Нас еще не раз
бросит в круговерть.
Мы свой путь найдем
среди ста дорог.
Надо жить, мой друг,
чтобы все успеть,
Чтобы написать
столько важных строк.
На исходе год.
Прожит он не зря.
Сколько было слов
и горячих снов.
Не остудят их
вьюги декабря,
Потому что мы
соберемся вновь.
МОКРЫЙ ДЕКАБРЬ
Под свинцовым небом --
Поле с талым снегом,
В пористых проталинах рыжие холмы...
И печально тает
Корочка литая,
Обнажая тонкие нервы у травы.
П р и п е в:
Вот потянуло теплом не ко времени:
Снег стал прозрачным и очень сиреневым.
Вот так зима?! Как много весеннего
В этой зиме!
В воздухе пахнет апрельскими грозами,
Легкий туман вьется между березами.
Золушкой бедной зима без мороза
Кажется мне.
Да, зима в печали
Все не спит ночами,
Трет глаза обиженно мокрым кулаком.
Пузыряться лужи,
Ждут: "Когда же стужи
Нас опять отлакируют белым языком?"
П р и п е в.
И скрипят чуть слышно
Старенькие лыжи.
Им ли не печалиться в пыльной кладовой.
Им мороз каленый,
Будто свет зеленый.
Слух их очень радует злой метели вой.
П р и п е в.
ВОСПОМИНАНИЯ О БРАСЛАВСКИХ ОЗЕРАХ
Так ли это, или мне мерещится?
Вновь волна о наши ноги плещется.
Облаками густо передернуты
Небо, ветер и вода озерная.
И звенит в ночи гитара грустная,
Догорают в небе звезды тусклые...
Вон одна из них упала в озеро,
След оставив над водою розовый.
Летний дождь пройдет стеною зябкою.
Слышишь, капли как о ветки звякают?
"--Дон-дин-дон!" -- роняет небо музыку.
Сосны ветром в вальсе том закружены.
Будет солнце, будут дни погожие,
И костер с дымком седым и ласковым,
И закаты над водой Браславскою.
ДРУГУ
посвящается Михаилу Володину
Эти редкие свидания --
Наших душ прикосновенья.
С полуслова пониманье
И отброшены сомненья.
Откровения за чаем
И бесчисленные споры...
Ни минуты не скучаем --
Разговоры, разговоры.
Почему так редко вместе,
Если есть прямой автобус,
Если есть слова у песни
И еще остался голос?
И плывет тепло от чашки
И от горькой сигареты...
Почему же так не часто
Мы теплом друзей согреты?
От свечи лишь свет, а тени
Где-то канули в тумане.
Наших мыслей единенье --
Эти редкие свиданья.
Друга взгляд прямой и чистый.
Надо чаще собираться.
Мы сегодня -- лицеисты.
Нерушимо наше братство.
Михаил Володин
ГОРИ, МОЯ ДУША
Гори, моя душа, пускай огонь сжигает
Мосты ко временам, где жил, собой греша.
Пока светла моя звезда и воздуха хватает,
И разум злом не помрачен, гори, моя душа!
Пока еще любить и жить хватает страсти,
И драться до конца, собой не дорожа,
Пока свободен мой язык и страху неподвластен,
Пока надежда в сердце есть, гори, моя душа!
Когда же тьма и тьма тоску посеют в сердце,
И ночь падет на мир, безумствием страша,
Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти,
Да не угаснет твой огонь, гори, моя душа!
Так дай нам бог понять на нашей страшной тризне,
Что все, в чем нет огня, не стоит и гроша.
Нет родины иной, чем жизнь,
Но свет твой выше жизни,
Веди меня на свой огонь, гори, моя душа!
ЗАБЫТЫЕ ДРУЗЬЯ
Так долго в гости собирались,
Что адреса порастерялись,
Забылись встречи и разлуки,
Явились новые дела.
Так долго вместе не бывали,
Что имена позабывали,
И прежняя нужда друг в друге
С годами память обрела.
За время наших несвиданий
Среди знакомы старых зданий
Возникли новые кварталы
И незнакомым город стал.
Как быстро все переменилось,
И если б нам теперь случилось
В толпе столкнуться, то, пожалуй,
Я многих просто б не узнал.
Ну что ж, на все свои причины.
На каждый год по две морщины.
Так время метит наши лица,
Я ваши лица позабыл,
Храни вас бог, мои родные,
Минуют беды вас земные.
Я пью за всех, кто был мне близок,
Кого я сам не сохранил.
ПИСЬМА
Разбираю стопки писем,
Роюсь в ящиках стола.
Стопки писем, стопки писем
Без порядка и числа.
Словно жизнь свою итожа,
Провожу меж ними нить:
Те, что слева -- уничтожить,
Те, что справа -- сохранить.
Чтоб унять свои сомненья,
Перечитываю вновь,
И всплывает из забвенья
Позабытая любовь.
Виновато оглянувшись,
Я навстречу ей иду
И, сквозь слезы улыбнувшись,
В стопку правую кладу.
Следом вот, письмо от друга:
Друг -- давно уже не друг,
Но отдергиваю руку,
Вдруг почувствовав испуг.
И звонит бессоный зуммер,
Никуда не убежать,
Тот уехал, этот умер,
Не могу уничтожать.
Стопки писем разбираю,
Выбираю наугда,
Как слепой иду по краю,
Справа -- рай, а слева -- ад.
Бьется пламень в адской топке,
Настежь райские врата...
Все, как прежде, в правой стопке,
В левой стопке -- пустота.
УРОКИ АНГЛИЙСКОГО
Все субботние дни, все воскресные дни и все праздники,
Когда наши дворовые мальчики, из дому выйдя,
Мяч гоняли, жевали на лавочках мятные пряники,
Я ходил на английский и люто его ненавидел.
Я спрягал машинально бессчетные формы глагольные
И терялся в предлогах, как в неосвещенном подвале,
И украдкой косился в окошко на поле футбольное,
И кричал, забываясь, когда наши гол забивали.
"Тime is money", -- уныло твердила седая наставница,
Каждый третий четверг моя мама исправно платила
И надеялась -- что-то запомнится, что-то останется,
Пусть не все, пусть лишь часть... Но по-своему жизнь рассудила.
Пролетели года искрометным, грохочущим поездом.
Те уроки из детства мне светят, как окна вокзала.
Я могу по-английски нести свое горе с достоинством,
Уходить по-английски... Что ж, мама, и это не мало.
* * *
Нет коней -- и позабыли,
Как давным-давно любили
С гиком-свистом, с ветерком
На коне скакать верхом.
Очага нет -- и забыли,
Как когда-то так любили
Всей семьею вечерком
У огня сидеть кружком.
Веры нет -- и позабыли,
Как одною верой жили,
В голода и в холода
Знали: горе -- не беда.
Нет любви -- и позабыли,
Как сто лет назад любили,
Как, превыше всех наград,
Почитали нежный взгляд.
Что-то, видимо, сломалось,
Умерла такая малость,
И лежат в нас, не дыша,
Сердце, память, и душа.
О ЧУВСТВАХ
До чего наши чувства неясны,
Глубоко их запрятана суть;
Что прекрасно вокруг, что ужасно --
Это, знаешь ли, как повернуть.
Вот, к примеру, вторично читаю
Волновавший когда-то роман
И растерянно вдруг замечаю,
Что роман мой -- туман и обман.
Или вот -- встретил школьного друга;
Вроде, тот он, а вроде, не тот,
На лице его сытость и скука,
И печаль мою душу гнетет.
Говорим ни о чем еле-еле,
О зарплате, шутя, говорим.
Говорим-то шутя, а на деле
Это -- то, чем мы нынче горим.
И встречаясь с умершей любовью,
Над собой мы смеемся до слез.
Видно, правда, что малою кровью
Наше прошлое нам обошлось.
Так во всем: оглянулись и видим --
Не осталось от нас ничего.
Как же мало мы впрямь ненавидим,
Да и любим не больше того!
* * *
Мой голос слаб, мне не перекричать
Ревущего хвалу лукавой бездне.
Но стоит мне вполголоса начать,
И сотни голосов подхватят песню.
Одна свеча -- еще не есть пожар.
Одна гитара спящих не разбудит.
Но я начну, и тысячи гитар
Заглушат хор фанфар и гром орудий.
Какой бы мрак не застил небеса,
Какой бы лжец не пребывал в фаворе --
Мы будем петь, и наши голоса
Сольються в хоре не для ораторий.
Кто нем -- тот мертв, живой -- да воспоет
Свободу, но не ту, что дали свыше,
А ту одну -- свободу из свобод --
Жить так же, как поешь, а петь, как слышишь!
Мой голос слаб, мне не перекричать
Ревущего хвалу лукавой бездне.
Но стоит мне вполголоса начать,
И сотни голосов подхватят песню.
Владимир Борзов
ГИТАРА
На гитаре моей не завязано розовых бантиков,
Не блестит перламутрово грешное тело ее.
Под гитару мою не звучат ни блатная романтика,
Ни дежурная ода, ни фальши гнилье!
На гитару мою не спешите коситься и пялиться,
Ей цена не означена в тесных пределах мирских,
Может, мне за нее на том свете пол рая отвалится,
Или ад на земле мановеньем господней руки.
За гитару мою я цеплялся ослабшими пальцами,
Я по ней поднимался, вминая ступени ладов.
Я Высоцкого бацал с такими же в жизни скитальцами
На случайных вокзалах неведомых мне городов.
По гитаре моей, как по жизни, расходятся трещины,
Тихий голос ее перекроет транзистор любой,
Но, когда она плакала, самая лучшая женщина
Мне смотрела в глаза, и нас нисходила любовь.
У гитары моей то тона клавесинные слышатся,
То звенящие трели сменяет зовущая медь.
О гитаре моей все равно до конца не допишется
Эта песня, и мне, потому, никода не допеть!
Я СЕБЕ ПОСТРОЮ ДОМ
Я себе построю дом,
Чтоб в печи гудело пламя.
Чтоб жилось безбедно в нем,
Разделю его с друзьями.
Без любви, моя вина,
Слишком жизнь обыкновенна --
Значит, женщина нужна
В этом доме непременно.
И среди живых ветвей,
А не в проволочной клетке,
Часто пел бы соловей,
А печалился бы редко.
И, простуды не боясь,
У раскрытого окошка
Дети бегали б, смеясь,
И в лапту играли с кошкой.
Но настанут времена:
И, в смятенье и испуге,
Я увижу, что жена
О моем тоскует друге,
Что меня мои друзья
Оставляют понемножку,
Что не стало соловья,
А детей не любит кошка.
И тогда не затужу,
А прощаясь на рассвете,
"Будьте счастливы", -- скажу,
Пусть никто мне не ответит.
Все же может быть потом,
Вновь, измученный делами,
Я себе построю дом,
Чтоб в печи горело пламя.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Открой своим ключом, помедли и входи,
Как дышит горячо уставший этот вечер.
Не поводи плечом, да, я живу один,
И время не течет с последней нашей встречи.
Не надо, посидим немного в темноте,
Пусть бесятся дожди и месит тучи ветер.
Что я нагородил? Ей богу не хотел.
Забудем и дадим хлестать небесной плети.
С последней той любви так много бед прошло,
Так весело спалось и пусто просыпалось.
С последней той любви, с прощальных тихих слез,
Когда ушло тепло, и только ложь осталась.
Давай заварим чай, поговорим за жизнь;
Пока она бежит, мы все еще поправим.
Всерьез иль невзначай твой путь ко мне лежит?
Нет, нет, не отвечай -- я спрашивать не в праве.
С последней той любви так много бед прошло,
Так весело спалось и пусто просыпалось.
С последней той любви, с прощальных тихих слез,
Ушло твое тепло, а наша ложь осталась.
СТАРЫМ ДРУЗЬЯМ
Мне за вами не угнаться, отошедшие друзья.
Нам когда-то было двадцать, это -- молодость моя.
Помню только: сердце билось, помню ломкий голос свой,
Но не помню, что случилось с этой песней и судьбой.
Боря, Женя, Леня, Миша, вы остались, я -- не смог,
И о вас сегодня слышу только в песнях между строк.
От любови нет прощенья не простившему, любя.
Нет от памяти спасенья позабывшему себя.
И, как-будто на поминках исстрадавшейся души,
Тихо кружится пластинка, днями прошлыми шуршит.
И дрожит в моей прихожей, и стучится мне в висок
Молодой и непохожий Вероники голосок.
И забытые аккорды снова пробует рука,
И к строке моей нетвердой трудно тянется строка,
Но всплывают ваши лица с фотографий давних лет,
И с портрета мне грозится божьей милостью поэт.
Леонид Шехтман
АЗБУКА
Я начал понемногу понимать язык немых.
Я дома перед зеркалом учу их алфавит.
Когда-то научусь -- и замолчу. Один из них
Я, может быть, оттаю от обид.
Я, может быть, оттаю от обид, моя душа,
Даст бог, когда закроются уста -- заговорит,
И люди будут молча принимать, и не дыша,
Язык ее -- не русский, не иврит.
Ни русский, ни латинский, ни иврит -- необходим
Единственный понятный звукоряд и звукоритм.
Что делаем с тобой, чего хотим, о чем молчим
Он, может быть, когда-то объяснит.
Он, может быть, когда-то объяснит моим друзьям,
Которых я не знаю, но могу так называть,
Ту малую частицу бытия, и то, что сам
Я начал понемногу понимать.
Я начал понемногу понимать язык немых.
Я дома перед зеркалом учу их алфавит...
СИРЕНЕВЫЙ БУЛЬВАР
Чем с праздной толпой
Шататься по базарам,
Давай пройдем с тобой
Сиреневым бульваром.
Мы в жизни лишены
Свободы и покоя...
