обеими крепостями не пройти и ночью. Ромеи запалили сильные факелы.
Ромейская волчишня тревожилась. Слышались голоса, топот на стенах. С
башен кидали факелы, но они быстро гасли в лужах, оставленных дождем.
Перед рассветом в большей крепости ясно и спокойно зазвучала бронзовая
доска.
Комес Гераклед жарко молился, припадая лбом к шероховатой плите пола.
Не было времени гладко обтесать камень.
Истовый кафолик, Гераклед выдвинулся на службе в войсках, подчиненных
антиохийскому патриарху Ефрему. Святитель Ефрем искоренял в Сирии ересь
монофизитствующих. Более двух мириадов монахов-схизматиков, изгнанных и
бежавших из разоренных кафоликами монастырей, собралось в Теллском
монастыре. Когда легион под командованием брата патриарха приблизился к
необозримым рядам черноризцев, солдаты отступили, приняв смертных за
исполинов. Один Гераклед, повторяя догмат истинной веры как боевой клич,
бросился на монахов и убивал еретиков до изнеможения. Его пример не увлек
оробевший легион. Однако полководец отличил храброго борца за истину
христианского вероисповедания
Гераклед получил командование. Города и городки Сирии узнали имя
благочестивого комеса. Ведомый истинным богом, Гераклед опустошил
окрестности Теллы, разыскивал схизматиков в горах и в недоступных, как
прежде считалось, убежищах по Евфрату.
Исполняя волю святителя Ефрема, Гераклед погнал еретиков от города
Апамеи к границам сарацинов. Стада нечестивцев падалью устлали дороги, но
все же Гераклед продал сарацинам три мириада мужчин, полтора мириада
женщин, сколько-то детей. Их не удосужились посчитать. Еретик несравненно
хуже язычника. Идолопоклонники находятся вне церкви, еретики же хотят
разрушить христианскую общность изнутри. Они - проказа. Быть рабом
язычника еще слишком хорошая участь для схизматика.
Божественный Юстиниан узнал имя Геракледа. Воин во имя Христа был
послан на северную границу империи для укрощения варваров. В дальнейшем
Геракледу было обещано командование войсками всей Фракии.
Гераклед, задержав посыльных Рикилы Павла, погнал в Тзуруле и
Юстинианополь собственных гонцов. Предупреждая о вторжении трех тысяч
славян, Гераклед обвинял Рикилу в изменническом пропуске варваров через
священную границу.
Бог привел славян в руки Геракледа, который уничтожит их, как Самсон
филистимлян.
3
Поцеловав крест, поцеловав и руку священника - человека грешного, но
наделенного благодатью при посвящении в сан, комес Гераклед первым вышел
из храма.
Ранняя утреня закончилась с восходом солнца. Благовестил колокол.
Было тепло и влажно. Белые хлопья тумана цеплялись за горы. Луч солнца
лежал на золоченом кресте, поднятом на высоком шесте над узким
прямоугольником храма. Храм возводился ранее крепостных стен. Божественный
базилевс хотел слышать о благочинии богослужения и в далеких крепостях.
В неподвижном воздухе висели густые, привычно зловонные испарения
людей и животных. Под ногами хлюпала грязь - мостовую не успели сделать.
Было тесно. Зодчий предлагал строиться более широко, увеличив протяжение
стен на полторы стадии. Бог вразумил своего раба - согласись Гераклед, и
скифы застали бы крепость недостроенной. "А не был ли зодчий предателем?"
- мелькнуло в голове Геракледа, озабоченного вторжением.
Двери военных домов, широкие, как ворота конюшен, были распахнуты. Во
дворе из-под котлов, вмазанных в очаги, поднимался густой дым. Несколько
босых рабов, единственной одеждой которых служила набедренная повязка,
таскали дрова. Брякали ножные цепи.
На высоком пороге двухэтажного лупанара одна женщина искала в волосах
другой. На обеих были хитоны одинакового покроя и одинаково грязные.
Заметив комеса, женщины замерли, как мыши, которым некуда бежать. Утром,
не натертые мелом и тальком, без сажи на бровях и краски на щеках, они
казались тем, кем были, - старухами.
В другое время Гераклед приказал бы содержателю солдатского лупанара
наказать женщин плетью. Комес не хотел, чтобы блудницы показывались в часы
богослужения.
Торговец рабынями Ейриний обладал купленной в Палатии монополией на
содержание лупанаров в крепостях империи.
Тога сенатора или золототканый сапожок базилиссы проделывают длинный
путь, пока их обрывки превратятся в ветошь, от которой откажется нищий.
Каждая лестница ведет вниз. На каждой ступеньке кто-то извлекает выгоду.
Какая-нибудь нежная красавица иберийка, предложенная Ейринием утонченному
патрикию Помпею через два дня после того, как корабль привез ее с берегов
Лазики, где отец, брат или просто людокрад выменял девушку на крепкий меч
византийской работы, через двадцать пять лет оказывалась в лупанаре
пограничной крепости, продолжая приносить доход хозяину и империи.
Гераклед грешил плотью, как остальные. Главное, главнейшее -
чистосердечная исповедь и отпущение грехов. Не грешить есть дьявольское
искушение; человек, считающий себя безгрешным, впадает в смертный грех
гордости, он подвергает осуждению ближних, рассуждает о делах империи и
веры. Так рождаются ереси и действия, опасные для империи. Бог требует не
воли, но послушания.
Среди солдат порученных Геракледу манипул были и язычники, что
свидетельствовало о небрежении начальствующих. Их надлежит обратить ко
Христу. После победы над варварами...
Бог обещал победу. Тревожной ночью Гераклед забылся лишь кратким
сном, но имел видение. Белый агнец шел по лугу, обагренному кровавой
росой. Знамение победы Креста. Подобное же видение являлось Геракледу в
Сирии, или ему так только казалось, он не мог бы уверять, положив руку на
Евангелие. Сегодняшнее же было явственно, как день.
Теснота крепостного двора не позволяла построить все манипулы сразу.
Медленно, по четыре в ряд, солдаты вытягивались из-под сводчатой арки
единственных ворот. Многие передергивали плечами под кирассой, стараясь
утишить зуд от блошиных укусов. В пыли земляных полов насекомые кишели. Э,
крепость еще устроится!
Шли бодро. Гераклед был любим солдатами. Он не мучил манипулы военной
муштровкой, кормил досыта кашей из дробленого зерна, мясом, хлебом.
Влажный воздух крепостного двора наполнился тяжелым запахом чеснока и
лука. Все солдаты получали по четыре луковицы и по две головки чеснока в
день. Давали и вино.
Имперская армия обладала умением воспитывать ромеев. Это простое чудо
случалось одинаково и с подданными и с военнопленными. Отбор происходил
естественно и довольно быстро. Кто не мог свыкнуться с воинской неволей
или с разлукой, тот бежал, погибая в бегстве, либо в казарме угасал от
тоски. В рядах оставались люди, наделенные силой жизни, подобной силе
ползучих растений, - умевшие гнуться, извиваться, приспосабливаться.
Перс или воин иного племени из многих, входящих в империю Хосроя, был
в прошлом земледельцем, ремесленником или мелким торговцем. Насильственно
завербованный, он едва умел держать оружие и становился легкой добычей
ромеев при первой неудаче персидской армии. Ромеи, обучая, делали из него
солдата.
Сарацин учился в имперских легионах не только ходить пешком.
Привыкнув довольствоваться горстью фиников, куском вяленой верблюжатины,
не брезгуя и ослиным мясом, сарацин учился есть.
Ему бы набить брюхо, ему бы женщину - ромеи давали солдату и то и
другое.
Солдат получал свободу от выбора и сомнений, над ним не тяготела
необходимость нечто решать, он не был обязан трудиться, содержать семью и
думать о завтрашнем дне. Исполняя несложные обязанности, солдат был
защищен от произвола. Тогда как на воле он был горстью пыли в руке
начальника, в руке сборщика налогов.
Солдаты Геракледа охотно отправлялись бить варваров. Они чувствовали
себя сильными и были не прочь обобрать тела убитых и захватить лагерь.
Гераклед залез на лошадь с высокого камня. Только атлет или варвар
мог подняться в седло со стремени под грузом полного вооружения. Манипулы
вытекли из ворот, как ручей из болота.
Все пятьдесят обитательниц лупанара провожали солдат. Женщины тоже
выстроились, уже набеленные, успев намазать брови смесью сажи и жира, с
щеками, накрашенными толченым кирпичом, спрятав седые волосы под яркими
повязками. Чудовищные, похожие на Лампий, на Фурий, но желанные благодаря
своему искусству, они обменивались с солдатами своеобразными
приветствиями:
- Поймай мне скифа!
- Не хочешь ли козла?
- Петушок, не давай себя ощипать!
- Если ты, гусыня, накликаешь беду, я тебя...
- Береги свой клюв, журавль. Не чихай!
- Уж я тебя проклюну, когда вернусь, - огрызался длинноносый солдат.
В нише над аркой ворот стояла икона Христа Пантократора.
Солдаты-христиане крестились. Язычники приветствовали небесного
покровителя империи по-ромейски, взбрасывая правую руку.
Конным варварам негде развернуться, чтобы обхватить манипулы. Они
спешатся, и Гераклед раздавит их силой строя. В узости горной дороги
варвары не сумеют воспользоваться численностью. По своей нетерпеливости
они могут подставить себя под удар. Если же этого не случится - Гераклед
просто вытеснит варваров из окрестностей крепости, не дав им возможности
проникнуть через перевал. Так или иначе, комес сделает свое.
Небо совсем очистилось. Горный лес крепко пахнул землей, прелым
листом, сладостью цветущего боярышника. Перекликались невидимые вороны.
Ряды первой манипулы не помешали Геракледу увидеть скифов. Они ехали
шагом, будто бы составляя передовой отряд ромеев. Один из них,
повернувшись, помахал рукой.
С Геракледом было три десятка конных - его личная охрана. Комес
удержался от желания бросить их на варваров.
Через двадцать стадий Гераклед устроил малый привал. Варвары тоже
остановились. Кусок дороги, видимый до поворота, был забит скифской
конницей. Организованная сила империи вытесняла орду, как поршень - воду.
Ловко управляя низкорослым конем, старый центурион пробрался лесом к
комесу. Гераклед терпел бывалого воина Анфимия, но презирал в нем
неудачника. Старик не сумел отличиться в дни восстания Ника и с тех лет
прозябает в пограничных войсках. В списках около его имени есть пометка,
исключающая возможность повышения.
Комес должен проникнуть в души подчиненных. За кубком вина Гераклед
пытался вызвать Анфимия на откровенность.
- Я всегда исполнял долг верноподданного-кафолика, - утверждал
центурион.
И ничего другого. Одиннадцатый легион покрыл себя тенью измены.
Оставленных из милости на службе империи разбросали по дальним углам.
Недельная щетинка не могла скрыть шрам, превративший верхнюю губу
центуриона в подобие заячьей. Центурион говорил со странным свистом,
обнажая черные остатки зубов:
- Благороднейший комес, скифы конны, нам их не догнать. Они хитры.
Они заманивают нас подальше от крепости. Берегись неожиданного,
великолепный.
Старик предлагает вернуться? Отступить перед варварами? Засесть в
крепости, как презренный Рикила? Не для этого Геракледу дали больше тысячи
солдат. Для удержания крепости хватит трех сотен. Если старый центурион и
был солдатом, то он износился. Наверное, и во время восстания Анфимий
больше думал о сохранности собственной кожи, чем о защите Божественного от
буйства охлоса.
- Вернись. И более не покидай свое место, - приказал комес. Он
поручил охрану тыла колонны Анфимию, как самому опытному из подчиненных.
Пора выгнать совсем старого труса.
- Я исполню, светлейший, я понял, я напрасно хотел советовать твоей
