давили  на  сознание.  Тогда,  пытаясь  сбросить
тяжесть, он стал глядеть по сторонам.
     Ребята все проснулись. Один за  другим  они  вылезали  из-под  одеял,
недоуменно вертели  головами,  встрепанные,  сонные,  дико  озирались,  не
понимая, что происходит.
     Но все это длилось очень недолго - не больше секунды, как  показалось
Косте. А потом мужчина в белом халате сделал шаг вперед и заговорил:
     - Всем немедленно встать и построиться в одну шеренгу! - голос у него
оказался под стать взгляду, резкий и тяжелый.
     Когда  приказ  отдается  таким  тоном  -  ему  просто  невозможно  не
подчиниться. Ребята, сообразив, что медлить опасно, тут же выскакивали  из
кроватей, стряхивая остатки сна, строились по росту. Четкость  и  быстрота
радовали глаз - сказались Костины старания.
     Сам Костя занял свое обычное  место,  в  голове.  Он  заставлял  себя
держаться спокойно и уверенно, улыбался, но по коже бегали мурашки - не то
от холода, не то от страха.
     - Группа, равняйсь!  Смир-р-на!  -  скомандовал  меж  тем  человек  в
халате. - Равнение на середину! Слушать и запоминать!
     Потом он выдержал мучительно долгую паузу и заговорил вновь:
     - Внимание, Группа! Сегодня произошло чрезвычайное происшествие!  ЧП!
Точнее сказать, преступление! И случилось оно в вашей Группе! -  он  опять
помедлил, обводя взглядом опущенные ребячьи головы.
     - Один из членов вашей Группы совершил  тягчайшее  нарушение  законов
Корпуса. Все вы знаете, что вам разрешено и что запрещено. Вы знаете,  что
курение запрещено категорически!
     Костя вздрогнул. Ну все, попался! До этого  момента  еще  можно  было
надеяться на чудо, на случайность. Но теперь надежда лопнула точно мыльный
пузырь, и тяжелые волны страха захлестнули душу.
     - Категорически запрещено! - повторил мужчина. - Вы также знаете, что
категорически запрещено прикасаться к вещам  любого  сотрудника,  будь  то
Воспитатель, Наблюдательница, Стажер. Но ваш товарищ, зная обо всем  этом,
тем не менее нарушил запрет! Как стало нам известно, он украл  сигареты  у
Стажера. И курил! Но делал он это не в одиночку, нет. Замешаны  и  другие,
много других. На ваше счастье, из прочих Групп.
     Человек в белом халате замолчал, набирая  воздуху.  Ребята  удивленно
переглядывались. А Костю грызла хмурая, перемешанная с  обидой  тоска.  Ну
ладно, пускай он и в самом деле виноват - курил. Но  сигареты  ведь  тырил
Смирнов! Кто же на него наклепал? Какая  сволочь  подгадила?  Неужели  сам
Леха? Шкуру свою спасал? Но почему именно на него?  Из  вредности?  За  те
слова? Что же теперь будет с ним? Со всеми ими?
     - Тем самым нарушены наши основополагающие принципы. Но запомните раз
и навсегда: нераскрытых преступлений не бывает!  Тот,  кто  это  совершил,
обнаружен. И этот бывший  ваш  одногруппник  будет  строжайше  наказан.  -
Взгляд его остановился на Косте.
     -  Выйди  из  строя!  -  приказал  он.  Костя  сделал   шаг   вперед.
Сопротивляться железному голосу он был не в состоянии.
     - Да,  -  усмехнулся  человек,  -  это  Помощник  на  Группе.  Бывший
Помощник, разумеется. Ныне же он  будет  наказан.  Сейчас  его  отведут  в
специальный карцер. А завтра его  ждет  публичная  порка.  Вы  все  будете
смотреть на это. Потом мы решим его  дальнейшую  судьбу.  Может  быть,  он
будет отправлен в Дисциплинарную Группу. А может быть, и на  Первый  Этаж.
Ведь преступление его не простое, оно отягощенное. Он  был  Помощником  на
Группе, и удачно притворялся хорошим Помощником. Вашу Группу на совещаниях
даже ставили в пример. Отдельные недальновидные работники даже  предлагали
перевести его из Временных в Постоянные. Еще бы  -  вы  занимали  под  его
руководством места на соревнованиях. Но  всего  одним  лишь  поступком  он
зачеркнул свое прошлое. Он подорвал авторитет Помощника на Группе. Поэтому
если он когда-нибудь и  вернется  к  вам  -  Помощником  ему  не  быть.  И
Распределение его ждет плачевное. Советую всем сделать для себя выводы.  А
сейчас - живо спать!
     Он помолчал, пожевал губами, потом повернулся к Наблюдательницам:
     - Можете выводить, -  и  кивнул  на  Костю.  В  дверях  палаты  Костя
обернулся. Последнее, что он увидел - это как погас жуткий лиловый свет  и
все затянуло ночной чернотой. Костя понимал, что больше сюда не вернется.


     Он шел между обеими Наблюдательницами по  тусклым,  плохо  освещенным
коридорам. Шел как автомат, как заводная  игрушка,  механически  перебирая
ногами. Мысли в голове сплелись так тесно, что ни одна  из  них  не  могла
выбраться на поверхность - и Костя чувствовал, как сознание его затягивает
серым туманом. Но почему-то он запоминал все, происходящее вокруг.  Слышал
негромкое  гудение  ветра  за  окном,  поеживаясь  от  холода  -   одеться
Наблюдательницы ему не разрешили, пришлось идти в чем есть. Он видел,  как
наглые мухи, словно брызги чернил, ползают по окрашенным бледной салатовой
краской стенам, как вздрагивает свет  ламп  над  стендами  про  гигиену  и
дисциплину, чуял, как сонно дышат в палатах пацаны.
     Но все это было отделено от Кости слоем серого тумана. Так они и  шли
по длинным ночным коридорам - он и безмолвные  Наблюдательницы  по  бокам.
Спустя какое-то время сознание маленькими, осторожными  шажками  начало  к
нему возвращаться. Пелена тумана слегка рассеялась -  и  на  Костю  хлынул
поток плотной, вязкой безнадежности. Безнадежность давила  грудь,  сжимала
горло холодными липкими пальцами, вытягивала из  глаз  жгучие  слезы.  Ему
пришлось собрать всю оставшуюся волю, чтобы не дать этим слезам ходу.  Шаг
за шагом, уставившись в светло-зеленый линолеум пола, он  чувствовал,  как
все глубже погружается в трясину тоски.
     Случайно подняв голову, он увидел,  что  идут  они  уже  по  каким-то
чужим, незнакомым коридорам. В этой части Корпуса ему  бывать  никогда  не
приходилось. Тут не было стендов, не было дверей и окон  -  только  узкие,
кривые коридоры, точно кишки огромного  спящего  зверя.  Лишь  плафоны  на
потолке  казались  привычными  -  пыльные,   желтовато-бурые,   засиженные
отъевшимися, раздобревшими мухами.
     Сколько же еще идти? Ему  казалось,  что  шагают  они  уже  несколько
часов,  петляют  в   одинаковых   коридорах   как-будто   наугад,   однако
Наблюдательницы двигались  быстро  и  уверенно.  Время  от  времени  Косте
приходила мысль, что путь их так никогда и не  кончится.  И  это  было  бы
хорошо.
     -  Все,  пришли!  -  нарушила  молчание  Елена   Александровна.   Они
остановились возле  массивной,  обитой  стальными  полосами  двери.  Елена
Александровна вынула из кармана халата огромную связку ключей и  принялась
ими греметь, отыскивая нужный. Косте почему-то  вдруг  вспомнился  недавно
прочитанный роман Вальтера Скотта - нетесаные глыбы замковых стен,  долгий
спуск по винтовой  лестнице  в  подземелье,  в  темницу,  лязганье  цепей,
шмыгающие с отвратительным писком крысы, тусклые чадящие факелы...
     Наконец  Елена  Александровна  отыскала  нужный  ключ   и   принялась
ковыряться им в замке. Дверь не поддавалась - то ли у  Наблюдательницы  не
хватало сил, то ли проржавел сам замок. Видно, его открывали нечасто.
     В конце концов она справилась. Дверь протяжно вздохнула, всхлипнула и
медленно отворилась вовнутрь. Пахнуло сыростью.
     - Иди туда,  -  негромко  велела  Елена  Александровна  и,  помолчав,
добавила:
     - Здесь будешь сидеть до утра.  Не  вздумай  делать  глупостей  -  за
каждым твоим движением наблюдают.
     Костя неуверенно шагнул вперед  -  и  тут  же  дверь  за  его  спиной
захлопнулась. Щелкнул замок - словно лязгающие зубы  хищника,  послышались
удаляющиеся шаги Наблюдательниц - и Костя оказался один, в полной тьме.
     Вскоре он понял, что здесь мороз точно как на Северном полюсе.  Холод
лился отовсюду, со всех сторон - острый, пронизывающий,  впивался  в  кожу
тысячами ледяных иголок. Пошарив вокруг себя руками,  Костя  наткнулся  на
гладкую металлическую стенку. Вроде бы никаких щелей  в  ней  не  было,  и
воздух стоял тут тяжелый, спертый, но все же  холод  откуда-то  брался.  И
никуда от него не спрятаться.
     Костя вновь ощупал руками стены и поразился,  до  чего  же  крошечная
камера ему досталась. Куда ни протянешь руку - всюду наткнешься на  стену.
Здесь даже нельзя было лечь на  пол.  Либо  стой,  либо  садись,  подтянув
колени к подбородку. Костя сел - так все же удобнее.
     Но страшнее холода, страшнее тесноты были  мысли.  Все  они  насквозь
пропитались серой тоской. Их было вроде бы  и  немного,  мыслей,  но  одна
тянула другую, а та третью, и еще, и еще, и снова о том же.
     Больше никогда ему не быть Помощником. Значит, и  о  Стажерстве  речи
нет. С этими мечтами можно распрощаться навсегда. А ведь еще бы немного...
Эх, если бы не идиотская затея с куревом! Ну чего ему стоило не  пойти  на
тренировку? Лучше бы Рыжова лишний раз погонял, как  советовал  Серпет.  А
ведь, наверное, Серпет советовал не просто так. Он ведь что-то  знал.  Или
догадывался.
     Но кто же все-таки настучал? Хотя какая теперь  разница?  Тем  более,
что ребят он больше не увидит. Какое бы ни  избрали  им  наказание  -  все
равно разошлют по разным местам.
     А ведь, наверное, все они сейчас сидят в таких вот ледяных мышеловках
и с тоской ждут утра. А утром... Об этом  не  стоило  думать,  но  сколько
Костя ни отгонял мысли, они все равно вползали  непрошенные,  едким  дымом
заволакивали сознание, и картины сменялись одна другой - и ничего  с  ними
не поделать.
     Он знал, как это  бывает.  После  завтрака  всю  Группу  торжественно
выведут в зал. Стулья заранее сдвинут к стене, чтобы  не  мешались.  Ребят
выстроят в шеренгу у другой  стены.  Они  встанут  по  стойке  смирно,  не
шевелясь, неподвижностью скрывая страх и распаленное любопытство. Все -  и
Рыжов, и Царьков, и Галкин, и конечно, Серега Ломакин. Завтра он, наконец,
дождется своего  -  на  рукаве  его  куртки  появится  нашивка  Временного
Помощника. Именно его и выдвинут, больше некого. Не случайно он все  время
чего-то ждал, таился. Может, он и будет завтра строить  Группу  -  потный,
суетливый от радости, гордый оказанным доверием, ошалевший от  открывшихся
перспектив.
     А на середину зала поставят ту самую узкую черную скамейку,  принесут
цинковое ведро с длинными тонкими прутьями. Серпет,  а  может,  тот  самый
начальничек в белом халате, зачтет приказ. Потом Наблюдательницы  приведут
его, Костю.  Прозвучит  команда  -  резкая,  четкая,  отданная  тем  самым
железным голосом. И ничего не поделаешь - не драться же с ними  со  всеми.
Придется, стянув трусы  до  колен,  лечь  животом  на  холодную  скользкую
скамейку. И каждым нервом чувствовать, каждой клеточкой кожи ждать, как  в
замершем воздухе просвистят розги, жадно врежутся в тело.  Боль  -  ладно,
шут с ней, ее, наверное, можно вытерпеть, но позор... После такого  позора
нельзя жить. А ведь еще придется сползать со скамьи, натягивать  трусы  на
горящее тело. Кстати, все это может случиться и не  раз.  Он  ведь  слышал
рассказ об одном мальчишке, который что-то такое натворил  по-крупному,  и
его целый месяц водили по всем Группам, и в  каждой  пороли.  Публично.  В
назидание остальным. Сейчас Костя уже не  помнил,  кто  и  когда  все  это
рассказывал, но сама история впечаталась ему в голову крепко.
     А потом - Первый Этаж, или, в крайнем случае, Дисциплинарная  Группа.
И лучше об этом  не  думать  -  слишком  страшно.  И  полный  неизвестных,
загадочных  ужасов  Первый  Этаж,  где,  между  прочим,  мучается   сейчас
Васенкин. Неужели придется увидеть его, встретиться с ним глазами?
     Или Дисциплинарная Группа, о которой  было  известно  чуть  больше  -
кое-какие  истории  рассказывались  свистящим  шепотом  после  отбоя.   По
сравнению с Дисциплинарной Группой завтрашняя порка - детское развлечение,
цветочки.
     Но Костя знал, что не вынесет ее. И не вынесет всего  остального.  Не
вынесет и этого холода, одиночества и свинцовой безнадежности. Все, что бы
ни случилось с ним завтра - все  к  худшему.  Надежды  больше  нет.  Жизнь
отступилась от него, а пустота, подобно  хищному  зверю,  разинула  жадную
пасть - и готова прыгнуть.
     И ничего не изменить. Бесполезно  каяться,  просить,  плакать.  Костя
совершенно точно знал, что никакие мольбы  ему  не  помогут.  Единственный
человек, на которого в первые  минуты  вспыхнула  у  него  надежда  -  это
Серпет. Но поразмыслив, Костя понял, что все теперь изменилось. Теперь  он
для Серпета не Помощник на Группе,  не  будущий  Стажер,  а  всего-навсего
скверный мальчишка, нарушивший основополагающие принципы. Такого мальчишку
просто необходимо наказать. Чего ради Серпету за него заступаться? У  него
и без того хватает неприятностей. Не случайно же в залитой лиловым  светом
палате командовал не он, а тот начальничек с железными глазами.  По  всему
видать,  большой  чин.  Нет,  и  ежу  понятно,  не  станет  Серпет  с  ним
связываться. Наоборот, сделает вид, что никаких особенных надежд на  Костю
и не возлагал, что  не  собирался  делать  его  Постоянным,  вспомнит  еще
какие-нибудь мелкие грешки, вроде Светандриной записи в Журнале.  Нет,  на
него рассчитывать нечего - и не остается ничего другого, как сидеть здесь,
мерзнуть и мучиться неизвестностью.
     А холод с каждой минутой усиливался,  драл  спину  ледяными  когтями,
сжимал ребра. Постепенно ослабли даже мысли о завтрашнем кошмаре - уже  не
до того стало. Он понимал, что вполне может и не дотянуть до утра. А что -
запросто. Утром откроют Наблюдательницы дверь - и на них упадет смерзшийся
труп.
     Да, такое было бы наилучшим исходом. Ни к чему теперь жить. Что  ждет
его, кроме ржавой цепи ужасов? У него не осталось никакой надежды  -  даже
самой крохотной ее частички. Не такой он  дурак,  чтобы  обманывать  себя.
Впереди - безнадега. Так что замерзнуть, уснуть и не проснуться - об  этом
можно было бы только мечтать.
     Вот именно что мечтать. Ничего такого не случится.  Помереть  ему  не
дадут. У них ведь, наверное, все рассчитано. Холод - это чтобы помучить, а
не убить. Иначе сорвется "показательное мероприятие".  Так  что  не  стоит
убаюкивать себя несбыточными надеждами - все будет.  И  черная  скамья,  и
ухмыляющийся Ломакин, и мутная, тяжелая неизвестность.  Вот  что  заполнит
оставшуюся жизнь.
     Но если разобраться - что было раньше? Тоже ведь неизвестность! Костя
вздрогнул от этой мысли, на мгновение даже забыв про холод. Ну почему  так
всегда? Стоит лишь разрешить себе думать и вспоминать - и сразу  выползают
жуткие вопросы. Кто  он  вообще  такой?  Откуда  взялся?  Да  и  все  они,
остальные, из Корпуса - откуда они и куда плывут? Что он вообще  помнит  о
себе? Какое у него  самое  первое  воспоминание?  Как  четыре  года  назад
оказался новичком в Группе? Как был он самым маленьким, самым  хилым,  как
гонял его тогдашний Помощник Андрюха Кошельков?
     Заставлял до блеска мыть унитаз зубной щеткой, а потом ею же  чистить
зубы, и когда это случилось впервые, его вырвало, и Кошельков,  усмехаясь,
велел снять ему майку и майкой вытирать блевотину.
     А ночью, в тускло-оловянном лунном свете палата казалась ненастоящей,
приснившейся, но он знал, что все вокруг  -  не  сон,  а  самая  настоящая
правда. И беззвучно плакал в подушку, чтобы не услыхал страшный Кошельков.
     И еще вспомнилось, как не мог он в первые дни избавиться от странного
ощущения. Будто рядом затаился кто-то - невидимый и  неосязаемый.  И  этот
кто-то (а может быть, эти, если их много) наблюдает за ним и  подстраивает
одну пакость  за  другой...  То  Кошельков  придерется  к  чему-нибудь,  к
складкам покрывала на постели хотя бы, велит снять штаны и всласть  начнет
лупить  "морковкой".  То  Сашка  Иванов  сам  намусорит  в   тумбочке,   а
Наблюдательнице свалит на Костю. И Группу за это на неделю лишат прогулок,
и Кошельков, услышав о такой подначке, скверно улыбаясь, скаля свои гнилые
зубы,  скажет:  "Ну  что,  допрыгался,  Глиста.  Придется  заняться  твоим
воспитанием всерьез..." И займется. А Невидимые то затаятся на пару  дней,
то опять придумают какую-нибудь штуку.
     Потом,  конечно,  ощущать  Невидимых  он  перестал.  Жизнь  понемногу
наладилась. Да только не навсегда.
     Впрочем, дело в другом. Самое страшное - он не знает, что с ним  было
раньше, до мрачных дней Начала. А ведь тогда ему было уже одиннадцать лет.
Что же, все прошлые годы стерлись? Или в голове  у  него  какую-то  стенку
поставили, и стенка эта как резиновая  -  ударишь  по  ней,  а  она  мягко
отбросит назад.
     Но ведь что-то есть там, за стенкой! Что же было до того?  Всегда  ли
он был тут, с самого рождения? Что-то тут с ним происходило, а  он  ничего
не помнит - пустота в голове.
     А почему, собственно,  он  решил,  что  появился  на  свет  здесь,  в
Корпусе? Доказательств-то никаких. Но где же  тогда?  Ведь  кроме  Корпуса
ничего нет! Или все-таки есть что-то другое?
     Не оттуда ли выползают воспоминания о "прошлой  жизни"?  Но  нет,  их
нельзя принимать всерьез. Это же болезнь. Да и слишком уж странный мир  из
них выглядывает, непохожий ни на что привычное. Правда, Белый говорил  как
раз наоборот: все, что кажется Косте бредом, есть на самом деле. Но ведь и
сам Белый - только дурной сон, порождение Костиного больного сознания.
     И опять появилась мысль, давно уже мучившая Костю. Ведь Белый  и  его
слова непохожи ни на что известное. Но можно ли  выдумать  то,  о  чем  не
знаешь, чего никогда не видел, о чем никогда не думал? Так сон ли это?
     Впрочем, кажется, это можно проверить. Вроде бы имеется  способ.  Что
совсем недавно говорил Белый? Надо быстрее вспомнить, пока холод совсем не
затемнил мозги. Значит, так. Было снежное поле. И он не чувствовал холода,
и сам себе удивлялся - возможно ли такое? Стоять безо всего, по  щиколотку
в снегу - и не мерзнуть? Так не  бывает.  Тем  более,  что  снег-то  самый
настоящий, он еще хрустел в ладонях,  а  Белому  все  никак  не  удавалось
слепить снежок, хотя тот и старался изо всех сил.
     И вот этот рассыпающийся снежок  и  вытянул  из  глубоких  ям  памяти
именно то, что нужно. Прощаясь, Белый сказал, что скоро будет плохо. Очень
плохо. Можно сказать, хреново. И тогда он придет на помощь. Только сначала
нужно кое-что сделать. А что? Да, теперь он вспомнил  все!  Надо  мысленно
досчитать до десяти и сделать движение рукой.
     Костя вдруг очень ясно увидел,  как  разгибается  с  хрустом  рука  в
локте, как ввинчивается по спирали вперед.
     Может, и в самом деле попробовать? Хуже все равно не будет.  А  вдруг
что-нибудь и впрямь получится? И неважно, что именно. Что угодно, лишь  бы
не черная безнадега, лишь бы не завтрашние кошмары. Не может  быть,  чтобы
Белый пошутил. Сейчас Костя уже почти верил, что Белый - не сон и не бред,
что за ним стоит хоть и неизвестная, но добрая и твердая сила.
     Костя резко встал, с трудом удержав равновесие. Ноги затекли,  ломило
спину. Надо спешить, пока мороз не  скрутил  его  окончательно.  Он  начал
отсчет.
     - Раз! - он говорил про себя, но слово  ударило  его  изнутри,  точно
звук большого медного колокола.
     - Два! - и колокол послышался столь явственно, что  Костя  вздрогнул.
Но не от страха,  нет,  чего  ему  было  бояться  теперь?  Наоборот  -  от
какого-то незнакомого, радостного и вместе с  тем  тревожного  чувства.  В
медном звоне ему почудился запах горелой травы, и почему-то  перекрученные
рельсы,  лязг  сотен  мечей,  пронзительный  свист  стрел  в  белесом   от
полуденного жара небе, и чьи-то глаза, нет, не  глаза,  а  лицо,  всего  в
каком-то метре от него, и вдруг он понял, кто это, вспомнил все и радостно
засмеялся... Потом картины исчезли, но колокол  продолжал  гудеть  в  такт
Костиному счету.
     - Десять! - произнес он уже вслух и изо  всех  сил  проткнул  ладонью
густой черный воздух.




                           ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОРЫВ


                                    1

     Сергей уронил голову на сцепленные руки. Ничего не  хотелось  видеть.
Было скверно. Так скверно,  как  никогда  раньше.  Какая-то  жгучая  дрянь
влилась в сердце, крутым кипятком растеклась  по  жилам,  острыми  клещами
сдавила виски. Пронзительно-желтый свет настольной лампы давил  на  глаза,
отзывался в мозгу тупой, пульсирующей болью, а комната то разрасталась  до
необъятных размеров, то стягивалась в колючую, словно игла циркуля, точку.
Слепые тени предметов  прыгали  за  спиной  злыми  обезьянами,  кривились,
выплясывали свой жестокий танец.
     Он понимал, что больше  так  нельзя.  Нельзя  вот  так  горбиться  за
столом, сжимать кулаки, глухо, по-волчьи выть  на  лампочку.  Стыдно  это.
Надо что-то делать. Надо. Обязательно. Иначе конец всему.
     Он с хрустом  выпрямился,  напряг  мышцы.  Задвинул  подальше  черную
кожаную папку с косыми серебристыми буквами: "Объект РС-15". Не  было  сил
на нее смотреть. Но сколько ни отводи глаза - ничего уже не исправить.
     Каким же  он  был  идиотом,  думая,  что  с  тем  делом  бесповоротно
покончено! Еще бы - шестнадцать лет пробежало, время,  согласно  банальной
пословице, лечит. Ну как же, лечит оно, держи карман! Сбежал сюда, идиот и
трус... А жизнь в который раз  напоминает:  от  себя  не  сбежишь.  Вот  и
расхлебывай теперь эту гнусную кашу.
     Странно подумать - еще полчаса  назад  все  было  нормально.  Напевая
какой-то прилипчивый мотивчик, открыл он шкаф с личными  делами.  Пожалуй,
впервые в жизни.  Никогда  раньше  не  лез  -  дело  принципа.  Избыточная
информация - она ведь только искажает восприятие, и ничего больше. За  все
пять лет здешней работы он так и не поинтересовался предысторий  объектов.
Зачем она, если имеются программы, ежеминутно выдающие графики и  цифровые
отчеты? Зачем вся эта лирика?  С  него  достаточно  того,  что  отбираются
объекты профессионально. Согласно разработанной методике.
     И только сейчас он решил сунуть нос в пыльные бумажки. Что  заставило
его изменить принципам? Он сам  не  знал.  Но  сперва  непонятные,  глухие
намеки Андреича, после столь странная беседа с Костиком... Вот и решил  на
всякий случай проглядеть его медицинскую карту. Может,  и  впрямь  имеется
предрасположенность к шизофрении, а  программа  все  же  дала  сбой  и  не
сигнализировала о процессе? Уж  он-то  не  обольщается  насчет  надежности
программ. В  общем,  захотелось  альтернативной  информации.  И  вот  она,
информация. Как дубиной по башке.
     Собравшись с силами, он снова открыл зловещую папку. Да,  все  точно,
сомневаться не приходится. Совпадения и ошибки исключены. Тот самый адрес.
Та самая фотография.  Те  самые  биографические  данные.  А  вот  и  копия
метрики. В графе "отец" - аккуратно вписанный Иван Петрович Сидоров.  Надо
же было ей кого-то сочинить. Значит, Сидоров, старательный такой  Сидоров,
каллиграфически точный. И лишь хвостик буквы  "в"  чуть  сбился.  Неровная
такая черточка - точно царапина от перочинного ножа, который он выменял  в
детстве у Юрика Трофимова на коробку пистонов. Мать...  Елена  Григорьевна
Черницина.  Или   просто   Ленка-Черника.   Его   сверстница.   Невысокая,
темноволосая, с коричневой родинкой над левой бровью.
     Она была  до  безумия  застенчива.  Она  просто  физически  не  могла
обеспокоить кого-нибудь  своими  проблемами.  В  том  июльском  походе,  с
которого все и завязалось, Ленка  не  стала  признаваться,  что  до  крови
натерла ногу. Кончилось это, понятное  дело,  воспалением,  а  она  -  она
молчала до последнего. Выяснилось все уже в городе, когда прямо с  вокзала
ее увезли в районную больницу. Там она валялась  две  недели,  и  ее  всей
компанией навещали. Кажется, два раза. Или один. С  шутками,  апельсинами,
неестественной  веселостью  отзываясь  на   мрачную,   давящую   атмосферу
казенного дома.
     А потом он встретил ее на улице, идя из  института.  Думал  о  всякой
ерунде, в голове гулял ветер - и вдруг увидел ее, как она рассеянно шагает
по другой стороне.
     А вот не перейди он тогда улицу? Может, ничего бы и не случилось?  Но
что выросло - то выросло. И что самое пакостное -  невозможно  оправдаться
огненной страстью, могучим порывом плоти и прочей лирической  физиологией.
Или физиологической лирикой. Нет, ничего такого  с  ним  не  было.  Ленка,
конечно, девчонка симпатичная, ласковая - но  и  только.  Разумеется,  она
неглупа, начитана, можно сказать, своего круга - и это все. Все!
     Тем более, уже тогда у него что-то наклевывалось с  Верочкой.  Что-то
еще весьма зыбкое, бесформенное, словно вечерний туман - однако  в  тумане
уже маячили некие перспективы... И все-таки дернул его черт...
     Потом, когда все уже кончилось, он понял, до чего же это была  глупая
идея  -  проверять  на  Ленке  свои  мужские  способности.   Нечто   вроде
генеральной репетиции перед Верочкой. Хотя в ту минуту  он  не  знал,  что
делает - просто перешел улицу.
     Впрочем, не так уж  часто  они  и  встречались  -  и  всегда  у  нее.
Пригласить Ленку к себе было невозможно - пришлось бы выдержать удивленный
взгляд отца. Тот часто видел у него Верочку и тоже,  наверное,  на  что-то
надеялся.
     А Ленкина квартирка подошла как нельзя лучше. Пускай и однокомнатная,
но никто не помешает - бабушка у нее всерьез и надолго слегла в  больницу,
а больше у Ленки никого не  было.  И  что  оказалось  кстати  -  квартирка
находилась на другом конце города, так что вероятность наткнуться на общих
знакомых практически равнялась нулю. А сама Ленка не из болтливых.
     Сергей так и не смог понять, да и сейчас недоумевал - что нужно  было
от него Ленке? Удовольствие? Все же она была не  из  таких.  Да  и  вообще
смотрела на жизнь слишком уж серьезно. Верила ли она ему? Сейчас казалось,
что верила. Конечно, верила через силу - никаких торжественных обещаний он
не давал, да и сама она не любила ставить точки над "i". Впрочем, в те дни
он особо и не задумывался - просто жил. В конце концов,  -  успокаивал  он
себя, - Ленка взрослый  человек.  Если  она  не  возражает  и  не  требует
определенности - значит, именно этого ей и надо. Стало быть, все путем.
     А мужские функции у него оказались на высоте. У них не было ни  одной
из тех проблем, что описывались в ходящих по рукам затрепанных,  тщательно
обернутых в плотную бумагу, ксерокопиях. Все вышло просто и  легко  -  как
помыть руки или срезать отросшие ногти. Но  что  удивило  -  не  случилось
ожидаемого экстаза. Того, о котором он столько читал. Не  летал  он  ни  в
какие бездны, не возносился в небеса. Приятно, само собой,  но  совсем  не
то. Ну ладно, главное - успокоился на свой счет. Первая серьезная проверка
за двадцать четыре года. Две предыдущие - Томка и Светка - не в счет.  Оба
раза им помешали.
     И до встречи с Ленкой его  временами  грызло  беспокойство.  Какой-то
маленький ехидный червячок изводил душу  сомнениями.  А  вдруг  вообще  не
получится? Есть же какой-то процент людей, у кого не получается.  Вдруг  и
он такой же?
     Теперь же червячок был извлечен из  души  и  торжественно  раздавлен.
Сергей успокоился. И как только успокоился -  понял,  что  с  Ленкой  пора
завязывать. Иначе все это перерастет во что-то  непредсказуемое.  Да  и  с
Верочкой надо было форсировать события.
     И тут как по заказу навалилась учеба, начались  мучения  с  дипломом,
зарядили тусклые осенние дожди... Ленка  звонила  ему  несколько  раз,  но
почему-то не заставала дома. А когда ей все-таки удавалось его  поймать  -
он сухо информировал ее о  том,  что  опаздывает  на  спецсеминар.  Или  в
библиотеку. Или нужно прямо сейчас ехать в гости к  каким-то  дальним,  но
обидчивым родственникам. Поэтому не сейчас. Потом как-нибудь. Скоро.
     Ленка поняла все правильно и звонить  перестала.  Последний  раз  она
прорезалась в телефоне под Новый Год. Он тогда спал - ввалился домой после
зачета, усталый и злой, не раздеваясь, плюхнулся на  кровать  и  мгновенно
отрубился.
     Пронзительные звонки вытянули его из плотного,  какого-то  густого  и
тяжелого сна, где  отвратительные,  покрытые  чешуей  твари  копошились  в
помойке, что располагалась во  дворе.  Слизь  на  зеленых  чешуйках  мутно
поблескивала в последних лучах дымного солнца,  сволочи  проворно  бегали,
выискивая  среди  отбросов  куски  получше  и  вопили  дурными   голосами.
Казалось, они звали его к себе, в мусорные кучи.
     Он сел на кровати и потряс головой, приходя  в  себя.  За  окном  уже
повисли грязные сумерки.
     - Да? Вас слушают! - хмуро выдавил он в трубку.
     - Привет, Сережа, - услышав Ленкин голос,  он  мысленно  чертыхнулся.
Чего ей еще надо? Неужели так и не просекла, что все у них завязано?
     - А, это ты... Ну, привет, - тем не менее, вежливо проговорил  он.  -
Как жизнь, как учеба?
     - Да как тебе сказать? На четвертом месяце.
     - Чего-чего? - не понял он сперва. Потом  все  же  сообразил,  о  чем
речь. И что надо произнести какие-нибудь слова.
     - А,  вот  оно  что,  -  откликнулся  Сергей,  сам  удивляясь  своему
спокойному тону. - И чего же ты хочешь?
     - Я уже ничего не  хочу,  Сережа,  -  помолчав,  медленно  произнесла
Ленка. - Просто информирую. Наверное, ты тоже должен быть в курсе.
     Он похолодел. Только сейчас до него дошло. Вон оно!  Побочный  эффект
проверочки! Догадывался же, нутром чуял, что у них  с  Ленкой  обязательно
кончится какой-нибудь пакостью. Но сейчас некогда  распускать  нюни.  Надо
взять себя в руки!
     - А... Ну, спасибо за информацию. Нужна какая-нибудь помощь?
     - Нет, я сама справлюсь. - Она опять помолчала. - Да, представь себе,
помогать не нужно. А ты... Ты и вправду ничего не хочешь мне сказать?
     Он с треском бросил трубку на рычаг. Сдерживаться уже не было сил.
     А за окном свистела, веселилась хищная  метель,  наотмашь  лупила  по
заиндевелым окнам, смеялась над ним во всю  свою  разбойничью  мощь.  И  с
кухни тянуло подгоревшей картошкой. Запах  стоял  еще  с  утра  -  отец  в
который раз не уследил.
     ...Да, ничего себе подарочек! Что же теперь делать? Вернувшись в свою
комнату, он бросился на мятую постель и несколько минут лежал, разглядывая
невысокий потрескавшийся потолок.  В  голове  царила  пустота  -  упругая,
радужная, точно мыльный пузырь. Потом этот пузырь, как и положено, лопнул,
и первая мысль была совсем уж не к  месту:  "Летом  надо  ремонт  делать!"
Мелькнув, она исчезла, а на смену ей выплыла старая прибаутка: "Нам  чего,
нам не рожать, сунул, вынул, да бежать." Засело в  мозгах  еще  со  времен
розового детства, с  пионерлагерей...  Неужели  будет  рожать?  Одна,  без
помощи, с неоперабельной бабкой? Может, у нее все-таки хватит ума  сделать
аборт? Надо бы ей дать денег. Подзанять у ребят. Не у отца  же  просить  -
тот слишком глубоко видит. Дать, конечно, даст, но какие у него будут  при
этом глаза! Сколько же это может стоить? У кого бы узнать?
     Впрочем, хватит себе мозги полоскать. Ленка денег не  возьмет.  Ни  у
кого не возьмет, а у него тем более. Так что бегать с высунутым  языком  и
занимать не придется (додумавшись до этой мысли, он почувствовал  какое-то
стыдливое облегчение). А у нее самой денег не хватает даже на колбасу. Что
же теперь с ней будет? Да и с ним?
     Страх еще не оплел его своей густой паутиной,  но  Сергей  знал,  что
скоро это случится. Так  и  палец,  если  порежешься,  не  сразу  начинает
болеть, а чуть погодя. Так  и  гнилой  зуб,  если  выпьешь  горячего  чая,
немного  подождет,  притворяясь  здоровым,  а   после   заноет   в   самый
неподходящий момент.


     Но сейчас боль нахлынула сразу - безо всяких там  отсрочек.  Впрочем,
Сергей и не хотел облегчения. Зачем? Боль  закономерна,  заслужена,  и  не
стоит ее гнать. Рано или поздно что-то такое должно было случиться.  Здесь
ли, в Замыкании, или в Натуральном Мире, годом раньше, годом позже - какая
разница? От себя никуда не денешься.
     И значит, скрутив боль,  надо  во  всем  разобраться.  Во  всем,  что
случилось. Пора быть честным до конца, и все вещи назвать своими  именами.
Только тогда станет ясно, как жить дальше. И стоит ли жить вообще.
     Итак, у него, оказывается, есть сын. И это никто  иной,  как  Костик.
Объект РС-15. А придурок-папаша  только  сейчас,  спустя  пятнадцать  лет,
узнал об этом. А до этого он, папаша, работал над "объектом", уродовал его
психику. Впрочем,  не  только  же  его.  Уж  правду  так  правду.  Сколько
ребятишек прошло через  его  руки  за  пять  лет!  И  всех  он  готовил  к
Предназначению. Выращивал будущих Десантников. Десант на  Землю.  Кажется,
там, в нормальной жизни, он читал какую-то фантастику с похожим названием.
Не то Рассел, не то Шекли... И насколько помнится, тамошний десант  ничего
хорошего Земле не принес. А этот? Кто его знает...  Ведь  он,  Воспитатель
Второго Ранга, фигура по здешним  меркам  влиятельная,  понимает  немногим
больше чем тогда, гнилым ноябрьским  вечером,  после  визита  Старика.  Не
случайно же испарился энтузиазм. Чем дальше - тем больше странных загадок,
подозрительных неувязок - и ни одного толкового ответа! Ни одного! Не будь
здесь Старика, он задохнулся бы в своих сомнениях как в ядовитом дыму.
     Но Старик его всякий раз вытягивал из тоскливого омута. А  интересно,
как это у него получается? Если на факты  смотреть  -  нет  у  Старика  ни
одного убедительного довода. Но убеждал. Если не сутью, не логикой, то чем
же он брал? Манерой разговаривать? Голосом  своим  густым?  Или  вот  этой
своей привычкой сцеплять и расцеплять пальцы? Такая же привычка была  и  у
отца... Да, уже теплее. Теперь Сергей видел то, что раньше  едва  замечал:
Старик чем-то неуловимо смахивает на отца. Не внешностью,  нет,  какое  уж
тут сходство, но вот этими мельчайшими, такими привычными черточками...  И
глаза у них у обоих  похожие  -  спокойные,  серые,  слегка  усталые...  И
улыбка.
     Но Сергей понимал - сходство получается каким-то  довольно  странным.
Слишком уж оно навязчиво... Казалось, где-то Старик переигрывает. Вроде бы
и похоже, и не так уж в глаза лезет - да только не то. Фальшь. В общем-то,
грубая работа, топорная. Будто Старик сознательно натянул  на  себя  чужую
маску, и даже смог ею обмануть, но маска так и не стала лицом. Да,  теперь
это видно отчетливо. Значит, вот так он и взял - через  психологию,  через
ассоциации.
     Откуда вот только он узнал, каким был отец? Впрочем, и ежу понятно. С
их фантастической техникой получить любую информацию  и  впрямь  несложно.
Достаточно хотя бы считать первые пласты подсознания.
     Конечно, все могло быть и иначе. Например,  наблюдали  за  ним  много
лет. Чего, кстати говоря, Старик и не отрицал. Значит, начать могли давно,
еще когда отец был жив. Дождались его смерти,  организовали  вокруг  него,
Сергея, безнадегу - и пожалуйста. Между прочим, эта контора вряд ли станет
ждать, если в ее силах ускорить события... Хотя нет, ерунда.  Отец  давно,
очень давно знал, чем болен, и каков конец, но скрывал. Впрочем, все равно
подозрительно быстро как-то все получилось.
     А ведь это он и раньше понимал, если уж по-честному. И раньше  бывали
секунды просветления, да только он боялся их, гнал от себя - и забывал. Но
ехидные рыжие червячки  все  равно  грызли  душу,  и  с  каждым  годом  их
становилось все больше.  Избавиться  от  вопросов  не  удавалось.  Где  он
сейчас? Что значит "Замыкание"? Кто такие эти "Силы  Спасения"?  Можно  ли
тут хоть кому-нибудь верить? Для чего  на  самом  деле  предназначена  вся
здешняя кутерьма? И какова его собственная роль? Истинная роль?
     Разумеется, такие вопросы он  Старику  не  задавал.  Почему?  Неужели
боялся? А пожалуй, что и боялся. Сам не зная чего, но все-таки.
     Зато пытался развеяться - брал отпуск  и  заваливался  в  "Поместье".
Конечно, лес, река, садовые работы - все это здорово. Но  ими  не  выгнать
червяков из души. Тем  более,  он  с  самого  начала  понимал  -  все  тут
искусственное. И елки  в  лесу,  и  подосиновики,  и  водовороты  реки,  и
бобровые плотины, и пахучая земляника. Материя,  мертвая  слепая  материя,
которую заставили временно принять такую форму. С таким же  успехом  могли
бы создать совсем иную обстановочку  -  вулканы,  например,  лава,  густые
серные испарения. И ведь в любой момент именно так и может случиться. Если
захотят эти самые Силы Спасения. Посмотреть бы им в глаза, Силам. Конечно,
глаз у них может и не быть. Никто же их не видел - ни Наблюдательницы,  ни
Техники, ни Санитары. Да большинство из них и не  подозревает  ни  о  чем.
Шелупонь всякая думает, что здесь секретная лаборатория (и очень  гордится
своей сопричастностью), коллеги-Воспитатели люди в основном  практического
склада. Дружно разделяют мысль, что незачем анализировать природу "черного
ящика". Надо играть по предложенным правилам - и не  останешься  внакладе.
Торжество феноменологического метода.
     Наверное, их видел только Старик. Но никогда об  этом  не  говорил  -
напротив, с  некоторым  раздражением  всякий  раз  переводил  разговор  на
другое. Обжегшись несколько раз, Сергей перестал спрашивать.
     Оставалось делать выводы  самому.  И  год  от  году  сомнения  росли.
Трещала по швам такая вроде бы логичная Базовая Теория Формирования - БТФ.
И мысли были в ней глубокие, и формулы  красивые,  и  алгоритмы  подавляли
интеллектуальным блеском - а все же она ломалась.
     Взять хотя бы ее  практическое  следствие,  Стрессовый  Метод  -  СМ.
Сергей никогда не причислял себя к  разряду  сентиментальных  тетушек,  но
когда впервые увидел все это - давиловку не слабее армейской, жестокость и
подлость Помощников, карьерные фантазии одних и рабскую покорность  других
- ему стало дурно. И лишь после долгих бесед со Стариком - глаза в глаза -
он смог убедить себя, что  так  и  надо.  Пускай  сильные  издеваются  над
слабыми, а те трепещут. Пускай доносы и розги. Пускай затравленные взгляды
новичков.
     Зато кривые неутомимо ползли вверх, зато  они  совершенствовали  свою
природу, овладевали  Энергиями  и  Силами.  А  самое  главное  -  все  это
временно. После Откровения зло начисто сотрется из их душ - точно ластиком
с бумажки, а ум и воля тысячекратно умножатся. Да, они  должны  выплеснуть
все  свои  темные,  звериные  инстинкты  именно  сейчас,  до   Откровения,
выплеснуть их вовне, чтобы не копились внутри. Чтобы уничтожить  зло,  его
надо  сперва  обнажить.  Иначе  образовались  бы   черные   комплексы,   а
Откровение, умножив невидимую червоточину  в  сотни  раз,  загнало  бы  их
вглубь подсознания. И в любой момент был бы возможен взрыв, а это ужасно -
взбесившийся супермен, владеющий Энергиями. Ничего не поделаешь,  надо  им
перебеситься, надо переболеть  тьмой,  чтобы  получить  к  ней  иммунитет.
Откровение все загладит, все излечит. И стало быть, все в порядке.
     Так говорил Старик, пристально глядя Сергею в глаза. И от его взгляда
в душу вливалось спокойствие, вспыхивала в  мозгу  уверенная  ясность.  Но
ненадолго. Стоило зайти  в  Группы,  увидеть  крысятник  воочию,  вдохнуть
гнилой запашок мерзости - и ясность улетучивалась. Вместо нее  подкатывала
к горлу тошнота, которую приходилось  маскировать  ироничной  улыбкой  или
холодным взглядом.
     Да в самом ли деле это необходимо? - спрашивал он себя. Нет ли  здесь
какого-то замаскированного подвоха? Впрочем, кроме него, никто  ничему  не
удивлялся. С низовым персоналом ясно  -  специально  тупых  набирали,  для
чисто  механической  работы.  Но  среди   Воспитателей   и   Координаторов
попадались довольно проницательные типы. Однако ни у кого из  них  и  тени
сомнения не возникало. Ну и что, - говорили они  между  второй  и  третьей
рюмками, - на Земле еще и не такое бывало. Сам, что ли, армейской лямки не
тянул? Повредила она тебе? Вот так-то.  И  вообще,  с  пацанвой  этой  без
строгости не обойтись, впрочем, тебе, Серега, не понять - своих не было, а
мы-то мужики тертые, жизнь нюхали, знаем,  что  дисциплины  без  ремня  не
бывает. А что Помощники лютуют - в жизни завсегда  так.  И  вообще,  самый
умный, что ли? Другие что, университетов не кончали? И никто не возникает,
один ты. Гонишь примитивные эмоции, сам как дитя.
     Неужели он, Сергей Латунин, математик и психолог - неужели он  идиот,
неспособный подняться выше своих примитивных эмоций, неспособный применить
абстрактное  мышление?  Нет,  цену  себе  Сергей  знал.  Что  же  из   это
получается? Ответа не было.
     Но сейчас рухнула последняя стенка в мозгу. Все стало вдруг ясным - и
оттого особенно страшным. Значит, здесь, в этом жутком месте - его  родной
сын, его Костик! И Сергей своими руками калечил  его  душу!  Свою  обгадил
давно - и не заметил, как принялся за сына.
     Больше  так  продолжаться  не  должно.  Надо  что-то   делать.   Надо
заколдованный круг рвать. Пора определить, наконец, свою собственную роль.
С  кем  он?  Со  Стариком  и  таинственными  "Силами  Спасения",  с  этими
подозрительными Благодетелями? С тупыми, агрессивными Санитарами? А может,
с похотливыми бабенками-Наблюдательницами? Со Стажерами,  выслуживающимися
сопляками? Нет уж, спасибо. Он по другую сторону. Но с кем, за кого?
     Это  и  было  самой  темной  загадкой.  Если  уж  решился  воевать  с
Благодетелями, с их чудовищной машиной, то  ради  кого?  А  хотя  бы  ради
Костика. Разве мало?
     Собственно, больше у него никого нет.  Ни  родных,  ни  друзей.  Они,
друзья, поразбежались еще там - в Реальности. Один только Костик  и  есть.
За него и надо драться.
     Но как? Можно ли увести его  отсюда?  Ведь  в  исполинском  механизме
Корпуса он, Сергей, всего лишь маленький винтик. Что от него зависит?  Что
может винтик? Разве может он разорвать пространство? Или повернуть  время?
Нет, такое ему не по зубам. И никому не по зубам. На такое способны только
Благодетели. Или те, кто им равен. А иначе не  стоит  и  огород  городить.
Стоп! Что-то такое мелькнуло в  голове!  Огород...  При  чем  тут  огород?
Темно-зеленые картофельные грядки... Огород... Род... Град...  Город!  Вот
именно, Город! Пожалуй, в нем единственная надежда. Если,  конечно,  он  и
впрямь существует.
     Но ведь являлся к Костику во снах этот самый Белый! А если  Белый  не
бред, то остается одна единственная возможность. Его прислали  из  Города.
За Костиком. Ну что ж, хоть какой-то проблеск. Видно, Белый  знает  выходы
из этого пространства. Именно он и уведет Костика.
     Нет!  Ничего,  к  лешему,  не  получится!  Костик  же   подключен   к
Центральной Сети. Как и всякий объект. Ему не дадут  сделать  и  шагу  вне
программы. Могут ведь и прихлопнуть. Сейчас он понимал, что Благодетели, в
случае чего, не постесняются превратить мальчишку в кровавый блин.  Как  и
любого, кто встанет у них на пути, кто выйдет из-под контроля.
     Странно, но именно эта мысль придала ему силы. Сергей  рывком  встал,
сжал кулаки и зашагал по комнате.  В  тело  вливалась  яростная,  бурлящая
энергия. Значит, вот так? В кровавый блин, значит?  Ну  что  ж,  и  раньше
всякое бывало. На заре туманной юности, да и в армии, само собой. И  после
имелись уличные инциденты. И ножом горло щекотали, и кастетом  лупили.  Но
он дрался - он умел это делать! И как правило, побеждал. Почему же  сейчас
он должен бояться? Нет уж, дудки. Поиграли в жмурки, спасибо, пора и лицом
к лицу выходить. А если придавят? Очень может быть, что именно так  все  и
кончится. Но что с того? Просто будет подведен итог его грязноватой жизни.
Вот и все. Этого бояться не стоит, и не  об  этом  следует  сейчас  ломать
голову. Сейчас у него только одна цель - открыть Костику дорогу.
     Вот снять бы  блокировку...  Или  того  лучше  -  стереть  программу.
Порвать физические связи с этим миром. Тогда  Белому  будет  проще.  Да  и
обычными средствами Костика взять не удастся. Ни увидят,  не  услышат,  ни
один прибор его не зафиксирует. А там уж Белый найдет способ увести его на
волю, в Натуральный Мир.
     Все здорово, только вот как стереть  ее,  программу?  Надо  же  знать
пароль, а это тайна за семью печатями, объектные пароли. Быть может, и сам
Старик не в курсе.
     Но Сергей знал и другое. Чем глубже прячут тайну, тем она проще.  Нет
на свете таких паролей, которые нельзя было бы обойти. В конце концов,  он
программист или кто? Неужели ему не обхитрить машину? Пускай  даже  такую,
нашпигованную субквантовой электроникой. С чего он взял, что задача ему не
по зубам? Зубы-то пока весьма крепки.
     Итак, решено. И не стоит откладывать это дело в долгий ящик. Если  он
правильно понял намеки Адреича, события набирают  скорость.  Ярцев  что-то
затевает, и как знать, что случится завтра? Или даже сегодня, сейчас? Все,
что угодно, может случиться. И с ним, и с Костиком. Что, если того потащат
на просветку?
     Сергей щелкнул выключателем.  Комната  сразу  же  вернулась  к  своим
обычным размерам, боль отступила. Решение  принято,  появилась  цель.  Как
говорится, за работу, товарищи. Мозг действовал спокойно и четко -  словно
и не тонул еще совсем недавно в трясине отчаянья.
     Во-первых: как открыть пульт, если дверь опечатана? Ладно, сия задача
не  из  особо  сложных.  Где-то  тут  был  пластилин.  Вряд  ли  проверяют
идентичность печати. Пылью ее еще  припорошить...  Получится  классическая
детская игра во взломщика.
     Хуже другое. Как незаметно пробраться к Пульту? Хоть и  ночь  сейчас,
но сколько народу шастает в коридорах - Техники,  ночные  Наблюдательницы,
ремонтники... А к Пульту всего  один  путь,  и  запросто  можно  с  кем-то
столкнуться. И породить кучу  вопросов.  В  самом  деле,  с  чего  бы  это
Латунину среди ночи ломиться к Машинам?  Тут  же  стукнут  Санитарам  -  и
здрасте, дружеская встреча за дверью Пульта.
     Впрочем, нет - тот,  кто  ему  встретится,  долго  никому  ничего  не
расскажет. Ибо получит гантелью по черепу. Впрочем,  можно  и  собственным
кулаком обойтись. А вот веревка нужна - связать оглушенную тушу  придется.
Да и кляп необходим. Ну, тут сойдет и шерстяной носок. В общем, получается
как в дурном боевике.
     Конечно, лучше бы все эти приготовления оказались излишними. Противно
же - бить по голове, связывать, совать сквозь  стиснутые  зубы  скомканный
носок и тащить извивающееся тело в какой-нибудь боковой коридор. Но как же
иначе? Разве он виноват?  Они  же  сами  выбрали  этот  мир,  эту  судьбу.
Добровольно. Точно так же, как и он. Значит, пускай платят за свой  выбор.
И все-таки хорошо бы обойтись без потасовки.
     Сборы  заняли  немного  времени.  Все  необходимое  Сергей  сложил  в
потрепанный рюкзачок, который таскал с собой в  "Поместье".  Переоделся  в
тренировочный костюм - в нем легче двигаться. Ну, вроде  бы  и  все.  Пора
идти.
     Он подошел к столу и вновь открыл черную папку. Еще раз  взглянул  на
фотографию Костика. Господи, да как же он до сих пор не замечал сходства?!
Пускай другая фамилия, пускай прошло столько лет, но все же...
     Может статься, он Костика никогда  больше  и  не  увидит.  Если  дело
сорвется - не быть Сергею Воспитателем Второго Ранга,  сгниет  в  подвалах
Санитарной Службы. Это уж как пить дать. А в случае успеха - Костик просто
уйдет из этого мира в Реальность и вскоре позабудет о неком  С.П.Латунине.
На что ему сдался Серпет?



                                    2

     Костя осторожно прикрыл за собой тяжелую,  до  блеска  отполированную
дверь. К счастью, та не скрипнула - видно, петли время от времени  все  же
смазывали.  И  лишь  тогда  он  огляделся,  а  оглядевшись,   вздохнул   с
облегчением: пронесло!
     Тут и в самом деле никого не оказалось. Пустота  и  тишина.  Огромный
зал с высоким лепным потолком, длинные ряды синих кожаных кресел -  как  в
кино. Только вот без экрана. Зато имелась  сцена,  а  на  ней  -  накрытый
зеленым сукном стол. По стенам были укреплены  яркие  лампы  в  бронзовых,
похожих на факелы подсвечниках. Впервые Костя видел такие лампы.  Выходит,
в Корпусе есть не только засиженные мухами плафоны.
     А у противоположной стены одиноко стоял здоровенный зеркальный  шкаф.
Он как-то не вязался с торжественным залом, точно его  поставили  сюда  по
ошибке.
     От нечего делать Костя подошел поближе. Посмотрелся в зеркало. Оттуда
на  него  взглянул  худой  пацан,  встрепанный,  усталый,  с  воспаленными
глазами. Серая форменная куртка, размера на два большая, чем нужно, висела
на нем точно на огородном пугале. Поначалу Костя  и  сам  себя  не  узнал.
Впрочем, стоило ли удивляться? Все здорово изменилось за последние дни.
     А когда надоело разглядывать свою немытую физиономию, Костя обнаружил
довольно неприятную вещь. В зале имелась  лишь  одна  дверь  -  та,  через
которую он сюда вошел. Никаких запасных выходов  не  наблюдалось.  Значит,
надо возвращаться назад, начинать поиски сначала. Ну  почему  ему  так  не
везет?
     Однако перед тем, как уйти, Костя, сам не зная зачем,  открыл  дверцу
шкафа и заглянул внутрь. Ничего интересного он там не обнаружил,  если  не
считать  заплесневелой  хлебной  корочки,  невесть  какими  судьбами  сюда
попавшей.
     Он  закрыл  дверцу  и  повернулся.  Надо  уходить.  Опять   блуждать,
прятаться, точно сбежавшей из школьного зооуголка мышонок. Как же это  ему
надоело! Позади -  два  сумасшедших  дня,  бесплодные  поиски  выхода.  Он
понимал, главное - это выйти из  Корпуса  наружу,  а  там  уж  как-нибудь.
Скорее всего, удирать придется через парк. Там должна быть стена,  которую
надо будет перелезть. Тогда, наверное, он вырвется. Куда вырвется?  И  что
делать  потом?  Вопросы,  ясное  дело,  муторные,  значит,  с  ними  лучше
обождать. Главное - на свежий воздух выбраться. В помещении  надеяться  не
на что - рано или поздно все равно заловят.
     ...Но легко мечтать - выйти оказалось не просто. Он  ведь  и  знал-то
всего лишь один выход - тот, которым водили  Группу  на  прогулки.  Именно
туда ни в коем случае и стоило соваться. Неизвестно, где еще они  устроили
засаду, но уж там точно. И угрюмые Санитары в синей суконной форме  только
того и ждут, когда он, дырявая башка, попробует  открыть  заветную  дверь.
Тут-то они его и возьмут за шкирдон.
     Значит, надо искать другие выходы. Ясно, что их  должно  быть  много.
Для  каждой  Группы  свой,  не  считая  всяких  там  служебных,  грузовых,
запасных... Не могут же они поставить  охрану  всюду?  Не  слишком  в  это
верится. Что у них, других дел нет, что ли, кроме  как  Костю  ловить?  Он
ведь кто в масштабах Корпуса? Пылинка. Одной больше, одной меньше.  Мелочь
рыбья, как говорили Наблюдательницы.
     Да к тому же за эти два дня он ни разу не увидел никого из Санитарной
Службы. Все шло обычным, раз и навсегда заведенным порядком, точно  ничего
и не случилось. Маршировали Группы  на  занятия,  в  столовые,  в  палаты.
Бегали туда-сюда озабоченные Наблюдательницы. Обычная  жизнь.  Все  заняты
делом, никто не паникует.
     И лишь ему приходилось  шарахаться  от  любого  звука,  прятаться  от
каждой тени, все время ждать какого-нибудь  подвоха.  Двигаться  короткими
перебежками  по  узким  коридорам,  отсиживаться  в  боковых  тупиках,   в
подсобках, на складах и в сортирах, вздрагивать при звуке  чьих-то  шагов.
Странно - как это он до сих пор еще не попался? Похоже, они не суетятся  -
знают, что время работает на них.
     Впрочем, ему все же здорово повезло. Вышел же  он  из  того  ледяного
карцера, да к тому же еще сразу оказался на складе. А на складе было  все,
что для жизни надо.  Оделся,  умылся,  запасся  хлебом,  набрал  в  пустую
бутылку воды из-под ржавого крана, а главное - прихватил  всякие  полезные
мелочи. Правда, он пожадничал  и  набрал  много  лишнего.  Вот,  например,
фонарик. Зачем нужно было его тащить? Толку от него никакого. По ночам  во
всех коридорах Корпуса горит свет, пускай и слабый, но видеть можно.  Днем
- тем  более  помеха.  Только  место  занимает  в  наволочке,  которую  он
использовал вместо рюкзака. Костя совсем уж собрался фонарик выкинуть,  но
в последнюю минуту раздумал. Опасно это.  Найдут,  обязательно  найдут.  И
насторожатся. Ведь сам собой фонарь не мог улететь со склада?  Крылышек  у
него вроде как не наблюдается? Значит...
     Хорошо бы как на уроке Энергий. Сосредоточиться бы, поймать волну - и
силой этой волны переправить все ненужное обратно на склад. Или  распылить
в воздухе. Жаль, невозможно. Энергию не вызвать иначе как в  тренировочном
зале, когда рядом стоит преподаватель, а ты сам подключен  к  Пульту.  Вот
после Распределения будет автономный  источник.  У  каждого.  Кроме  него,
разумеется. Кончились для него эти игрушки.
     Вот и приходится вслепую бродить. В потемках. Тем более,  что  ничего
не понятно. Ну ладно, хочет он выбраться, а зачем? Есть ли у него какая-то
цель посерьезнее? Ну, сбежал от наказания. И что дальше? Белый помог выйти
из холодной камеры - и за то  ему  спасибо.  Но  после  камеры  приходится
надеяться лишь на себя.  Белый  больше  не  являлся  и  ничем  о  себе  не
напоминал. Потому и приходится бродить наугад. А долго ли  так  побродишь?
Ну, три дня, ну четыре, от силы неделю. А дальше? Хлеб-то  кончится.  Идти
обратно на тот склад? А они что, дураки? Разве  не  поняли  своей  ошибки?
Ясное же дело, тот склад сейчас охраняют. А может, и не только тот. Да еще
вопрос, удалось бы ему найти обратную дорогу? Слишком уж тут все  запутано
- как в лабиринте. И как ни крути, а если не найдет он выход за  неделю  -
придется сдаваться. Не умирать же голодной смертью!
     Конечно, если  они  не  поймают  его  раньше.  Охота,  без  сомнения,
началась в тот самый момент, когда в стене камеры появилась дверь, и он  с
размаху ударился в нее плечом. Не зря же Наблюдательница  Елена  говорила:
"За каждым твоим движением наблюдают!"
     Как они позволили ему уйти? Может, вредная бабенка наврала?  А  зачем
ей врать?
     Одно лишь ясно - действует  полоса  удач.  Счастливая  такая  полоса.
Везет ему необыкновенно. И дверь, и склад, и не попался еще  до  сих  пор.
Однако рано или поздно везение кончится - и тогда... Значит, надо отыскать
выход как можно быстрее, пока есть еще время. Вот  найти  бы,  к  примеру,
Ключевую комнату. О ней иногда говорили между собой  Наблюдательницы.  Там
огромная доска с гвоздиками, на гвоздиках - ключи с бирочками. На бирочках
номера, номера на дверях - может, и удалось бы понять, какая дверь ведет к
выходу.
     Остается, конечно, крайнее  средство.  Разбить  какое-нибудь  окно  и
выпрыгнуть. Но это  неизвестно  еще  как  повернется.  Во-первых,  высота,
разбиться можно. Потом, Наблюдательницы сбегутся, шум подымут. Да  к  тому
же и стекла... Вдруг они здесь небьющиеся?
     Нет, с этим торопиться не стоит. Если уж совсем плохо  будет,  жратва
кончится, погоня на хвост сядет - вот тогда, может, и стоит попробовать. А
пока надо продолжать слепой поиск. И не хныкать раньше времени.
     Костя резко повернулся, собираясь выйти из зала.
     Не  успел  он,  однако,  сделать   и   пары   шагов,   как   раздался
подозрительный какой-то звук. И еще! И снова! Сюда кто-то шел.
     Костя вздрогнул. Что же теперь делать? Судя по звукам,  в  зал  целая
толпа ломится. Вот еще секунда-ругая - и  отворится  дверь,  и  на  пороги
появятся они - с мерзкими ухмылками, довольные, потирающие волосатые лапы.
И никуда от них не денешься.
     Только одно и остается - прятаться в шкафу. А вдруг они не станут все
обшаривать? Увидят, что в зале пусто - и уберутся восвояси.
     Костя нырнул в шкаф и аккуратно потянул за собой скрипучую дверцу.  В
шкафу было темно, пыльно  и  душно.  И  чем-то  назойливо  пахло.  Видимо,
мышами.
     А шаги приближались. Вот распахнулась дверь, раздался топот -  и  зал
наполнился множеством  людей.  Костя  сжался  и  затаил  дыхание.  Вот-вот
подойдут к шкафу. Станут осматривать зал  -  и  разумеется,  про  шкаф  не
забудут. Вот сейчас...
     Но дверцу так никто и не дернул - Костя  боялся  зря.  У  собравшихся
были дела поважнее.
     - Итак, начинаем, коллеги, - послышался глубокий  бас.  Почему-то  он
доносился отовсюду. Как такое может быть? Но память тут  же  хмуро  выдала
ответ: в зале повсюду установлены скрытые динамики. Вспомнить  бы  только,
что это за слово такое, "динамик"?  И  знакомое  вроде  бы,  а  все  равно
непонятное.  Ладно,  не  стоит  ломать  голову...  "Клюшка"...   "Мама"...
"Рюкзак"... Еще пару дней назад он цыкнул бы на  себя  -  нечего  потакать
болезни!  Но  сейчас  -  другое  дело.  Слишком  многое  изменилось  после
холодного карцера, когда появилась дверь. Ведь не было там ничего такого с
самого начала. Гладкая холодная стена - и все. Он эту  стену  собственными
руками ощупывал.
     Что же получается? Из-за своей "болезни" он может создавать то,  чего
раньше не было? Ведь никакими Энергиями дверь не создать, будь ты хоть сто
раз к источнику подключен.
     А ведь это Белый его научил, как действовать. Выходит, и Белый  -  не
бред больного ума, а что-то иное. Но что?  Никак  его  не  понять,  и  чем
дольше о нем думаешь, тем страшнее становится.
     Но будет еще время поразмыслить. А пока надо бы послушать, о чем  они
тут говорят.
     - Вы все, разумеется, понимаете, уважаемые коллеги, по какой  причине
мы здесь собрались. Ситуация слишком серьезная, так что не  будем  тратить
времени на обычный ритуал. Поэтому сразу перехожу  к  сути.  Многие  факты
каждый из вас порознь уже знает, но думаю, не лишне описать общую картину.
Итак, коллеги, то, чего мы боялись, наконец произошло. Начался Прорыв. Да,
именно Прорыв.  Именно  то,  что  обязана  предотвращать  наша  доблестная
Санитарная Служба. Впрочем, я давно замечал, что работает  она  вхолостую.
Конечно, главное сейчас - устранить проблему.  А  потом  уж  мы  определим
степень персональной вины каждого.
     Итак, что мы имеем?  Имеем  мы  девятнадцатую  Группу,  до  недавнего
времени считавшуюся одной из лучших. А в  ней,  в  Группе,  объект  РС-15,
Временный Помощник. Обычный объект, без каких либо странностей.  Так  вот,
два дня назад объект ушел. За это время так и не удалось его локализовать.
По некоторым, пока не выясненным причинам, прямые  методы  дают  сбой.  Вы
понимаете, что это значит? Объект  может  сейчас  находиться  где  угодно,
может даже покинуть Корпус - и мы ничего не  в  состоянии  не  только  его
удержать, но даже заметить сей прискорбный факт. Боюсь, удержание возможно
лишь вблизи Границы. Но хочу спросить вас,  коллеги  -  вы  представляете,
чего это будет стоить?  Потребуется  синхронная  работа  всей  Системы.  А
плотность энергии нужна такая, что не хватит мощности галактического ядра.
Видимо, вдоль всей Границы придется  создать  зоны  сингулярности.  А  это
значит - не исключено искривление темпорального вектора. Ну, а если и  оно
не поможет - придется обратиться за  помощью  сами  знаете  куда.  И  сами
знаете, что нам за это будет. Так что призываю вас  рассчитывать  лишь  на
собственные наши силы.
     Конечно, рано или поздно мы его остановим, это не вызывает  сомнений.
Вопрос в другом - какой ценой. Поймите, я не хочу вас запугивать. В  конце
концов, наш с  вами  корабль  имел  пробоины  и  похлеще.  Ничего,  как-то
выбирались. Выкручивались каждый раз  каким-то  чудом.  Но  сейчас  случай
особенный. Надеюсь, всем ясно, почему? Не  в  объекте  же  дело,  в  конце
концов. Одним больше, одним меньше  -  какая  разница...  Страшно  другое.
Догадываетесь,  какие  силы  нам  противостоят?  Именно  они  инвольтируют
объекту свою энергию. Я даже не уверен, выдержит  ли  на  сей  раз  Барьер
Великих Волн.
     В общем, как  видите,  я  предельно  откровенен.  Да,  я  надеюсь  на
благополучный  финал,  но  думаю,  стоит  на  всякий  случай   подготовить
эвакуацию Групп. Во всяком случае, обеспечить блокаду. Технической  Службе
начать подготовку немедленно. Далее, объявляется тревога по форме 1б.  Всю
энергию - Санитарной Службе, каналы не должны закрываться ни  на  секунду.
Все прочие дела -  побоку,  энергию  -  Санитарам.  Медицинской  Службе  -
увеличить дозировку Концентрата до максимума.  Лучше  уж  подстраховаться.
Конечно, это уменьшит выход  ментального  продукта,  но  делать  нечего...
Занятия Энергиями временно прекращаем - до изъятия объекта  РС-15.  Ну  и,
разумеется,  глубокое  зондирование  всей  девятнадцатой  Группы.  Вот,  в
принципе, и все. Переходим к обсуждению.
     Наступила тишина. Костя едва сдерживался, чтобы не чихнуть. Очень  уж
пыльно было в шкафу. Странный  какой-то  шкаф.  Непонятно  зачем  его  тут
поставили, непонятно почему он пустой...
     Услышанное Костя понимал смутно. Слишком уж много незнакомых слов. Да
и голова варила плохо - видно, умотался до предела. Впрочем,  главное  как
раз понятно - речь шла о нем. Значит, до сих пор они так и не  смогли  его
обнаружить? Но почему? Неужели у них сломалась вся  их  следящая  техника?
Выходит так, что они как бы ослепли и оглохли? Но разве так бывает?
     Его размышления прервал голос - удивительно знакомый,  все  такой  же
тяжелый и резкий, как в ту,  залитую  лиловым  светом,  ночь.  Голос  того
самого очкастого начальника в белом.
     - У меня  вопрос,  почтенный  Сумматор.  Судя  по  вашим  словам,  вы
допускаете вероятность того, что объект выйдет на Границу. Так?
     - Да, именно так, почтенный координатор Ярцев,  -  очень  спокойно  и
даже, как показалось Косте, со скрытой издевкой ответил первый голос. - Вы
на удивление тонко уловили мою мысль.
     - Значит, вы полагаете, он способен разорвать Второе Кольцо?
     - Без сомнения. Полагаю, второе он  уже  порвал.  Не  поручусь  и  за
третье. Запомните раз и навсегда. Не объект идет - его ведут. Когда же вы,
наконец, поймете - мы воюем не с объектом!
     - Но как, каким образом? - не сдавался упрямый координатор  Ярцев.  -
Не допускаете ли вы, что он умеет пересекать слои? Такого просто не  может
быть! Это фантастика! Я, как начальник Санитарной Службы,  даю  голову  на
отсечение...
     - Поберегите свою голову, Ярцев, она вам еще пригодится. На некоторое
время. А что касается конкретного механизма... Неужели вы до сих  пор  еще
не поняли? С помощью какого механизма, по-вашему,  он  покинул  бокс?  Вам
этого недостаточно? По крайней мере, один  способ  он  уже  знает.  Может,
именно его  он  и  применит,  чтобы  выйти  на  Границу.  Причем  обратите
внимание, Ярцев, равновероятно попадание к любому выходу.  Конечно,  будем
исходить из принципа наименьшего действия.  Значит,  усильте  контроль  за
ближайшей точкой. Ну, знаете, о чем я говорю. Та самая пещера у  реки.  Но
никаких гарантий, что он окажется именно  там,  я  не  даю.  Не  забудьте,
какими силами он инвольтируется. В общем, стоит ему перейти реку - и... Во
всяком случае, Ярцев, если он перейдет реку, вы наверняка  лишитесь  вашей
лысеющей головы. Я лично об этом позабочусь. Да и у меня, возможно,  будут
неприятности.
     - Извините, Сумматор, - снова подал голос Ярцев, - но если он  выйдет
к берегу, что помешает  нам  прямо  там  его  и  взять?  Пространство  там
великолепно просматривается, да и побольше патрулей пошлем.  Откуда  такое
неверие в работу наше службы?
     - Да, Ярцев, - не сразу отозвался невидимый Косте Сумматор.  -  Да...
Недооценил я ваше упрямство. И такой человек заведует  у  меня  Санитарной
Службой! С кирпичами у вас получалось куда как лучше. Ладно, в отличии  от
вас, я умею признавать свои ошибки, в том числе и довольно старые.  Ну,  а
по сути дела... Скажите,  любезный  координатор,  с  чего  вы  взяли,  что
поймаете его там, у реки? Не правда ли, здесь, в Корпусе, сделать это куда
проще - и что же мы видим? Результат налицо. Неужели вы не понимаете,  что
толку от ваших приборов никакого? А  если  он  действительно  окажется  на
берегу, у вас, помимо всего прочего, будет весьма  мало  времени.  Вход  в
пещеру от точки выброса  всего  лишь  в  трех  с  половиной  километрах  -
конечно, по его масштабу. Значит, в вашем  распоряжении  не  больше  часа.
Поэтому даже локализовать объект - вы и то не успеете, по всей  видимости.
Уяснили?
     - Да, Сумматор... Прошу извинить мою настойчивость...  Не  учел  всей
сложности ситуации. Со своей стороны,  заверяю,  что  подобное  впредь  не
повторится. Санитарная Служба мобилизована и готова  к  выполнению  любого
задания!
     - Вот и прекрасно,  Ярцев.  Давно  бы  так.  Больше  ни  у  кого  нет
вопросов? Тогда я попросил бы остаться руководителей технических  служб  и
начальника  Центрального  Пульта.  Остальные  пока   свободны.   Идите   и
действуйте. И не советую забывать о тревоге по форме один. Все, удачи вам.
     Послышался шум, беспорядочный топот, хлопнула дверь -  люди  вытекали
из зала, точно вода из бутылки  с  узким  горлышком.  И  вот,  похоже,  не
осталось ни капли.
     Но Костя все еще сидел в шкафу, боясь пошевелиться. Да, пока  они  не
смогли его обнаружить. Но именно поэтому и не стоит рисковать.  Тем  более
сейчас, когда впереди засветился  обманчивый  огонек  надежды.  Ведь  этот
ихний Сумматор, сам того не подозревая, открыл ему путь. Все оказалось так
просто! Не надо больше блуждать  по  хитрым  коридорам  Корпуса,  не  надо
шарахаться от каждой  тени  и  экономить  оставшийся  хлеб.  А  надо  лишь
сосчитать в уме до десяти  и  проткнуть  воздух  рукой  -  все  равно  что
повернуть ключ в замочной скважине.



                                    3

     Ветер поднялся внезапно. Он  взлохматил  пожухлую  траву  на  берегу,
закрутил бурунчики серой воды, утащил куда-то вдаль целлофановую обертку.
     Все тут было тоскливо.  Справа  -  стальная  лента  реки,  над  водой
клубится густой туман, и другого берега не  разглядеть,  как  ни  пытайся.
Слева - огромный скошенный луг, то тут, то там  разбросаны  чахлые  кусты,
кое-где торчат невысокие деревья с облетевшими листьями.  Ветками,  словно
скрюченными болезнью пальцами, тычут в низкое, набрякшее дождевыми  тучами
небо. А под ногами -  редкая  трава,  давно  уже  пожелтевшая  и  какая-то
сморщенная, дряхлая. Словно полинявший, изъеденный молью ковер на помойке.
Да тут и впрямь настоящая помойка - всюду клочки пакетов, обертка,  яичная
скорлупа, сплющенные пивные банки... Видно, люди тут бывали,  и,  судя  по
обилию мусора, весьма часто. Вот и луг то  и  дело  пересекают  утоптанные
тропинки, поблескивающие мутными лужами - наверное, недавно прошел дождь.
     Ветер принес с собой холод. Не такой, конечно, как в ледяной  камере,
но все-таки липкий и противный. Костя передернул плечами. Хорошо  хоть  на
нем теплая форменная куртка, догадался взять со склада. Без нее он  бы  за
пять минут превратился в ледышку.
     Впрочем, некогда об этом думать. Нужно искать Дыру, и чем  скорее  он
ее отыщет, тем больше шансов. Неизвестно, что придумали  те,  из  Корпуса.
Хотя и не могут его до сих пор найти Санитары, и приборы ихние отказывают,
но рано считать себя в безопасности. Кроме Санитаров, у них, должно  быть,
много  чего  припасено.  На  собрании  об  этом  говорили.  Какие-то  зоны
сингулярности, Барьер Великих Волн... Костя не понимал, что это значит, но
догадывался - чтобы его поймать, они пойдут на все. Единственная  надежда,
что всякие ихние ловушки,  Барьеры  и  прочая  дрянь,  не  устанавливаются
мгновенно. Такие дела и времени требуют, и сил. Не  случайно  же  Сумматор
(интересно, кто он такой?) распределял энергию. Значит, не так уж у них ее
и много, если делят. Может, пока они будут настраивать свои фокусы, он уже
найдет Дыру? Сумматор же говорил -  три  с  лишним  километра.  Это  всего
ничего... Знал бы он, что Костя, скрючившись в три  погибели,  внимательно
его слушает. Уж наверняка не болтал бы лишнего!
     А вдруг Сумматору только того и надо? Что, если он специально говорил
о реке и о подземном ходе? Знал, что Костя  может  его  слышать  -  вот  и
направил прямиком в ловушку. Почему бы и нет? От  них  можно  ждать  любой
хитрости.
     Правда, знай Сумматор, что  Костя  подслушивает  -  там  бы,  в  зале
собрания, его бы и схватили. Правда, Сумматор мог  и  не  догадаться,  что
Костя слушает его именно из шкафа... Нет, ерунда! Не  стали  бы  они  ради
него устраивать спектакль - некогда! Значит, не нужно дергаться. Дыра и  в
самом деле должна быть где-то рядом.
     Другое плохо - сможет ли он  ее  узнать?  А  что,  если  Дыра  -  это
крошечный кошачий лаз, который с первого взгляда и не заметишь?  А  может,
она здоровенная,  словно  туннель  в  метро?  Метро...  Ладно,  некогда  в
собственных мозгах копаться. Тем более, что уже другой вопросик  вертится.
Если дыра, то в чем? Просто в земле? Или в холме каком-нибудь, в скале?
     Вокруг не наблюдалось ни скал, ни холмов. Была плоская как блин серая
долина. Значит,  эта  Дыра  уходит  вертикально  вглубь?  Иначе  никак  не
получается, земля же тут мягкая, сплошной песок, пологий туннель давно  бы
обрушился. Но если Дыра вертикальная, это уже не Дыра получается, а яма. И
в нее придется прыгать. Она, наверное, глубокая, не разбиться бы...
     Впрочем, если Дыра кем-то используется как выход, она не  может  быть
слишком опасной. Да и Сумматор не говорил бы столь  уверенно.  Обязательно
утешил бы публику, что Дыра непроходимо,  что  бояться  им  нечего.  Почти
нечего. Но похоже, и он, и все остальные не сомневались, что если уж Костя
найдет Дыру, то сумеет ею воспользоваться. Потому-то и всполошились. Ведь,
похоже,  все  свои  тайные  силы  на  него  бросили  -   барьеры,   волны,
сингулярности какие-то... Наверное,  могучие  силы,  а  они  ими  запросто
вертят, всеми этими пространствами, энергиями, галактиками...  Только  вот
не замечают, что у них под носом творится.
     Костя поежился и ускорил шаги. Ну где же она, Дыра? Неужели он так  и
не найдет ее? Да не может этого быть, обязательно найдет! Иначе  все,  что
было раньше, окажется слепой и глупой случайностью.  А  на  самом-то  деле
разве оно случайно?  Разве  Белый  -  случайность?  Разве  невесть  откуда
взявшаяся дверь - случайность? Не говоря уже о том, как он оказался здесь,
на берегу. Перенесся, перелетел - какая разница? Просто захотел сюда  -  и
вот, обнаружил, что стоит в мокрой траве у края песчаного пляжа. Нет, само
собой такое не случается. Костя чувствовал - помогают. А кто,  неизвестно.
Может, Белый. А может, и кто-то еще. Хватило бы только у них сил.
     Но если Санитары все же его поймают... Лучше и не думать. Тут уж дело
не обойдется Дисциплинарной Группой или даже Первым Этажом. Будет  гораздо
хуже. Ситуация изменилась. Он теперь не просто нарушивший  законы  Корпуса
мальчишка,  которого  нужно  публично  наказать,  для   острастки   другим
"объектам". Нет, теперь он, Костя, для них настоящий  враг,  Противник.  А
врага не наказывают - его уничтожают. Если он не сдается. Впрочем, если  и
сдается  -  тоже.  Да  они  же  просто-напросто   убьют   его!   Как   это
Наблюдательницы той ночью болтали? "Сотрут". А  может,  и  не  просто,  не
сразу. Надо же им узнать, кто помог выйти из камеры. Значит, будут пытать.
А  почему  нет?  Костя  понимал,  что  того,  прежнего   Кости,   наивного
лопуха-Помощника, больше не существует. Есть какой-то новый, другой Костя,
и этот новый Костя ни во что больше не верит. Ни в их доброту, ни  во  все
эти красивые сказки - Предназначения, Распределения...  Стыдно  вспомнить,
как мечтал, сопливый дурак, о зеленой куртке Стажера.
     Но  все-таки  где  же  Дыра?  Костя  растерянно  огляделся.  Странно,
местность резко изменилась. И как он  не  заметил?  Наверное,  слишком  уж
углубился в свои хмурые мысли.
     А вокруг все стало другим. Пологая равнина вздыбилась вдруг  холмами,
зазмеились во все  стороны  глубокие  и  узкие  овраги,  появились  густые
заросли крапивы и чертополоха. Земля под ногами сделалась вязкой,  ботинки
из нее приходилось выдирать с силой, и позади  оставалась  четкая  цепочка
следов. И еще что-то было такое, необычное. Костя не сразу понял, что  это
- слабое, низкое гудение, негромкий  треск.  Будто  рядом  тянулась  линия
электропередачи -  только  вот  ничего  похожего  здесь,  конечно  же,  не
наблюдалось. По-прежнему над головой висело унылое небо, точно  скомканный
(и довольно грязный) носовой платок, по-прежнему справа  дымилась  мертвым
туманом поверхность реки. Но  Костя  чувствовал  -  что-то  сейчас  должно
случиться. Всюду - и в зябком воздухе, и в гибнущей траве, и в  ободранных
кустах - дрожала невидимая тревога, и с каждой секундой напряжение  росло.
Казалось,  какие-то  неуловимые   силы   наполняют   собой   все   здешнее
пространство.
     А через минуту обнаружилась Дыра.  Слава  Богу,  это  был  отнюдь  не
кошачий лаз. Неровное отверстие в  ближайшем  холме,  достаточно  широкое,
чтобы не ободрать бока.
     Костя бегом помчался к холму.
     Вблизи холм оказался куда круче, чем виделось  от  берега.  Отверстие
находилось  не  так  уж  и  высоко,  но  все  же  Косте  пришлось  изрядно
помучиться, прежде чем он до него добрался. Глинистый склон был скользким,
и несколько раз Костя, теряя равновесие, плавно съезжал  почти  до  самого
подножия.
     Конечно, и куртка, и брюки  густо  измазались  глиной,  левую  ладонь
украсила длинная багровая царапина - Костя и не заметил, когда  ободрался.
Но это мелочи, главное - Дыра найдена.  Можно  считать,  полдела  сделано.
Остался пустячок - спуститься и перейти на ту сторону. Перейдет ли  он?  И
долго ли придется топать? Река, по  всему  видать,  широкая,  да  и  туман
скрывает расстояние. Тем более, ход, скорее всего, петляет. Не подвела  бы
у фонаря батарейка.
     А забавно вышло. Сколько  раз  он  жалел,  что  прихватил  со  склада
бесполезный,  как  ему  казалось,  фонарь,  сколько  раз  хотел  от   него
избавиться, а сейчас вот пригодился. Это что, тоже случайность?
     Он вытащил фонарик  из  кармана,  щелкнул  рычажком.  Свет  вроде  бы
довольно яркий. Значит, пора идти... Почему-то стало вдруг тоскливо. Костя
обернулся и посмотрел вокруг. Все то же самое -  река,  туман,  холмы.  Во
всяком случае, он видит это все в  последний  раз.  Да  и  о  чем  жалеть?
Прощай, Корпус!
     Костя лег на живот, перехватил фонарик левой  рукой  и  по-пластунски
полез внутрь.
     Оттуда, из пещерной тьмы,  ему  в  ноздри  ударил  какой-то  странный
запах. Впрочем, запах слабый, едва уловимый. Что бы это могло быть? А  шут
с ним, с запахом, не вечно же ему ползать в  грязной  норе.  Доберется  до
того берега - и все, хватит с него пещер.
     Оказалось, ползти, сжимая в руке  фонарь,  довольно  неудобно.  Левая
рука действует вполсилы. Лучше бы налобник, как у  шахтеров.  Вот,  и  про
шахтеров вспомнил! Раньше бы затрясся  -  болезнь,  болезнь!  Вот  тебе  и
болезнь...
     Когда глаза малость привыкли к темноте,  Костя  понял,  что  может  и
разогнуться. Плиты над головой резко пошли вверх. А сам ход углублялся все
ниже и ниже, но не сильно. На самую малость. А что это  значит?  Холм  был
довольно близко от берега. Если бы ход шел прямо, то  уперся  бы  в  реку.
Значит, ход  пока  что  тянется  в  сторону.  Что  же  из  этого  следует?
Неприятная  вещь  следует.  Долго,  наверное,  придется  плутать.   Потом,
конечно, ход изогнется в нужном направлении, но вот  когда?  А  что,  если
пещера протянулась на десятки километров? А то и на  сотни?  Он,  кажется,
где-то слышал о таких пещерах. Или читал.  В  общем,  плохи  дела.  Может,
здесь придется провести не  один  день.  А  жрать-то  нечего.  Конечно,  в
карманах еще осталось несколько кусочков засохшего  хлеба,  но  их  хватит
всего на один раз. К тому же еще и воды нет. А ведь стоял около реки  -  и
не догадался набрать бутылку. Впрочем, в  пещерах  вроде  бы  можно  найти
воду. Но это уж как получится. И значит, он имеет шансы помереть не только
от голода, но и от жажды. Что случится гораздо быстрее. А случится ли? Или
еще раньше его поймают эти, из Корпуса, или... Или что-то произойдет.  Так
что нечего раньше времени раскисать. Надо идти вперед.
     Костя  вытянулся  в  полный  рост,  так  что  даже  спина  хрустнула.
Тренированный-то он тренированный, а позвоночник уже начинает ныть.
     Приглядевшись, он вдруг понял, что бурые плиты стен обтесаны. Неужели
природа постаралась? Нет, здесь явно поработала кирка. Интересно,  сколько
с тех пор прошло столетий? Косте почему-то казалось, что  время  здесь,  в
пещере, измеряется уж никак не меньше чем столетиями.
     Но кто, интересно, все  это  делал?  Кто  рубил  твердые  камни,  кто
пробивал ход на ту  сторону?  И  в  голове  вдруг  как-то  сразу  возникла
картинка...  Мутное,  желтовато-ржавое  пламя  факелов.  Горячая  смола  с
шипением падает на темные отвалы породы, и в неверном  свете  поблескивают
голые, потные спины рудокопов, и мерзко, точно гвоздем по стеклу,  скрипит
колесо тачки...
     Хотя, впрочем, это лишь его, Костина, фантазия, а на самом  деле  все
было по-другому. Ведь чтобы рисовать себе такие картинки, нужно знать... А
он ничего не знает о здешнем мире. Ведь и Корпус, и туманная река-граница,
и пещера - всего лишь маленькие осколки чего-то огромного и жуткого. И  об
этом-то огромном он не знает ровным счетом ничего. Во  всяком  случае,  не
больше, чем о снежной  пустыне,  где  он  встречался  с  Белым.  Вот  кого
хотелось бы сейчас порасспросить. Но Белого нет, да и появится ли он  еще?
Все, что мог - он уже сделал. И теперь остается надежда лишь на  себя,  на
свои, если уж говорить честно, жалкие силенки. Да еще на Дыру - выведет же
она его когда-нибудь на ту сторону.
     А ход меж тем становился все круче. Что странно - пыли здесь почти не
было. Будто какая-то спецбригада регулярно  пылесосила  эти  бурые  камни.
Вообще, странная какая-то пещера.  Да  выведет  ли  она  его  куда-нибудь?
Конечно, Сумматор назвал ее ближайшим выходом, да только не уточнил, долго
ли придется идти. Тем более подозрительна эта усиливающаяся крутизна. Если
дальше так пойдет, невозможно станет двигаться. И тогда... Тогда  придется
поворачивать обратно. Искать другие выходы. Сумматор же говорил -  есть  и
другие. Не падать же вниз головой в какую-нибудь коварную пропасть.
     А не попытаться ли рвануть на ту сторону вплавь? Но тут же он понял -
это смешно. Смешно и глупо. Мгновенно потонет как слепой котенок. Добро бы
это еще была простая река. Да и то, и в обычной реке долго в ледяной  воде
не протянешь. Но самое главное - река-то необычная. Граница... Стало быть,
всякие ихние штучки. Ловушки всякие.
     Но и здесь, в пещере, скоро станет не лучше. Скоро он покатится вниз,
все быстрее и быстрее, пока не размозжит себе голову о  красноватые  камни
там, на дне.
     Видно, все же придется возвращаться. И нечего обманывать себя  мечтой
о других выходах.  Не  сумел  воспользоваться  ближайшим  -  где  уж  ему,
сопляку, грезить об остальных. А что, если и  впрямь  сдаться?  Ничего  не
поделаешь, побег не  удался,  так  что  же  теперь,  помирать?  Вдруг  они
все-таки  не  такие  бездушные?  Может,  все-таки  простят?  Он,  конечно,
упрямиться не станет, все им расскажет про Белого, про "болезнь"...  Тогда
- о радость! - всего лишь публичная порка  и  Дисциплинарная  Группа.  Или
Первый Этаж. Место, откуда нет возврата. Оттуда уже никому  не  подняться.
Никогда. Васенкина вот отправили, теперь и Костина очередь подошла.
     Нет, не стоит обольщаться. Не отделается он  Дисциплинарной  Группой,
как у них в ногах не валяйся. Нашел, на что надеяться!
     И тут в его голову забралась странная мысль. Что, если бы сейчас  ему
сказали - возвращайся в Корпус, и ничего тебе не будет? Ни Первого  Этажа,
ни Дисциплинарки - вообще никакого наказания. Даже в  Помощниках  оставят.
Даже в Стажеры возьмут. Все будет как раньше. Пошел бы он обратно?
     Нет. Глупости  это.  Он  свой  путь  выбрал  еще  в  карцере.  Нельзя
оставаться в лапах у темной стаи. А теперь он вдобавок и кое-что знает про
них. Пускай всего-ничего, пускай жалкие крохи правды, но  ведь  знает  же!
Слышал  речи  на  собрании,  потом   опять   же   заговор   Наблюдательниц
припомнился. А жуткий лиловый свет, а стальной голос начальника Санитарной
Службы? От всего этого такой гнилью несет, что лучше уж помереть, лишь  бы
туда не возвращаться. В тысячу раз лучше потонуть в ледяной воде,  разбить
голову о каменные плиты. Тогда, во всяком случае, он не достанется им.
     Да и зачем обязательно воображать  плохое?  А  вдруг  туннель  вскоре
выровняется и выведет Костю в Нормальный Мир? И выйдет  он  под  солнышко,
вернется домой, позвонит в дверь  своей  квартиры,  и  надо  будет  сильно
давить на обшарпанную кнопку звонка, никак руки  не  доходят,  а  надо  бы
проверить, отчего она барахлит. Делов на пять минут...
     Кстати, солнышка может и не быть. Неизвестно  же,  какое  там  время.
Может, холодная туманная ночь, может  -  дождливое  утро.  Впрочем,  какая
разница? Главное - дома. Главное - вернулся.
     А другие останутся там, в Корпусе. Видно, они так и не узнают,  какая
она, нормальная жизнь. Правда, он и сам толком не помнит,  лишь  несвязные
обрывочки, клочки воспоминаний. Одним словом, "болезнь". А там,  наверное,
все придется начинать заново.  Да  и  как  его  встретят?  Неизвестно  же,
сколько времени прошло? Оно ведь в разных мирах  течет  по-разному.  Костя
сам не понимал, откуда пришло к нему  это  знание,  но  ничуть  в  нем  не
сомневался.
     А вдруг там уже десятки лет прошли, а то и сотни? И никого уже нет  -
ни мамы, ни друзей - никого из тех, кого он помнит и любит. Он вернется  к
чужим, незнакомым людям, в чужой мир. Зачем он им? Да и они ему?
     Ну что ж. Пускай даже и так. Все равно это лучше  Корпуса.  На  то  и
название -  "Нормальный  Мир".  Значит,  и  жизнь  там  будет  нормальная,
человеческая. А все плохое останется позади, в Корпусе.
     Многое останется позади. Но  не  только  же  Наблюдательницы,  Питье,
уроки  Энергий  и  Благодарственное  Слово.  Не  только  вся  эта  муть  -
Распределения, Великое Предназначение...
     Там же и ребята останутся. Его ребята. Те, кто верит,  что  появились
на свет в Корпусе. Верят всякому гнилому вранью, которым их кормят  каждый
день.
     Он ведь и сам верил точно так же. И лишь недавно, "заболев", он  стал
что-то  понимать.  Словно  проснулся,  вылез  из  трясины,   из   тягучего
многолетнего сна.
     Но сейчас некогда ударяться в самокопание. Надо поскорее выбраться на
волю, в Натуральный Мир. Так, кажется, они его называют? И там уж  решить,
что сохранить в памяти, а что выкинуть из головы навсегда.
     Потому что вспоминать - стыдно. Мелькают перед  глазами  картинки,  и
каждая - точно мокрой тряпкой по лицу. Каким же был он злобным  насекомым!
Перед Серпетом выслуживался, перед Наблюдательницами... Трепетал,  как  бы
чего в Журнал не накатали. Потому что маячила  цель  -  Стажерство.  Он  в
Стажеры готовился. А как готовился? Дрессировал пацанов в  Группе.  Словно
они не люди. И когда понял? Только сейчас, после всех событий... Сейчас-то
и "болезнь" над ним поработала, и Белый помог, и сам насмотрелся, как  тут
все закручено. Сейчас понимать легко. Да только после  драки  кулаками  не
машут.  Что  толку  понимать  сейчас?  Раньше  бы.  Когда   Рыжова   лупил
"морковкой", или когда Васенкина заставлял сквозь "коридор" ползать...
     Но куда уж... Вместо этого он  распоряжался.  Поставили  в  два  ряда
стулья, сели. Между стульями оставалось узкое  пространство  -  "коридор".
Потом Васенкина заставили лечь  на  живот  и  по-пластунски  ползти  между
стульями. И каждый, мимо кого он полз,  лупил  его  ногой  под  ребро.  Не
сильно бил, не чтобы искалечить, а для боли.
     Саня, наконец, прополз - и сидел,  прислонившись  к  светло-салатовой
стенке,  с  трудом  ловил  воздух  посиневшими  губами.  И  прятал  глаза.
Наверное, не хотел, чтобы ребята видели его слезы.
     А Костя дал команду поставить стулья на место, потом  сел  за  парту,
раскрыл книжку. Ту самую, роман Вальтера Скотта.
     ...Ведь было же тогда что-то такое... Скреблось муторно  в  печенках,
подташнивало слегка. Но с этим он легко справлялся. Сам себя и успокаивал.
Все правильно, все путем. Ну, наказывает он ребят,  так  для  того  ему  и
власть дана, для того он  и  Помощник.  Ну,  заставляет  сквозь  "коридор"
ползать, так ведь не часто. И всегда за дело. Чтобы не выпендривались,  не
ленились, не тянули Группу назад. Он же не как другие Помощники, он не для
удовольствия издевается. Димка Руднев, тот смеха ради ребят спичками  жег,
специально у своего Воспитателя коробок выпросил.  А  Гусев  вообще  такое
вытворял, что и вспоминать противно. Не говоря уже  о  злодее  Кошелькове,
давнишнем Костином мучителе. Вот и получалось,  по  сравнению  с  теми,  с
другими, он чист как стеклышко. Именно так он перед Белым и оправдывался.
     Именно поэтому сейчас и  было  плохо.  Не  зря  же  Белый  ему  тогда
говорил... Выходит, на самом-то деле Костя ничуть не лучше прочих. И  даже
еще сволочнее. Ведь было же, было это тоскливое, муторное чувство,  где-то
в глубине он знал, что делает, и как это все называется  -  но  все  равно
делал. Ну, пускай не ради удовольствия,  а  чтобы  Стажерство  приблизить.
Какая разница? Важен результат. Ребят-то он давил, как все. Как все они  -
Помощнички... Стажерчики... И на Белого он на самом-то деле зачем  кричал?
Чтобы в себе тоску заглушить. А Белый  смотрел  на  него  своими  большими
грустными глазами.
     Костя вдруг понял - глаза у Белого точь-в-точь как были у  Васенкина.
В тот самый день, когда его отправляли на Первый. В  последний  день.  Это
случилось после обеда, они только-только успели войти в палату. Не все еще
даже разделись - а на пороге  уже  появился  Серпет,  а  с  ним  несколько
незнакомых Наблюдательниц, хмурых теток с непроницаемыми лицами и мощными,
словно бульдозеры, фигурами.
     Все с  каким-то  нехорошим  интересом  уставились  на  них.  И  Костя
почувствовал - сейчас что-то будет. Даже зубы заныли.
     Серпет выдержал недолгую паузу, потом велел всем встать и построиться
в одну шеренгу. Выстроились, само собой, мгновенно - недаром Костя столько
их муштровал. Он в тот момент даже почувствовал маленькую куцую радость  -
лишний раз оценят его старания.
     Но Серпет почему-то не взглянул  на  ровную  шеренгу.  Уставившись  в
серый линолеум пола, он хмуро произнес:
     - Ну  что  ж,  голуби.  Прощайтесь  со  своим  приятелем,  Васенкиным
Александром. Все, кончилось терпение. Отправляем его на Первый  Этаж...  -
помолчав, Серпет повернулся к Васенкину.
     - Ну что, Саня, носом хлюпаешь? Сам же виноват. Помнишь уговор насчет
двоек? Вот она, свежайшая твоя двойка, - и Серпет  вытащил  из  неизвестно
откуда  взявшейся  кожаной  папки   слегка   помятый   тетрадный   листок.
Приглядевшись, Костя узнал свой рапорт, написанный  всего  лишь  два  часа
назад, после урока Энергий.
     - Так что уж не взыщи, - продолжал Серпет. - Все по-честному. Словами
с тобой пробовали - не получалось. Наказывали - тоже  без  толку.  Поэтому
вот...  отправляйся.  Может  быть,  хоть  там  удастся  сделать  из   тебя
что-нибудь полезное. Для нашего Общего Дела,  разумеется,  -  добавил  он,
чуть помолчав.
     А потом он кивнул теткам-Наблюдательницам:
     - Все. Ритуал окончен. Можете забирать.
     Те, однако, не спешили. Наверное, ждали, когда Васенкин выйдет к  ним
сам. Но тот не сдвинулся с места - напротив, схватившись обеими руками  за
никелированную спинку кровати, он заревел как маленький:
     - Не пойду никуда! Не надо! Я не хочу, не хочу! - а дальше уже совсем
что-то бессвязное. Его вцепившиеся в холодный металл  пальцы  побелели,  и
Костя с  раздражением  подумал,  что  придется  сейчас  отдирать  Саню  от
кровати. Именно ему, Косте, и придется. Кому же еще? Серпет, что ли, будет
возиться? Или бабы эти? Вон, стоят как  в  землю  врытые,  им  шелохнуться
лишний раз лень.
     Но отдирать не пришлось. Через минуту Васенкин,  опомнившись,  разжал
пальцы и потянулся к тумбочке, взять свою скомканную  одежду.  И  у  Кости
вновь испортилось настроение - не уследил! Теперь запросто могут  отметить
в журнале, что в палате не  было  порядка.  Чья  вина?  Его,  Костина.  Не
требует аккуратности.
     - Оставь, там тебе это не понадобится, - сквозь зубы  процедила  одна
из Наблюдательниц, и Саня медленно повернулся. Что-то странное было теперь
в его движениях. Что именно, Костя понять не  мог,  но  чувствовал  -  для
Васенкина Первый Этаж уже начался.
     - Попрощайся с ребятами, - подал голос Серпет. -  Думаю,  им  полезно
тебя запомнить... Его пример - другим наука. Кстати, кто у нас на очереди?
Рыжов, Царьков, кажется... Константин, уточни списочек  и  завтра  же  мне
принеси. Вот так-то, голуби.
     Ребята притихли. Раньше Первым Этажом только пугали, и вот  оказалось
- все по правде.
     Уже стоя в дверях, Васенкин повернулся:
     - До свидания... Я буду вас помнить... - И еще что-то он  сказал,  но
Костя не расслышал. И сейчас эти неуслышанные слова мучили своею загадкой.
Хотя  что  могло  быть  загадочного  в  Васенкине?   Костя   помнил,   как
Наблюдательницы сдвинулись с места, вроде бы еле-еле, но Саня как-то сразу
оказался между ними.
     Таким он и остался в памяти, худой, невысокий, в синих трусах и вечно
незашнурованных ботинках. Ему было всего тринадцать лет.
     Костю царапнуло слово было. Что значит было?  Не  покойник  же  Саня,
просто он сейчас на  Первом  Этаже.  Конечно,  никто  не  знает,  что  там
творится, но не убивают же, в самом деле?  Не  убивают?  Они  же  запросто
могут "стереть"! Но вряд ли это делается на Первом. Иначе  так  бы  они  и
говорили. Правда, есть вещи и похуже смерти. Гораздо хуже.
     Но разве только поэтому он думает о Васенкине  в  прошедшем  времени?
Есть и другая причина. Вся прежняя  жизнь  отрезана,  все  кончилось,  все
осталось на том берегу. Никогда больше он Васенкина не увидит, никогда  не
услышит, никогда с ним не заговорит. Никогда. И пускай Васенкин жив  -  но
получается, для Кости он все равно что умер.
     А вот Васенкин его, наверное,  вспоминает.  Еще  бы,  такое  вряд  ли
когда-нибудь забудется. Как лежал с голой задницей  под  розгами  или  под
"морковкой". Как ползал между стульев, а его лупили  носками  ботинок  под
ребра.  С  какой  же  злобой  можно  такое  вспоминать!  И  правильно.  По
справедливости, Косте бы стоило побыть в его шкуре.
     Но в том-то и весь ужас, что Васенкин  вспоминает  без  злобы.  Костя
почему-то знал, что никакой злобы в Сане не накопилось. Он  же  был  самым
добрым  в  Группе,  он  не  запоминал  обид.  Маленький,  беззащитный,   с
тревожными глазами... Где-то он сейчас?



                                    4

     - Ну, а теперь послушаем вас, Сергей Петрович.
     Голос у Старика был, как всегда, глубок и спокоен. Словно  тот  читал
лекцию или комментировал шахматную партию. По тону  совершенно  невозможно
догадаться, о чем идет речь. И Сергею порой приходила в голову сумасшедшая
мысль - а не электронный ли синтезатор работает  вместо  голосовых  связок
Старика? Конечно, это было не так.
     Вот ведь какая штука получается - этот голос еще неделю назад казался
ему родным, домашним  и  теплым.  Да,  Сумматор  действительно  специалист
своего дела. Запросто очаровал его, Сергея. А он-то  не  страдает  дешевой
сентиментальностью. Скорее уж наоборот.
     Видно, все началось  с  детства.  Слишком  уж  рьяно  мамины  подруги
резвились с ним, розовощеким малышом, безудержно целовали  и  закармливали
конфетами. Сколько ему тогда было? Да уж наверное не больше  пяти.  Именно
тогда ему и опротивели сладости. Он ведь уже все понимал.  Мамы  нет,  она
никогда уже не подхватит его на руки, не шепнет в ухо: "Серый разбойник ты
мой..." И сколько бы ни совали ему  добрые  тетеньки  шоколадок,  все  без
толку.
     Да, сладостей он терпеть не  мог.  И  вообще  был  весьма  нетипичным
ребенком.  Да  и  повзрослев,  нетипичность  не  утратил.  Приходилось  ее
скрывать - и чем дальше, тем сильнее. Иногда он забывался,  позволял  себе
расслабиться. И тут же радостно стучались в дверь неприятности. Осознал он
сию закономерность лишь на втором курсе. Ни  с  того  ни  с  сего  накатил
творческий порыв. Три ночи он сидел на кухне и  долбил  одним  пальцем  по
клавишам взятой напрокат (сорок копеек в день) машинки "Москва".  В  итоге
появилась  замаскированная  под  реферат  статейка.  "Система   нелинейных
информационных связей как модель социополитических структур".  Разумеется,
ничего кроме щенячьего бреда статейка из себя не представляла. Хотя и были
там некие отблески интересных идей. Но это он  сейчас  понимал,  а  тогда,
уверенный, что сделал эпохальное открытие, он погрузил свой труд  в  синюю
папочку и понес на кафедру. Дня через два колесо завертелось.
     Запросто могли из института  вышибить.  "За  пропаганду  реакционного
учения  социал-бихевиоризма".  Спасибо,  вмешался  престарелый   профессор
Лапников, некогда бывший факультетским деканом. Его уважали.  А  Лапников,
пользуясь своей  древностью  -  девятый  десяток!  -  мог  позволить  себе
некоторый либерализм... Обошлось выговором. Потом уже  Сергей  понял,  что
все могло кончиться гораздо хуже. Времена на дворе стояли свинцовые.
     Но студенческий опыт его мало чему научил. Стоило ли так  рыпаться  с
диссертацией? Не лучше ли было взять шефовскую тему? Кому  было  бы  хуже?
Науке? Обществу? Они бы не пострадали. И вообще, серость нужна хотя бы уже
для того, чтобы создавать фон таланту. Так  иногда  (но  не  раньше  пятой
рюмки) высказывался шеф.
     Так нет же, обязательно надо было ввязаться  в  драку.  И  угодить  в
самую гущу, в самый что ни на есть крысятник. И только  годы  спустя,  уже
здесь, в Корпусе, он наконец догадался: его считали пешкой в чьей-то игре.
     Да, интересно, чем бы все кончилось, не  приди  к  нему  Старик?  Как
точно он выбрал время - именно те дождливые страшные дни.
     Как-то незаметно замолчал телефон. И Лариса уехала в Челябинск, и все
объяснения были зыбкими, словно холодный туман за окошком. Видимо,  в  том
последнем телефонном разговоре она все же на что-то намекала.  Что-то  она
не хотела или боялась сказать, а значит, Сергей,  как  настоящий  мужчина,
должен был понять это сам. Чтобы не огорчать даму. Но он  понять  не  мог,
бился как рыба об лед, пока все не кончилось само собой. "Сабо самой", как
говорила Лариса в тогда уже редкие минуты хорошего настроения.
     - Ну так мы ждем  вас,  -  вклинился  в  его  мысли  спокойный  голос
Старика. Что же, надо им ответить. Теперь начинается новая игра, и главное
- не раскрыть раньше времени свои карты. Сейчас все решает время. Знать бы
только, когда оно, это время, наступит? А, ладно... Может, пока и  из  них
удастся выудить что-нибудь ценное. Во всяком случае, надо тянуть  кота  за
хвост. Причем на высоком художественном уровне.
     - Я не совсем понимаю, какого именно  ответа  вы  от  меня  ждете,  -
произнес он с почти естественной холодностью. - Если вас интересует  дело,
давайте обсуждать ситуацию с Прорывом. А вот  всю  эту  бредятину  о  моих
нездоровых настроениях и высказываниях насчет Первого  Замка  -  ну  ее  к
свиньям. На такие темы, да еще в подобном тоне, я рассуждать не намерен.
     - Странно  все  это  от  вас  слышать,  Латунин,  -  вмешался  Ярцев,
начальник Санитарной Службы. Этого плюгавого человечка в темных  очках,  с
нездоровым цветом  лица  и  пегими  волосенками  Сергей  мысленно  обозвал
Обер-Инквизитором. Кажется, где-то когда-то существовала такая  должность.
Не то в каком-то захудалом германском княжестве,  не  то  вообще  в  Новом
Свете.
     - В самом деле, Латунин, - все нудил  и  нудил  Ярцев,  -  вы,  можно
сказать,  находитесь  в  центре  системы,  непосредственно   работаете   с
объектами - и вдруг такие мысли... Да, мы тут  все  люди  информированные,
можем называть вещи своими именами. Конечно, в истории  Первого  Замка  не
все  было  гладко.  Имел  место  ряд  принципиальных  ошибок.  Преобладали
волюнтаристские тенденции, увлечение феодальной атрибутикой,  не  изучался
должным образом механизм Прорыва... Но мы-то учли их опыт.  Однако  никому
не позволительно забывать, Латунин: в главном, в идейном,  можно  сказать,
смысле мы наследники Первого Замка.
     - Ну вот что, дорогой товарищ Ярцев, - повернулся к  нему  Сергей.  -
Всю вашу фразеологию оставьте на потребу Наблюдательницам. Это их уровень.
Как, впрочем, и ваш. А меня не надо агитировать и тем более провоцировать.
Я не мальчик, знаю, зачем сюда пришел. В общем, хотите говорить о делах  -
говорите. Хотите заниматься бдительностью - бдите себе на здоровье. Но мне
с вами общаться неинтересно...
     Вот так. Для начала обозлить инквизитора. Пускай базарит. Чем  больше
слов об идеологии - тем меньше слов о программе.
     Но тут на выручку ему пришел Старик.
     - Ну хорошо, хорошо, - неторопливо заговорил  он.  -  В  самом  деле,
Сергей Петрович прав, нечего нам ловить блох. Тем более, время не  терпит.
Я ведь  догадываюсь,  Ярцев,  чем  вызвана  вспышка  вашей  идеологической
зоркости. Отряды Санитаров вернулись с пустыми руками. Хотя  они,  как  вы
утверждаете, обшарили каждый миллиметр Границы. Но  приборы,  конечно  же,
ничего не зарегистрировали. Чего, собственно, я ждал с  самого  начала.  А
какой отсюда вывод? Объект вошел в Дыру. В любой момент он может разорвать
Барьер Великих Волн и выйти на той стороне. И вот, когда это случится, нас
всех тут будет интересовать только один вопрос: а  чья  же  это  вина?  А,
Ярцев? С кого все началось? Вы, насколько  я  заметил,  любите  формальный
подход. Вот и давайте подойдем формально. Когда Прорыв начался, объект был
в  вашей  компетенции.  Улавливаете  мою  мысль?  Поэтому   будьте   добры
помолчать. До времени. А вы, Сергей, говорите. По делу, разумеется.
     - Хорошо, - ответил Сергей. - Только ничего нового я не скажу. Все то
же, что и раньше. Та же сказка про белого... хм... бычка.  Три  дня  назад
объект РС-15 явился ко мне на запланированную беседу. Целью коей,  как  вы
знаете,  была  проверка  ментальных  реакций.  Дело  обычное.   По   своей
инициативе объект рассказал, что видит какие-то странные сны. Запись нашей
беседы вы  слышали  не  раз,  так  что  не  стану  повторяться.  Я  сделал
единственное, что мог. Велел ему зафиксировать местоположение  Противника.
Которого  он  почему-то  называет  "Белый".  Ну,  это  несущественно,  как
называть. В свете всего последующего всем нам  ясно,  что  сны  эти  -  не
галлюцинации, а отражение реальности иного измерения. Думаю, мы имеем дело
с нашим старым врагом. "Белый", видимо,  послан  Городом.  Разумеется,  со
слов объекта невозможно сделать вывод о силе  противника.  Но  раз  уж  он
сообразил, как прорвать два системных кольца, то ситуация аховая. Для нас,
разумеется.
     Но к делу. События неожиданно  пошли  с  ускорением.  В  ту  же  ночь
возникли внешние обстоятельства, - Сергей искоса  взглянул  на  Ярцева.  -
Кое-кто проводил свою Глобальную Проверку и даже  не  потрудился  сообщить
мне об этом. На утро я был поставлен перед свершившимся фактом. Ну, а дело
пошло по стандартной схеме. Объект изолирован  в  боксе,  ждет  наказания.
Эмоциональное и ментальное напряжение нарастают. Плюс к тому же  замкнутое
пространство. Плюс холод - это ведь тоже  мобилизующий  фактор.  Вот  так.
Созданы все условия для прорыва  Первого  Кольца.  Вы  бы  хоть  методички
иногда читали, Ярцев. Ну нельзя же так безграмотно работать! Не говорю уже
о нашей извечной несогласованности.
     Сергей замолчал и, раскрыв блокнотик, принялся рисовать  бесформенные
фигурки. Он понимал, что все это зря. Похоже, втереть очки им не  удастся.
Ярцев-то дурак, хрен с ним, с Ярцевым, сейчас он бросится в лобовую атаку,
начнет  доказывать,  что  абсолютно  во  всем   прав.   Что   нужно   было
поинтересоваться его планами. И что  он  не  может  отвечать  за  глупость
каждого отдельного исполнителя, что он слишком крутой начальник.  И  тогда
надо ему в ответ нахамить. И в словесном водовороте  утонет  главное.  Это
Ярцев... Но Старик намного  опаснее.  Он,  видимо,  уже  сейчас  обнаружил
слабость легенды. Но нипочем  не  скажет,  даст  откричаться  инквизитору,
затем мягко выведет его из игры и примется за Сергея уже по-настоящему. Ну
что ж, сам к этому шел. Обидно, конечно, что так ничего толком и не понял,
не сумел разобраться ни в себе, ни в мире. Сорок лет - еще не старость,  и
ох как не хочется играть в ящик. Но Благодетели миндальничать  не  станут.
Это, может, Костику еще стерли бы память и отправили на новый круг.  Но  с
ним-то они рисковать не захотят. Пожалуй, будет Ярцеву  случай  наконец-то
применить свои профессиональные навыки. Но это можно выдержать.  Наверное.
Если, конечно, в игру не вмешаются какие-нибудь неучтенные факторы. Как  в
свое время предупреждал Андреич.
     И все же стоит подольше водить за нос господ Благодетелей.  Насколько
это возможно. Главное, протянуть время, пока  Костик  не  перейдет  на  ту
сторону. А может, он уже перешел? Но даже если и так, нет способа  узнать.
В Дыре временные координаты особые. Да к тому же еще и столько  ловушек...
Разумеется, если помогает Белый, этих ловушек можно не бояться. У  Белого,
видимо, хватит силы. Хотя что он  знает  о  Белом?  Немногим  больше,  чем
Костик.  Согласно  официальной  терминологии,  это  Противник.  Он  послан
Городом.  А  что  такое  Город?  Тоже  ведь  условное  обозначение.  Кроме
стандартной версии, ничего не узнаешь. Старик  отмалчивается.  А  то,  что
предназначено для собрания Наблюдательниц - так это просто  смешно.  Центр
мировой тьмы. Силы, стремящиеся погубить Землю. Коварство врага  не  знает
предела... Вот, пожалуй, и все. Для правды слишком примитивно. Сказка того
же уровня, что и про Силы Спасения. И разумеется, ни  на  один  конкретный
вопрос ответа не предусмотрено. Где этот Город - неясно. Какова его сила -
неизвестно.  Чего  он  хочет  -  поди  разберись.  Он,  Сергей,  как-никак
Воспитатель  Второго  Ранга,  по  здешним  масштабам  шишка,   не   Техник
какой-нибудь или Санитар - но до настоящей информации все же  не  допущен.
Вот и остается, подобно Сократу, усмехаться. "Я знаю  то,  что  ничего  не
знаю."
     Хотя, если взглянуть с другой стороны... Все  настолько  засекречено,
такая глубокая тайна, столько туману напущено... Обычно так  делают,  если
никакой тайны нету, когда за всеми  этими  покровами  -  пустота.  Что  ж,
выходит, Город  -  просто  идеологическая  брехня?  Какая  уважающая  себя
идеология обойдется без образа врага?
     Но почему бы не предположить иное? Может, Город  действительно  имеет
место быть, но Благодетели ничего о нем  не  знают,  кроме  того,  что  он
существует и каким-то образом мешает "спасать" Землю? Скорее всего, именно
так оно и есть. Иначе откуда бы взялся Белый?
     Пожалуй, впору позавидовать Костику.  За  ним-то,  по  крайней  мере,
пришли. А для него, Сергея Латунина, идиота Второго Ранга,  подобный  путь
закрыт. Ведь даже явись сейчас Белый - что бы он ему сказал?  Вытащи  меня
отсюда в Натуральный Мир? Под солнышко,  видишь  ли,  захотелось?  А  куда
девать  всю  здешнюю  мерзость?  С  собой  забрать?  Много  дерьма  в  нем
накопилось, много натворил  тут  пакостей.  И  вообще,  пора  задать  себе
парочку неприятных вопросов. Вот, к примеру, не  оказался  бы  Костик  его
сыном - пошел бы он тогда против Корпуса? Не вышло бы так, что уже не веря
в сказочку про Спасение, он все же механически продолжал бы  свою  работу?
Или все не так? Ответа не было,  и  потому  разрасталась  в  нем  какая-то
мертвенная, стылая безнадежность.
     Прошлое не вернешь, - вновь напомнил он себе и усмехнулся,  надо  же,
на какие банальности его потянуло. Но ведь и в  самом  деле  не  исправить
ничего, не переписать. Останется все - и  разговор  с  Ленкой  тем  зимним
вечером, и сизая струйка дыма из трубы крематория, и залитые страхом глаза
Сашки Васенкина. А что  он  тогда  мог  сделать?  Фильтрация  от  него  не
зависит, на Первый Этаж  все  равно  каждый  год  отправляют  определенный
процент. Это дело Санитарной Службы, они там у себя решают,  а  после  уже
выдают список на отправку. Что зависит от воспитателя?
     И почему они выбрали именно Васенкина?  Конечно,  глупый  вопрос.  Не
его, так кого-нибудь другого, и сейчас пришлось бы думать о том, другом...
А все же странные были у него глаза. Казалось, он в тот день все понимал -
что происходит с ним, и со всеми ими, и чем это должно кончиться.  А  ведь
пришлось еще устраивать эту дурацкую игру в прощание, в рапорты  и  списки
двоечников. Что поделаешь - должен быть  эффект  ментального  воздействия.
Проще говоря, кнут и пряник. Ребятишки-то и впрямь поверили, что Васенкина
отправляют в наказание. И Костик, само  собой,  поверил,  что  все  это  -
результат его рапорта. Вот,  кстати,  еще  одна  пакость.  Какими  словами
обозвал бы раньше Сергей такую бумагу? Еще  там,  в  Натуральном  Мире?  В
общем, ежу понятно. А здесь -  ничего,  здесь  это  нормально,  здесь  это
называется развитием доминанты лидера. Господи, до чего же искривилось его
мышление, если такие элементарные вещи стали для него  теоремами,  которые
приходится самому себе доказывать! И нет никакого оправдания. Не объект же
он, в самом деле, ему-то  никто  никакого  Концентрата  не  давал,  он  не
лишился ни памяти, ни способности ориентироваться во времени. Так в чем же
дело? На что он купился? Ладно,  там  еще  можно  было  поверить  красивым
сказкам Старика, но придя в нелепый мир  Корпуса,  как  же  он  ничего  не
понял? Смотрел  -  и  не  видел.  А  может,  это  из-за  Посвящения?  Само
Посвящение он не запомнил - здесь такие вещи происходят во  сне.  Осталась
лишь  память  о  чем-то  огромном  и  сильном,  о  каких-то   колоссальных
возможностях. Но память, впрочем, вскоре угасла, распалась  на  бессвязные
обрывочки, и жизнь потекла по-прежнему. А может, и по-другому.  Во  всяком
случае, сам он не заметил в себе никаких изменений.
     Но, однако же, работал, занимался сволочным своим делом  -  что  дело
сволочное, теперь уже нет ни малейших сомнений. Какие же были в тот день у
Васенкина глаза! Сергей понимал, что забыть их уже не сможет. Даже если бы
и захотел. Но забывать было нельзя. Пусть и не зависела от него отправка -
а поставил же он свою подпись на  стандартном  транспортировочном  бланке.
Пускай для этих, для Благодетелей его подпись - лишь пустая  формальность.
Но не для него. Ею он скрепил свою вину. Где-то сейчас  Васенкин?  А,  все
равно без толку голову ломать. Может, еще и придется с ним  увидеться.  На
своей шкуре испытать прелести Первого Этажа. Похоже, дело  идет  именно  к
такому финалу. Ну и ладно. Во всяком случае это справедливо.
     Но что же говорить сейчас? Надо бы кинуть им еще какой-нибудь  ложный
след. А для этого надо  понять,  что  же  их  интересует  на  самом  деле.
Впрочем, и так ясно. Сам по себе Костик  им  не  нужен.  Объектом  больше,
объектом меньше... Всегда же новых можно набрать. Кроме того, не интересны
им и методы детектирования. Похоже, до них все-таки дошло, что приборы  не
помогут. И уж разумеется, безразличны им настроения Воспитателя  Латунина,
его мнение о Благодетелях и Предназначении.
     А что им важно - так это канал. Канал, по которому пришел  Белый!  За
это они и ухватятся. Белый знает дорогу в Корпус? Прекрасно. Увел одного -
значит, может увести и других. Или еще чего-нибудь натворить.  К  примеру,
взорвать ихнюю чертову лавочку к ядреной фене. Хотя вряд ли. Если бы мог -
давно бы  и  взорвал.  Но  все  же  не  случайно  они  так  забегали,  ох,
неслучайно.
     А вся ирония в том, что канал открыл  именно  он,  Сергей.  Ведь  еще
месяц назад он внес коррективы в программку РС-15. Уменьшил  блокировочный
потенциал, отключил транспонирование ментальной матрицы. Зачем? А он и сам
не знал. Работал словно по какому-то наитию. Казалось,  так  надо.  Может,
даже из  эстетических  соображений.  А  попросту  говоря,  интересно  было
посмотреть, что из этого получится.  Конечно,  о  своих  экспериментах  он
никому не докладывал.
     И лишь теперь догадался, что своими опытами облегчил  Белому  дорогу.
Ну и прекрасно. Теперь же, когда программа стерта, тому еще легче. Стертая
программа - что это значит?  Сняты  материально-слоевые  ограничители.  То
есть Костик уже как бы не принадлежит материальности этого мира, он, можно
сказать, одновременно находится в двух слоях. И физическими  методами  его
не взять. Никакие Барьеры Великих Волн им не помогут. Беда в том, что есть
у  них  и  нефизические  средства.  Да  и  кто  знает,  на  что   способны
Благодетели? До сих пор против Костика действовали люди, хоть и оснащенные
чудовищной техникой. Таинственные Спасатели прятались в тени.  Но  теперь,
может статься, они возьмутся за дело сами. Скорее всего, это произойдет на
границе миров.
     Ну что ж, надежда все-таки есть. Благодетели и Белый. Корпус и Город.
Кто окажется сильнее? Похоже, команда Старика  продувает  игру  со  счетом
два-ноль.
     Правда, если они сумеют восстановить программу... С программой бы они
Костика запросто прихлопнули. Но как же они, интересно, восстановят,  если
Сергей затер все  копии?  И  не  просто  затер,  а  записал  на  их  место
бессмысленный набор знаков. Нет,  братцы-волки,  вернуть  программу  может
лишь тот, кто ее стер. Точнее  говоря,  не  вернуть,  а  написать  заново.
Возможно ли такое? Сергей знал, что возможно. Большую часть кода он помнил
наизусть, а остальное нетрудно восстановить за пару дней. Но  неужели  они
всерьез надеются на его помощь?
     Он откашлялся и устало произнес:
     - Если есть вопросы  -  задавайте.  Нет  -  кончим  этот  базар.  Как
правильно заметил в свое время почтенный  Сумматор,  больше  дела,  меньше
слов.
     При этом он бросил участливый взгляд на Ярцева. Тот поморщился  точно
от зубной боли.
     - Что значит - больше пользы?  -  вскрикнул  он,  не  удержавшись  от
нервного взвизга, точно котенок, коему  наступили  на  хвост.  -  Нет  уж,
давайте разберемся. Сперва обвиняете меня черт знает  в  чем,  делаете  из
меня какое-то пугало, а сами в  кусты?  Я,  дескать,  забавляюсь  игрой  в
бдительность.  Что  значит  "забавляюсь"?   Работаю   я.   Выполняю   свои
непосредственные обязанности, чего и вам желаю. Так что меня  очернить  не
удастся, я уж как-нибудь за себя постоять  сумею.  Так  вот,  к  делу.  Вы
должны были знать, что я проводил Глобальную Проверку. Заметьте, плановую.
Могли бы подойти к нам в Службу, поинтересоваться.  График  мероприятий  у
нас на стенде висит. Трудно было взглянуть? Так что у меня, в  отличие  от
вас, все согласованно. Все подписи у меня есть, все  печати!  Хотя  что  я
говорю! Размечтался я, дурень старый. Вы же, Латунин, у нас прямо какая-то
белая ворона, или белая кость, не знаю уж, как и сказать. Вы  интеллектуал
высшей пробы. Чего вам с  простыми  координаторами  знаться...  Брезгуете,
Латунин, брезгуете. На том и прокололись. -  Откричавшись,  он  возмущенно
заерзал в кресле.
     А это уже плохо. Сергей стряхнул усталость. Не  время  расслабляться.
Не нравился ему инквизиторский тон. Тот же хитрый дяденька, говорить умеет
гладко, на собраниях соловьем заливается. Наблюдательницы млеют. А  сейчас
он зачем-то напялил на себя  маску  обиженного  завхоза,  недосчитавшегося
ящика гвоздей. Это все неслучайно, это продуманная игра. Но  какой  смысл?
Разозлить Сергея? Они же понимают, что не получится. Или он готовит  почву
для  Старика?  В  общем,  ладно,  пускай  играет.  Рано  или  поздно   все
высветится. А пока надо придумать что-нибудь новенькое.
     - Послушайте, Ярцев, - подал между тем голос Старик. Вы  успокойтесь,
что ли... Вас ведь никто ни в чем не обвиняет. Пока. Посему не дергайтесь,
а немного помолчите. А к вам, Сергей, у меня действительно есть  несколько
вопросов. Конечно, если вы против, - замедлил он голос, - можно  отложить.
На самом деле время еще терпит.
     - Нет уж, Сумматор, - усмехнулся Сергей, -  вы  уж  спрашивайте.  Как
говорится, раньше сядешь - раньше выйдешь.
     - Мрачно вы как-то настроены, Сережа, - удивленно посмотрел  на  него
Старик. - Ну да ладно. Первый мой вопрос прост до  невозможности.  Почему,
услышав от объекта о Противнике, вы тотчас не побежали ко  мне?  Какая-то,
знаете ли, несвойственная вам самонадеянность. С чего бы это? Неужели вы и
в самом деле воображаете себя таким уж крупным профессионалом? Но у  меня,
полагаю, опыта чуть больше. И такие вопросы относятся к моей  компетенции.
В  общем,  если  посмотреть  глазами  нашего  бдительного  друга   Ярцева,
создается ощущение, что сей факт вы просто-напросто от меня скрыли. А  вот
зачем - это уже второй вопрос.
     Старик замолчал, уставившись  на  Сергея  большими  добрыми  глазами.
Такие глаза, подумалось Сергею, бывают у младенцев. Да еще у  коров.  Нет,
потрясающий Старик. До чего  же  великолепно  играет!  Заслуженный  артист
Корпуса...
     - Ну что ж, Сумматор, отвечаю. Только предлагаю взглянуть на  дело  с
другой стороны. Сначала факты. Приходит  ко  мне  объект.  Рассказывает  о
своих видениях. Какие я должен сделать выводы? Это  только  по-вашему  все
просто. А по-моему, нет. Я вижу несколько вариантов.
     Итак, вариант первый. Сразу скажу, наименее вероятный. Мы ошиблись  в
дозировке Концентрата. Скажем, из-за дефектов программы, о которых я давно
говорил. И что тогда? У объекта вытеснены все  воспоминания.  Вообще  все,
даже  виртуальные.  А  психические  функции,  разумеется,  в   целости   и
сохранности. Идем дальше. Как известно, природа не  терпит  пустоты.  И  у
объекта отдел мозга, ответственный за  связь  воображения  с  реальностью,
начинает работать вхолостую. Раз уж нет воспоминаний истинных -  возникают
ложные. Короче, Белый - всего лишь фантазия объекта, бред, если хотите. Но
бред доброкачественный, ведь серьезных психических деформаций нет. Потому,
кстати, и программа не выдала предупреждения. Я  же  не  раз  напоминал  о
несовершенстве объектных программ, о неучтенных побочных эффектах, но меня
почему-то не хотели слушать. Ладно, это так, фраза в пустоту.  Вернемся  к
нашим баранам. Если бы не события той ночи -  все  бы  нормализовалось.  Я
ведь к тому времени уже начал понимать, в чем собака зарыта. Уменьшили  бы
дозировку, провели бы ментоскопирование - и всего делов. Но мы действовали
иначе. Хотя слово "мы" не совсем уместно. Глобальные проверки не  по  моей
части. Короче, объект был, как справедливо отметил почтенный наш Сумматор,
поставлен в такие условия, что блокировка не выдержала. Чем  не  замедлили
воспользоваться силы Города.
     Версия вторая. Кое-кто, - он  мельком  бросил  взгляд  на  Ярцева,  -
весьма своеобразно понимает свои служебные функции. Например, не  нравится
ему  Латунин.  Чем-то  он  раздражает...  Интеллигентностью  своей,  белым
вороньим  оперением  или  выражением  морды  -  не  суть   важно.   Однако
раздражает. И что тогда? Под Латунина ведется  подкоп.  По  всем  правилам
саперного искусства. Берется объект из лучшей  его  Группы  (и  не  просто
объект, а Помощник, то есть,  фактически,  тот,  ради  которого  и  Группа
существует). И этому объекту внедряются сны известного содержания.  Ну,  с
нашими-то возможностями... А  какой  здесь  расчет?  Расчет  элементарный.
Объект всполошится. Еще бы, он в передовые рвется, ему Стажерство  обещано
- и на тебе! Естественно, рано или поздно он побежит ко  мне  каяться.  Не
сможет в себе утаить - мал еще. А дальше начинается самое интересное.  Как
я себя поведу? Помчусь к Сумматору или нет? Подниму на ноги Санитаров  или
как? И кстати, с самого  начала  нетрудно  было  догадаться,  что  шума  я
поднимать не стану. Уже хотя бы  потому,  что  привык  сам  разбираться  в
ситуации, да и, если говорить честно, никогда я к  вам,  Ярцев,  не  питал
теплых чувств. И к вам лично, и к вашей службе. Я  и  в  Натуральном  Мире
подобных типов немало повидал. Да, Ярцев, вы, сыщики, всюду  одинаковы,  и
пахнет от вас неизменно... Ладно,  поехали  дальше.  События  направляются
чьей-то умелой ручонкой. Чисто случайно  три  девицы  под  окном  сочиняют
вечерком. Что, думали я не в курсе?
     Нет, не так Латунин прост, как некоторым кажется. О сем  произведении
эпистолярного жанра я знал еще раньше, чем доносик был состряпан.  Как?  С
техникой надо дружить, ребята.  Отвертка,  две  проволочки  да  "жучок"  в
коридоре - вот и вся недолга. Я люблю иногда слушать ночные беседы  нашего
славного низового звена. По чисто деловым соображениям. Подробные записи в
журнал им делать лень, а вот потрепаться о групповых делах  они  любят.  А
мне нужна детальная информация. Ладно, мы  отвлеклись.  Итак,  проверочка.
Темный холодный бокс и все такое. Финал тот же, что и в предыдущей версии.
Не выдерживает блокировка, объект  становится  марионеткой,  им  управляет
Город, инвольтирует ему свои Энергии. Кстати, Ярцев, у меня к  вам  вопрос
чисто технического порядка. В чем официальная задача  курительной  эпопеи?
Выяснить, кто первым побежит каяться? Ранжирование? Можете не отвечать, по
вашей физиономии вижу, что угадал. В  общем,  на  предыстории  дела  я  не
настаиваю. Мне  мышиная  ваша  грызня  неинтересна.  Важно  другое.  Важны
действия после проверки.  В  самом  деле,  Сумматор,  -  повернулся  он  к
Старику, - ну  давайте  посмотрим  официально.  Провели  проверку,  ладно.
Выявили скорость реакции, составили список первичных  информаторов.  Ну  и
учесть бы результаты, внести коррективы в файлы данных. Так нет же! Дальше
идет что-то уму непостижимое. Устраивается глупейший  спектакль  с  ночным
построением, угрозами, инфрасветом. Под конец объекта запирают в  холодный
бокс. Предварительно наобещав порку, Дисциплинарную Группу,  Первый  Этаж,
словом, весь малый джентльменский набор. Это  же  как  здорово  придумано!
Один, в замкнутом пространстве, действие  холода,  сильнейшее  психическое
потрясение... Чувствуете, как концентрируется ментальная энергия? Одно  за
другим создаются все необходимые условия Прорыва. И кем же они  создаются,
позвольте спросить? Начальником Санитарной Службы! Вот до чего довела вас,
Ярцев, невинная игра в бдительность. Заодно и неприязнь к тем,  кто  умнее
вас. Спасибо вам, инквизитор вы наш доморощенный,  -  и  Сергей  изобразил
нечто вроде поклона.
     Однако он понимал - толку от его обвинений  мало.  Ярцев  и  так  уже
достаточно обозлен, но скоро его  роль  кончится.  Он  или  сам  уйдет  из
кабинета, или Старик его выставит. А Старика на кривой козе не объедешь...
     - Я продолжаю, Сумматор. Изложил я сейчас вторую версию. Но в  нее  я
тоже не особо верю. То есть допускаю, что Ярцевские интриги оказали  некое
влияние на развитие событий,  но  я  в  своих  действиях  руководствовался
версией номер три.
     Итак,  третья  версия.  "Белый"  был.  Прорыв  Города  был.   Никаких
психических расстройств, никаких галлюцинаций. И никто  не  гипнотизировал
Санитаров, не подбивал на провокации. Просто использовалась  их  природная
глупость. Поймите, мы имеем дело с Городом. И он  действует  куда  хитрее,
чем вам кажется. Поразмыслив, я, однако же, догадался, в  чем  их  главная
цель. А цель у них -  вызвать  нашу  реакцию.  Между  прочим,  именно  ту,
которую вы хотели. Чтобы я помчался к вам советоваться.  Чтобы  потом  мы,
безопасности ради, отправили объекта на Первый Этаж. Стало быть, он  нужен
им там, на Первом. Не знаю уж, для какой  надобности.  Может  быть,  через
него  они  начнут  инвольтировать  туда  свою  энергию.  Может  быть,  они
собираются устроить там глобальный Прорыв, а то и  разомкнуть  слой...  Не
мое дело выдвигать гипотезы, я же  почти  ничего  о  Городе  не  знаю.  Не
допускают мелких сошек, вроде меня, до информации - штука шибко секретная.
Да только из самых общих соображений ясно, что Город - противник мощный, и
нельзя его недооценивать. И судя по всему, они собираются  направить  свою
активность на таинственный Первый Этаж. Начали  с  того,  что  приготовили
себе резидента. Поймите, я не собираюсь разгадывать их методы и цели.  Это
не моя область. Но  суть  дела  столь  очевидна,  что  я  удивляюсь  вашим
вопросам. Враг хотел спровоцировать нас на резкие действия. Не удалось  со
мной - выжали из Ярцева все, что только можно. И это им удалось блестяще.
     - Хитро закручено, - восхищенно протянул Старик. -  Чувствуется  рука
мастера. Вам бы детективы писать...
     - А стоит ли считать врага глупее себя?  -  очень  искренне  удивился
Сергей. - Я уверен, они не действуют в лоб. Вот и я тоже не  стал  дурить.
Потому и не побежал к вам, а принялся вычислять  изменения  дозировки.  Не
уверен, что это самое разумное решение, но уж во всяком случае,  не  самое
глупое. Если бы не вредительство Санитарной Службы  -  мы  бы  этот  раунд
выиграли. Вот так, Сумматор.  Таковы  ответы  на  оба  ваших  вопроса.  Я,
конечно, не снимаю с себя вины.  Главная  моя  ошибка  в  том,  что  я  не
предотвратил спектакль режиссера Ярцева. Конечно, я не знал о его  планах,
но вот тут он прав - при  желании  я  мог  бы  узнать.  К  сожалению,  мне
доложили слишком поздно. А узнай я хоть  получасом  раньше  -  обязательно
вытащил бы объект из бокса. Сразу бы вытащил, не дожидаясь, пока  начнется
Прорыв. Пускай были бы потом скандалы, доносы, выговора - но не  случилось
бы того, что, увы, имело место быть. Повторяю - я должен был  вывести  его
из бокса.
     - Но вы же сделали это, Сергей Петрович, - с ласковой улыбкой перебил
его Старик. - Разве не так? - и он улыбнулся еще умильнее.



                                    5

     Костя остановился, вжался лопатками  в  холодный  камень  стены.  Все
вдруг сразу потеряло смысл. Что толку  теперь  бежать  на  ту  сторону,  в
Реальный Мир, в человеческую жизнь? Как он  сможет  ходить  по  той  земле
после всех гадостей Корпуса? Можно, если  повезет,  удрать  от  Санитарной
Службы, но от себя-то не удерешь. Получается  так,  что  некуда.  Мысли  о
Корпусе станут жечь его точно раскаленные  иголки,  и  никуда  от  них  не
деться - такое не забывается. Потому что Корпус останется  позади,  словно
муторный сон. А разве изменишь что-нибудь в отлетевшем сне?
     Конечно, он никому ничего не расскажет. Да и  не  поверил  бы  никто.
Еще, чего доброго, подумают, с мозгами  у  него  неполадка.  Нет  уж,  вот
только встреч с психиатром ему и не хватало.
     Но если там прошло много времени, тогда...  Тогда  придется  сочинить
какую-нибудь  байку,  это  несложно.  Легенду,   как   у   разведчиков   в
неприятельском тылу. Как у разведчиков.  Да...  Или  просто  сказать,  что
память отшибло? Вот и придется теперь врать, врать, и  следить  за  собой,
чтобы не запутаться в собственном вранье.
     А по ночам ему будут сниться коридоры и  палаты,  длинные,  обтянутые
коричневым бархатом стены  классов,  суетящиеся  Наблюдательницы  в  своих
дурацких серых балахонах.
     А главное - пацаны, которых мучил. И ведь в  мыслях  не  держал,  что
гадостью занимается. Да и им тоже, наверное, казалось, что  все  путем.  А
попробовал бы кто-нибудь не подчиниться! Недаром же их, Помощников,  учили
Боевым Методам. От бунтаря осталась  бы  мокрая  лепешка.  И  кроме  того,
Наблюдательницы.  Для  того  они  и  поставлены  -  блюсти.   Неподчинение
Помощнику по Группе - это же такое ЧП! Даже  если  бы  нашелся  кто-нибудь
наивный, быстро бы наивность утратил. Пороли  бы  идиота  ежедневно  перед
всей Группой. А то и на Первый Этаж, если еще в чем  засветится.  Вот  как
того же Саньку. Мелочь ведь, тетрадный листок в клеточку, несколько строк,
написанных его, Костиной, рукой. Мусор, можно сказать. Веником бы его да в
совок. А Васенкин из-за рапорта уже _т_а_м_.
     И некому было  схватить  за  руку,  остановить.  Опомнись,  мол,  что
делаешь, дубина! Да и не хватать его надо было, если по правде,  а  лупить
безжалостно, как сидорову козу.  Чтобы  мозги  пропылесосить.  Другого  он
тогда бы и не понял. Вот Белый - внушал, внушал, а что толку? Разве он его
послушал?
     Ну ладно, сейчас мозги  и  в  самом  деле  прочистились  малость,  да
слишком поздно. Саньку с Первого уже не вернуть. И не стереть боль и слезы
других. Слишком поздно дошло. Наверное, потому и Белый больше не приходит.
И значит, из этой слепой дыры придется выползать в одиночку.
     Ну и выберется он, а что дальше? Все равно ведь засела в нем  кривая,
ржавая игла. Которая временами раскаляется. И никак ее не  вырвать,  никак
не избавиться. Да и стоит ли избавляться? По справедливости, так  и  надо.
Сам виноват - сам вот теперь и мучайся.
     Костя  вздохнул  и  снова  двинулся  вперед,  нащупывая  левой  рукой
холодные, сырые камни. Ход постепенно понижался, и, чтобы не набить шишек,
пришлось идти согнувшись в  три  погибели.  А  вскоре  ничего  другого  не
осталось, как опуститься, словно обезьяна,  на  четвереньки.  И  за  камни
теперь приходилось цепляться изо всех сил -  ход  чем  дальше,  тем  круче
уходил вниз, на глубину, и не будь здесь мокрых, режущих ладони  камней  -
Костя давно бы покатился туда. А пока - ничего. Кое-как  можно  двигаться.
Правда, мешался фонарь - некуда было его присобачить, и правая рука к тому
же занята. Жаль, нет веревки. Сейчас бы привязать фонарь к груди - и жизнь
оказалась бы светлой и прекрасной.
     А между тем все сильнее давала  себя  знать  сырость.  Она  выступала
отовсюду  -  и  сочилась  со  щербатого,  усеянного   мельчайшими   белыми
кристалликами потолка, и густым туманом стлалась внизу, и мутными меловыми
струйками стекала по стенам.
     Костю это слегка насторожило. Ход все время понижался, значит, уходил
от речного дна, так откуда же взяться воде? Это  во-первых.  А  во-вторых,
дальше пещера может оказаться затопленной. И  что  тогда?  Нырять?  Он  не
рыба, он под водой дышать не умеет. Назад не вернешься. Идти вниз, в  воду
- самоубийство. Ну, потонет он, а кому от этого станет лучше? Но нельзя  и
ничего не делать, сидеть на камнях и ждать у моря погоду -  замерзнешь  не
хуже, чем в том карцере. Да и от голода в конце концов загнуться можно.
     Остается одно - идти вперед и надеяться на чудо. Конечно, ждать  чуда
можно и сидя, но лучше уж идти. Если он сделает все, что сможет -  неужели
не случится ничего такого? Обязательно должно случиться! Костя  и  сам  не
понимал, откуда взялась в нем такая уверенность, но она была. И лишь  она,
слабенькая эта надежда, заставляла его ползти вперед, сжимая в правой руке
слабеющий фонарь.


     Все случилось мгновенно. Ход резко обрушился вниз, пол точно  чьей-то
исполинской рукой выбило у него из-под ног. Еще секунду назад Костя лез по
мокрым, скользким камням - и вот уже покатился в какую-то  темную  бездну.
Фонарь выпал из ладони и, точно искорка от  костра,  полетел  вниз.  Скоро
искорка исчезла из  виду,  и  Костю  обволокла  густая,  плотная  темнота.
Впрочем, страшнее темноты были камни. То и дело он вздрагивал от  коротких
злых ударов. Почему-то вдруг подумалось - он станет пятнистым  как  жираф,
столько синяков уже заработал.
     Но и по камням он  катился  недолго,  хотя  эти  несколько  секунд  и
показались обезумевшей вечностью. Вскоре Костя уже летел  сквозь  черноту,
раздирая ее своим  сжавшимся  телом  и  слыша  тонкий  свист  рассекаемого
пространства. Волосы на голове шевелились, точно наэлектризованные.
     Что удивительно - не было страха. Наверное, все случилось слишком  уж
быстро.
     Сознание на миг погасло, а когда вернулось вновь - он обнаружил,  что
барахтается в ледяной воде. Она обожгла  тело  как  пламя,  и  Костя  едва
удержался от крика. Ведь это было бесполезно - кричать.  Кто  услышит  его
здесь - в огромной пустой пещере? Тут царила древняя, первобытная  тишина,
и нарушали ее лишь беспорядочные Костины всплески. Нет, помощи ждать не от
кого. А долго ли он сам продержится? Тем более, что куртка и  брюки  стали
вдруг невероятно тяжелыми, как  рыцарские  латы,  и  тянули  его  вниз,  в
мертвые глубины.
     Все же ему удалось найти какой-то ритм и медленно плыть. Куда? Сейчас
это было неважно. Куда-нибудь. Мышцы сводило от холода, зубы ныли,  сердце
колотилось, скакало в груди точно футбольный мяч, который  пацаны  чеканят
об стенку. А в голосе - абсолютная пустота. Никаких мыслей.
     Силы кончились как-то сразу, вдруг. Сперва он понял,  что  больше  не
сможет работать руками. Руки сделались мертвыми,  чужими,  они  тащили  на
дно, словно к каждой  была  привязана  пудовая  гиря.  Вскоре  левая  рука
отказала. Полностью. Значит, все, приплыли. На одной правой не вытянуть. И
Костя перестал грести - бесполезно.
     А ноги опускались все глубже и глубже. Его волокло  в  мутную  темную
глубину, и не оставалось сил даже набрать в легкие воздуха. Еще секунда  -
и...
     И ноги коснулись дна. Но для радости уже  не  было  места.  В  полном
оцепенении он пошел вперед, вытянув  руки,  точно  боялся  обо  что-нибудь
удариться.
     Понемногу вода спадала. Сперва он брел по грудь, потом по пояс, а там
уже и по колено - долго-долго, бесчисленные сотни  шагов,  пока,  наконец,
хлюпанье не прекратилось - пошла твердая почва.
     И тогда  Костя  лег,  вернее,  упал  животом  на  мелкие,  облизанные
подземной рекой камни. Не было ни сил, ни желания двигаться дальше.  Перед
глазами плыли желтые круги, маячили  бесформенные  пятна,  они  постепенно
стягивались в ослепительно-яркую точку, потом, словно остывший уголек, эта
точка начала гаснуть. Все заволокло серой мутью.
     Но сон его был недолгим. Холод,  затаившийся  до  поры,  дал  о  себе
знать,  вцепился  в  кожу  ледяными  когтями,  как  тролль   из   какой-то
полузабытой книжки.
     Нащупав в темноте стену, Костя медленно поднялся.  Его  трясло,  зубы
выплясывали нервный ритм, лоб стягивало железным обручем.
     Зато появились мысли. Сперва  слабые,  расплывчатые,  они  постепенно
разрастались, множились  -  и  вот  пробили  каменную  корку  безразличия.
Сначала Костя понял, что надо что-то делать, и побыстрее. Стоять на  одном
месте - смерть. Замерзнет - и вся  недолга.  Потом  он  догадался  скинуть
мокрую одежду. Все равно сейчас не было  никакого  толку  от  этих  липких
тяжелых тряпок. Только лишний груз.
     Он долго пытался выжать воду - но бесполезно. На  такой  подвиг  пока
что не хватало сил. Тогда он, оставшись в одних трусах,  скомкал  брюки  и
майку, вылил воду  из  ботинок  и  обвязал  все  это  рубашкой.  Получился
здоровенный и довольно тяжелый узел. Костя едва не выронил его - пальцы на
замерзших руках сгибались с трудом.
     Теперь надо было согреться. Он знал, как  это  делается,  и  заставил
себя приседать до изнеможения, потом  отжиматься  на  кулаках  и  прыгать.
Сперва пришлось напрячь всю оставшуюся волю, но потом многолетняя привычка
взяла свое - и вскоре стало гораздо теплее. Острые когти холода разжались.
Можно было идти вперед.
     И Костя пошел вперед.
     Идти в глухой, плотной тьме оказалось нелегко.  Ему  чудилось  -  еще
шаг, и он упрется в какую-нибудь стену. Или врежется  лбом  в  затаившийся
выступ на потолке. Да к тому же и узел с мокрой одеждой оттягивал  руку  -
чем дальше, тем сильнее. Косте не раз уже хотелось его выкинуть.  На  фига
он  сдался?  Главное,  выйти  на  ту  сторону,  а  там  он  уж  как-нибудь
разберется. Но все-таки не бросал, а лишь временами перекладывал из  одной
руки в другую. Казалось, узел с каждой минутой  все  больше  смахивает  на
гирю. Даже мелькнула мысль - размяться бы с такой "гирей" в спортзале,  на
Боевых Методах! От коллективного смеха стены бы затряслись...
     Ну и здорово же он умотался, если такая чепуховина  осложняет  жизнь!
Хотя, успокаивал он себя, на его месте любой бы выдохся. И в самом деле  -
сперва  незнамо  сколько  тащился  по  Дыре,  голодный,   усталый.   Потом
плюхнулся. Куда? Наверное, это была подземная река. Или не река, а  озеро.
Течения он не запомнил. Впрочем,  разницы  нет.  Все  равно  запросто  мог
потонуть. А вот не потонул.  Почему?  Неужели  он,  Костя,  такой  мощный?
Ерунда. Это не спарринг в зале, под присмотром тренера. Читал же  он,  что
от ледяной воды сразу начинаются судороги, потом  отказывает  сердце  -  и
кранты человеку. И ведь не о каких-нибудь дистрофиках там  шла  речь.  Так
спортсмены тонули,  десантники...  Взрослые,  сильные...  Кажется,  в  той
книжке было написано, что человек выдерживает две-три минуты, а после  ему
конец. А он, между прочим, долго плыл. Очень долго. Но никаких судорог  не
было. И дно под ногами появилось именно в тот момент, когда последние силы
кончились. Ни раньше, ни позже. Да к тому же еще одна неувязочка. Падал-то
он с большой высоты. Брюхом об воду шлепнулся.  По  всем  законам  природы
должны быть отбиты внутренности. Но вроде бы все цело.
     Странно как-то получается.  Это  постоянное  везение,  полоса  удачи,
начавшаяся еще в карцере, когда появилась дверь. Потом склад,  и  шкаф,  и
Дыра. Будто кто-то невидимый и сильный помогает ему.
     Между прочим, не первый раз приходят мысли  о  невидимых  помощниках.
Только раньше он  отмахивался,  не  до  того  было.  А  теперь  стоило  бы
разобраться.
     Если ему  и  в  самом  деле  помогают,  то  кто?  На  кого  он  может
рассчитывать, кроме как на самого себя? А на себя что рассчитывать? Что он
может? Он - один,  голый,  слабый,  глупый,  а  против  него  целая  орда:
Санитары, Воспитатели, Сумматор этот  ихний.  И  ведь,  наверное,  есть  и
другие, о ком он не знает. А что он вообще знает об этом странном мире? Не
больше, чем воробей про Галактику. Скорее всего, здесь имеются такие силы,
о которых он и понятия не имеет. Может быть, именно эти силы за ним сейчас
и гонятся. Кажется, в  последнюю  их  встречу  Белый  говорил  о  каких-то
сгустках... Белый... Белый... До сих пор Костя  боялся  подумать  всерьез,
кто же он такой? Сон? Ну уж нет. Пускай и приходил к нему Белый во сне, но
сам-то  он  сном  не  был.  Правда,   доказательств   никаких.   Настоящих
доказательств, которые можно было бы подержать в руке,  взвесить,  ощутить
их силу.
     Ну  ладно,  были  сны,  которых  он  поначалу  пугался.  Это  еще  не
доказательство. Сон пришел - и ушел, растворился  в  памяти,  его  уже  не
вернешь. Хотя недаром Серпет из-за его снов так встревожился. Он,  Серпет,
мужик серьезный, по мелочам дергаться не станет.  Но,  конечно,  он  врал.
Врал, говоря,  что  нет  на  самом  деле  никакого  Белого,  что  все  это
загадочная болезнь.
     Другое дело - дверь. Это и в самом деле ни на что не спишешь.  Потому
что дверь - была. И был Белый в том последнем сне, когда он  говорил:  "Но
выход есть. Когда вспомнишь об этом, сделай  вот  что.  В  уме  считай  до
десяти, а после поверни руку вот так..." И показал, ввинтил свою ладонь  в
прозрачный воздух снежной равнины.
     А после была ледяная камера, отчаянье, тоска...  Тогда  и  вспомнился
Белый. А после - звон невидимого колокола.
     Что тогда случилось? Ведь и в самом деле ничего особенного.  Гром  не
грянул, стены не рухнули. Но появилась дверь. Высветилась желтой рамкой  в
стальной темноте карцера. Он тогда ничего  не  соображал  от  удивления  и
радости. Толкнул ее изо  всех  сил,  отчаянно.  И  дверь  легко,  бесшумно
открылась. За  ней  оказался  узкий  коридор,  который  освещала  тусклая,
забранная в проволочный колпак лампочка, цементный  пол  покрывала  давняя
пыль, а вдоль стен тянулись какие-то переплетающиеся  трубы,  черные  змеи
кабеля,  отовсюду  неслось  низкое  гудение,   точно   урчал   нажравшийся
свежатинки хищник.
     Откуда же взялась дверь? Ясно, что раньше ее  не  было.  И  не  могло
быть. Санитары - они не такие уж дураки, знают,  куда  запирать.  Нет  уж,
хватит играть с самим собой в прятки. Дверь ему открыл Белый.
     И кто же он тогда? Человек? Непохоже. Рука проходит сквозь него точно
сквозь клубы дыма, но зато он двигался, разговаривал, даже зачем-то снежок
слепить пытался. Правда, ничего у него тогда  не  вышло.  И  Костя  понял,
почему. Снег должен был чуток подтаять, а для  этого  нужны  теплые  руки,
живые. А Белый? Живой ли он? Что за вопрос? Он же говорит, думает,  что-то
его огорчает, что-то радует... А руки у него  мертвые.  Нет,  странно  все
это!
     И все же при мыслях о Белом забрезжил у Кости в душе  какой-то  свет.
Пускай еще не надежда, но что-то  на  нее  похожее,  слабый  такой  лучик,
словно от потерянного фонаря. И сейчас именно этот лучик вел его дальше, в
темноту и неизвестность.



                                    6

     Сергей пожал плечами. Ну что ж, принимать удар  -  дело  понятное.  И
все-таки он был слегка удивлен. Не словами Старика, нет, он давно ждал  от
Сумматора каверзы, но собственное спокойствие как-то не  вязалось  с  тем,
что случилось. Почему нервы,  эти  перетянутые,  готовые  лопнуть  струны,
вдруг обвисли, точно бельевая веревка, когда с нее сняли простыню?  Почему
не нужно стало играть, притворяться хладнокровным суперменом,  почему  все
выходит само собой? "Сабо сомой". Почему Старик показался вдруг смешным  и
жалким, куда делась его величавость? Странно все как-то...
     - Не понимаю что-то я вас, Сумматор,  -  он  удивленно  посмотрел  на
Старика. - Что вы хотите этим сказать?
     - Да вы же и сами знаете, Сергей Петрович, - Старик взглянул на  него
исподлобья, устало и расстроено. Глаза его оказались в красных  прожилках,
сизые веки набрякли. Давно не спал, бедняга.
     - Неужели вы и в самом деле полагаете, что нам ничего не известно?  -
спросил он, явно не надеясь на ответ. - Похоже,  временами  вы  забываете,
где очутились. У нас имеются такие методы,  о  которых  вы  не  только  не
подозреваете, но даже и не вместили бы умом. Но  крутить  не  буду,  прямо
скажу - возможности наши не беспредельны. Иногда случаются и сбои.  Только
поэтому вам и удалось заварить кашу. От себя  добавлю  -  весьма  поганого
вкуса.
     - Сумматор, а давайте не будем говорить загадками, - хмыкнул  Сергей,
откинувшись на спинку кресла. - Мне, знаете,  загадки  надоели.  И  вообще
спать хочется, - он зевнул.
     Спать и в самом деле хотелось. И в этом было что-то смешное,  это  не
вписывалось в мрачные  стены  Сумматорского  кабинета,  в  паутину  хитрых
уловок, в грозящие ему неприятности. Но если разобраться, выходит,  что  и
он, Сергей Латунин, не слишком сюда вписывается. Может,  именно  потому  и
влилось в душу спокойствие?
     - Что ж, охотно пойду вам навстречу,  -  чуть  помолчав,  откликнулся
Старик. - Мне, признаться, тоже неловко наблюдать, как вы  выкручиваетесь.
Знаете, как оно со стороны выглядит? Никак не подберу  подходящих  слов...
Плоско, может быть. Приземленно как-то выходит. Ну ладно, к делу.  А  дело
наше называется простым коротким словом: Прорыв. Так вот, той самой ночью,
когда объект был изолирован, вы отправились на Центральный  Пульт.  Причем
снарядились точно в шпионских боевиках. Стыдно, Сережа. Кому вы собирались
совать в рот свои нестиранные  носки?  Неужто  забыли,  что  всюду  у  нас
следящая аппаратура. Автоматика, правда, временами барахлит, - добавил  он
со странным смешком.
     - Итак, вы  открыли  (а  точнее  говоря,  взломали)  дверь,  включили
Большую Машину  и  вызвали  программу  РС-15.  Короче,  программу  эту  вы
затерли. Да так, что не восстановишь. Было, Сергей Петрович? Вот так-то! У
нас все зафиксировано. Беда лишь  в  том,  что  запись  мы  просмотрели  с
опозданием. Ну, а результаты таковы. Объект сам,  без  помощи  Посланника,
прорвал Первое Кольцо. Причем совершенно неясно, каким образом. В боксе он
каждую секунду был под контролем, записывалось любое его движение,  каждый
вздох - и вдруг его не стало. Мгновенно. На мониторах вспышка - и чернота.
Мы, конечно, подумали на аппаратуру. Но та оказалась в полном порядке. Это
же вам не коммутатор в Жмеринке. Словом, пропал объект. Оно  и  понятно  -
после того, как вы стерли программу, он  стал  недоступен  нашим  методам.
Блокировка-то снята. Одна надежда  на  Санитаров.  Впрочем,  -  бросил  он
взгляд в сторону  Ярцева,  -  слабенькая  надежда.  Как  видите,  ситуация
перешла в иную плоскость. Конечно, ему не перейти Границу. Этого не  может
быть, потому что не может быть никогда. Но вы  представляете  себе,  какую
цену придется заплатить? Ах да, вы же не в курсе, - Старик махнул рукой. -
И очень хорошо. Вам знать не стоит, уж поверьте мне.
     Вот так, Сергей. Я не люблю громких слов, но очень  уж  назойливо  на
языке вертится термин "диверсия". Объективно получается так. Другое дело -
зачем. Вот этого я понять не в  силах.  Загадка.  Ваш  случай  уникальный,
раньше ничего подобного у нас не было. Ладно, можно еще  понять,  если  бы
Посланник вышел на вас. Действительно,  отчего  бы  им  не  заиметь  здесь
своего резидента? И внедриться с  вашей  помощью  сюда,  в  здешний  слой.
Весьма разумная  стратегия.  Только  вот  не  было  у  вас  никаких  таких
контактов - мы проверяли. Тогда в чем дело? Захотелось приключений?  Добро
бы еще какой-нибудь сопливый Стажер. Бывает, знаете ли, взбунтуется младая
кровь, тяга к романтике, то  се...  Кто  из  нас  в  детстве  не  играл  в
разведчиков? Но детство кончилось, Сергей, и  вы  это  понимаете  не  хуже
меня.
     Поверьте, проще всего было бы поручить вас Ярцеву, а самому  заняться
делом. Но есть же и чисто человеческий момент. Вы, Сережа, наверное, давно
уже  почувствовали  -  вы  для  меня  не  только  сотрудник,   не   только
подчиненный. Ну вот. Я разобраться хочу. Не может быть,  чтобы  у  вас  не
нашлось   оправданий.   Наверняка   имеет   место   какое-то    чудовищное
недоразумение,  все  можно  как-то  объяснить.  Поэтому   давайте   просто
поговорим,  как  раньше.  Что-то  в  последнее  время  редко  это  у   нас
получалось.
     Конечно, Семену Васильевичу наш разговор  покажется  скучным.  Вы  уж
извините, Семен Васильевич, - повернулся  он  к  Ярцеву,  -  но  вас  ждут
великие дела. Так что идите и  действуйте.  Если  вдруг  все  же  появятся
какие-нибудь результаты - сразу ко мне. Ну ладно, ступайте.
     Ярцев мгновенно вскочил с кресла, хмуро прошипел что-то себе под  нос
и выбежал из кабинета. Сергею почему-то пришло в голову,  что  Координатор
хлопнет дверью, но нет, не хлопнул. Напротив, очень аккуратно затворил  за
собой.
     Ну что, прогноз подтвердился. Да, черти,  слаженно  работают.  Теперь
уже на сто процентов ясно, что велась игра в  злого  опричника  и  доброго
царя-батюшку.  Точнее,  дедушку.  Но   верить   в   доброго   дедушку   уж
действительно как-то приземленно. Но интересно  все-таки,  что  он  дальше
устроит.
     Он повернулся лицом к Старику. Тот  смотрел  спокойно,  не  мигая,  и
сейчас уже не казался ни смешным, ни жалким. Какие-то слишком уж уверенные
были у него глаза. Он ждал ответа, знал, что ответ  непременно  последует,
но когда именно - не столь важно. Торопиться некуда, бояться нечего  -  он
хозяин всей нынешней игры. А  коли  так  -  можно  не  грозить,  можно  не
гипнотизировать взглядом. Зачем? Все получится само собой.
     Точнее говоря, сабо сомой. А ведь что интересно - он уверен, будто  у
Воспитателя Латунина осталось только две  возможности.  Или  каяться,  или
хамить. В принципе он прав, альтернативы на горизонте не видно.  Но  стоит
ли играть роль в его сценарии? Хотя какое это имеет значение? Сейчас не до
психологических  нюансов.  Однако  надо  ему  что-то  ответить.   Молчание
разрастается и делается слишком уж глупым. Тем более, что темп  все  равно
потерян. Как в шахматах. Он, Сергей, получил шах и ищет, чем бы закрыться.
А в перспективе мат. Ферзем и  слоном.  Если,  конечно,  худосочный  Ярцев
потянет на слона. Ладно, пускай будет как в шахматах.
     Сколько он ни играл, всегда тянул  до  мата,  не  клал  короля,  хотя
одного лишь взгляда на доску хватало, чтобы оценить перспективы.  Нет,  ни
на  что  не  надеясь,  все  же  трепыхался.  Отец  посмеивался  над  этим,
утверждал, что действуют обычные подростковые комплексы. Против лома,  как
известно, нет приема.
     А он и не спорил, с отцом вообще невозможно  было  спорить,  он  либо
замыкался, либо переводил все на какой-нибудь подходящий к случаю анекдот.
Он любил подкреплять свои мысли анекдотами. "Помнишь, как в той  байке"  -
обычное его присловье. А голос прокуренный, гулкий,  словно  по  глиняному
сосуду постучать костяшками пальцев.  Еще  в  сопливом  пацаньем  возрасте
Сергей ругал его за курение, говорил,  что  высосет  рак  легких.  И  ведь
накаркал же! Вообще, после маминой смерти все у них стало не как у  людей.
Не отец сыну запрещает, а наоборот. И так всю жизнь, почти что с самого ее
начала. Ему же и пяти лет не было, когда принесли ту телеграмму. Но именно
тогда,  отревев,  побившись  головой  о  паркетный  пол,  отмолчавшись  на
похоронах, он понял простую вещь: мамы не будет никогда.  И  значит,  надо
охранять единственное, что  осталось  -  отца.  А  для  этого  надо  стать
взрослым, несмотря на свой детсадовский возраст.
     Отец, правда, не очень-то с его запретами считался.  Кивал,  дескать,
правильно, дескать, давно пора, а сам все делал тихой сапой. "Тихой папой"
- было у них такое семейное присловье.
     А обещанного дождя в тот день так и не  случилось.  С  утра  натянуло
свинцово-грязных туч, малость побрызгало - и все. Почему  это  вспомнилось
именно сейчас? Гроб не влезал в лифт, пришлось тащить его по  лестнице,  с
седьмого этажа. Крышку вынесли позже, а по лестнице спускались без нее. На
поворотах отцовская голова моталась из стороны в сторону,  и  было  полное
ощущение, что он живой, что он посмеивается над глупым спектаклем, который
непонятно  зачем  затеяли  "родные  и  близкие  покойного".  И  никак   не
получалось поверить, что все это не понарошку, что все по правде. И только
в крематории - когда случилась канитель с бумагами,  когда  шоферу  совали
мятые червонцы, а потом породистая служительница в синей  форме,  с  лицом
бульдога-медалиста, стукнула несколько раз молотком по крышке гроба -  вот
тогда, пожалуй, и накатило по-настоящему. Все  это  -  лиловые  печати  на
справках,   сытая   харя   конторского   чинуши,   литованные   заклинания
служительницы - было не понарошку. А когда  вернулись  домой,  ему  первое
время казалось, что отец заперся у  себя  в  комнате,  курит  и  разминает
сигареты пальцами. Автоматически, не замечая, думая о чем-то запредельном.
     Как же он тогда надрался! Но после  поминок  водка  сразу  вдруг  ему
опротивела, и он использовал спиртное лишь как гнусное лекарство - хотя бы
после того нахального утреннего звонка.
     А дождя в тот день так и не случилось.
     -  Знаете,  Сумматор,  по-моему,  вы  совершенно  напрасно  выставили
Ярцева,  -  Сергей  обнаружил,  что  постукивает  костяшками  пальцев   по
столешнице. - Его отсутствие  ничего  не  меняет.  Просто  нам  не  о  чем
говорить. Каяться  я  не  собираюсь,  грозить  и  обличать  -  тем  более.
Разумеется, у меня есть причины,  и  разумеется,  я  о  них  умолчу.  Ваша
претензия на некую духовную близость мне понятна. Но это же смешно. Я ведь
вашим баечкам больше не верю.
     - Это каким же именно? - живо спросил Старик,  наклоняясь  к  Сергею.
Похоже, он ждал именно такого поворота.
     - Не все ли равно? Зачем я буду перед вами  оправдываться?  Да  и  вы
передо  мной.  Однажды  дождливым  вечером  я  крупно  обманулся.  И   это
определило ход последующих событий. Ну, а теперь меня  не  волнует  личное
будущее. А вы... Вы на работе. Работайте, исполняйте свою службу.
     -  Эффектно  сказано,  -  восхищенно  отозвался  Старик.  Видно,   он
радовался, что все же сумел разговорить  Сергея.  -  Да  только  эффект-то
дешевый. - Старик даже присвистнул, изображая огорчение.  -  Прямо  как  в
плохих детективах. По-моему, не хватает лишь фразы "Маски  сброшены!"  или
"Игра окончена!" Постарайтесь не лгать хотя бы  самому  себе.  Тот  имидж,
которым вы сейчас прикрываетесь - он  ведь  тоже  маска.  Причем  довольно
старая. Бывшая в употреблении.  "Гордо  реет  буревестник,  черной  молнии
подобный" или "Я сладко  пожил,  я  видел  солнце".  В  общем,  "Безумству
храбрых поем мы песню". Стоит ли продолжать цитаты? Эх, Сережа,  Сережа...
На самом-то деле вам сейчас и зябко, и тоскливо, и ровным счетом ничего вы
в ситуации не смыслите. Поэтому давайте исходить  из  реального  состояния
дел. И не принимайте красивых поз. Вам это сейчас ни к чему.
     - Интересно, чего же вы от меня ждете? - хмыкнул  Сергей.  -  Неужели
покаяния? Или развернутую психологическую автохарактеристику?
     - Что вы, зачем? - улыбнулся Старик. - Я же, к счастью, не поп. И  не
психиатр. Я не ответов, Сережа, жду, а вопросов. Понимаете, вопросов!  Что
ж,  настало,  наконец,  и  их  время.  Похоже,  вы  готовы  подняться   на
качественно высший уровень.
     Ишь  ты,  чего  ему  захотелось!  Сергей  неожиданно  почуял  в  себе
совершенно неуместный задор. Что ж, фокус известный. Где вопросы -  там  и
поговорки. Ладно, отчего бы напоследок не порезвиться?
     - Хорошо, - согласился он. - Тогда вопрос первый, а точнее,  нулевой.
Можно сказать, методологический.  Итак,  почему  я  могу  рассчитывать  на
правдивые  ответы?  Я  ведь  вышел  из  игры,  я  бесперспективен.  Как-то
нерационально с таким возиться.
     - А я вообще старый иррационалист, - весело отозвался  Старик.  -  Вы
разве не замечали? Да к тому же, Сергей, игра ваша отнюдь не  завершилась.
Это во-первых. А что касается критериев достоверности? Ну помилуйте, какие
тут вообще могут быть критерии? Должно  быть  элементарное  доверие  между
собеседниками. И  вообще.  Вот,  к  примеру,  говорят  вам,  что  нейтрино
существует. И вы  верите  на  слово.  Не  станете  же  изучать  физику  на
профессиональном  уровне,  лично  делать  все   эксперименты...   Все   не
проверишь, надо просто положиться на слово компетентного человека. А я, не
хвастаясь, скажу, что весьма компетентен. И потом, вы  же  еще  ничего  не
узнали, а уже подозреваете. Неужели вам самому не интересно, что  здесь  и
как?
     - Представьте себе, уже нет. Когда-то  было,  да  сплыло.  Сейчас  я,
извините за грубость, вижу вокруг себя  океан  дерьма.  В  дерьме  этом  я
вымазался с ног до головы. И мне совершенно не хочется исследовать дерьмо,
нюхать, щупать, разглядывать под микроскопом. Отмыться  лишь  хочется,  да
убежать подальше. К сожалению, это невозможно.
     - Впечатляющие у вас образы, Сережа, - помолчав, хихикнул  Старик.  -
Вы прямо-таки поэт у нас. В одном вы правы, - заметил он  уже  куда  более
мрачно, - убежать невозможно. А теперь по  сути  вашей  метафоры.  Вот  вы
говорите, дерьмо, говорите, воняет... Но мы же с вами  ученые,  мы  должны
понимать, что именуемое в просторечии  вонью  -  не  что  иное,  как  пары
аммиака. А что есть аммиак? -  спросил  он  строгим  профессорским  тоном,
воздымая палец. - Водород и азот!  -  ответил  он  сам  себе  и  помолчал,
видимо, наслаждаясь звучанием своих слов. - Те же самые компоненты, что  и
в воде, которую вы пьете, что в воздухе, которым вы  дышите  где-нибудь  в
чистом поле с васильками. В дерьме, кстати, и кислород  имеется.  Жизненно
необходимый! Понимаете, тот же ведь состав, что и  в  вашем  теле,  только
соотношения чуть иные, молекулы малость по-другому сцеплены.  И  заметьте,
Сережа, есть планеты, где живут люди точно такие же, как  и  мы,  а  дышат
аммиаком. Такая там атмосфера. Да, такие же люди, как и мы, ничем не хуже.
Ну, дышат аммиаком, ну, кожа у них зеленая, а может быть, синяя, я  уж  не
знаю, Внеземельем у нас другие занимаются, да и не в том  суть.  Так  вот,
живут себе эти люди и живут. Неужели вы их за людей  не  считаете?  Только
из-за того, что они вонью дышат? Но разум, сознание - это же  от  оболочки
не зависит! Так вот, Сережа. Постарайтесь уж как-нибудь сладить  со  своим
обонянием - и тогда вы поймете, что упомянутый  вами  океан  к  дерьму  не
сводится. Есть в нем кое-что помимо дерьма. Излишняя  брезгливость  -  она
же, сами знаете, как часто оборачивалась беспредельной жестокостью.
     Сергей вздохнул. Ну почему Старик несет такую  примитивную  чушь?  Не
рассчитал уровень? Или специально, чтобы в спор втянуть?
     - Сумматор, поймите в конце концов, - произнес он  сухо.  -  Меня  не
только  дерьмо  не  интересует,  но  и   ваши   оды   ему.   И   вся   эта
софистика-казуистика. Я ведь тоже так могу, вы знаете.
     - Знаю. И все же вам не стоит напяливать маску безразличия.
     - Да какая же это маска? - с искренним раздражением буркнул Сергей. -
Я устал от разговоров и от философий. Понимаете, устал!  Постарайтесь  это
усвоить. А если вам нужна суть - так пожалуйста, могу в  одно  предложение
вместить. Я скверно жил - значит, жить мне больше незачем. Все. Точка.
     Старик  вновь  погрузился  в  молчание,  потом  заговорил  тихо,   со
спокойной силой:
     - А это у вас, Сережа, уже истерика. Да, истерика. Я чувствовал,  что
ею кончится дело, хотя и предполагал, что вы покрепче.  Ну  ладно.  Теперь
послушайте меня. Я думаю, все очень просто. У вас всего лишь нервный срыв,
да, мощный срыв, на грани патологии, но бояться нечего. Придете  понемногу
в себя, жизнь  наладится.  Видимо,  вам  стоит  хорошенько  отдохнуть.  Не
волнуйтесь, дело с Прорывом мы утрясем и без вашего участия. Я сегодня  же
оформлю вам внеочередной отпуск - и отправляйтесь в  природный  сектор,  в
это ваше, как вы называете, "поместье".  И  кушайте  там  клубнику.  Грибы
собирайте, очень,  знаете  ли,  полезное  дело.  Сам  давно  собираюсь  за
маслятами сходить, да дела, дела... Поймите же - вам  бояться  нечего.  Вы
что, вообразили, вас кто-то арестовывать собрался? Да кому вы  нужны?  Кто
вы по сравнению с нами? Пылинка, мелочь рыбья. А мы  не  размениваемся  на
мелочи. Неужели вы до сих пор не осознали наши масштабы? В общем,  езжайте
на природу, забудьте о  неприятностях,  расслабьтесь.  И  не  надо  никого
бояться.
     Сумматор глядел на него добрыми собачьими глазами,  и  Сергей  понял,
что все. Пора закрывать разговор. Стало не то  чтобы  страшно,  но  как-то
тяжело и пусто.
     - Одно маленькое добавление, Сумматор,  -  произнес  он  с  печальной
усмешкой. -  Я  знаю,  как  такие  дела  делаются.  Через  какое-то  время
окажется, что "поместье", клубника  и  здоровые  игры  на  свежем  воздухе
подразумевают одно маленькое  условие.  Давайте  уж  говорить  прямо.  Вас
интересует канал, по которому прошел Посланник.  А  для  этого  вам  нужен
объект РС-15. И вы знаете, что кроме как от меня, ни  от  кого  помощи  не
дождетесь. Только я могу восстановить объектную программу. Именно  поэтому
вы и устроили нынешний спектакль. Но без толку. На меня не рассчитывайте -
я ничего восстанавливать не буду.  И  еще  один  пикантный  момент.  Самый
главный. Вы должны понять, что "методами" вашими ничего не добьетесь.  Это
же не явки и пароли из человека вытянуть. Воссоздать программу - серьезный
творческий труд. Для которого  нужно,  во-первых,  желание,  а  во-вторых,
ясные, здоровые мозги. Но в том-то и фокус, что после "методов"  я  ни  на
что не стану годен. От  меня  останется  тень,  оболочка.  А  вы  все-таки
рационалисты. Вам не оболочка нужна, вам я нужен. В  полном  сознании.  Не
сырье для палача, а союзник.
     Ну, а все прочее я выдержу. И вы это тоже знаете. Мне терять  нечего,
я ничего больше не хочу и ничего не боюсь. Считайте, что меня уже  нет.  И
кончайте беседы о клубнике и дерьме. Мы друг друга насквозь видим.  Зовите
вашего Ярцева - и привет.
     На сей раз Старик молчал долго. Потом вздохнул и произнес:
     - Да, похоже, вы правы. Не получился у нас  разговор.  Поверьте,  мне
вас очень жаль, Сережа, - и нажал едва заметную кнопочку на своем столе.



                                    7

     Сзади раздался шорох, еле слышный - словно где-то  вдалеке  рвали  на
части какую-то ткань. Поначалу Костя решил,  что  померещилось.  Наверное,
галлюцинация. Попросту говоря,  глюк.  В  памяти  всплыла  глупая  детская
поговорка: "Если в поле видишь люк - не  пугайся,  это  глюк."  Такой  вот
стишок. Тоже ведь пришел из прежней жизни, из  нормального  мира.  Что  ж,
если даже такие мелочи возвращаются - это неплохо. Легче будет  привыкнуть
там, в Реальности.
     Вскоре звук повторился. Будто кто-то  невидимый  прошмыгнул  сзади  и
исчез. Костя резко обернулся, но что  толку?  Темнота  кромешная,  как  ни
напрягай глаза, ничего не разглядишь. Да и вообще, наверное, это  шумит  в
ушах. Видимо,  купание  в  ледяной  воде  не  прошло  ему  даром.  Похоже,
поднимается температура, а если она повышенная, в ушах всегда звенит.
     Шорох послышался вновь, на сей раз ближе и громче. Нет, это вовсе  не
звон в ушах. Звон - он же нудный, монотонный, все на одной и той же  ноте.
А этот звук слишком уж какой-то подозрительный.  То  ли  слабые  щелчки  о
камень, то ли чье-то торопливое дыхание. Там, в темноте,  несомненно  было
что-то живое.
     Но откуда оно взялось? Смешно и думать, что здесь, во тьме и  холоде,
может водиться хоть какая-нибудь живность. И чем бы ей питаться? Ну ладно,
червяки, мокрицы, плесень - оно бы еще куда ни шло. Но это, судя по всему,
не червяк.
     Это слегка коснулось его ноги. Теплое - и в то  же  время  скользкое,
увертливое... Костя мгновенно отскочил, врезался в стену  и  едва  сдержал
крик - он и сам не понял, то ли от испуга, то ли оттого, что локоть зашиб.
     Существо - он теперь уже не сомневался, что это существо -  пробежало
вперед. И тут же сзади раздался  не  то  шепот,  не  то  смех.  Он  звучал
недолго, пару секунд, но Костю обволокло мутным облаком страха. Он зашагал
быстрее, надеясь выбраться из этого облака, но без толку. Казалось, что-то
вязкое, тягучее сгущается вокруг него, какая-то липкая мерзость. Заныло  в
животе, а под  ложечкой  вырос  плотный  комок.  Если  бы  хоть  чуть-чуть
света... Пусть всего лишь пламя спички, на  тысячную  долю  секунды...  Со
светом стало бы легче.  Но  вокруг  висела  тьма,  а  во  тьме  скрывалось
неизвестное.
     Костя зашагал еще быстрее, но страх не  отпускал  его.  Напротив,  он
раздувался, густел, огромной слепой тенью нависал за спиной и  гнал,  гнал
вперед. Странные звуки время от времени повторялись, и каждый раз  Костино
сердце словно протыкало тонкой безжалостной спицей.
     Он и сам не заметил, как  перешел  на  бег.  Узел  с  мокрой  одеждой
пришлось бросить, в голове пульсировала лишь одна  мысль:  успеть,  успеть
бы, проскочить! Что именно проскочить, куда  успеть,  он  не  понимал,  но
думать было некогда. Быстрее, еще быстрее - иначе смерть.
     И опять послышался смех, совсем рядом, но где - Костя так и не понял.
И хотя от разгоряченного в беге тела валил пар -  из-за  этого  смеха  его
продрано холодом.
     А сзади раздался оглушительный грохот. Что-то падало, валилось за его
спиной, что-то рушилось,  сотрясая  всю  пещеру  низким  тревожным  гулом.
Скорее, скорее успеть!
     Потом у него перед глазами точно  мина  взорвалась  -  и  Костя  упал
животом на острые камни.


     Когда он открыл глаза, темноты уже не было.  Пещеру  заливал  тусклый
свет. Грязно-лиловый, неживой, как в ту последнюю ночь. И вновь  Костя  не
мог понять - откуда сочится мертвенное, угрюмое сияние? Вроде бы ни  ламп,
ни факелов - а свет меж  тем  неспешно  стекает  с  потолка,  струится  по
стенам, седыми испарениями поднимается с пола.
     Не так уж и много его было, света, но все же Костя  смог  оглядеться.
Отовсюду нависали угрюмые каменные своды, такие же красновато-бурые, как и
у входа в пещеру. А над головой, очень высоко, едва  видные,  громоздились
друг на друга неровные, покрытые змеящимися трещинами плиты. Казалось, они
держатся там из последних сил,  еще  мгновение  -  и  обрушатся  вниз,  со
свистом рассекая сырой лиловый воздух.
     Внизу повсюду валялись угловатые, с острыми краями,  обломки  породы,
перекрещивались, наползали друг на друга словно исполинские древние ящеры.
Словно они, окаменевшие миллионы  лет  назад,  не  умерли  тогда,  а  лишь
затаились, в любую минуту готовые принять свой истинный вид.
     И что-то еще смущало Костю. Какая-то странность, что-то неправильное,
нелепое. Сперва он никак не мог сообразить, в чем дело, но потом понял - и
вздрогнул.
     Туннеля, по которому он вбежал сюда, больше не было. Повсюду, со всех
сторон нависали стены - сплошные, непробиваемые. Ни входа, ни  выхода,  ни
даже каких-нибудь щелей. Он заперт в каменной ловушке, и выбраться  отсюда
невозможно.
     А вскоре Костя увидел их. Сперва не глазами, нет - кожей почувствовал
на себе колючие взгляды маленьких, беспощадных глаз, а  потом  уже  понял,
кто это. Из памяти послушно выплыло забытое слово.
     Крысы! Огромные черные крысы глядели на него из дальнего угла пещеры.
Их было множество - сотни, если не тысячи. Откуда они  взялись?  Ведь  еще
секунду назад пещера пустовала. Костя же ее всю  осмотрел,  ища  выход!  И
вдруг - крысиные полчища.
     Они глядели на него, глядели нахально и уверенно.  Крысы  знали,  что
бежать Косте некуда. Лишь теперь он понял, что за звуки пугали его раньше,
в густой черноте туннеля.
     Все рассчитано. Его гнали именно сюда, в ловушку, которая станет  для
него и могилой. С крысами не справиться. Будь их всего десяток, ну  пускай
два - еще оставался бы  какой-то  шанс.  Но  такое...  Черная  шевелящаяся
масса...   Здоровенные   твари,    побольше    кошки,    с    красноватыми
бусинками-глазками, скалящие грязно-желтые зубы.
     Крысы не торопились. Они буравили Костю наглыми взглядами и медленно,
невыносимо медленно приближались. Как это у них выходило? Вроде бы ни одна
из них не двигалась с места, но черная масса с каждой секундой становилась
все ближе и ближе.
     Костя вдруг понял, что это не простые крысы. Слишком уж черные были у
них тела. Такие черные, что казалось, исчезни мрачно-лиловый  свет,  крысы
все равно остались бы видны, потому что они темнее даже самой непроглядной
тьмы. Словно они - черные дыры в самой  жизни,  какие-то  глухие  провалы,
гибельные трещины в пространстве.
     Нет, они были куда опаснее, чем стая диких голодных тварей. Хотя куда
уж опаснее - все равно ведь сожрут.
     Но Костя чувствовал, что  сожрут  не  просто.  И  не  сразу.  Имелась
какая-то неразгаданная связь между этими полчищами и всем, что случилось с
ним раньше. Какая-то неизбежная связь. И крысы о ней знали. Они  держались
как хозяева - и потому не спешили.
     Липкие нити страха вновь коснулись его.  Казалось,  этот  страх,  эта
грязная  паутина  выползает  из  крысиных  глаз.  Костя  чувствовал,   как
стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться - и не смог. Тело
не слушалось. Попробовал вскрикнуть -  из  горла  вырвалось  едва  слышное
шипение. А ужас нарастал, сгущался темным облаком.
     Крысы неумолимо приближались.  Костя  уже  чувствовал  отвратительный
запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу,
в мясо, и грызть, и рвать, захлебываясь теплой солоноватой кровью.
     "Вот и все, - неожиданно спокойно подумал  он.  -  Вот  и  конец."  В
голове промелькнули обрывки прежней  жизни  -  длинные  коридоры  Корпуса,
увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слезы Мишка  Рыжов,
стальная холодная  лента  реки,  бесконечное  белое  поле  из  полузабытых
снов... Белое поле, где ждал его Белый... Белый! Ну где же ты?
     Произнес ли он это вслух или подумал, Костя так и не смог понять.  Но
какая разница - Белый услышал. И пришел.
     Он появился, как всегда, внезапно. Не было его - и вот он  уже  стоит
рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Все было как в тех снах - такой же
спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас  это
уже не было сном.
     - Не бойся, - негромко сказал он. - Теперь я с тобой, Костик.  Теперь
уже все. Подожди немного, я сейчас, - и Белый повернулся лицом к крысам.
     Он вдруг как-то  неуловимо  изменился.  Тело  его  напряглось,  белый
комбинезон испускал яркий свет - словно  снег  на  солнце.  Белый  вытянул
вперед, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и, - Костя
не поверил своим глазам, - начали расти, наливаясь злобой и силой.
     Что произошло дальше, он  понял  не  сразу.  Ладонь  Белого  внезапно
раскалилась  и  вспыхнула  ослепительным  голубым  огнем.  Огненная  струя
вонзилась в центр крысиной орды, разметала их. Крысы носились по пещере  с
омерзительным  писком  -  казалось,  они  искали   выхода,   искали   хоть
какую-нибудь лазейку - но без толку. Струя голубого пламени  настигала  их
повсюду. Странное дело - когда огонь касался крысиных тел, они не  горели,
не дымились, а  просто  таяли,  исчезали,  словно  растворяясь  в  тусклом
лиловом сиянии.
     Костя  взглянул  на  Белого  -  и  отшатнулся,   увидев   наполненные
страданием и болью глаза.  Белый  едва  держался  на  ногах,  его  шатало,
трясло, но огонь все так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс,
и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял,  что  державшая  его
паутина липкого страха исчезла. Будто ее и не  было  никогда.  Тело  опять
принадлежало ему,  он  снова  мог  дышать,  двигаться.  Утянулось  куда-то
заволакивавшее сознание темное облако.
     Он подбежал к Белому.
     Тот тяжело дышал, с трудом ловя воздух посиневшими губами. Вся правая
ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожженные клочья
кожи лохматились  по  краям,  бурлила  и  дымилась  густая  темная  кровь,
шлепалась тяжелыми каплями на камни.
     - Вот так,  братец,  -  словно  предвидя  Костины  вопросы,  печально
усмехнулся Белый. - Даром ничего не  бывает.  За  каждое  чудо  приходится
платить.
     - Как же вы теперь? - вырвалось у Кости.
     - Ничего, мне не привыкать, - с трудом  ворочая  языком,  пробормотал
Белый. - Такая уж у меня работа. Сам ее выбрал.  Да  ты  за  ладонь-то  не
бойся, заживет как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот  что,  помоги-ка
мне встать. Голова очень уж кружится.
     Костя подхватил Белого под мышки - и едва не выронил. Сейчас тот  был
самым что ни на есть настоящим,  не  дымом,  не  туманом,  как  раньше.  И
кстати, он оказался весьма тяжелым.  Килограммов  восемьдесят  в  нем,  не
меньше, - мелькнула у Кости мысль.
     - Ну вот, уже лучше, - сказал Белый, вытирая левой рукой пот со  лба.
- Теперь уже можно идти помаленьку. Так что давай лапу - и пошли.
     - Куда? - изумленно спросил Костя. - Отсюда же нет выхода!
     - Теперь все есть, - улыбнулся Белый. - Погляди-ка вперед.
     Прямо перед ними зияло огромное черное жерло туннеля. Оттуда  ощутимо
тянуло свежим ветром.
     - Да, берег уже почти рядом, - снова поймав Костину мысль,  отозвался
Белый. - Пойдем, что ли.
     И они шагнули в туннель. Лиловый свет позади незаметно  исчез,  снова
нависла тьма, но Белый светился  сам.  Тем  же  снежно-солнечным  сиянием.
Костя слегка  поддерживал  его  за  локоть,  чувствуя,  как  пульсирует  в
обожженной ладони боль. Но все  же  они  шли  довольно  быстро.  И  вскоре
впереди мелькнул слабый отблеск.
     - Ну вот, можно сказать, добрались, - тяжело дыша, произнес Белый.  -
Последние метры остались. Так что давай вперед, на свет Божий.
     Через минуту они вышли из  пещеры.  Вдалеке  тянулись  крутые  холмы,
поросшие молодым сосняком. Где-то слева блестела  голубая  лента  реки.  И
здесь было тепло как летом, даже жарко. Солнце раскаленным пятаком  висело
в белесом небе. Назойливо чирикала  какая-то  птица,  а  где-то  у  самого
горизонта слышался грохот уходящей электрички.



                                    8

     Оглянувшись, он увидел, как медленно смыкаются стальные двери камеры.
Словно челюсти какого-то ископаемого ящера. Ничего другого не  оставалось,
как усмехнуться собственной банальности. В чем-то Старик прав - из него  в
последнее время лезет ужасающий примитив. Глупеет он, видимо. Деградирует.
Ну ничего, уже недолго осталось.
     Потом он принялся разглядывать камеру. Глядеть, в общем-то,  было  не
на что. Пустой прямоугольник, приблизительно  три  на  четыре  метра.  Все
стальное, гладкое - и стены, и пол, и потолок. И ни единого  предмета.  Ни
тебе  постели,  ни  нар,  ни  традиционного  тюремного  унитаза,  а  то  и
легендарной параши. Вообще ничего. Первозданная пустота.  Впрочем,  это  и
понятно. Камера предназначалась не для проживания. Скорее  уж,  ее  стоило
рассматривать как плаху.
     Сергей уселся на холодный пол и попробовал расслабиться.  Без  толку.
Мозги сверлила назойливая мысль  -  какой  способ  они  изберут?  Глупость
подобных мыслей он понимал. Ничего уже не изменишь, остается лишь верить и
терпеть. Он надеялся, что вытерпит. И в то же время сосало  под  ложечкой.
Легко было форсить перед Стариком своей смелостью, но  вот  сейчас,  когда
отрезаны все пути, а воображение рисует картинки одна  страшнее  другой  -
сейчас все оказалось иначе.
     Пришлось собраться с силами и подавить воображение.  Временно.  Хотя,
может, и навсегда - вдруг приговор приведут в исполнение  раньше,  чем  он
вновь раскиснет? Скоро ли Благодетели позабавятся?
     Вообще-то Ярцевские громилы его  разочаровали.  Если  бы  не  здешняя
техника... Как он их все-таки швырял... Конечно, это было  пижонством.  Не
та история, чтобы спастись посредством рукомашества и дрыгоножества. Но то
ли возобладала привычка играть до мата, то ли просто захотелось выплеснуть
напряжение.
     Сергей вспомнил, как это было. Похоже, Санитары  по  природной  своей
тупости так и не  смогли  понять,  что  против  стиля  "танцующий  дракон"
бесполезны их могучие бицепсы. Хотя  если  посмотреть  на  то,  что  было,
беспристрастно - каким же дураком он тогда оказался! Ярцев стоял  рядом  и
скучающе наблюдал за схваткой. Потом, пробормотав: "Ну ладно,  порезвились
и будет", сунул руку  в  карман  пиджака  и  щелкнул  кнопкой  переносного
пульта. И тут же ноги Сергея отделились от пола, голова вздернулась, а сам
он повис на  полуметровой  высоте,  не  в  силах  шевельнуться.  Казалось,
невидимая исполинская рука схватила его  и  держит,  размышляя,  сразу  ли
убивать, или отложить забаву на опосля. А Ярцев, мягко глядя ему  в  глаза
(оказалось, он умеет смотреть мягко!), спокойно произнес:
     - Ну, и зачем было устраивать весь этот цирк?  Взрослый  же  человек,
интеллигент, а ведете себя как скверно воспитанный мальчишка.
     Вот и поиграл до мата. Типичная двухходовка. Мат в два  хода.  Первый
уже сделан, остался завершающий удар.
     Но что интересно, не было страха  смерти.  Того  тяжелого,  грызущего
страха, что все кончится, мир исчезнет, что  настанет  последняя  тьма,  и
пустота. Нет, мысли вертелись лишь вокруг способа казни. А смерть?  Привык
он, что ли, за последние дни, к ее присутствию? Даже хотелось,  чтобы  все
окончилось поскорее. Может ли быть что-то страшнее ожидания, да еще в этой
железной коробке?
     И жгла досада от того, что ничего уже не изменишь. Что было, то было.
Время, к несчастью, необратимо. Основной закон, верный во всех мирах. Даже
Благодетелям, с их возможностями - и тем не под силу. А возможности у  них
и впрямь нечеловеческие. И  даже  не  просто  нечеловеческие,  а  какие-то
неестественные. Или противоестественные.  Неужели  и  сейчас,  за  шаг  до
гибели, он так и не решится понять, кто же они  такие?  Пора  вытащить  из
подсознания свои тайные догадки. Те догадки,  что  страшнее  всех  здешних
свинств и обманов, догадки, которые он гнал беспощадно, топил  в  глубине.
Время от времени они всплывали на поверхность, а он  вновь  избавлялся  от
них: нечего забивать себе голову мистикой.
     Но сейчас, сидя на стальном полу  камеры,  Сергей  понимал,  что  без
мистики  тут  не  обошлось.   И   мистика-то   была   темная,   липкая   и
отвратительная. Он хмыкнул.  Ну  что,  похоже  пришла  пора  расстаться  с
материализмом. Да и был ли он материалистом? Просто плыл  по  этой  речке,
как и все вокруг.
     Но философствовать почему-то вдруг расхотелось. Вновь дали себя знать
отбитые почки -  Ярцевские  сотрудники  сполна  выместили  на  нем  горечь
поражения. А сам Ярцев стоял рядом и участливо бормотал:
     - Ну, не обижайтесь, Сергей Петрович, не обижайтесь, ребят ведь  тоже
можно понять, им же обидно...
     Сейчас он утешал себя лишь тем, что недолго осталось. Хотя с чего  он
взял? Может, камера - это еще не конец, будут еще и уговоры,  и  угрозы...
Впрочем, сомнительно. Они же рационалисты. В чем -  в  чем,  а  в  здравом
смысле им не откажешь. Прямо-таки сверхчеловеческая  логика.  Вот  именно,
что  сверхчеловеческая.  Стало  быть,  и  нечеловеческая.  Чья  же  тогда?
Впрочем, эта мысль уже была. Видно, все вертится по кругу.
     Он встал и прошелся по камере. Болели  ноги,  подташнивало,  а  перед
глазами плыли дрожащие синие огоньки. Наверное,  поднимается  температура.
Как и той ночью, на Центральном Пульте. Сергей до сих пор не  мог  понять,
что же с ним тогда случилось.


     Он сидел в  черном  кожаном  кресле,  перед  глазами  мутно  светился
дисплей, и нужно было задать объектный  пароль:  курсор  назойливо  мигал,
ожидая ввода. Все стандартные уловки не дали ничего, и загрузочный  модуль
оказался нераскрываемым - он был даже блокирован  от  просмотра.  А  время
текло, в любую минуту могли наведаться Санитары. Может быть, и Костик  уже
в их лапах?
     Нет, с чего бы это? Пока что ничего не случилось, Белый еще не  начал
действовать. Костик сейчас спокойно спит в  палате,  во  сне  вырастая  из
Временного Помощника в Постоянного. Никто его ни в чем не подозревает,  на
кой шут он сдался ярцевскому ведомству?
     Но Сергей вдруг отчетливо,  до  боли  в  глазах  увидел,  как  чьи-то
крепкие,  поросшие  рыжим  волосом  узловатые  руки   хватают   мальчишку,
заламывают локти. Как веселые, розовощекие сотруднички лупят его ботинками
под ребра, и те трещат - много ли надо пятнадцатилетнему пацану?  А  после
его вяжут или надевают наручники, матерясь и  подгоняя  пинками,  тащат  в
гнилые подвалы Санитарной Службы.
     От этой картины у Сергея закружилась голова, мышцы  сжались,  готовые
бросить его туда, во тьму, на помощь Костику. Но что он мог?  От  ощущения
собственной слабости его даже затошнило. А потом вдруг заболела голова, да
так, что перехватило дыхание. Казалось, кто-то сдавливает виски  огромными
щипцами, и натужно трещит, раскалываясь, черепная коробка.
     Воздух перед глазами  задрожал,  заплясали  в  нем  какие-то  мелкие,
переливающиеся всеми цветами радуги пятна. И все громче становился звон  в
ушах, и жаркое  облако  обволакивало  голову.  Мелькнула  было  мысль:  не
вовремя как заболел! Но тут же растаяла, потому что уже  иное  ломилось  в
мозг. Что-то  расплывчатое,  непонятное,  какая-то  странная  пустота,  но
вокруг пустоты  почему-то  сгущалось  сознание.  Мутная,  склизкая  пленка
затягивала мир, но сквозь нее постепенно просачивались образы.
     Два. Синяя двойка  с  лебединой  шеей  на  бескрайнем  ледяном  поле.
Четыре. Желтые тигриные глаза,  шершавый  розовый  язык,  и  снежно-белые,
словно отдраенные зубной пастой клыки. Один. Дерево под ветром, готовое то
ли рухнуть, то ли, вырвав из промерзшей земли свои корни, улететь в низкое
дождливое небо. Девять. Медовый пряник, обернутый  в  старую  газету,  что
мама принесла из магазина трехлетнему Сережке. Буква  "A"  -  покосившийся
телеграфный столб,  обвисшие  провода,  словно  бесконечные  змеи.  И  три
семерки - огромный, влажный, залитый желтым утренним солнцем луг.
     А все вместе - "2419A777".
     Сергей, затаив  дыхание,  набрал  это  на  клавиатуре.  Пальцы  плохо
слушались, не хотели гнуться, каждой движение,  казалось,  тянется  тысячу
лет. Но сразу после нажатия последней клавиши на экране возникла табличка:
"Объект РС-15. Вход разрешен". Он очутился на том самом, трижды  секретном
диске.
     Дальнейшее было элементарным. Через две минуты от программы РС-15  не
осталось и следа. И сразу же мир вернулся в обычное свое состояние. Голову
отпустило, смолк пронзительный звон, растаял жар. Сергей вновь  чувствовал
свое тело - здоровое, сильное, готовое драться за Костика с кем угодно.
     Сейчас Костик, наверное, уже вернулся в Натуральный  Мир.  Если  так,
значит, был смысл во всем этом. Да и в предстоящей казни.  Только  вот  по
большому счету жизнь все равно прожита зря.
     Но  почему?  Когда  же  впервые  искривилась  линия  его  судьбы?  Не
запрограммировано же все было... Слишком уж глупо оказалось бы...  Значит,
имела место ловушка.  И  когда  же  та  сработала?  Наверное,  задолго  до
Старика.  Старик  и  его  компания  пришли  на  готовенькое.  Как   крысы,
объедающие труп.
     А ведь отсчет пошел еще тогда, с Ленки. Потом, конечно,  все  заросло
тканью времени, и даже иногда казалось, что было это с  кем-то  другим,  в
каком-то затрепанном старом романе.
     Но  сейчас  душу  вновь  обдало  горячей  волной.  Как  же  он  тогда
перетрусил!  Это  был  животный,  пещерный  страх.  Ведь  если   логически
разобраться, что ему грозило? Смерть? Тюрьма? Неизлечимая болезнь?  Да  ни
фига. Ну, накрылась бы аспирантура, повисло  бы  под  вопросом  московское
распределение. И  все.  Ну,  конечно,  нервотрепка  та  еще.  Скандал,  по
выражению классика, получился бы свинский. Если бы, конечно, она  пошла  в
деканат искать правду.  Точнее,  сама  бы  не  пошла,  но  поплакалась  бы
подругам. Поревела бы в жилетку, как это у них,  у  девчонок,  водится.  А
дальше  колея  накатанная.   Подруги   у   нее   боевые.   Вступились   бы
девицы-красавицы за поруганную Ленкину честь. Как будто ей от этого  стало
бы легче! Все равно жениться никто бы его не  заставил,  не  те  уже  были
времена.
     Сейчас-то все видится иначе, но тогда... Как же он наложил  в  штаны!
Чуть кондратий не хватил.  И  целую  ведь  неделю  глотал  таблетки.  Грыз
димедрол в зверских дозах, глушил водку,  хотя  уже  тогда  она  была  ему
противна.
     И что хуже всего - пришлось делать вид,  что  все  путем,  улыбаться,
изображать примерного дипломника, шутить, ржать над  анекдотами,  смотреть
кино и жевать пломбиры.
     Вдобавок еще и гулять с Верочкой. Гулять и  бояться,  что  та  уловит
что-то. Не узнает, нет - он принял меры, но почувствует. И  встанет  между
ними гулкая такая  фанерная  перегородочка,  от  которой  никогда  уже  не
избавиться, чем бы у них  ни  кончилось.  Даже  если  бы  дело  увенчалось
свадьбой, счастливой семейной жизнью - они все равно натыкались бы на  эту
стенку. И ничего путного не вышло  бы  из  брачной  затеи...  Но  Верочка,
впрочем, ничего не узнала и не уловила. Чуть больше  полугода  исполнилось
их роману - и в Верочкино поле тяготения внесло бравого  лейтенанта  Сашу.
Черные усы и южный говор. Сейчас уже, наверное, майор. А то и полковник. У
них двое детей, квартира в центре, дачный участочек  в  Покровке...  Когда
Верочка  упорхнула  в  лейтенантские  объятия,  Сергей  даже  почувствовал
стыдливое облегчение. Кончилась глупая игра, и он остался хоть и  раненым,
но свободным. Так ему, во всяком случае, казалось.
     А в деканате скандала не было. Если  уж  вспоминать,  так  до  конца.
Потому что был еще один звонок. Самый позорный. На этот раз он сам  набрал
непослушными пальцами Ленкин номер.
     Сейчас он уже не  помнил  своего  жалкого  бормотания.  Лишь  нервную
чечетку, что сами собой выстукивали тогда пальцы  по  стене,  забыть  было
невозможно. Как и те прощальные Ленкины слова:
     - Не надо, Сережа, не волнуйся. Я же не черная кошка, дорогу тебе  не
перебегу. Живи долго и счастливо.
     И короткие гудки - один, другой, девятый...


     Вот и сейчас - желтый, едкий огонь стыда. Да,  все  началось  с  того
самого животного страха. И нечего притворяться -  это  не  было  ловушкой.
Старик  и  прочие  заявились  уже  на  готовенькое.   Им   осталось   лишь
воспользоваться ситуацией. Победа, как спелый плод, мягко шлепнулась в  их
потные ладони. Впрочем, этот образ из какой-то  позабытой  книжки.  Сейчас
уже и не вспомнить, откуда.
     А может, все началось еще раньше? С  той  самой  "проверки  функций"?
Когда его занесло в постель к чужой, если уж  говорить  честно,  девчонке.
Проверился. Убедился, что функции на высоте. И пошла крутиться программа.


     Его мысли прервал негромкий звук - не то лязг, не то  скрежет.  Будто
гвоздем царапали по стеклу. Сергей поднял голову. В камере, похоже, ничего
не изменилось - та же пустота,  дышащие  холодом  стенами,  тусклый  свет,
тягучими волнами льющийся с потолка.  Но  Сергей  понял  -  началось.  Что
именно - уже без разницы, лишь  бы  все  закончилось  скорей.  И  он  даже
обрадовался - можно отвлечься от милых воспоминаний.  Не  забудем  аромата
выпускной поры... Правда, отключение временное. Ну уж за что боролись...
     Негромкий звук повторился. Похоже, все-таки это был лязг. Металл полз
по металлу. Наверное, казнь уже началась. Но какая?
     Откуда-то сверху раздался бесстрастный механический голос:
     - Вы не передумали, Сергей Петрович? У  вас  есть  еще  шанс.  Только
теперь уже последний. Советуем воспользоваться. - Голос умолк, вместо него
послышались какие-то острые щелчки. Пленку, что ли, они перематывают?  Или
ответа ждут?
     - Спасибо за совет, - хмуро ответил он потолку. - Не воспользуюсь.
     - Жаль, жаль, Сергей Петрович. В таком случае начнем.
     И настала тишина. Переговорное устройство отключилось -  теперь  уже,
видимо, навсегда. А лязг раздался вновь. Лязг и тихое жужжание.  Наверное,
заработал невидимый мотор.  Дальняя  стена  сдвинулась  вдруг  с  места  и
медленно поехала на Сергея.  Очень  медленно  -  не  больше  миллиметра  в
секунду, прикинул он на глаз.
     Ну  что  ж,  пускай  будет   так.   Расплющат   как   виноградину   в
соковыжималке. Фантазия у них не шибко богатая. Впрочем, наверное, на него
решили особо не тратиться.  Есть  у  них  дела  поважнее.  Или  это  новая
подначка - напугать, дать время на раздумье? Впрочем, не так  уж  и  много
времени, минут пять, если скорость останется прежней.  Хотя  для  истерики
более чем достаточно.
     "Одного не учли, -  устало  усмехнулся  своим  мыслям  Сергей,  -  не
истерик я. Уж извините, ребята, что так вышло. Полетели в одно место  ваши
расчеты. Если и в самом деле Сергею Латунину пора сыграть  в  ящик,  то  и
нечего дергаться. Значит, так надо. Пять  минут  -  и  все  кончится.  Мир
исчезнет. Чернота  и  пустота.  И  никогда  уже  будет  желтого  солнца  и
присыпанной утренней изморозью осенней травы, по  которой  стелется  сизый
дымок костра... Не будет ни ночного неба, ни человеческих лиц.  И  Костика
не будет. Как он там? Только бы смог перейти границу, только бы... Я знаю,
конечно, это почти немыслимое дело. Границы - они всюду на замке. Что там,
что здесь. Но Костику все равно удастся! Наперекосяк пойдут ваши  расчеты,
господа Благодетели! Ох, как бы мне хотелось до вас  добраться,  взять  за
горло, если оно, конечно,  у  вас  имеется...  Жаль,  это  невозможно.  По
сравнению с вами я - мелочь рыбья. Так, вроде  бы,  говорил  Сумматор.  Но
Костик отсюда уйдет, вам его не остановить, твари, не от  вас  это  теперь
зависит. Благодетели хреновы!
     Ладно, чья бы корова мычала.  Я  тоже  мерзавец,  я  покалечил  жизнь
Ленке, может, потому и Костик оказался  у  вас  в  лапах,  может,  все  не
случайно - тянется моя старая вина, как нитка за иголкой. Как же обгадил я
свою душу! Дерьмо тянется к дерьму, потому и купился на приманку. Еще  бы,
вы по дерьму специалисты. А как вы за меня уцепились! Еще бы, ценный  кадр
заимели. "Нестандартное мышление... Надежный и сильный... Способный быстро
обучаться..." Такие песни, кажется, пел дедушка Сумматор? Как же быстро вы
поверили, что я ваш. А я не ваш... Я сам не знаю чей, но не ваш. И все  же
работал на вас. Сколько Групп через  меня  прошло!  Сколько  пацаньих  душ
изломал! Сколько Десантников подготовил! И только сейчас я, старый  козел,
спрашиваю: против кого десант? Я до сих пор не  знаю,  кто  вы,  откуда  и
зачем пришли, но одно я вижу без очков - вы не люди. Вы нелюди. И  я  чуть
было не стал таким же. Да, не стал. Но загубленных детишек не  вернешь.  И
это на мне висит. С этим грузом я уйду во тьму. Вот уж действительно, "кто
соблазнит одного из малых сих..." Да, я никогда не  верил  во  всякую  там
мистику, считал себя рационалистом до мозга костей, но если  все  же  есть
Он, в руках кого все нити, я не знаю, как его назвать, да и не важно, но я
прошу об одном. Не надо мне света, не надо покоя,  да  и  смешно  было  бы
претендовать. Я готов принять любую судьбу, но дай мне  сначала  исправить
то,  что  я  натворил.  Я  понимаю,  все  исправить  невозможно,  но  хоть
что-нибудь... У меня же есть  еще  силы,  есть  ум,  есть  душа,  поганая,
конечно, но все-таки. Если она не годится Тебе такая, очисти, выжги из нее
дрянь, это, наверное, будет больно и страшно, но я вытерплю. Но,  Господи,
дай мне возможность исправить мои дела. Помоги мне раздавить Благодетелей.
Ты ведь знаешь, кто они такие и как с ними драться, так сделай меня  Своим
оружием. На что мне еще остается надеяться, кроме как на Тебя? А вдруг  Ты
и в самом деле есть, вдруг это по правде? Мне осталось  жить  пару  минут,
вот я могу, вытянув руку, дотронуться до стены,  ощупать  холодную  сталь.
Сейчас не время для шуток, поверь, я говорю всерьез, мне больше ничего уже
не светит. А если я ни на что не годен - ладно, сотри меня в  пыль,  делай
со мной все, что хочешь, я на все согласен, но помоги моему  сыну!  Выведи
его из этой гнусной ямы! Хотя, конечно, Ты уже помогаешь, кто, кроме Тебя,
мог послать Белого? Да и Город... Может, Город - это и есть Ты?
     Так помоги же Костику! Я-то виноват перед ним. Дважды виноват. Я  дал
ему жизнь - и тут же бросил, отказался от него. Конечно, я не знал, что он
родился, но мог узнать, если бы захотел. Но я боялся... И кто знает,  чего
я боялся? Наверное, потерять спокойствие. А потом, уже здесь, я ломал  его
душу, вытягивал из нее жизнь и каплю за каплей вливал мертвечину.  Ведь  я
же убивал его! Вот если бы Ты сотворил  чудо,  взял  бы  меня,  перенес  в
Натуральный Мир и поставил перед Костиком  -  что  тогда?  Я  не  смог  бы
посмотреть ему в глаза. И уж, конечно, не смог  бы  признаться,  что  я  -
отец. Потому что какой же я, к свиньям, отец? Я понимаю, Ты  можешь  меня,
наверное, простить, Твоя доброта, говорят,  беспредельна.  Да  меня  бы  и
Костик, может быть, простил, узнай он правду. Он же на самом деле  добрый,
хоть мы тут и лепили из него хищного зверя. Да только я сам  себя  никогда
не прощу. И вообще, не меня спасай, а его. А мне помоги лишь исправить мое
зло. И все. Я больше ничего не хочу и ничего не прошу..."


     Стальная стена мягко, почти нежно коснулась его груди. Ладно, давите,
сволочи, - он вдруг обнаружил, что пытается ее  оттолкнуть.  Глупо.  Чисто
животная реакция. Инстинкт. Душа делает свое, а тело свое. Но что же будет
дальше?!
     ...Сперва замерло дыхание, потом острая боль затопила грудную клетку.
Господи, неужели будет так больно?! Но все равно это надо вытерпеть. Надо!
Ни звука они не получат.
     Боль вливалась во все тело, в каждую клеточку, в  каждый  нерв,  жгла
точно расплавленной  сталью,  и  этому  ужасу  не  было  конца,  и  время,
казалось, перестало струиться, замерло, мир вокруг него расплылся и исчез,
вместо мира осталась лишь плотная упругая темнота. Она выгибалась  во  все
стороны, она трещала, точно ее раздирали чьи-то безжалостные пальцы, и вот
- лопнула!
     Но куда?! Зачем темноту скручивают  в  огромную  спираль?  Нет,  это,
оказывается, не спираль, а  бесконечно  длинный  туннель,  и  его,  словно
прозрачную пылинку, несет куда-то ввысь бешеный ветер, безумная неодолимая
сила, и нельзя ни пошевелиться, ни вскрикнуть.
     И все-таки он каким-то звериным, отчаянным рывком обернулся.  Там,  у
светящегося белым пятнышком входа в туннель, что-то бесформенное  валялось
на стальном полу. И Сергей вдруг понял, что это месиво - ни что иное,  как
он сам. Это - он. Он - там. И в то же время  здесь,  летит  по  туннелю  в
потоке холодного ветра.


     Но уже не было ни боли, ни стальных стен камеры, да и черный  туннель
куда-то пропал. А была - лестница.
     Сергей  поднимался  по  крутым,  истертым  миллионами  ног  ступеням.
Ничего, кроме ступеней, не существовало. Ни потолка, ни стен,  лишь  серый
камень внизу.
     Лестница казалась бесконечной, но  Сергей  почему-то  знал,  что  это
иллюзия, что конец есть, и близок. Чья-то спокойная  уверенная  воля  вела
его вверх, и  с  каждой  секундой  становилось  все  светлее.  Свет  лился
непонятно откуда, но Сергей об этом не думал. Он чувствовал, как рождается
в нем сила, неизвестная, немыслимая ранее сила.
     А потом вдруг лестница кончилась. Кончилась самой обычной площадкой -
точь-в-точь такой же, как и шестнадцать лет назад, в Ленкиной пятиэтажке.
     Он растерянно стоял перед единственной дверью, самой что ни  на  есть
привычной, земной. И не знал, что делать дальше.
     Дальше был Голос:
     - Ну, здравствуй. Ты все-таки пришел. Поздновато,  правда,  но  сумел
все-таки, прорвался.  Теперь  иди  вперед.  Ты  ведь  знаешь,  что  должен
сделать.
     - Знаю, - ответил Сергей, оправляя непонятно откуда на нем  взявшийся
белый комбинезон. Тот  был  малость  великоват,  но  лишь  самую  малость.
Значит, вот так... Кто бы мог предположить?! Белый... Вот и открылась  его
тайна. Он ждал чего угодно, но не этого. Выходит, время все-таки обратимо?
Ладно. Значит, так и должно быть.
     - Да, я знаю, - повторил Сергей. - Значит, все было не зря.
     Он распахнул дверь и шагнул вперед.



                                    9

     Они сидели, привалившись к огромной сосне. Здоровенный ствол,  руками
не обхватишь, блестел на солнце горячими рыжими капельками  смолы,  от  ее
запаха у Кости слегка кружилась голова.
     Все вокруг тонуло в жаркой, душной тишине. И звон кузнечиков в густой
траве лишь усиливал эту тишину. И только иногда где-то у них над  головами
подавала голос невидимая птица.
     - Я, кажется, помню эти места, -  задумчиво  протянул  Костя.  -  Тут
недалеко деревня есть, Захаровка, мы там с мамой отдыхали  у  ее  подруги,
тети Наташи. Я тогда еще маленьким был, в третий класс перешел. Или это  я
путаю?
     - Нет, Костик, - не спеша отозвался Белый, - ничего не путаешь. Вы  с
мамой действительно были здесь. Просто к тебе возвращается память.  Причем
со скоростью крейсерского звездолета.
     - Значит, уже все?
     - Значит, - неожиданно весело произнес Белый. -  Ты  вырвался,  ты  в
Реальности, и Корпусу до тебя уже не дотянуться. Они имеют власть лишь  по
ту сторону Границы.
     - Вы хотите сказать, по ту сторону реки? - уточнил Костя.
     Белый некоторое время молчал, глядя в  бледно-голубое,  выцветшее  от
жара небо.
     - Причем тут река, да, кстати, и пещера? Это  лишь  одна  из  моделей
перехода. Все могло бы выглядеть иначе. Брел бы ты, к примеру, по дремучей
тайге без ружья, без компаса, вместо крыс гонялись бы за тобой волки.  Или
безводная пустыня, змеи... Граница-то она граница, да только особого рода.
Чтобы ее перейти, вовсе необязательно двигаться. Можно стоять на месте - и
все же мгновенно ее пересечь.
     - Значит, получается, я смог бы вернуться сюда прямо из Корпуса? - он
удивленно посмотрел на Белого. Тот молчал, чему-то улыбаясь.
     - Зачем же тогда пещера, озеро, все эти?.. - с досадой бросил  Костя.
Ему стало не по себе. Неужели  страшный  путь  по  Дыре  оказался  лишним?
Выходит, что скитание в путаных коридорах Корпуса, подслушанное  собрание,
ледяная подземная река - все это было без толку?
     - Нет, - откликнулся наконец Белый. - Тебе  такое  не  под  силу.  Во
всяком случае, пока. Твой путь - сквозь Реализацию. Ты, конечно, не совсем
понимаешь, да сейчас-то какая разница? Все позади.  Но  не  расстраивайся.
Главное - ты почти все сделал сам.
     - Ну да, сам, - усмехнулся Костя. - За дурачка меня держите? А  дверь
в карцере? Она что, сама по себе взялась?
     - Дверь? Да как тебе сказать... - пожал плечами Белый. - А может, она
появилась случайно? Как тебе такая версия?
     Костя натянуто засмеялся.
     - Ничего себе случайность!  Вы  же  меня  еще  во  сне  научили,  как
действовать. Помните - "если будет очень плохо, считай до десяти  -  делай
рукой вот так", - и Костя резко ввинтил ладонь в душный,  перекатывающийся
горячими волнами воздух.
     Белый посмотрел на него с непонятной грустью.
     - Эх, Костик-Костик... Все бы тебе понимать буквально. Ну при чем тут
рука? Дело же совсем в другом. Тут, знаешь, как со спортсменами. Они перед
состязанием  дергаются,  нервничают,  и  боли  всякие   странные   у   них
появляются, и уверенность в проигрыше.  И  тогда  что?  Если  при  команде
имеется неглупый врач, даст он такому вот бедолаге таблеточку. В  красивой
упаковочке.  И  разрекламирует  ее,  мол,  импортное  средство,   дефицит,
высвобождает скрытые  резервы  организма...  И  правда,  после  таблеточки
спортсмен себя отлично чувствует, ни болей, ни страхов. А  на  самом  деле
дали  ему  обычную  аскорбинку,  кальций  или  еще  что-нибудь  столь   же
безвредное. Главное - человек верить начинает.
     - Погодите-погодите, - никак не мог сообразить Костя.  -  Выходит,  я
сам ее и создал, дверь?
     - Выходит, что так.  Нужно  было  уйти  -  ты  и  открыл  ход.  Почти
самостоятельно. На девяносто девять процентов.
     - Ну хорошо, на девяносто девять, - не сдавался Костя. - А оставшийся
процент? Он откуда?
     - Все бы тебе расскажи, - усмехнулся Белый. - На самом  деле  была  и
некоторая поддержка. Но без твоей воли у нас ничего бы не получилось.
     - У нас? Значит, все-таки это были вы?
     - Да многие работали, - как-то нехотя, через силу отозвался Белый.  -
Главное, ты не испугался самого себя. Своих  сомнений,  страхов.  Помнишь,
как боялся "болезни"? Но ты решился  -  а  остальное,  так  сказать,  дело
техники.
     - Ничего себе! -  присвистнул  Костя.  -  Ну  и  дела!  Это  что  же,
получается, я теперь могу чудеса творить? Как на Энергиях?
     - Про Энергии забудь, - жестко обрубил Белый. -  Обманули  дурака  на
четыре кулака. Впрочем, не одного тебя. И вообще, не слишком задирай  нос.
Силу ты получил, не спорю, но она не твоя, и получил ты ее временно, и  не
просто так, не за красивые глаза.
     - А для чего?
     - Ну, это уж ты сам как-нибудь решишь, -  Белый  встал  и  потянулся.
Долго смотрел на выплывшее из-за горизонта темноватое облачко, похожее  на
маленькую чернильную кляксу. - Вечером гроза будет...  А  вообще  как  это
здорово, когда над головой солнышко имеется. Хоть какое-то...  Не  то  что
там... - и снова замолчал.
     - Ладно, допустим, я сотворил эту дверь, -  все  же  не  мог  уняться
Костя. - Но потом-то я в одиночку бы не справился. Крысы бы  сожрали  -  и
всего делов.
     - Ну что ж, настало  время  поговорить  о  крысах,  -  сказал  Белый,
отвлекшись от созерцания горизонта. - А что крысы? - Он усмехнулся. - Тоже
ведь обман. Значит, так. Никакие это не крысы, а сгустки. Помнишь, я  тебе
еще  там  говорил?  Они  могут  любую  форму  принять,  под  любым  именем
спрятаться - своего-то у них нет. Ну, а кроме того... Не загрызли  бы  они
тебя. Не смогли бы. Видишь  ли,  все,  что  было  в  Корпусе  -  Санитары,
Наблюдательницы, Стажеры, - это люди, которые могут действовать физически.
Их к тому же особой техникой снабдили.  А  сгустки  -  нет.  Только  через
людей. Но и люди с тобой ничего уже сделать не могли - с того момента, как
ты разорвал Первое Кольцо. Это значит, когда из карцера вышел. Вот так. Но
не в том дело. Сожрать бы они тебя, конечно, не сожрали,  а  вот  насмерть
задавить страхом - это пожалуйста. Это они умеют. Так что была  опасность,
не спорю. А вообще, знаешь, много есть легенд про нечистую  силу,  как  от
нее люди погибали. Не от клыков и когтей, а от собственного страха. Говоря
современным языком, случался у них инфаркт миокарда. Безо  всяких  клыков.
Ну, и с нашими крысками такая же история.
     - Но вы же их не как-нибудь, а настоящим огнем прогнали, - неуверенно
возразил Костя. - И ладонь себе по правде сожгли.
     - Ну да, огнем. А знаешь,  что  это  за  огонь  такой  был?  Думаешь,
лазерный луч или струя плазмы? Наверняка ведь фантастики  начитался.  Нет,
Костик, здесь иное. Просто ты сумел увидеть глазами то,  что  чувствуют  в
сердце.
     Костя помолчал.  Потом  решительно,  точно  сломав  в  себе  какой-то
последний барьер, спросил:
     - А кто же все-таки они такие, эти сгустки?
     Белый  долго  смотрел  на  него.  Огромными   серыми   глазами,   что
притягивали словно магниты.
     - Ты сам еще не догадался, Костик? Ну ладно. Сгустки, это...  Назвать
прямо, так не поверишь.  Тебя  всю  жизнь  другому  учили.  Одним  словом,
сгустки. Концентрированный мрак. Жуткие твари.
     - Что-то  я  не  понимаю,  -  протянул  Костя.  -  Это  инопланетяне,
пришельцы какие-то, что ли?
     - Ну, я же говорю - начитался фантастики. Нет, дорогой  мой,  никакие
они не пришельцы. Они испокон веку были здесь,  на  Земле.  Люди  их  сами
порождают. Как бы это тебе объяснить? Бывает, накапливается в жизни  очень
много зла. И тогда вот что получается. Сперва сидит зло  внутри  человека,
потом люди его из себя выплескивают. Иначе говоря, излучают. Но есть такие
особые точки... В общем, зло и тьма начинают сгущаться вокруг этих  точек.
Как кристалл в перенасыщенном растворе вокруг какой-нибудь мелкой пылинки.
Химию  учил,  должен  понимать.  А  дальше   новый   сюжет.   Сгустившись,
сконцентрировавшись, зло становится живым. Точнее, не живым,  а...  Ладно,
не станем влезать в теоретические тонкости. Ну, понятное дело, само  собой
такое случиться не может. Есть, видишь ли, древняя страшная сила, источник
всякого зла. Она и  помогает  мраку  сгуститься,  а  потом  уж  вливает  в
новенький сгусток часть своей жизни. И готово дело.
     - А дальше? - с любопытством спросил Костя. То,  что  говорил  сейчас
Белый, он слушал как жуткую историю в пионерлагере,  ночью,  в  палате,  и
кто-то рассказывает свистящим шепотом,  а  в  окно  лезет  острыми  лучами
оранжевая, точно апельсин, луна.
     - Хм... Дальше так дальше. Тебе, чтобы жить, нужно  есть.  Вот  и  им
тоже. Но кушают они не колбасу и капусту, а  испарения  зла  и  страдания.
Заметь, человеческого зла и  человеческого  страдания.  Значит,  им  нужны
люди, которые бы это излучали. Того, что творится в обычном мире, им мало.
И что тогда? Они создают замкнутый мир, искусственный, - как это делается,
я тебе все равно объяснить не сумею. И туда, в Замыкание,  они  утаскивают
людей. Кого силой, кого обманом... Конечно, все  делается  чужими  руками.
Возможности у них и в самом деле колоссальные, ни с какими пришельцами  не
сравнить. Ну, а в Замыкании они устраивают такую жизнь, чтобы зло и  страх
все время излучались. Они всем этим кормятся. Вот что такое  Корпус,  если
говорить конкретно. Хотя, разумеется,  Корпус  -  лишь  маленькая  частица
Замыкания.
     Но на самом деле все еще страшнее. Того, что они добывают,  им  мало.
Аппетит у сгустков, видишь ли,  постоянно  растет.  Вот  они  и  придумали
великий план. Превратить всю Землю в один огромный Корпус. Тогда им жратвы
будет вдоволь. Но как это сделать?  Сами-то  они  изменять  Реальность  не
могут. Лапы коротки. Значит,  нужны  агенты,  люди,  чьими  руками  все  и
творится. Они же не вчера  это  затеяли.  Тысячи  лет  стараются,  пробуют
разные варианты, но ничего у них не выходит. Ведь сгустки,  пускай  они  и
умные, и хитрые, а простейших вещей понять не могут. Поэтому и не сдаются,
делают попытку за попыткой. Теперь они реализуют очередной план.  Наловили
детишек, бросили их к себе в Замыкание и готовят из них будущих правителей
Земли. Десантников. Для того тебе и уроки Энергий, и другие уроки, которые
ты, к счастью, уже  никогда  не  вспомнишь.  Вот  тебе  и  так  называемое
Распределение. Все это не игрушки. Сгустки могут дать людям очень  большую
силу. Вполне достаточную, чтобы добраться до власти.  Вот  так  они  одним
выстрелом думают убить двух  зайцев.  И  сейчас  кушают,  и  о  завтрашней
кормушке заботятся. Такие вот пироги.
     Белый замолчал, привалившись спиной к теплому сосновому стволу. Косте
сперва показалось, что он уснул, но нет - Белый не  спал.  Он  смотрел  на
добела раскаленный солнечный диск. Спокойно смотрел, не жмуря глаз.
     Костя не в силах был собраться с мыслями. То,  что  рассказал  только
что Белый, раздавило и оглушило его. Он знал, что справится с этим, но  не
сейчас. Сейчас мысли путались, и ломило виски.
     - Даже представить себе тяжело, - выдавил он наконец из себя.
     - Я понимаю, - кивнул Белый. - Трудно вот так сразу  все  переварить.
Но что остается делать?
     - Ну и как же теперь быть? - растерянно спросил Костя.
     - Не знаю, - пожал плечами Белый. - Наверное,  каждый  сам  для  себя
решает.
     - А вы решили? - поинтересовался Костя и тут же понял, насколько глуп
его вопрос.
     - Да как видишь, - не сразу откликнулся Белый. - Я решил. Только  вот
слишком поздно я это сделал. Конечно, как  говорится,  лучше  поздно,  чем
никогда. Но все же...  Сложись  все  иначе  -  ты,  возможно,  никогда  не
оказался бы там...
     Костя пристально глядел на Белого. Тот сидел сгорбившись  и  наблюдал
за тем, как колышутся от еле заметного ветра верхушки высокой  травы.  Все
так же, на одной томительной ноте, трещали кузнечики.
     Костя набрал воздуху и задал, наконец, тот самый главный вопрос:
     - Ну, а теперь-то вы скажете, кто вы такой?
     - Нет, - вздохнув, ответил Белый. - Не могу.
     - Но почему? - не сдавался Костя.
     - Потому что не могу.
     - Это что, тайна?
     - Да нет, какая уж там тайна, - печально улыбнулся Белый. - Просто  в
жизни бывают такие вещи, на которые не хватает сил. Ты уж извини. То есть,
конечно, что-то я сказать могу,  но  это  будет  не  вся  правда.  Короче,
слушай.
     Почему сгустки до сих пор не сожрали Землю? При всем их могуществе? А
все потому, что не по зубам. Не по зубам тьме справиться со  светом.  Есть
высшая сила, ставящая им заслон.
     - Так почему же эта самая сила их не того... Не перебьет их  сразу  и
навсегда? - удивился Костя.
     - А кто порождает  сгустки,  помнишь?  Люди.  Тогда  пришлось  бы  уж
перебить людей, причем всех. Каждый ведь хоть в чем-то,  а  виноват.  Хоть
немного, да излучает. Поэтому  напрямую  действовать  трудно.  Зато  можем
вытягивать людей из тьмы.
     - Это как меня?
     - В том числе. А что касаемо света... Там, в  пещере,  ты  видел  его
отблески. Тогда свет действовал через меня. Вот это постарайся понять, это
самое главное. Не я, а через меня. Просто у меня теперь  такая  профессия,
Костик.
     - А раньше какая была?
     - А вот насчет "раньше" мы говорить не будет, - глухо произнес Белый.
     Костя бросил взгляд на его обожженную ладонь.
     - Ну хорошо, а это как получилось? Если свет - не  лазер,  не  огонь,
тогда как? Сильно болит?
     - Терпимо, - усмехнулся Белый. -  Ну  ничего,  скоро  заживет.  Я  же
говорил - за все приходится платить. И это еще хорошо, если болью.  Бывает
плата похуже. А прогнать сгустки - дело не такое уж плевое.  Это  тебе  не
блокировку снять, - бросил он в пустоту непонятную  фразу  и  поднялся  на
ноги.
     Сзади к  его  комбинезону  прилипли  капельки  смолы.  И  еще  он  не
отбрасывал тени - Костя только сейчас это понял.
     - Ну ладно, Костик, - немного озабоченным  тоном  произнес  Белый.  -
Мне, к сожалению, пора.
     - Вы что, уходите? - расстроенно спросил Костя. - А куда?
     - Туда, откуда пришел. Работы, понимаешь, много.
     - А как же я?
     - В чем проблема? - Белый усмехнулся. - Сейчас  выйдешь  на  просеку,
там высоковольтка, иди все время вдоль нее, через час выйдешь к платформе.
Подождешь немного электричку - и домой. Адрес-то, надеюсь, не забыл?
     - Да, конечно, - кивнул Костя. Странное дело, сейчас он действительно
помнил все, вплоть до мелочей, даже нацарапанные гвоздем  слова  в  кабине
лифта. И даже то, что нацарапаны они не без его участия.
     Потом вдруг до него дошло:
     - Постойте, а какое же там время  сейчас?  Ну,  то  есть  здесь...  В
Натуральном Мире? Меня же, наверное,  давно  мертвым  считают!  Я  ведь  в
Корпусе четыре года был!
     - Время, говоришь? Да, время - это штука серьезная. Ну, а сам  бы  ты
чего хотел?
     - Что значит "хотел бы"? - от удивления, смешанного с  обидой,  Костя
едва не вскричал. - Я, может быть, хотел бы, чтобы не четыре года  прошло,
а четыре часа. Но какая разница, чего я хочу? Что от этого изменится?
     Белый негромко ответил:
     - Значит, говоришь, четыре часа? Ладно, сделаем.  Будет  тебе  четыре
часа.
     - То есть как это? Ведь время уже прошло!
     - Ну, это как сказать, - протянул Белый.
     - Но ведь это же время! Оно же нам не подчиняется! - выпалил Костя.
     - Это вам оно не подчиняется, - буркнул себе под нос Белый.
     - Ясно, - протянул Костя. -  То  есть  ничего  не  ясно.  Ведь  я  же
маленький был, когда попал  в  Корпус,  я  же  помню.  А  сейчас  мне  уже
пятнадцать. Что же получается, за четыре часа  я  стал  старше  на  четыре
года?
     Белый подождал, пока Костя не выкричит  всего,  потом,  прищурившись,
глянул на него и сказал:
     - Ты зря думаешь, будто попал в Корпус одиннадцатилетним. Это,  можно
сказать, иллюзия. Сгустки еще и не на такое способны. Если  уж  они  целый
искусственный мир сделали, то уж вам, пацанам, головы  заморочить  -  пара
пустяков. В общем, не думай об этом. Вернешься домой - никто ничего  и  не
заметит. Вот такие дела, Костя. Прошло-то всего четыре часа.
     Костя долго молчал, глядя на Белого, потом  с  нерешительной  улыбкой
поинтересовался:
     - А как же... Я вот так и пойду? В  одних  трусах?  Все  мое  ведь  в
пещере осталось.
     - Вон твоя одежда, - Белый махнул рукой в  сторону,  и  Костя  увидел
среди кустиков черники что-то светлое. Приглядевшись, он узнал брошенный в
Дыре узел.
     - Только она еще мокрая, - продолжал Белый. - Ну да  ничего.  Отожми,
разложи на солнце - быстро высохнет. Да и торопиться  тебе  особо  некуда.
Часом раньше, часом позже... На вот на всякий случай, - Белый сунул руку в
карман комбинезона и вытащил смятую бумажку. - Это деньги  на  электричку.
Не стоит без особых причин зайцем кататься.
     Костя машинально сжал бумажку в кулаке, не отрывая глаз от Белого.
     - Ну все, прощай, Костик, - глухо продолжил  тот.  -  Не  забывай.  И
прости.
     - За что? - растерянно спросил Костя.
     - Значит, есть за  что...  Не  знаю  уж,  увидимся  ли  когда-нибудь.
Впрочем, если какая беда, помнишь, как меня позвать.
     С этими словами Белый исчез. Растаял в  душном  воздухе.  Только  что
стоял в двух шагах от Кости - и вот уже его нигде нет. Так  уже  случалось
не раз, в Корпусе, в тех полузабытых  снах.  Но  сейчас  все  было  как-то
иначе. Сейчас Костя понимал, что это уже навсегда,  что  Белый  больше  не
придет.


     Он вздрогнул от щекотки - и рассмеялся. По локтю  его  медленно  полз
маленький черный муравей. Как давно он не видел муравьев, да и стрекоз,  и
кузнечиков - там, в Корпусе, водились только жирные мухи. И солнца там  не
было! Ведь и в самом деле - не было... Костя лишь теперь  сообразил  -  за
окнами постоянно висели плотные, желтовато-серые тучи. Там царила зима. Не
слишком холодная, зато вечная. И как это он  раньше  не  замечал?  Теперь,
конечно, ясно, после разговора с Белым. Искусственный  мир,  искусственная
природа - значит, и зима фальшивая. Впрочем, зима там была  не  всюду.  На
берегу, возле Границы - осень. Где-нибудь, наверное,  имеются  и  лето,  и
весна... Такие же подделанные. Да, интересно  устроен  этот  искусственный
мир. Неужели он такой же  огромный,  как  и  взаправдашняя  Вселенная?  Со
своими планетами, звездами, галактиками? Или все не так? Белый называл это
Замыканием. Слово-то само по себе понятное, а начнешь вдумываться -  и  ни
фига не ясно.
     Костя вспомнил, как когда-то давно, - кажется, тысячу лет назад, - он
спросил у Серпета: что  там,  за  стеной,  которая  огораживает  парк  для
прогулок? И тот, улыбаясь,  ответил:  "За  стеной?  Ничего  интересного...
Поле, а потом все опять начинается..." Может, это и есть Замыкание?
     Впрочем, стоит ли забивать голову такими мыслями? Теперь одно у  него
дело - домой попасть, да поскорее. Господи, он же четыре года там не  был!
Пускай здесь для всех эти четыре года свернулись в четыре часа - но не для
него. Он-то все будет помнить. Всегда.
     Он опять вздрогнул. Тот самый муравей-путешественник переполз с локтя
на грудь. Видно, ему  понравилось  гулять  по  Косте.  "Туриста"  пришлось
осторожно снять и отправить восвояси - на  теплую  сосновую  кору.  Пускай
бежит по своим делам. А Костя пойдет по своим.
     Но  сперва   он   занялся   одеждой.   Тут   приключилась   очередная
неожиданность. Вместо суконных форменных брюк и рубашки  с  узким  кусачим
воротником обнаружились выгоревшие на солнце джинсы и не  первой  свежести
футболка. На футболке, возле рукава, имело место небольшое лиловое пятно -
видно, оставила след раздавленная черничина. И Костя  даже  вспомнил,  как
это случилось.
     Впрочем, одежда все равно была насквозь мокрая. Но тратить  время  на
сушку не хотелось, и он решительно влез  во  влажные,  впитавшие  пещерную
воду тряпки. Впрочем, там тряпки были совсем другие, одно лишь сходство  с
этими, что мокрые. Но не беда, как-нибудь  уж  на  теле  просохнут.  Да  и
солнце вон как жарит.
     Пора идти. Значит, сейчас на просеку - и вдоль  высоковольтки  топать
до платформы. Кажется, она называется "91-й километр".
     Костя резко поднялся,  отчего  слегка  закружилась  голова,  а  перед
глазами поплыли радужные пятна. Наверное, солнцем напекло. Но  не  обращая
внимания на такие пустяки, он быстро зашагал вперед.
     Вскоре и сосна, возле которой они сидели с Белым, и поляна,  и  холмы
исчезли из виду. Вокруг тянулся лес - древний  сосновый  бор,  огромный  и
дикий. Не будь узенькой, вертлявой тропинки под ногами - полное  ощущение,
что продираешься сквозь тайгу. А ведь всего час, и появится  платформа,  а
там и касса, и зеленый вагон электрички. Одним словом, цивилизация. Что ж,
пора привыкать к этой самой цивилизации.
     Кстати, а какое сегодня число? Эх, не догадался  у  Белого  спросить!
Действительно, тут поначалу на него все коситься начнут. С  чего  бы  это,
подумают, у Константина память отшибло? Но хрен с ними, пускай думают  что
хотят. После того, что было в Корпусе, остальное ерунда.
     И вдруг Костя вспомнил. Четырнадцатое июля. Каникулы  в  разгаре.  Он
перешел в девятый класс,  отмотал  месяц  практики  в  трудовом  лагере...
Теперь, до сентября - свобода.
     Так что все в ажуре, можно утешиться - память, похоже, вернулась.  Но
странное дело - ему казалось, что память эта вроде бы как и не совсем его.
Словно все  здешнее  -  школа,  практика,  черничное  пятно  на  рукаве  -
случилось не с  ним,  а  с  каким-то  типом  из  книжки.  Или  он,  Костя,
вспоминает сейчас когда-то уведенный  фильм.  Потому  что  четыре  года  в
Корпусе - были. Как ни крути, а висят они  за  спиной  мутным  облаком.  И
здорово же он изменился, если  своя  собственная  жизнь  кажется  фильмом!
Ладно, со временем, наверное, пройдет.
     А из придорожной травы глядели красными глазками спелые  земляничины.
Еще и там, и вдали - Господи, да сколько же ее! Костя то и дело нагибался.
Ведь впервые за четыре года - земляника! Он уже и вкус  ее  забыл.  Забыл,
что  такое  жизнь.  Ведь  там,  в  Корпусе,  была  не  жизнь,  а  муторное
существование. Точно у крысы в норе.
     Его передернуло. Крысы... То  есть  не  крысы,  а  сгустки...  Черные
трещины мира... Гнилое дыхание  из  их  пастей...  И  острые,  беспощадные
глаза... Где же они прятались там, в Корпусе? Да уж, наверное, всюду. И  в
Группах - невидимые, но от этого ничуть не менее страшные. Это  ведь  они,
невидимые, наблюдали за новичком Костиком и устраивали ему  одну  подлянку
за другой. Это ведь они насыщались, когда он лупил "морковкой" Рыжова. Это
им была потеха -  слушать  ребячий  треп  в  раздевалке  спортзала,  и  не
кто-нибудь,  а  именно  они  притворялись  силовыми  волнами   на   уроках
Энергий... И уж без сомнения они  засели  на  таинственном  Первом  Этаже.
Первый Этаж... Да что же там творится, в самом деле? Ладно, крыс он  видел
в Дыре, на самой границе их владений, был под защитой могучих сил - а ведь
все равно обволокла его сеть липкого, одуряющего  кошмара.  Что  же  тогда
творится на Первом? Что там  происходит  с  людьми?  Перед  глазами  вдруг
вспыхнула  картинка:  странный,  лиловый  свет,  струящийся  ниоткуда,   и
множество  людей,  скованных  невидимыми  цепями,  их  извивающиеся  тела,
остекленевшие  от  ужаса  глаза,  а  рядом,  все  ближе  и  ближе,  черная
шевелящаяся масса, и ничего уже нельзя поделать, и это не на минуту, не на
час - навсегда! И там не просто какие-то чужие, незнакомые люди, нет!  Там
же Санька! Может, уже и Мишка Рыжов, и Царьков, и еще  кто-нибудь.  Именно
на них сейчас уставились красновато-наглые  зрачки.  Но  Белый  к  ним  на
помощь не придет - даже ему туда не  пробиться.  Впрочем,  он  и  сюда  не
придет. Зачем? Он сделал свое дело - и ушел обратно  во  тьму,  вытягивать
кого еще можно, драться со сгустками... А сюда ему зачем приходить?  Здесь
жизнь спокойная. А так хочется снова увидеть его глаза, услышать негромкий
голос... Не помощи в  каких-нибудь  новых  бедах  Косте  хотелось,  нет...
Только встретиться с Белым вновь. Хотя бы всего один единственный раз.  Но
глупо об этом мечтать. Ведь Белый, можно сказать, солдат, и его место лишь
там, куда пошлют. Так что придется жить без Белого. Жить с воспоминаниями.
     И тут он вздрогнул. На мгновение ему показалось -  там,  впереди,  на
тропе  стоит  Санька!  Васенкин!  Точь-в-точь  такой  же,  как  и  в   тот
отвратительный день, когда его забирали из палаты. Но сейчас он был уже не
заплаканным, как тогда, а просто печальным. И еще - сквозь него  виднелись
стволы сосен. Кажется, он пытался что-то сказать, но не мог.
     Все это длилось какую-то  неуловимую  долю  секунды,  потом  исчезло.
Тропинка была как тропинка, сосны как сосны, в белесом от  жара  и  духоты
небе все так  же  весело  неподвижное  солнце.  И  Костя  не  мог  понять,
почудилось ли ему, или...
     Он ускорил шаги, потом едва не побежал. Несмотря на  жару,  его  тряс
озноб. Мысли в голове мчались с бешеной скоростью,  сталкивались,  дробясь
на бесформенные частицы.  Перед  глазами  плыли  ослепительно-яркие  синие
круги, острые словно заточенные клинки.
     Потом в мире что-то неуловимо изменилось. А может, не  в  мире,  а  в
нем, внутри. Была чернота,  чернота  со  всех  сторон,  но  почему-то  она
оказалась ослепительной и жгучей, точно расплавленный свинец, и он плыл  в
этой черноте, в едких волнах, он задыхался и кричал, но  никто  не  слышал
его крика. Да  он  и  сам  не  слышал.  Волны  вдруг  сделались  тяжелыми,
стальными, они сдавливали грудь, и глухо трещали ребра, и невыносимая боль
растекалась по жилам. И в то же время  Костя  знал,  что  идет  по  лесной
тропинке, что сквозь кроны сосен пробиваются жаркие солнечные лучи,  а  из
травы на него глядят спелые земляничины.
     Потом вдруг все это кончилось. Он вышел на просеку. Та тянулась вдаль
до сизого, расплывающегося в душном воздухе горизонта.  Широкая,  заросшая
ежевикой и какими-то высокими - едва ли Косте не по грудь -  травами,  она
казалась  руслом  высохшей  реки.  С  обеих  сторон,  точно   берега,   ее
ограничивали темные стены леса. А  посередине  торчали  решетчатые  столбы
высоковольтки.
     Теперь -  прямым  ходом  до  станции.  Наверное,  придется  подождать
электричку - они тут, кажется, редко ходят. Домой он  доберется  только  к
вечеру.  Мама,  конечно,  устроит  ему...  Еще  бы,  целый  день  ребенок,
некормленный, болтается неизвестно где. Кошмар!
     Знала бы она, где ребенок болтался четыре  года...  Впрочем,  она  не
узнает. Да и никто никогда не узнает. Такое никому не расскажешь.  И  даже
не из-за того, что не поверят. Что не поверят - и ежу  понятно.  Подумают,
что  он  просто  лапшу  на  уши  вешает.  Или  того  хуже  -  пришьют  ему
какую-нибудь психоболезнь, засунут в больницу... Веселое  дело...  Но  это
даже не главное. Главное - если уж рассказывать, так все, без утайки.  Как
он был Помощником на Группе, как мечтал о Стажерстве... Как издевался  над
пацанами, давил их и мучил, а крысы-сгустки сидели где-то рядом и кушали.
     Но все же, как он мог? Ну ладно, пускай давали Питье, из-за  которого
отшибло память о доме. Пускай он  верил,  что  всю  жизнь  провел  там,  в
Корпусе. Но память памятью, а  вот  совесть  почему  отшибло?  Тоже  Питье
поработало? Хотя нет, нечего Питьем прикрываться. Не так уж сильно  оно  и
действовало, кое-что он все-таки помнил. Хотя бы вот книги. В самом  деле,
там, в Корпусе, были книги. Обычные  книги,  из  Реального  Мира.  Значит,
крысы их не боялись. Знали, что вот сейчас объект прочитает, а спустя пару
минут все забудет. А он - не забывал.
     Нет, отшибленной памятью не оправдаешься.  И  с  отшибленной  памятью
можно быть человеком, а можно - дерьмом. А он... А он верил во  всю  ихнюю
муть - Распределение, Предназначение, Одно Большое Общее Дело...  Конечно,
умом верил, а не печенками-селезенками. Ну какое ему, Косте, дело до целей
Предназначения? Это ведь  потом,  не  скоро  и  не  здесь.  А  что  здесь?
Должность Помощника, приятное  ощущение  власти,  надежда  выслужиться  до
Стажера... А зачем ему нужно было Стажерство? Да и что он знал о Стажерах?
Чем они живут, что делают? Он и видел-то  вблизи  только  одного  Стажера,
Валеру, который учил их Боевым Методам. Завидовал ему. А  чему  завидовал?
Куртке его форменной с зелеными нашивками? Его звезде  с  кривыми  лучами?
Или хотелось самому стать  таким  же  уверенным  и  сильным,  так  же,  со
снисходительной ленцой, гонять ребят в спортзале? А может, Стажер -  всего
лишь навсего начальник над Помощниками? А Серпет - начальник над Стажерами
и Наблюдательницами, а Сумматор - начальник  над  Серпетом?  И  ведь  есть
наверняка начальничек и  над  Сумматором.  Целая  лестница  выходит,  один
начальничек над другим, и все мечтают залезть повыше, и боятся  сверзиться
со своей ступеньки, и  потому  они  излучают  страх  и  злобу,  а  сгустки
затаились  где-то  рядом,  хихикают  и  жрут.  Вон  какую  хитрую   машину
закрутили... Впрочем, что толку рассуждать? Ведь он сам целых четыре  года
был деталькой этой машины, послушным таким колесиком, сам кормил сгустков.
     И ничего уже не исправить, не переделать. Санька уже на Первом, да  и
не он один, наверное. А сколько их будет еще? Этого он никогда не  узнает.
Он вырвался, он здесь, а  они  остались  там,  на  темном  берегу.  Другие
Помощники  станут  пороть  их  "морковками",  заставлять  чистить  зубными
щетками унитазы и маршировать. А они будут прилежно глотать  Питье,  орать
Благодарственное Слово и учиться чему-то омерзительному на уроках Энергий.
И кое-кому из них отправляться на Первый Этаж, в зловещую неизвестность. И
крысы будут по-прежнему хихикать,  Серпет  будет  назначать  Помощников  и
Стажеров, Сумматор - ворочать пространствами и галактиками,  а  потом  они
устроят  это  свое  Распределение  -  и  на  Землю  мутной  волной  хлынут
подготовленные к  власти  Сотруднички,  и  устроят  там  огромный  мрачный
Корпус, от которого уже некуда будет бежать.  И  пускай  это  случится  не
сегодня, не завтра, а может, через сотню лет - но ведь случится.
     Нет! Не сможет он вернуться домой и жить как  ни  в  чем  не  бывало.
Нельзя радоваться жизни, нельзя собирать землянику и глядеть в небо,  если
за спиной остается темная громада Корпуса. Ну, а  что  делать-то?  Что  он
может? Ничего ведь не может.
     И тут Костя замер. Неожиданная мысль зажглась в голове. В самом деле,
он же знает ход! Ход из проклятого Замыкания в Натуральный Мир,  сюда!  Он
прошел этим ходом - значит, смогут пройти и другие. Он их выведет!  Пускай
это будет страшно, но он поведет их сам. Им уж не придется мыкаться  точно
слепым котятам.
     Жаль, ничего этого не  случится.  Незачем  тешить  себя  бесполезными
фантазиями. Ведь он не сможет уйти  обратно.  При  одной  только  мысли  о
крысах охватывает леденящая дрожь. Ладно, в тот раз их разогнал Белый,  но
сейчас Косте пришлось бы действовать  самому.  А  он  -  не  Белый.  Разве
владеет он  голубым  пламенем?  Да  и  то...  До  сих  пор  перед  глазами
обугленная ладонь, лохмотья обгорелой кожи. Если уж самому Белому пришлось
платить такую цену... Так значит, что? Идти к электричке?  Или  назад?  Да
что это он раскатал губу? Крысы-сгустки  не  дадут  ему  вернуться  в  мир
Корпуса. Загрызут. Правда, Белый говорил, что загрызть-то они как раз и не
смогут. Им такая сила не дана. А вот страхом задавить - пожалуйста, на это
они мастера. Если, конечно, у них получится. А почему нет? Ведь не появись
тогда Белый... Но "тогда" - это не сейчас. Кое-что все же изменилось.
     Да... Невозможно повернуть назад, но и  шагать  вперед  тоже  нельзя.
Идиотское положение. Но делать-то что-то надо. Сколько бы он ни стоял тут,
на солнечной просеке, сколько бы ни  думал,  все  равно  рано  или  поздно
придется что-то выбрать. Или туда, или сюда.
     А солнце вовсю жарит, и кузнечики звенят. Тяжело будет без  солнца...
Хмурые грязно-желтые облака, стальная поверхность реки.  И  ни  сосен,  ни
земляники. Может быть, и вовсе ничего не будет. Слишком уж ничтожны  шансы
перейти Границу. Безумное, безнадежное дело.
     Он отряхнул джинсы  от  налипшей  хвои  -  еще  не  просохли,  вот  и
цепляется  всякий  сор.  Интересно,  а  там  они   снова   превратятся   в
осточертевшие форменные брюки?  Он  хмыкнул.  Потом  прислонился  щекой  к
теплому сосновому стволу. Постоял, повернулся и пошел обратно.
     Что ж, пусть будет что будет. Даже если они его и впрямь задавят.  По
крайней мере, не придется от стыда мучиться. Теперь  уже  не  надо  врать,
притворяться.
     Он сам не заметил, как свернул с просеки на лесную тропинку, с  обеих
сторон поросшую земляникой. Ягоды светились из-под листьев  точно  красные
настороженные глазки.
     Но чего бояться раньше времени? Может, они с ним и  не  справятся.  А
зато если удастся... Как это будет здорово! Все вернутся сюда, в пропахший
смолой  и  солнечным  светом  лес.  Все  выйдут  на  просеку,  добегут  до
платформы, дождутся электрички... И Санька, и Мишка, и Андрюха... И все...
А сгустки останутся в своем Замыкании. Сосать им  станет  не  из  кого,  а
значит... Ну и пускай дохнут.
     Вот и поляна, где они сидели с Белым.  Всего  ведь  каких-то  полчаса
назад - вон, трава у сосны еще примята - а кажется, что тысяча лет прошла.
Чем дальше, тем сильней чувствовал Костя, какая же это  странная  штука  -
время. Вроде бы и не зависит оно от людей, а все же...
     Вот и река.  Сейчас,  с  высокого  берега,  она  казалась  спокойной,
ласковой, ничуть не страшной. И даже не особенно широкой.  Запросто  можно
переплыть.
     А с той стороны, за  песчаной  полоской  пляжа,  поднимались  крутые,
поросшие молодым лесом холмы. Те же сосны, те же елки. Все как  всегда.  И
даже Дыра здесь стороны ничем особым не  выделялась.  Пещера  как  пещера.
Мало ли таких на свете? Выйдя к берегу, Костя не сразу и заметил ее.
     А широкая черная щель  словно  ждала,  ухмылялась  странной  улыбкой.
Оттуда, из темноты, тянуло сыростью и холодом. "Еще не поздно вернуться, -
вползла в голову вкрадчивая мысль. - Пока еще не поздно".  Но  Костя  лишь
сплюнул.
     Что ж, пора. Он взглянул напоследок  в  горячее,  выцветшее  от  жара
небо, улыбнулся чему-то и шагнул в Дыру. И тут же послышался  звук.  Костя
сперва было  вздрогнул,  но  тут  же  понял,  в  чем  дело,  и  облегченно
засмеялся. Это вдали, за просекой, грохотала электричка. Он мог бы  сейчас
ехать на ней, прижавшись лбом к пыльному стеклу, глядеть, как мелькают  за
окном столбы и сосны. Но это придется отложить на потом.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: