В осенние дни и в весенние дни,
Как будто в году воскресенья одни.
Уходят, уходят, уходят,
Уходят мои друзья...
ЗАСЫПАЯ И ПРОСЫПАЯСЬ
Все снежком январским припорошено,
Стали ночи долгие лютей...
Только потому, что так положено,
Я прошу прощенья у людей.
Воробьи попрятались в скворешники,
Улетели за море скворцы...
Грешного меня - простите, грешники,
Подлого - простите, подлецы!
Вот горит звезда моя субботняя,
Равнодушна к лести и к хуле...
Я надену чистое исподнее,
Семь свечей расставлю на столе.
Расшумятся к ночи дурни-лабухи:
Ветра и поземки чертовня...
Я усну, и мне приснятся запахи
Мокрой шерсти, снега и огня.
А потом из прошлого бездонного
Выплывет озябший голосок -
Это мне Арина Родионовна
Скажет:"Нит гедайге*), спи, сынок,
Сгнило в вошебойке платье узника,
Всем печалям подведен итог,
А над Бабьим Яром - смех и музыка...
Так что все в порядке, спи сынок.
Спи, но в кулаке зажми оружие -
Ветхую Давидову пращу!"
...Люди мне простят от равнодушия,
Я им - равнодушным - не прощу!
-----------
*) "нит гедайге" - не расстраивайся, не огорчайся
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Ой, не шейте вы, евреи, ливреи,
Не ходить вам в камергерах, евреи!
Не горюйте вы, зазря не стенайте,
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате.
А сидеть вам в Соловках да в Бутырках,
И ходить вам без шнурков на ботинках,
И не делать по суботам "лехаим"
А таскаться на допрос с вертухаем.
Если ж будешь торговать ты елеем,
Если станешь ты полезным евреем,
Назваться разрешат Россинантом
И украсят лапсердак аксельбантом.
Но и ставши в ремесле этом первым,
Все равно тебе не быть камергером,
И не выйти на елее в Орфеи...
Так не шейте ж вы ливреи, евреи!*)
--------
*) Вариант: вместо двух последних четверостиший -
Это правда, это правда, это правда,
Это было, и боюсь, что будет завтра.
Может, завтра, может, даже скорее...
Ой, так не шейте ж вы ливреи, евреи!
ПЕСНЯ ПРО ОСТРОВА
Говорят, что есть на свете острова,
Где растет на берегу забудь-трава,
Забудь о гордости, забудь про горести,
Забудь о подлости! Забудь про хворости!
Вот какие есть на земле острова!
Говорят, что где-то есть острова,
Где с похмелья не болит голова,
А сколько есть вина, пей все без просыпу,
А после по морю ходи, как по-суху!
Вот какие есть на свете острова!
Говорят, что где-то есть острова,
Где четыре не всегда дважды два,
Считай хоть дослепу - одна испарина,
Лишь то, что по сердцу, то и правильно.
Вот какие есть на земле острова!
Говорят, что где-то есть острова,
Где неправда не бывает права!
Где совесть - надобность, а не солдатчина,
Где правда нажита, а не назначена!
Вот какие я придумал острова!
ВИНОВНИКИ НАЙДЕНЫ
...Может быть, десяток неизвестных рифм
Только и остался, что в Венесуэле..."
В.Маяковский
Установлены сроки и цены
(по морям, по волнам)
И в далекий путь между рифами
(по морям, по волнам)
Установлены сроки и цены
И в далекий путь между рифами
Повезли нам из Венесуелы
Два контейнера с новыми рифмами
По морям, по волнам, по морям, по волнам
По морям, по волнам!
Так, с пшеницей и ананасами
(по морям, по волнам)
Плыли рубленные и дольные
(по морям, по волнам)
Так с пшеницей и ананасами
Плыли рубленные и дольные,
Современные, ассонансные, -
Не какие-нибудь глагольные!
По морям, по волнам...
Не снимает радист наушники
(по морям, по волнам)
А корабль подплывает к пристани
(по морям, по волнам)
Не снимает радист наушники,
А корабль подплывает к пристани,
Но биндюжники - есть биндюжники! -
Два бочонка с рифмами свистнули.
По морям, по волнам, по морям, по волнам
По морям, по волнам...
Хоть всю землю шагами выстели
(по морям, по волнам)
Хоть расспрашивай всех и каждого
(по морям, по волнам)
Хоть всю землю шагами выстели,
Хоть расспрашивай всех и каждого,
С чем рифмуется слово ИСТИНА -
Не узнать ни поэтам, ни гражданам!
По морям, по волнам, по морям, по волнам
По морям, по волнам...
ПЕСНЯ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ
(Женский вальс)
Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива!
А я-то думал, что просто
Ты мной воображена...
Не считайте себя виноватыми,
Не ищите себе наказанья,
Не смотрите на нас вороватыми,
Перепуганными глазами,
Будто призваны вы, будто позваны,
Нашу муку терпеньем мелете...
Ничего, что родились поздно вы, -
Вы все знаете, все умеете!
Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива!
А я-то думал, что просто
Ты мной воображена...
Никаких вы не знали фортелей,
Вы не плыли бутырскими окнами,
У проклятых ворот в Лефортове
Вы не зябли ночами мокрыми.
Но ветрами подует грозными -
Босиком вы беду измерите!
Ничего, что родились поздно вы, -
Вы все знаете, все умеете!
Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива!
А я-то думал, что просто
Ты мною воображена...
Не дарило нас время сладостью,
Раздавало горстями горькость,
Но великою вашей слабостью
Вы не жизнь нам спасли, а гордость!
Вам сторицей не будет воздано,
И пройдем мы по веку розно,
Ничего, что родились поздно вы, -
Воевать никогда не поздно!
Как мне страшно, что ты жена!
Как мне страшно, что ты жива!
В Ярославле, на пересылке,
Ты была воображена...
* * *
Я в путь собирался всегда налегке,
Без долгих прощальных торжеств,
И маршальский жезл не таскал в рюкзаке,
На кой он мне, маршальский жезл!
Я был рядовым и умру рядовым.
Всей щедрой земли рядовой,
Что светом дарила меня даровым,
Поила водой даровой.
До старости лет молоко на губах,
До тьмы гробовой - рядовой.
А маршалы пусть обсуждают в штабах
Военный бюджет годовой.
Пускай заседают за круглым столом
Вселенской охоты псари,
А мудрость их вся заключается в том,
Что два - это меньше, чем три.
Я сам не люблю старичков-ворчунов
И все-таки истово рад
Что я не изведал бесчестья чинов
И низости барских наград.
Земля под ногами и посох в руке
Торжественней всяких божеств,
А маршальский жезл у меня в рюкзаке -
Свирель, а не маршальский жезл.
9 марта 1972 года
СТАРЫЙ ПРИНЦ
Карусель городов и гостиниц,
Запах грима и пыль париков...
Я кружу, как подбитый эсминец
Далеко от родных берегов.
Чья-то мина сработала чисто,
И, должно быть, впервые всерьез
В дервенеющих пальцах радиста
Дребезжит безнадежное "SOS".
Видно, старость - жестокий гостинец,
Не повесишь на гвоздь, как пальто.
Я тону, пораженный эсминец,
Но об этом не знает никто!
Где-то слушают чьи-то приказы,
И на стенах анонсов мазня,
И стоят терпеливо у кассы
Те, кто все еще верят в меня.
Сколько было дорог и отелей,
И постелей, и мерзких простынь,
Сколько я разномастных Офелий
Навсегда отослал в монастырь!
Вот - придворные пятятся задом,
Сыпят пудру с фальшивых седин.
Вот - уходят статисты, и с залом
Остаюсь я один на один.
Я один! И пустые подмостки.
Мне судьбу этой драмы решать...
И уже на галерке подростки
Забывают на время дышать.
Цепенея от старческой астмы,
Я стою в перекрестье огня.
Захудалые, вялые астры
Ждут в актерской уборной меня.
Много было их, нежных и сирых,
Знавших славу мою и позор.
Я стою и собраться не в силах,
Я не слышу, что шепчет суфлер.
Но в насмешку над немощным телом
Вдруг по коже волненья озноб.
Снова слово становится делом
И грозит потрясеньем основ.
И уже не по тексту Шекспира
(Я и помнить его не хочу), -
Гражданин полоумного мира,
Я одними губами кричу:
- РАСПАЛАСЬ СВЯЗЬ ВРЕМЕН...
И морозец, морозец по коже,
И дрожит занесенный кулак,
И шипят возмущенные ложи:
- Он наврал, у Шекспира не так!
Но галерка простит оговорки,
Сопричастна греху моему...
А в эсминце трещат переборки,
И волна накрывает корму.
* * *
Когда-нибудь дошлый историк
Возьмет и напишет про нас,
И будет насмешливо горек
Его непоспешный рассказ.
Напишет он с чувством и толком,
Ошибки учтет наперед,
И все он расставит по полкам,
И всех по костям разберет.
И вылезет сразу всередку
Та главная, наглая кость,
