тебе нужен свет, Я хотел бы жить в большом светлом сердце. Пусть черные
жалюзи, не пропускающие свет, опускаются в нем, когда это необходимо."
Я взял другой тон:
- Да, это ужасно, китч чистейшей воды. Но Ольга, только китч в чувствах
дает возможность написать хорошие тексты. Истина в китче.
Удержаться бы мне от афоризма, потому что Ольга ответила:
- Вот видишь! Я знала! Ты все еще любишь ее! А я только замена! Эрзац!
Но учти - ненадолго!
Никакие интерпретации ничем бы не помогли. Она хоть и бегло просмотрела
текст, но знала его очень точно. Я назвал в нем несколько джазовых
композиций. "Sweet Substitute", "Exactly Like You", "Second Hand Love" -
пьесы, в которых певец или певица понапрасну искали милый эрзац или
подобие разлюбившим. Все эти проклятые совпадения Ольга использовала
против меня. Ей было жаль, что оригинал не она.
- Все люди разные! - крикнул я, все любови разные. Она не верила.
Такие, как я, пишут всем женщинам одинаковые письма. Это утверждение не на
шутку разозлило меня. Ибо я всегда придавал большое значение
неповторимости чувств. Согласен, что многие женщины получали от меня
открытки с одинаковыми видами, репродукциями или шутливыми карикатурами.
Поскольку большинство из них жестокие и самовлюбленные, я - увы! - должен
был дюжине-другой послать открытки с видом руины в итальянских прериях, на
полуразрушенном фасаде которой влюбленный Ромео оставил трогательную
сентенцию: "Bella ma non hai l'anima". Ты красива, но бездушна! Однако на
другой стороне открыток я каждому бездушию из этих дюжин сформулировал
индивидуальное обвинение.
Ольга так и не могла успокоиться. Она мне не верила, выступая против
мужчин.
- Мужчины может и умеют сочинять стихи, - говорила она, - да, поскольку
поэзия это ложь, но любить по-настоящему и страдать и писать женщинам
чувствительные письма, этого они не умеют, и я не исключение.
Тут я дошел до крайности: позвонил в службу срочного обслуживания для
студентов и попросил прислать германиста. Парень оказался настолько
неинтересным, неостроумным, неизысканным и неначитанным, что я вопреки
своей воле сунул ему в руку 20 марковую банкноту на обратную дорогу и
прогнал его. Тогда мне прислали еще двух личностей подобной степени
непригодности. Прогнав их обоих, я нанял частного детектива. На академиков
не положиться, на студентов тоже, а уж на студенток и вовсе. Самые
бессердечные женщины на свете - это студентки. Я их просто ненавижу. Всем
им лет по 25, а души заскорузли. Будь то Херти, Пенни или Альди, каждая
кассирша лучше знает, что значит страстно тосковать.
Детектив должен был выдавать себя за солидного американского
профессора-литературоведа. Делать так делать. Не какой-то там клянчущий
докторант. Областью его изысканий является мое творчество, так он будет
везде объяснять. Он просит разрешения просмотреть мои письма. Он сейчас
пишет трехтомную биографию о моих произведениях и обо мне. Разумеется, он
возьмет из писем только нейтральные фрагменты и прежде чем опубликовывать
их, предложит цитируемые пассажи дамам для оценки. Серьезное американское
литературоведение.
Разумеется, Гарвард, мадам.
Если женщины спросят, не пишутся ли подробные биографии после смерти
авторов, он скажет: "С этим столь значительным автором дело обстоит иначе.
Кстати, со здоровьем у него неважно". Его задача - пронаблюдать за
реакцией моей тогдашней любовницы именно на последнюю информацию, -
заострил я.
Нине, Нене, Нане, Нуне и Ноне я писал немного, в отличие от Верены,
Мерседес, Лолиты, Дженни, Сабины, Паулы, Марии, Эрики, Юлии, Барбары,
Сюзанны, Валешки, Роберты. За составлением списка с указанием имен и
адресов для детектива, я совершенно запутался, потому что все эти женщины
были героинями моих романов, большинство их них под другими именами, но
некоторые под своими собственными, если они мне особенно подходили. Место
жительства и фамилии я изменил, но уже отчасти забыл, какие именно. Так,
Сюзанна по моим представлениям давно жила в Гейдельберге, хотя в
действительности я послал ей добрую сотню писем в Нюрнберг, ответы тоже
приходили оттуда, - и именно там провел ночь, которую в одной из своих
книг по причинам дискретности и драматургии перенес в Страсбург. Валешка,
которая, как Эрика, разочаровала и втоптала меня в грязь, с сердцем не
больше фаланги моего большого пальца, по-моему, бесчинствовала где-то в
Париже, а не по своему настоящему местожительству. Дожно быть, у нее
находились сотни моих писем, потому что одно время я писал по многу часов
в день. Тем самым я не только хотел покорить ее серде, но и вдохновить ее
на писание, что для капризной студентки, оказалось, конечно, трудным
делом. Если бы она отвечала хоть на одно письмо из трех, нам обоим было бы
хорошо, и у нас состоялся бы сверхсовременный роман в письмах. Но она была
еще ленивей и трусливей и фальшивей, чем Эрика, которая по крайней мере
реагировала фразой: "Отвяжись от меня!" - когда моя почта становилась
слишком обширной. Валешка же взяла неверный тон. "Твои письма - моя
единственая надежда". Только и всего.
Замаскированный под гарвардского профессора детектив потребовал от меня
15 тысяч марок предварительной оплаты. Чего только не сделаешь, чтобы
подтвердить свою невиновность и устранить подозрения в том, что ты
копируешь самого себя. Добыча его оказалась богатой. Эрика уже продала 400
писем в один литархив. Это меня больше позабавило, чем рассердило. Оптом
они обошлись чиновникам от современной литературы в 3 тысячи марок. Одна
молодая германистка, нашедшая работу в литархиве, долго ломалась, прежде
чем позволила гарвардскому профессору взглянуть на мои письма, однако
копий с них делать не разрешила, поэтому ему пришлось как Джеймсу Мэйсону,
секретному агенту по кличке Чичеро во времена второй мировой, тайком
снимать мои мольбы и проклятия на микрофильм.
Валешка не открыла профессору дверь, как мне во времена бесславного
завершения нашей интриги. Тогда он забрался к ней ночью. Она спала,
засунув в уши ватные тампоны, пропитанные воском, и ничего не услышала.
Мои письма были раскиданы по всем комнатам. Многие оставались невскрытыми.
Загадочная женщина. Мне урок. Если достаточно глаз и фраз, то я и вправду
вечно попадаю впросак. Роберта, Сюзанна, Барбара, Юлия, Кристина вернули
несколько писем. Сюзанна была единственной, сказавшая: "О господи!" - на
сообщение о моем плохом самочувствии.
Я оплатил детективу командировочные в размере восьми с половиной тысяч
и издержки за копии, тысячу двести. За это я получил 16 толстущих папок,
минуты три полистал их и быстро, но сильно сконфузился тому, как пылко я
любил всех этих недостойных женщин и открыто на тысячу ладов говорил им об
этом.
Мои письма к Валешке детектив забрал тогда для копирования и никак не
успевал вернуть их обратно в ее квартиру. "Я не хочу делать Вам больно, -
сказал он, - но знаете, можно не напрягаться. Судя по тому, как крепко она
спит и как раскиданы Ваши письма, ей и в голову не придет, что они
пропали." Он посоветовал мне продать оригиналы в литархив. Моя любовь была
горячей, подлинной и страстной, соответственно чувствам были и письма.
Архив заплатил мне семь тысяч, и тем самым я смог немного скомпенсировать
затраты на детектива.
Потом я показал Ольге все 16 папок и попросил ее убедиться в том, что
там нет ни одного письма, похожего на другое. Я всегда был оригинальным
любовником, может быть, другие мужчины делают копии с особенно удавшихся и
обещающих непременный успех любовных уверений, чтобы потом еще разок
пустить их в ход и тем самым произвести впечатление, что, в конце концов,
не запрещено. Однако, я не делал даже этого, во-первых, потому, что уважал
индивидуальность в каждой женщине, которую я завоевывал; во-вторых, потому
что ценил собственное чувство стиля, от которого не требовалось дешевых
повторений; а, в-третьих, копирование мельчайших трюков завоевывания не
согласуется с моим моральным представлением о том, что каждая любовь не
похожа на другую, и что допустимо, неизбежно, необходимо и достойно
желания в своей жизни вступать во множество разных любовных отношений.
- Вот как? - сказала Ольга, листая папки. - А почему ты не писал мне
таких писем? - продолжила она, заглянув в письма к Эрике и Валешке. Голос
был грустным.
- Послушай, - ответил я, - со времени нашего знакомства мы не отходим
друг от друга. Когда и зачем писать? Ты получаешь мою любовь в чистом
виде, а не на бумаге.
- Слава богу, - сказала Ольга и захлопнула папку.
1996
Hertie - сеть дорогих торговых центров.
Penny-Markt - сеть дешевых продовольственных супермаркетов.
Aldi - сеть очень дешевых продовольственных супермаркетов, имеющих в
Германии культовый статус. (Примечание переводчика.)
