Павел Вежинов.
Однажды осенним днем на шоссе
Перевод с болгарского
Белый стул был без спинки, и я почувствовал, что у меня от
долгого сидения онемела спина. Я пробыл здесь уже почти час, и
за все это время он ни разу не пошевелился на своем тесном
ложе. Может быть, поэтому простыня была совершенно несмятой,
как если бы под ней лежал не живой человек, а труп.
- Нет смысла, - сказал он утомленно. - Никакого смысла
во всей этой истории...
Я хотел возразить ему, но почувствовал, что мне его не
переубедить. Он немного помолчал, а затем снова заговорил, без
всякой связи с предыдущим:
- Все, что мы называли субъективной жизнью, все это, в
сущности, нечто нереальное... Как, например, нереальны облака,
отражающиеся в глади озера. Когда ветер поднимет зыбь и
отражение исчезнет, это ведь не значит, что исчезли и сами
облака... Все, что произошло на поверхности озера, - это
смерть без смысла и значения...
- И все-таки надо жить, - возразил я машинально.
- Зачем?
- Потому что это естественно...
- Очевидно, ты прав, - сказал он неуверенно. -
Естественно, но безрадостно. Появляешься из ничего, существуешь
и снова превращаешься в ничто. Другое дело, конечно, если
достигнешь цели, в которой заключается весь смысл твоей
жизни...
Я молчал. В комнате, большой, светлой, незаметно стемнело,
откуда-то донесся далекий гул. Его лицо оставалось все таким же
белым, с чистыми, гладко выбритыми щеками и вздрагивающими
рыжеватыми ресницами. Он перевел взгляд на окно и тихо сказал:
- Будет гроза, тебе надо ехать...
- Ничего, - ответил я. - У меня машина, ничего...
- Нет, ты иди... На шоссе будет скользко, это опасно. ..
Действительно, оставаться здесь дальше не было смысла. Я
чувствовал, как начинает рушиться даже то немногое, что мне с
таким трудом удалось укрепить в нем. Я встал и бодро протянул
ему руку, но он вяло улыбнулся и не подал своей.
- Иди, иди!
Доктора Веселинова я застал в кабинете; он сидел,
склонившись над рентгеновскими снимками. Один из снимков,
который он держал в руках, неизвестно почему напомнил мне
далекую, рассеянную в черном мраке галактику.
- Ну как, по-вашему, ему лучше? - спросил он, не
поворачивая головы.
- Кажется, лучше, - ответил я.
- Необходимо все-таки ему внушить... Без операции я не
гарантирую, что он выживет.
- Да, понятно, - сказал я.
Доктор наконец оторвался от снимков и поднял на меня
странные глаза оливкового цвета.
- Я рассчитываю только на вас, на ваше влияние. Его
душевные силы на исходе...
У меня заболела голова - от волнения и больничных
запахов. Когда я вышел на улицу, над горами действительно
висели черные грозовые тучи, но в ту минуту я не обратил на них
внимания. Неистовые маленькие смерчи крутились по асфальту
двора и разбивались о мою машину. Едва я тронулся, как по
стеклу застучали первые капли дождя, крупные, стремительные,
словно пули. Лишь тут у меня мелькнула мысль, что шины уже
очень изношены. Но я не особенно встревожился - после такого
трудного дня я чувствовал себя опустошенным. Дал задний ход,
выбрался на дорогу и неспешно поехал в гору.
Буря застала меня уже на первых километрах. Это была одна
из запоздавших сентябрьских бурь, разразившаяся с достойным
грохотом и треском. Смотровое стекло заливали такие потоки
воды, что пришлось остановиться. Я осторожно отвел машину на
обочину и выключил мотор. Дождь лил с прежней силой, громовые
разряды следовали непрерывно, один за другим. В Искырском
ущелье я попал однажды в такую же грозу, и мне это даже
понравилось. Все же на этот раз я хорошо сделал, что
остановился: по асфальту, словно река, неслись черные бурлящие
потоки воды, в которой время от времени отражались мертвенные
отблески молний. Рядом, почти сразу же за асфальтом, ничем от
него не отделенная, тянулась дышащая испарениями пропасть. Со
своего места я не видел, насколько она глубока, но можно было
не сомневаться, что моя машина на ее дне выглядела бы детской
игрушкой.
Я приоткрыл боковое стекло и пересел подальше от руля,
чтобы брызги не летели в лицо. Потом закурил сигарету и
откинулся на сиденье. Чувствовал я себя скверно, мысль о смерти
не оставляла меня. Мой друг примирился с ней, и это было самое
страшное. Хотя трудно было допустить, что можно примириться с
мыслью о смерти - по крайней мере мне это было непонятно.
От моего костюма все еще исходил больничный запах.
действуя мне на нервы. А что будет. если я вдруг двинусь прямо,
к самой пропасти? Каждый назвал бы это безумством. Но в таком
случае разве не безумство все, что мы совершаем в своей жизни?
Вот о чем, может быть, размышляет мой друг. По спине у меня
пробежала легкая дрожь, и я торопливо поднял стекло.
Гроза как будто стала утихать. Дождь, мутный, серый, еще
шел, но уже ослаб, его сносило ветром. Я снова включил мотор.
Видимо, где-то далеко на западе в плотном слое облаков
приоткрылось оконце, потому что на асфальте появились розовые
блики. Я снова двинулся по горной дороге, постепенно прибавляя
скорость. Я совсем позабыл про свои изношенные шины, колеса с
приятным шелестом несли машину по влажному асфальту. Розовых
отблесков становилось все больше, даже маленькие березовые
рощицы, что росли на склонах гор, казались красными.
Я проехал, наверно, километра два, когда увидел на дороге
человека. Заметил я его еще издали, он появился откуда-то
слева; брел, слегка горбясь, один в этом пустынном месте, и от
всей его фигуры веяло унынием.
Пока я смотрел на него со спины, он казался мне человеком
пожилым, даже старым. Сухощавый, плечи опущены, в морщинистой
шее чувствовалось напряжение, как у вола, который терпеливо
тянет куда-то свою повозку. Подъехав ближе, я увидел, что на
нем изношенные штаны и грубая брезентовая куртка. Замызганный
полупустой рюкзак болтался за плечами, словно незрелая, сбитая
ветром груша. Уже совсем было проехав мимо, я неожиданно для
себя остановился. Раньше я часто брал в машину случайных
попутчиков, но давно уже этого не делаю - то ли стал
равнодушнее, то ли просто обленился. Но тут все же затормозил.
Колеса пробуксовали, однако я снова не придал этому никакого
значения. Открыл дверцу и посмотрел назад на старика. В
сущности, стариком его назвать было нельзя - ему, наверно, еще
не исполнилось и шестидесяти, хотя кожа лица, сплошь
изборожденная морщинами, была грубой, обветренной, как у
заядлых грибников, шатающихся по здешним лесам.
Человек мельком взглянул на меня, но продолжал свой путь,
очевидно, не предполагая, что я остановился ради него. Я
обратил внимание на то, что он совсем не промок, видно, успел
где-то укрыться от дождя.
- Садитесь, - сказал я. - Если, конечно, нам по пути...
Он с сожалением взглянул на свои грязные ботинки.
- Я вам наслежу...
- Ничего, садитесь...
Человек, явно колеблясь, подошел к машине. Я открыл заднюю
дверцу, он сел, и опять я про себя отметил, что его просторная
куртка почти сухая.
- Спасибо, - сказал он негромко.
Однако рюкзака не снял, может быть, опасался, что, когда
выйдет из машины, забудет свои грибы. А может, вообще не привык
ездить в машине...
- Куда держите путь? - спросил я от нечего делать.
Человек ответил не сразу:
- Да так, иду просто... Куда ветер дует... Слова были
простые, обычные, но голос его удивил меня. Такой хорошо
поставленный, звучный голос мог принадлежать, скажем, бывшему
учителю гимназии.
- Вот и хорошо, - сказал я. - Я еду до
Владо-Тричкова...
- Да, я знаю, - проговорил он. - У вас там дача.
- Извините, может быть, мы с вами знакомы? У меня, к
сожалению, неважная память на лица.
- Нет, нет, мы не встречались, - ответил он. - Но я
однажды видел вас, вы стреляли из духового ружья...
Я вспомнил об этом случае с досадой и странным ощущением
вины. Действительно, года два назад я купил такое ружье для
сына, но решил попробовать игрушку, и кончилось тем, что я
перебил воробьев во всей округе.
- Да, правда, - пробормотал я недовольно. - Словно бес
в меня тогда какой вселился...
- Одна из страстей, которая исчезнет у людей в последнюю
очередь, - обронил он негромко.
- Какая страсть?
- Да вот эта - убивать.
Голос его прозвучал мягко, в нем не слышалось упрека.
- Ну, не все можно называть убийством, - возразил я
обиженно. - Ведь это же охота.
- Ну да, охота, - согласился он. - Но в конечном счете
гибнет живое существо...
Я обернулся и взглянул на него. Он показался мне усталым и
грустным; сидел, рассеянно устремив взгляд куда-то сквозь
стекло.
- Вы случайно не вегетарианец? - задал я дурацкий
вопрос.
- Нет, - ответил он. - Не вижу в этом никакого смысла.
Несколько лет назад, например, когда конь становился старым и
не мог работать, его сдавали на бойню. И все же в стране было
много лошадей. Теперь их сменили трактора... Что от этого
выиграли лошади? Разумеется, ничего. Может быть, лет этак через
двадцать кони останутся только в зоопарках...
- К сожалению, это так, - подтвердил я.
- Действительно, к сожалению... Блага, которые дает нам
природа, оценить по достоинству бесконечно трудно.
Я не ожидал услышать подобные слова от такого простоватого
на вид человека. И мне вдруг показалось странным, что я до сих
пор ничего о нем не знал и не слышал. Если он здешний, то я
должен был знать его в лицо. Во всяком случае, в нем было
что-то загадочное.
- Вы живете где-то поблизости?
- Нет, не совсем, - ответил он уклончиво.
- Мне подумалось, что вы переждали дождь дома. ..
- Почему?
- Ваша одежда была почти сухой, когда я остановил машину.
- Ах да, я и забыл, что вы интересуетесь криминалистикой,
- ответил он шутливо.
Это было уже слишком! Я снова обернулся к нему, и наши
глаза встретились. Ни у кого не видел я столь проницательного и
твердого взгляда.
И вдруг в его глазах мелькнула какая-то тень.
- Осторожнее! - воскликнул он.
В голосе его не слышалось испуга, и я не затормозил, но
тут же понял, что машину заносит. Я быстро повернулся,
взглянул, что там впереди, но машина уже начала скользить вниз
по длинному крутому склону, который терялся где-то за
поворотом. Она летела вниз, уже совершенно неуправляемая. Я
даже ахнуть не успел. Мне и раньше случалось впадать в полное
оцепенение, теперь я просто бездумно держался за руль, не
испытывая ни ужаса, ни отчаяния. Только понимал, что машина
сорвалась и летит в пропасть.
Именно летит - это, пожалуй, самое точное слово. Я помню,
что не успел даже зажмуриться в предчувствии страшного удара,
как вдруг с изумлением заметил, что машина плавно, будто птица,
проносится над бездной, вместо того чтобы рухнуть вниз. Я
только держался за руль, машина развернулась сама, колеса
легко, почти без толчка, коснулись асфальта.
С минуту я сидел словно в трансе. Первой моей мыслью было,
что все это происходит во сне. Но нет, на сон не похоже. Я
отчетливо вижу мокрые листья и грязь на асфальте, ручеек,
стекающий по изборожденному дождевыми потоками обрыву. Вижу
птиц, усевшихся на телефонных проводах, совершенно ясно слышу
пыхтенье паровоза, ползущего где-то в горах. Но яснее всего
вижу бездну справа от себя, с крутым обрывом, мутную,
взбаламученную после дождя реку. На сон не похоже, может это
галлюцинация? Правда, галлюцинациям я не подвержен, тем более в
трезвом уме и здравой памяти.
Я совсем позабыл о человеке, сидевшем сзади. Неожиданно
раздался его голос, по-прежнему ровный и негромкий:
- Не стоит так изумляться. Все, что произошло, - факт
реальный и вполне естественный.
Я вздрогнул и обернулся. Он спокойно сидел на своем месте,
словно бы ничего и не случилось.
- То есть как реальный?
- Абсолютно реальный! - ответил он серьезно. - Вы
человек культурный, вы же знаете, как называется это явление.
- В том-то и дело, что такого явления не существует, -
ответил я, все еще не вполне придя в себя. - Во всяком случае,
ни один человек на свете этого не испытывал. ..
- Не стоит утверждать так безапелляционно... Разве вы
ничего не слышали о левитации?
- Слышал, разумеется; но ведь это же просто факирский
фокус... Подобный фокус вряд ли можно проделать с легковой
машиной.
Незнакомец улыбнулся.
- Да, с машиной несколько труднее... Но принцип тот же.
- Уж не хотите ли вы сказать, что умеете применять законы
антигравитации?
- Да, что-то в этом роде...
- Но ведь для этого нужен мощный источник энергии! -
усомнился я.
- Понятие об энергии отнюдь не исчерпывается тем, что
знают о ней люди...
Знают люди? Что он хочет этим сказать? Разве он не
человек? Но какое бы значение ни крылось в его словах, факт
оставался фактом. Перед моими глазами все еще тянулся грязный
след от колес, оборвавшийся почти у самого края пропасти. А сам
я вместо того что-бы лежать где-то там внизу со своей вдребезги
разбитой машиной, мирно сидел за рулем в каком-нибудь десятке
метров от возможной катастрофы. Я человек без предрассудков, я
даже готов признать существование дьявола, но для этого мне
надо увидеть его собственными глазами. А человек на заднем
сиденье был похож на кого угодно, только не на дьявола.
- Вы сделали это ради меня? - продолжал я задавать
вопросы
- Не совсем так... Ведь вы по моей вине чуть непопали в
беду. Если бы я не сел в машину, этого бы не случилось. - Он
откинулся назади прибавил: - Ну, поехали.
Я молча включил мотор и вдруг вспомнил, что не выключал
его. Я вел машину на небольшой скорости, руки у меня все еще
слегка дрожали. Когда мы проехали сотню-другую метров, я снова
подал голос:
- В сущности, каждый земной человек, кто бы он ни был,
втайне верит в чудеса. И я только сейчас ясно осознал, почему.
Потому что он никак не может примириться с мыслью о смерти.
- Это нельзя назвать ни чудом, - возразил он, - ни
каким-нибудь особым благом. Бессмертие сознания - не проблема
в существующей и возможной жизни. Проблема совсем в другом...
- В чем именно?
- Много хотите знать, - шутливо сказал он. - Вообще
проблема заключается в самом существовании.
- А вы земной человек? - спросил я внезапно. Он
промолчал.
- Интересно услышать ваше мнение...
- Мне это представляется совершенно невероятным, -
ответил я. - То, что умеете вы, люди, наверно, смогут делать
только спустя сотни лет...
- Оптимизм хорошая вещь, - сказал он. - И все же я не
верю, что это будет так скоро.
- Отсюда следует, что вы посланец внеземной цивилизации?
- Вы мыслите логично! - ответил он.
- А разве я не прав?
- Доверяйте своей логике...
- А почему вы уклоняетесь от прямого ответа?
- Очень просто, - сказал он. - Я обязан хотя бы
формально придерживаться инструкций, которые мне даны.
- Ясно, - кивнул я.
Некоторое время мы ехали молча, но мысль моя продолжала
напряженно работать. Любопытно все же, как легко, как быстро
свыкается человек с самыми необыкновенными явлениями, стоит
только ему однажды поверить в них. Я, кажется, и впрямь
поверил, хотя разум мой все еще сопротивлялся.
Дождь перестал, и впервые с тех пор как началась гроза
мимо проехали два грузовика. Это, казалось, придало мне
храбрости, и я спросил осторожно:
- Куда же вы направляетесь?
- Я уже сказал - просто так, путешествую...
- Тогда, может быть, заедете ко мне?
- А почему нет? - ответил он. - Такому человеку, как я,
некуда спешить...
Мы были уже недалеко от Владо-Тричкова. Навстречу
попадались люди, по обочине босой мальчишка тянул на короткой
веревке большую белую козу. Как всегда, перед кафе стояло
несколько грузовиков, из открытых окон слышался обычный гомон.
Я свернул с шоссе на узкую ухабистую дорогу, и она привела нас
к даче.
- Приехали! - сказал я, вздохнув с облегчением. Мы
вылезли из машины и пошли по дорожке. У ворот я нарочно
пропустил его вперед. Мы шли под нависшими ветвями деревьев,
задевая влажную листву. Крупные дождевые черви, розовые,
отмытые дождем, ползали повсюду, и я заметил, что он осторожно
переступает через них. Господи, совсем обыкновенный человек.
Все в нем было очень земным, будничным - стоптанные ботинки,
брюки, уже изрядно поношенные, даже рюкзак, в котором он,
наверно, прячет свои удивительные сокровища. Да мне бы и во сне
никогда не приснилось, что я встречу такого представителя
звездных миров!
В холле он снял рюкзак, я предложил ему сесть в мягкое
кресло, а сам расположился напротив. В ту минуту я не
чувствовал ни смущения, ни беспокойства, ни даже особой
почтительности - словно бы ко мне в гости зашел один из старых
друзей. Теперь я мог смотреть ему прямо в лицо, но это ничего
не прибавило - его лицо было самым обыкновенным. Он выглядел
человеком из плоти и крови - от седых волос в бороде до
рыжеватых выгоревших ресниц.
Неожиданно меня охватило неприятное чувство, что я стал
жертвой мистификации.
- Чего-нибудь выпьете? - спросил я.
- Стакан томатного сока, если можно, - ответил он
спокойно.
Томатный сок и правда был в холодильнике.
- Добавить немного водки?
- Нет, только сок...
- Вы знаете, что еще есть в холодильнике?
- Да, он набит основательно, - шутливо отозвался гость.-
И кроме всего прочего, там стоит полное блюдо жареной мелкой
рыбы.
Это было верно. Несколько дней тому назад я наловил рыбы в
верховьях Искыра и сам ее нажарил, а поесть не успел.
- Кстати, - сказал я обрадованно, - хотите достану?
- Нет, нет, спасибо, я не голоден...
- В конце концов, ведь вы, в точности как я, из плоти и
крови... И, конечно, можете испытывать голод...
- Не совсем верно, - возразил он. - Тот, кого вы видите
перед собой, скорее великолепная имитация...
- Как это понять?
- Вот так!
Он на миг сосредоточился, потом вдруг взмахнул рукой и
ребром ладони ударил по круглому столику, разделявшему нас.
Вместо того чтобы стукнуться о стол, рука прошла сквозь твердый
материал, словно она была бесплотной. Я был поражен. Это
почему-то произвело на меня более сильное впечатление, чем
фантастический полет моей машины над бездной.
- Теперь вы видите, какими странными свойствами может
обладать материя, - по-прежнему шутливо заметил он. - Не
правда ли, с ней можно сделать все, что угодно...
- Я где-то читал, - пробормотал я в изумлении, - что
это просто... абсолютно невозможно...
- И я читал, - усмехнулся он. - Для вас действительно
невозможно. Правда, наши возможности тоже не безграничны. Но во
вселенной возможно все. Невозможно только, разумеется, создать
субстанцию. Она существует, и этим исчерпывается все.
Я молчал - не мог собраться с мыслями.
- Ну а как насчет вашего томатного сока? - спросил он.
Я встал и так же молча пошел на кухню, открыл холодильник.
Прежде всего мне бросилось в глаза блюдо с рыбой. Я взял две
жестяные банки томатного сока, два стакана и вернулся в холл.
Незнакомнц сидел за столом все в той же позе и задумчиво
смотрел в широкое окно. Пока я открывал банки с соком, он не
произнес ни слова, и у меня было такое чувство, будто его
вообще нет в этой комнате. Разлив сок, я взял свой стакан.
- Давайте чокнемся! Пусть даже томатным соком. ..
- Давайте, - согласился он.
Стекло звякнуло, он поднес свой стакан к пересохшим губам
и, как мне показалось, выпил с удовольствием.
- Позвольте задать вам еще один не слишком тактичный
вопрос, - сказал я. - Насколько я понимаю, вы здесь, на
Земле, не для того, чтобы своими знаниями содействовать
развитию нашей цивиллизации. Тогда ради чего? Контролируете?
- Нет, конечно. Контролировать вас или помогать вам -
значит вмешиваться в вашу жизнь. А мы никогда этого не будем
делать. Я здесь исполняю функции простого наблюдателя от нашей
цивилизации и беспристрастного информатора...
Не знаю почему, но это сообщение меня не удивило.
- Так я и думал, - пробормотал я. Он с любопытством
взглянул на меня:
- А именно?
- Логика очень простая, - ответил я. - Бесконечность
вселенной предполагает неисчислимое множество форм материи. И,
разумеется, нельзя утверждать, что только здесь, на нашей
маленькой планете, существует та единственная форма, которую
именуют человеческим сознанием. По-моему, это абсурдно.
Он чуть заметно улыбнулся.
- Разве не так? - удивился я.
- Продолжайте, продолжайте...
- Итак, наша цивилизация существует всего несколько тысяч
лет, и все же это единая развитая цивилизация. Скоро нога
человека ступит и на другие планеты. А если бы она существовала
несколько миллионов лет? Логика подсказывает вероятность
существования во вселенной еще более развитой, могучей
цивилизации; очевидно, для нее не представляет особой трудности
узнать о нас и войти в контакт с нами. Я не раз сам себе
задавал вопрос, почему этого не происходит, почему так
изолирована и одинока наша маленькая планета.
- Но я мог бы вам возразить, что время и пространство
существуют реально, - ответил он спокойно. - И что масштабы,
по которым живет ваша цивилизация, несоизмеримы с масштабами
времени и пространства в нашей Галактике.
- Нет, такое утверждение представлятся мне абсурдным, -
сказал я. - Мне трудно поверить, что скорость света-
предельная скорость, с которой мы можем передвигаться в
пространстве. Все эти понятия крайне относительны. Абсолютна
сама субстанция. И глубокое проникновение в ее сущность,
наверно, откроет много возможностей для непосредственных
контактов и обмена информацией. Тогда почему их нет? Очевидно,
потому, что это не нужно и лишено смысла. Я замолчал и
посмотрел на него выжидающе. Он тоже молчал и медленно, словно
машинально покачивал головой.
- Следует признать, что ваши рассуждения отнюдь не лишены
логики, - ответил он наконец. - И несмотря на это, они весьма
произвольны. Приведу один простой пример. Если, как вы
говорите, возможны любые комбинации материи, то разве нельзя
предположить, что существует и такая комбинация - одна
Галактика с одной человеческой цивилизацией?
- Почему бы нет? - спросил я легкомысленно.
- Но тогда рушится ваша теория о непременных контактах.
Да, конечно, он был прав.
- И кроме того, - продолжал незнакомец, - не стоит
приписывать всякому сознанию те качества, которые свойственны
сознанию земного человека. Ведь возможно такое сознание,
которое отличается от вашего, и вы просто не заметите его, не
обратите на него внимания. Или оно заметит вас, но окажется,
что вы не находитесь в сфере его интересов. Разве вы замечаете
муравьев, ползающих по вашему саду, хотя знаете, что это живые
существа? И вы не стремитесь ведь чем-то помочь им?
- Но ведь муравьи - не разумные существа!
- А кто вам сказал? Может быть, это не столько абсолютно
точный факт, сколько ваше о них представление? И, может быть,
все совершенно не совпадает с вашей точкой зрения на то, что вы
люди, называете развитием? Кроме того, вы говорите о сознании
вообще, в космическом масштабе, и не умеете отметить хотя бы
одно постоянное и характерное его качество. Можно допустить,
например, что самым существенным качеством сознания является
недолговечность. Или самоуничтожение на определенном этапе
развития. Тогда отпадает и ваш основной тезис о его бескрайнем
совершенствовании на протяжении огромного периода времени.
- Да, вы правы, - ответил я смущенно. - Хотя сам факт
вашего присутствия говорит не в пользу таких доводов.
- Речь идет не о фактах, а о вашей логике.
- Я бы предпочел, чтобы мы поговорили о конкретных
фактах.
Он снова покачал головой.
- К сожалению, конкретные факты мы с вами не будем
обсуждать.
- Но почему? - спросил я с досадой.
- Я мог бы, конечно, вам объяснить... Но нужно, чтобы вы
свои знания добыли сами. И собственными усилиями изменяли
жизнь... Как вы не можете по нить, что именно в этом смысл
существования земного человека?
Голос у него был тихий, но глубокий, с каким-то странным
тембром, и впервые мне пришла в голову мысль, что это не совсем
человеческий голос.
- Вероятно, вы правы, - ответил я. - То, что вы
сказали, я понимаю, но не могу вникнуть в сущность вашей
нравственности. Ведь вот вы живете среди нас, видите страдания,
ложь, насилие, видите, как мы, беспомощные, отчаявшиеся, бьемся
иногда в заколдованном круге невежества. И хорошо знаете, как
помочь укрепиться всему доброму и справедливому, но не
вмешиваетесь. Не искажает ли это смысл вашего существования?
Он взглянул на меня как-то особенно.
-Тогда вообразите себе, что в нашей нравственности намного
больше разума, чем чувства.
- Мне трудно это понять, - сказал я. - Ваша цивилизация
более совершенна, чем наша; значит ваша нравственность должна
быть выше. И, вероятно, у вас вызывают ужас некоторые явления,
с которыми мы свыклись. Войны, например. Представьте себе, что
завтра перед нашим человечеством встанет угроза ядерного
самоуничтожения. Неужели вы даже этому не помешаете?
- Нет, конечно, - твердо сказал он. - Вы обязаны сами
найти выход из кризиса. Если мы вам помешаем, вы не приобретете
иммунитета и впоследствии погибнете от еще более страшной
катастрофы.
- Да, вывод логичный! И тем не менее я не могу его
принять. Почему вы не можете избавить нас от мук, в которых мы
неповинны? Спасите хотя бы от рака... Или от туберкулеза.
- Ведь я уже объяснил вам, - ответил он, слегка
нахмурясь. - Те, кто умнее меня, решили, как следует
поступать, и я не вправе ничего изменить.
Внезапно мне пришла на ум спасительная мысль:
- Тогда помогите хотя бы моему другу. Согласи тесь, что
один-единственный случай вмешательства не изменит исторического
пути развития человеческого общества.
Гость молча откинулся назад. И мне показалось, что он
заколебался.
- Нет, я не имею права! - сказал он, опять нахмурившись.
- А почему же вы помогли мне? Почему избавили меня от
смерти?
- Я подумал, что это несчастье случилось по моей вине. А
я не имею права быть виновным.
Меня вдруг охватило чувство безнадежности, и я замолчал.
Молчали мы оба. На улице уже стемнело, но в комнате было все
так же светло, как днем. Странно, в ту минуту на меня это не
произвело особого впечатления.
- И все-таки вы будете соучастником в наших делах, -
сказал я. - Я опишу все, что сегодня случилось.
- Ну, это не проблема, - усмехнулся он. - Я в одно
мгновение мог бы стереть в вашем мозгу все, что вы собираетесь
запомнить.
- Вы правда это сделаете?
- Да нет, конечно... Пишите, что хотите. Все равно никто
вам не поверит...
- Не поверят отдельному случаю, это возможно, но поверят
истинам, которые я выскажу.
- Эти истины давно известны людям, - ответил он. - Я не
открыл вам никакой Америки.
Это были последние слова, которые я помню. Проснулся я на
рассвете одетый, в том же кресле, где сидел накануне вечером.
Вернее, там, где меня усыпили. Незнакомец прикрыл меня легким
одеялом и, разумеется, исчез.
Нет, я помнил все, он не посягнул на мою память. Я встал и
открыл окно. Солнце еще не показалось из-за горной вершины, но
весь двор передо мной был залит нежным светом. В глубине двора,
словно маленькие планеты, белели хризантемы. Было тихо, ни один
лист не шелохнулся на деревьях. Алмазы росы чуть заметно
переливались разными цветами. Не знаю, в каком мире живет он,
но наш мир поистине прекрасен. Может быть, в его одиноких
скитаниях это было единственной ему наградой?
Несколько дней я жил словно во сне. Естественно, я
работал, но все, что ложилось на бумагу, казалось мне вялым и
пресным, как трава. Я бросил работу и принялся читать. Но и это
не помогло. Наконец воскресным днем я завел машину и осторожно
спустился вниз по узкой проселочной дороге. Выбравшись на
шоссе, я свернул налево по направлению к санаторию, хотя вовсе
не собирался туда ехать. Чем быстрее сокращалось расстояние,
тем сильнее росла в душе тревога, я чувствовал, как у меня
начинают дрожать колени. Но несмотря на это, я все прибавлял
скорость; машина неслась по шоссе на своих лысых, стершихся
шинах. Вскоре я увидел место, где чуть не произошла катастрофа,
но не остановился. Я просто сгорал от какого-то внутреннего
нетерпения.
Не помню, как я добрался до санатория. Постучал в белую
дверь кабинета доктора Веселинова и вошел, не дожидаясь
приглашения. Врач сидел на своем обычном месте, разглядывая
рентгеновские снимки. Он посмотрел на меня, на его лице было
написано изумление:
- Это просто невероятно! - сказал он вдруг осипшим
голосом.
Я почувствовал, как огромное облегчение, словно чужая
горячая кровь, растекается по моим жилам.
- Невероятно? Что именно?
- Ваш друг выздоровел.
- Как - выздоровел? - Я лицемерно изобразил удивление.
- А вот так. По-настоящему, полностью. Вот рентгеновские
снимки - как будто он никогда и не болел. Его легкие в полном
порядке.
Я не стал смотреть снимки, мне незачем было их смотреть.
- Не может быть! - сказал я. - Может, это не его
снимки?
- То есть как это - "не может быть"? - вспылил он. -
Это факт! Снимки сделаны под моим личным контролем.
Я счел благоразумным промолчать. Во взгляде врача
по-прежнему сквозило недоумение, он глуповато хлопал
выгоревшими ресницами.
- Я выступлю завтра с научным сообщением! - воскликнул
он. - Мои коллеги будут потрясены! Я усмехнулся. - Этого не
стоит делать.
- Почему? - удивился он.
- Потому что это невозможно обосновать научно. Вы
сообщите факт, которому не сможете дать научного толкования. А
это очень важно, поймите, вам никто не поверит.
Он нахмурился.
- Ну почему не поверят? - вспылил он. - Ведь вот
доказательство - снимки!
- Снимки, снимки... Чепуха! Вы видели по крайней мере
двадцать снимков "летающих блюдец", но разве вы в них поверили?
'- Да, но... этот выздоровевший человек существует. .. Он
здесь.
- Смею утверждать, что и это вам не поможет...
- Как, вы мне не верите? - спросил он резко.
- Я-то верю. Но другие не поверят. Вы научный работник,
разве вы сами не понимаете? Это невозможно. Ваши коллеги
подумают, что вы или сумасшедший, или мошенник. Второе
представляется мне более вероятным, что весьма печально.
Он перестал моргать, как будто протрезвев. Я молча
наблюдал, как мучительно он размышляет, его здоровому свежему
уму, казалось, было тесно в черепной коробке!
- А знаете что, ведь вы совершенно правы, - наконец
произнес он с облегчением. - Конечно же, единственный факт -
еще не доказательство...
- А где он?
- Кто? - спросил он рассеянно.
- Мой друг.
- Встал, естественно. Прогуливается в парке. Всего
несколько шагов отделяли меня от раскрытого окна. Я сразу же
увидел его - он стоял возле садового куста и держал в руках
что-то белое, издали похожее на птичье яйцо. Он рассматривал
предмет : сосредоточенно, время от времени проводя по нему
ногтем.
- Что ты там делаешь? - окликнул я его. Он вздрогнул и
обернулся. Лицо его неузнаваемо изменилось, оно не было похоже
на лицо человека, которого я навещал несколько дней тому назад.
- Ничего, - ответил он смущенно.
- А что ты держишь в руке?'
- Улитку...
- Сейчас же положи ее обратно, - сказал я раздраженно.
- Слышишь?
- Почему?
- Потому что я говорю! .. Иди сюда, живее! Он не стал
спорить, повернулся и начал бережно устраивать улитку на
веточке. Но стоило ему убрать руку, как она сорвалась и упала.
Он нагнулся и осторожно поднял ее с земли.
Last-modified: Tue, 25-Aug-98 15:28:19 GMT
