"Бэд стоял у отвесной Гряды. Гряда была в трех ярдах. Три ярда
пустоты. Хранитель Мозга включил защиту - пустота была вязкой,
непробиваемой. Гарпун должен впиться в край Гряды. Струя, бьющая из
основания Гарпуна, мгновенно застывала прочной, туго натянутой струной.
Взобраться по струне - дело минуты для Бэда. Но три ярда пустоты не
пропускали Гарпун - он раз за разом падал к ногам Бэда, наткнувшись на
невидимую защи..."
Мареев резко вскинул голову от книги. Он почувствовал на себе взгляд
и на сей раз не стал церемониться. Но никакого плаща, никакого затылка.
Просто две соплюхи пялились громадными глазищами. Да нет, глаза как глаза.
Просто обведены сразу и зеленым, и бордовым, и черным. Вот мода! То ли у
проституток волна пошла: работать под малолеток. То ли у малолеток:
работать под проституток. И реакция на его взгляд... Раньше хихикнули бы о
чем-то своем и спрятались. А эти ухмыльнулись о чем-то своем и продолжают
глазеть.
А с другой стороны! Почему нет? Есть на что посмотреть. Молодой
блестящий инженер, интеллектуал - "Мертвые не потеют" в оригинале читает,
вчера толпу хулиганов победил. Во цвете лет, в расцвете сил. Самое время
таким соплюхам почтительно шептаться о нем и поедать глазами. Что они и
делали. Сквозь шепоток проступало: "тусовка", "по видику", "я сразу
зависла" и почему-то: "но скажу, потому что не могу молчать и
выдерживать"...
Мареев сделал вид, что продолжает читать, а сам непроизвольно прямил
спину, слегка выпячивал челюсть, скупым жестом перекидывал страницу за
страницей: во как я быстро читаю! Сам же иронизировал внутрь: пижонство в
человеке неискоренимо. Тебе это надо? Нет. Так... Настроение! Тренажер,
Танька, Таисия. Кстати, Тренажер! Пора. Так и проехать недолго.
Соплюхи, нашушукавшись, догнали его уже на автобусной ступеньке:
- Вы не распишетесь? - одна протягивала фломастер, другая пальцами
натянула собственную майку (а больше не на чем).
Мареев по-взрослому снисходительно подмигнул и шагнул на тротуар.
Двери схлопнулись, автобус увел малолеток дальше. Обойдутся. Пижонство -
пижонством, но автограф - перебор. Или они теперь так шутят?
Громкая связь на входе в институт занудно оповещала:
- Всех, кто не прошел ежегодный медицинский осмотр, настоятельно
просим закончить его в кратчайший срок. Напоминаем: завтра последний день.
Все непрошедшие не будут допущены...
Подождут, никуда не денутся. Не сегодня. Завтра. А сегодня - и-иэх!
- Тренажер! Завтра, завтра, не сегодня - так... м-м... говорят
труженики, жертвуя даже здоровьем ради новых успехов в труде, да!
Мареев миновал вестибюль, обогнул четырехметровую фантазию "Мирная
НТР" - эбонитовые шары, никелированная путаница металла, оргстеклянное
разноцветье. Вперед!
Назад! В проходной инженерного корпуса он налетел на заклиненную
"вертушку". Перехватило в груди. Больно, черт!
- Стой! Куда?
- На работу! - еще спасаясь утренним настроением, через силу сказал
Мареев.
- Пропуск!
- Да вот же пропуск!
- Чей!
- Мой, мой! Чей же еще!
Настроение растаяло, воспарило раздражение. Вышел, паразит, на пенсию
и куражится. А до пенсии, интересно, над кем измывался? Тараканище!
Мареев, как дебилу - букварь, сунул книжку в усы вахтеру.
Тот ловко цапнул пропуск. Долгим взглядом изучил фотографию. Долгим
взглядом изучил Мареева. Потом - опять фотографию. Потом опять... Как
дебилу демонстрируя: кого решил обмануть, ишь нашелся!
- Пропуск я передам куда следует! - объявил вахтер и, опустив
плексигласовый щит, наглухо закуклился в своей будке. Стал набирать номер
по местному телефону.
Мареев проследил: 34-03. Начальнику первого отдела. Вот гад! Первый
отдел-то тут при чем! Да и вообще что за дела! Тренажер ждет! Пропуск
отобрал! Власть вкушает!
Мареев треснул кулаком по будке. Вахтер, шевеля ответственными
губами, докладывался. Мареев треснул еще раз. И еще. Вахтер солдатски
кивал в трубку. Выпорхнул обрывок: "который обманной внешностью". Закончил
разговор, осмыслил глаза, обнаружил Мареева на прежнем месте. Приподнял
щит на сантиметр, чтобы только звук проходил. Звук прошел:
- Иди-иди отсюда! Я по начальству доложил!
Мареев пошел. Он пошел к местному телефону тут же на стене. Сейчас он
этому вахтеру! Он ему!.. Так они в своей охране и делают план в борьбе за
дисциплину. Промурыжат у "вертушки", бдительность проявят, а потом:
"Гражданин опоздал!"
Вчера хоть бомбу проноси, а сегодня... И так чуть не проспал, в
последнюю минуту успел! Его Тренажер ждет, его работа ждет, парни ждут, а
тут!.. Он сейчас непосредственно Кириллову позвонит, он ему скажет!
Мареев, суча ногами от ярости и нетерпения, слушал длинные гудки. Где
они все?! А, отозвались! Люська, секретарь.
- Люсь! Ну-ка, дай Кириллова!
- А кто это? - непробиваемый тон охранницы начальника. Люська есть
Люська.
- Я это, я! Мареев!
- С-сейчас... - голос у Люськи стал перепуганным. Странно
перепуганным.
- Слушаю. Кириллов... - и этот какой-то контуженный!
- Матвей! - распаленно задышал Мареев. - Ты начальник кабэ или кто?!
Тут меня этот кретин не пропускает!
- Ку-куда?
Что же такое с железным Матвеем? Чем его с утра пришибли?
- В корпус, в корпус! Куда же еще?
- Да? Э-э... почему? - судя по голосу, его не интересовал ответ.
Просто говорил, чтобы что-то сказать.
- А я знаю?! На часы посмотри - я вовремя! Пропуск в порядке! А он
отнял и "вертушку" закрыл! И по 34-03 еще звонит! Какую-то обманную
внешность приплел!.. Ну?!
Сейчас Матвей проснется-отряхнется и заревет возмущенной белугой.
Наверно, с утра пораньше взгрели из головного института. Тем более полезно
эмоцию перебить.
- Ну?!
- У них такая служба... Наверное, какие-то причины... Позвонил,
говоришь? По 34-03?.. Ничего не поделаешь. Что-нибудь надо придумать.
Попозже. Завтра... Или послезавтра...
Околесица! И это Матвей?!
- Ты что?! Свихнулся? Тренажер ждет! - явно с Кирилловым что-то
стряслось. - Что с тобой стряслось?!
- С-со мной? Со мной к-как раз ничего. Извини, тут дела.
- Погоди, - взбесился Мареев. - Погоди, я сейчас к тебе подойду!
- Не-ет! - вдруг заверещала трубка совершенно непотребной панической
нотой.
Мареев сильным вихрем пронесся по коридорной кишке от проходной
инженерного в административный корпус. Вечные курящие безработники жались
к стенкам: па-аберегись!
Люська разбирала почту. Груда конвертов, пакетов - очень важно.
Головы не подняла, а наоборот еще ниже склонилась над столом. Путь в
кабинет она перекрывала, как только она и умела. А умела. Граница на
замке! Только непреклонности не было в Люське, ее всегдашней
непреклонности: через мой труп! А была в ней обреченность. Как если бы
напирали превосходящие силы, и надежды удержаться никакой, но надо до
последнего, а там - пусть через труп, у которого, главное, совесть
осталась чиста. Пугающие Люськины серьги, свисающие до ключиц розовыми
гроздями, мелко дрожали.
Мареева, что ли, здесь опасаются?! Мареев, что ли, превосходящие
силы?! Свихнулись, точно! Это же он, Мареев! Он и Кириллову на дню минимум
трижды звонит и минимум однажды заявляется приватно поскандальничать.
Люська!
- А его нет! - Люська с усилием подняла голову, будто в каждой серьге
у нее по пуду. И, держа вес, натужно выдавила: - Он уехал. Срочно. Ему в
головном по наряду получать аппаратуру. И ревизировать.
На рогатой вешалке висели замшевый Люськин пыльник и понурый
плащ-ветеран Кириллова. Чтоб Марееву не был знаком этот плащ! Еще со
студенческой скамьи.
- Вот же его плащ!
- А он на машине. За ним приехали.
- Я две минуты назад звонил!
- А он минуту назад уехал. За ним приехали, и он уехал. Он же вам
сказал, что - дела...
Вам? Кому - вам! Ему, Марееву? С каких-таких пор Люська с ним на вы?
Она делала вид, что целиком и полностью поглощена вскрытием
корреспонденции. Ножницы, хрустя, лязгая, чавкая, расстригали
широкоформатные конверты в один мах. Большие ножницы, впору газон ими
ровнять. Два конца, два кольца. Оба кольца были схвачены судорожно-белыми
пальцами, а концы - опасные, пронзительные - упреждали возможный рывок
Мареева к двери кабинета. Целили в живот, в грудь, в лицо. Ничего себе!
Пусть! Мареев сел и раскрыл чтиво.
"Мертвые не потеют". Он дождется, пока этот балаган кончится. Должен
ведь этот балаган кончиться! И он будет тут сидеть, пока... Все равно
некуда деваться.
Читать не получилось. Атмосфера сгущалась. Как в транспорте: сидя и
уткнувшись в книгу, ощущаешь присутствие и уже не читаешь, а ждешь, когда
же взрыв: "Расселись тут, молодежь! А их так воспитали!" Вот и Мареев не
мог сосредоточиться на тексте, ждал. И взорвалось:
- Что вы тут сидите! - Люська была на грани истерики, выкрикнулась
умоляюще-умиротворяюще. - Матвей Сергеевич все равно сегодня не примет! У
него дела, понимаете?! Де-ла! Он же предупредил! Он с утра как белка в
колесе! Его нет! И не будет! Он устал! Взмок! Пот градом катит!
Может, у Люськи обычный женский бзик? Беспричинная раздражительность
и вообще...
- Мертвые не потеют! - погасил Мареев и скорчил зверскую гримасу.
Благо, книжка вот она.
- Ой-ей!
Вот это пошутил! Люська выскочила из-за стола и спиной прижалась к
дермантиновой двери квадратно-гнездовой обивки. Ножницы растопырились
рачьей клешней.
А за дверью, там внутри, в кабинете... некий шорох.
"Его нет! И не будет!" Не похоже. А на что это вообще похоже! Дурдом!
Марееву работать надо, а тут...
- Так, - сказал Мареев. - У меня впечатление, что мне морочат голову.
- Он достал пачку и стал намеренно-нервно выбивать оттуда сигарету.
Болгарские канули в один день по всему городу, а у него еще блок.
Потому что не курит толком, а так, под настроение. Как раз и настроение.
Сейчас вечный стрелок Люська загорится при виде "Родоп", и они мирно, как
бывало...
- Здесь не курят!
Люська ли это вообще?! Ведет себя неадекватно. Говорит... говорит
тоже неадекватно. И по сути, и по тону, и по... выговору. Вот именно. С
самого начала. Будто... Будто... А, вот! Станции метро так объявляли в
Олимпиаду. По-русски, но не по-русски. Секретарь Кириллова - Люська. Для
Кириллова не просто секретарь. Уж Мареев-то знает. Она же два раза в месяц
- кассир.
"Ты не кассир! Кассира убили, а сами сели!" Ножницами расчленили,
зажарили в бельевом тазу и съели. А сами сели, да!.. Бредятина!
- Ладно, - с достоинством смирился Мареев. - Я его в коридоре
подожду.
Вышел, прижег, затянулся. Дрова и дрова. А еще "Родопы"!
Что? Там, у Люськи, где "его нет! и не будет!" невнятный пробормот.
Кто-то с кем-то. Не сама же с собой! Вслушался. Люська:
"...застукала его за сеансом связи..."
Мареев раздавил "дрова и дрова", предупреждающе кашлянул (я
предупредил, а вы как хотите!) и резко дернул ручку.
Люська рухнула обратно в кресло. Квадратно-гнездовой вход в кабинет
Кириллова был закрыт. Но только что. Голову на отсечение - только что!
Взрезанная корреспонденция порхнула со стола вверх и в стороны, как
поднятая свистом голубятня. Свиста не было, а вот волна воздуха была. От
двери. Но не входной, а дермантиново-кабинетной. И ее не только захлопнули
миг назад, но еще навалились всем телом с той стороны - не пуская, если
будут ломиться. Очень ясное впечатление возникло.
