лицемерит.
Возможны и имеют место случаи, когда люди, вступая в Братию, не верят в
ее идеалы, в чистоту ее морали и поведения, презирают Братийную дисциплину,
демагогию, собрания и т.д. Таких очень много. Но это не играет никакой роли,
раз люди формально ведут себя так, как должны вести себя искренние члены.
Братии. Главное -- фактическое поведение. Ничего безнравственного в этом
нет, ибо нет никакой возможности обнаружить, что человек лишь прикидывается,
не является искренним в отношении программы, идеологии, демагогии и т.д.
Братии. Если такие случаи обнаруживаются (они -- исключительная редкость),
человека исключают из Братии, и все. Неискренность при вступлении в Братию
не отвергает принципа добровольности, а подтверждает его. Это тем более
делается согласно собственному расчету и решению индивида.
Добровольность членства Братии есть основа всей ибанской
государственности. Объяснить, как на базе полной добровольности вырастает
самая полная и оголтелая принудительность власти, -- вот задача для
любителей решать житейские парадоксы. Насилие есть равнодействующая
свободных воль индивидов, а не злой умысел тиранов. Тираны такие же пешки в
руках добровольно вырастающей власти, как и их жертвы. Неограниченная власть
тиранов есть иллюзия, рождаемая ситуацией всевластия жертв власти.
Второй принцип членства Братии -- принцип отборности. В Братию идут
добровольно, но не все в нее принимаются. В нее отбираются по строго
определенным принципам. Этот отбор и определяет то направление, в котором
будут суммироваться добрые воли отдельных индивидов их совокупной власти.
Однажды сложившись, система отбора лиц в члены Братии воспроизводится в
стабильном виде изо дня в день, из года в год, испытывая незначительные
изменения в связи с общими изменениями состава населения страны.
Надо признать, далее, как факт, что в Братию отбираются далеко не
худшие граждане. Возьмите среднее ибанское учреждение и посмотрите, что из
себя представляет, его братийная организация. Конечно, в силу массовости
Братии и общих условий жизни многие члены Братии оказываются жуликами,
развратниками, пьяницами, взяточниками и т.п. Это неизбежно. Но в
относительных величинах уровень преступных и аморальных явлений,
обнаруживаемых официально, в братийной среде ниже, чем в среде небратийного
населения. Я не хочу этим сказать, что в Братию отбираются только хорошие
люди. Оценки такого рода тут вообще неуместны. В Братию отбираются индивиды,
являющиеся лучшими гражданами с точки зрения официальных критериев оценки
ибанского общества. Эти индивиды должны быть психически нормальны, иметь
минимум политической образованности (читать газеты и запоминать их
содержание), соблюдать нормы бытовой морали, соблюдать нормы трудовой
дисциплины, быть социально активными (выполнять общественную работу) и т.п.
Мы даем этим качествам другие названия: карьеризм, стяжательство,
беспринципность и т.п. Но эти слова двусмысленны. Они имеют социологический
и морализаторский смысл. В социологическом смысле, например, карьеризм есть
нормальное и здоровое явление. В морализаторском -- это есть нечто иное. Это
делание карьеры морально предосудительными методами.
Короче говоря, в Братию отбираются граждане, обладающие четко
выраженными качествами социального индивида, формально они удовлетворяют
всем требованиям морали, права и дела. К ним не придерешься. А так
называемая фактическая сторона официально не существует. Ее нельзя
разоблачить. В разоблачении ее никто, кроме отдельных правдоборцев и
оппозиционеров, не заинтересован.
ПРОБЛЕМА ЭМИГРАЦИИ
После нескольких лет бессмысленной волокиты уехал за границу Двурушник.
Насовсем, Не понимаю, почему ты этому придаешь такое значение, говорит
Почвоед. Это же единичный случай. И что ты ни говори, это -- предательство
по отношению к своему народу. Бросить свой народ в беде... Дело не в
количестве, говорит Учитель. Проблема эмиграции есть лакмусовая бумажка
нашего общества. Дело в том, как мы на нее реагируем. А реагируем мы
омерзительно. Человек двадцатого века имеет право выбирать себе место
жительства по своим желаниям и возможностям. Ничего преступного и
аморального в этом нет. Преступно и аморально препятствовать этому. Возьми
нашу внутреннюю жизнь. Сколько народу с окраин бежит поближе к центру и в
центр. А это тоже эмиграция по отношению к тем районам, откуда бегут. Мы же
с этим смирились как с нормой. II о какой беде ты говоришь? Странно это
слышать от государственного деятеля. А если уж ты так печешься о народном
благе, так оно немыслимо без соблюдения элементарных прав человека, в том
числе -- права выбирать место жительства. Это пустые абстракции, говорит
Почвоед. Я знаю, к чему на практике приведет реализация таких лозунгов.
Утечка мозгов и творческих потенций... Мозги Двурушника тут никому не нужны,
говорит Учитель. Его от всего отстранили и изолировали независимо от этой
злополучной книги и еще до нее. Кстати, в книге ничего антиибанского нет.
Скорее наоборот. На эту тему мы с тобой вряд ли договоримся, сказал Почвоед.
Это принципиально.
Любопытно, думал Учитель. Начинают работать глубинные основы
мировоззрения. Было время, когда они отошли на задний план и казались
пустяковыми. А размежевание происходит (и это -- несомненный факт) не по
проблемам, которые еще недавно выглядели очень острыми и политичными, а по
малоприметным проблемам, на которые раньше вообще не обращали внимания.
Проблема эмиграции выросла в социальную проблему лишь в последние два-три
года. И превратилась фактически в проблему приятия или неприятия самих основ
нашей жизни. Что бы там ни говорили желающие удрать, они бегут от изма как
такового. Это факт. И это чувствуют наши вожди. Размежевание происходит не
по массовым проблемам, а по индикаторным, касающимся очень немногих
личностей, но зато глубоко.
Ладно, сказал Учитель. Черт с ними, с эмигрантами. Мы же не эмигранты.
Мы никуда не сбежим. Будем работать на благо народа. Не кинем его в беде.
Только как он отнесется к этому нашему намерению? Боюсь, что хуже, чем к
Двурушнику. Пусть, сказал Почвоед. Отступать все равно поздно. Вот,
смотри...
НАУКИ
Науки юношей питают,
Надежду старцам подают,
писал один древненеибанский поэт. С тех пор положение несколько
изменилось. Науки возросли и превратились в непосредственную
производительную силу. И питают они теперь не столько юношей, сколько
старцев. Троглодит и Академик например, каждый по отдельности прожирают, по
крайней мере, в два раза больше, чем весь первый курс среднего факультета
Университета. А юношам остается зато надежда пробиться в старцы. Как сказал
Портян, все переходит в свою противоположность путем отрицания отрицания по
спирали в форме перехода количественных изменений в качественные
скачкообразно, причем у нас это происходит под руководством и по заранее
намеченному плану, который... Извини, старик, сказал Неврастеник. Мне
некогда. Ты продолжай в том же духе. Через час я вернусь и дослушаю конец
твоей замечательной мысли. Не забудь, сегодня получка. Портян, услыхав о
получке, захлопнул пасть на полуслове и помчался в институт. Его как
крупного ученого к кассе пропускали без очереди.
Ибанские науки разделяются на естественные и неестественные. К
естественным наукам относятся хорошо, поскольку они стали непосредственной
производительной силой согласно предсказаниям и указаниям классиков и
помогают строить материально-техническую базу полного изма. Вообще-то
говоря, ибанцы на своем личном опыте убедились в том, что полный изм можно
построить и без такой базы. И даже легче. Меньше волокиты. Собрали главных
начальников, приняли решение, провели разъяснительную работу, и готово. А
если кто вздумает, то... Но как-то неудобно перед классиками. Старики
мечтали сделать дельце на хорошей материально-технической базе. Чтобы все
было как следует, в полном согласии с объективными железными законами. Тогда
если кто и вздумает пикнуть, ему и сунем в рожу базу. Смотри, мол, сукин
сын, против чего ты прешь! Против железных законов! Против исторической
необходимости!!! И по шее. А лучше в затылок. Научнее.
Ко всему прочему -- заграница. Ах, если бы ее не было! Тогда бы мы в
два счета. А там вечно что-то выдумывают. А с ними тягаться надо.
Преимущество свое доказывать. Не успеешь стянуть у них одну машинку, как
нужно тянуть другую. Пока внедряли, устарела, сволочь! А тут без науки никак
не обойдешься. Ну, и угроза, разумеется. Угроза -- это главное. Надо
противостоять. И всех защищать. Пропадут же без нас, сволочи! Тут и на науку
потратиться не жалко. Пусть себе развивается! Мы не против. Кто сказал, что
мы против? Клевета! Мы всегда за. Наука -- она, ха-ха-ха, штука серьезная.
Авось придумает что-нибудь такое. Придумает, сволочь! А если не придумает,
мы им... Придумает, не смеет не придумать. Ученые же там сидят, а не
какие-нибудь... За что, спрашивается, деньги им платим? И какие деньги! Мало
-- еще дадим. А нет, так ведь и урежем. Пусть как все. Придумают! Вот
тогда-то мы ка-а-а-а-к бабахнем! И скажем свое слово. Хватит, туды растуды
вашу мать! Попили кровь мирового пролетариата и угнетенных отсталых народов!
Вы ответите нам за все! Теперь наша очередь! Что вы сделали с нашими
папуасами? Бабах! Что вы делали с нашими бизонами? Бабах! Кто навел руку в
нашего...?... Бабах! Ах, если бы не заграница! Мы бы тогда все силы бросили
на мирный атом, конечно. На космические полеты! Не вечно же на Земле нам
сидеть!
Конечно, внутри у нас не все на должном уровне. Есть отдельные
недостатки. Развиваемся, но не такими ускоренными темпами, как хотелось бы.
Мешают. Мы стараемся, а они мешают. Мы для них, а они... Хлеба не хватает.
Мяса, говорят, нет. Преувеличивают, конечно. Но нет дыма... Говорят, наука
помогает. Врут, сволочи! А вдруг и в самом деле поможет? Выдумает что-нибудь
такое! Ведь выдумали же икру! Есть, правда, нельзя. Не переваривается,
сволочь. Но продавать можно. Американцы вон за милую душу ее лопают. И еще
просят. Выдумает, не посмеет не выдумать! И тогда руководить можно будет как
следует. Вызовешь на дцать ноль-ноль. Прикажешь. И жди результат. Не
терпится -- прикажи, досрочно сделают. За что им деньги платим? А результат
не может не быть. Не смеет не быть. Обязан быть. С перевыполнением. И до
срока. А если что -- снимем. Судить будем.
Короче говоря, без науки-то лучше было. Жили без теории
относительности. И без хромосом. И без обратной связи. И без информации. И
неплохо жили. По крайней мере, не было ни Правдеца, ни Певца, ни Двурушника,
ни Срамиздата. И еще неизвестно, чем все это кончится. Прихлопнешь одного,
другой вылезет и заорет на всю вселенную: помогите, зажимают, не выпускают,
сажают, лечат... Давить их, гадов, надо. Давить в зародыше. А если уж без
науки пока нельзя, так проверять надо. Следить. Контролировать. Достойных
отбирать. Мало ли кто что выдумает!
С другой стороны -- обещают жизнь продлить до двухсот лет. И никаких
болезней. Перелеты опять же. Воздух очищают. И кины показывают смешные. Это
ежели годам к восьмидесяти изберут или назначат, так за сто с лишним лет
можно будет так зажать, что Хозяин позавидует. То есть счастливыми всех
сделать. За пятьсот лет потом не наблагодарятся. Сколько встреч и
переговоров за сто-то лет! А юбилеев сколько! А наград! Ха-ха, десять
