ищущие постоянства и верности, и уже страшно иметь детей, зная, что
они пройдут по тому же кругу с теми же мыслями.
Что-то неладно. Рыцарство, пленники собственной свободы,- в
когтях болезни, возможно смертельной. Конечно, приятнее и легче ее
отрицать, подавляя беспокойство. Но тем опаснее растущие словно на
дрожжах города - там думают о своем, пестуют свои идеи и истины, и
скоро ли осмелится уже в полный голос отстаивать эти свои идеи и
истины люд, на который пока принято смотреть свысока? Что, если со-
всем скоро? Что-то неладно. Мы больны...
Где же выход? Не потому ли столь долго предаются бродяжничеству
ищущие Святой Грааль, что проведенное в поисках время насыщено
смыслом и целью? Может быть, давно нашел некто чудесную чашу,
искрящуюся, если верить преданиям, мириадами радужных лучей,- но
тут же закопал вновь, еще глубже? Зная, что, привезенная на всеобщее
почтительно-завистливое обозрение, она навсегда лишит чего-то важ-
ного нашедшего и всех остальных?
Хвала господу, дракон - это неподдельно. Скачка навстречу
огненным языкам, рвущимся из смрадной глотки, битва, в которой
возможны лишь два исхода. При удаче ты всем напряжением сил
выходишь в бесспорные триумфаторы, при поражении тебя просто не
станет, и, что бы ни существовало там, за порогом бытия, все земное
перестанет волновать. Не для разрешения ли мучительных раздумий над
сложностью бытия бог и создал драконов?
Но вскоре его горькие и тревожные мысли незаметно перетекли в
покойную дрему и он уснул без снов. Он никогда почти не видел снов и
не сожалел об этом. И никогда ни с кем не делился своими мыслями,
считая это уделом книжников - навязывать другим свои рассуждения и
тревоги посредством проповедей, песен и пергамента.
Проснулся он до рассвета, лежал, глядя, как бледнеют, растворяются
звезды и все четче проступает на фоне неба острая, как хребет
заморенной коровы, крыша постоялого двора. И вновь прежде всего
подумалось о драконах.
Все поголовно рыцари, познакомившись с <Песнью о Нибелунгах>,
дружно осуждали Зигфрида - не было особого геройства в том, чтобы,
укрывшись в яме, пырнуть оттуда мечом в брюхо идущего на водопой
дракона. Победа без поединка - победа наполовину. К сожалению, не
удавалось обобщить и систематизировать опыт драконоборцев, создать
писаное руководство для боя - как правило, о поединке и победе
удачники рассказывали не иначе, как пьяными вдрызг, явно привирая и
смешивая собственные впечатления с рассказами предшественников.
Впрочем, их можно было понять. Дело не только в том, что после такой
победы они имели бесспорное право на беспробудное пьянство и
беззастенчивое бахвальство. Совсем не в том дело. Просто рыцарь хоро-
шо знал, что сплошь и рядом шалая горячка боя отшибает память
напрочь, и поневоле после тщетных попыток вспомнить хоть что-то
приходится безбожно врать...
Единственное, что привилось с легкой руки одного рыцаря ордена
госпитальеров,- натаска на чучеле. Огромное чучело дракона, чьи
члены приводились в движение хитро укрытыми слугами, шевелилось и
клацало пастью, иногда даже ревело посредством потаенных труб,
пускало огонь и дым. На нем приучали к схватке с чудовищем лошадей и
собак. Рыцарь тоже изрядно потратился на чучело, месяц его боевой
конь и молосские доги учились не пугаться страшилища, Это давало кое-
какой шанс, но триумфа, разумеется, не гарантировало - триумф
зависит лишь от тебя самого.
Двор был пуст, как душа ростовщика. Постукивали копытами в доски
денника отдохнувшие и чуявшие дорогу кони, тучи исчезли, оставляя в
странной убежденности, что путешествие приблизилось к пределу,
ристалище подготовлено к турниру, пусть и без зрителей, без герольдов.
По-видимому, те же предчувствия испытывал возникший из-за угла
конюшни Адриан с перепачканными коленками - он шагал с про-
светленным, важным лицом святого мученика, шествующего под пилы
язычников. Рыцарь хмыкнул и поднялся на ноги, сильно встряхнул
плащ, чтобы осыпались соломинки. Подскочили доги и заплясали вокруг
него, тычась в ладони угловатыми мордами, влажными носами.
- Обойдемся без завтрака,- сказал рыцарь, хотя и не прочь был
поесть.- Седлай коней. Ошейники псам, живо!
Вот и все, и постоялый двор остался позади, как сон, а отдохнувшие
кони резво отсчитывают мили, а псы мечутся зигзагами по обе стороны
короткой кавалькады, расширенными влажными ноздрями вбирая
мириады недоступных человеку запахов. Среди этих запахов драконьего
пока нет - псам он известен, у рыцаря есть клочок драконьей шкуры,
раздобытой у старого друга отца, победившего дракона в молодости.
Псы спокойны, резвятся посреди тихого утра. Дорога идет под уклон,
слева зубчатая темно-синяя полоса далеких гор, за огромной пустошью
справа - лес, выгибающийся впереди сарацинским клинком,
обращенным острием от путников; и там, вдали, дорога уходит в этот
лес, пересекая до того широкий ручей. И рыцарь вдруг понял, что видит
место, в точности отвечающее описанию, тому самому, раздобытому за
немалые деньги,- преддверие подвига, преддверие драконьего логова,
победы или смерти. Адриан бледен - он тоже вспомнил и понял.
И все-таки рыцарь не торопился надевать доспехи, он ехал шагом, и
предчувствие несомненной опасности хмельно разбегалось по жилам и
жилочкам, до кончиков пальцев, стиснувших широкие, шитые шелками
и золотом поводья. И он не смог бы описать свои ощущения, когда один
из догов вдруг опустил морду к земле, шерсть на его загривке встала
дыбом, щеткой, и клокочущее рычание, злобное и чуточку жалобное,
рванулось из его глотки.
На берегу ручья во влажную землю был впечатан неправдоподобно
четкий, огромный, страшный четырехпалый след. Оставившая его лапа,
должно быть, походила на куриную, но размеры, когти!
Доги исходили бухающим лаем, метались над ручьем. Обладавший
большим охотничьим опытом рыцарь видел, что след свежий, и на них,
вполне возможно, смотрят сейчас из недалекого леса огненные глаза.
Ручей словно отсекает прошлое, все предшествовавшее отсекает от этого
мига, и боевые трубы ревут в ушах, и сладость достижения цели ласкает
сердце.
- Доспехи! - сказал рыцарь страшным голосом.- Живо!
Адриан двигался деревянно, как марионетка на ваге бродячего
кукольника, но резво. Живая плоть быстро исчезала под стальной
скорлупой. Рыцарь сидел на коне в полном вооружении, но без шлема,
держа его перед собой на луке седла - тому были причины. Теперь он
видел, что следов множество, есть, кроме больших, и значительно
меньшие - детеныши?
- Ну, смотри! - сказал он Адриану бешено.- Попробуй только
сбежать или отстать! Сам напросился!
Коротко скомандовал догам, и псы, уткнув носы в землю, двинулись
по следам, распутывая их невидимое кружево. Вскоре они, отлично
натасканные звероловы, устремились к лесу и шумно вломились в
переплетение ветвей. Рыцарь достал медную трубку со стеклами с обеих
сторон, приставил ее к глазу, зажмурив другой.
Он привез это из Палестины. Небольшая случайная услуга старому
сарацинскому звездочету, чрезвычайно высоко тем оцененная,- и в
руках у рыцаря оказалось наверняка единственное в Европе
приспособление, делавшее далекое расстояние близким для глаза. В свое
время он собирался было преподнести трубку королю, но что-то
подтолкнуло укрыть. И правильно сделал - интересно было ночами
наблюдать с башни звезды, а днем окрестности. Не говоря уж о том, как
полезна эта вещь на охоте.
Там, впереди, далеко, но близко для глаза... Длинное, низкое, буро-
зеленое тело мелькнуло меж мшистых стволов и с пугающей быстротой
заскользило по пустоши в сторону гор, и два таких же существа, только
меньше, гораздо меньше, с крупную собаку величиной, помчались
следом, а вдогонку с лаем неслись доги. Рыцарь ощутил укол досады и
облегчение одновременно - дракон огромен, но не устрашающ и боль-
ше всего напоминает увеличенную во много раз ящерицу из тех, что он
мальчишкой ловил в заболоченном рву отцовского замка, давно уже
ставшего его замком.
Он нахлобучил шлем и поскакал следом, во весь голос выкрикивая
фамильный девиз. Дракон мчался быстро, но конь несся быстрее, и
расстояние меж ними сокращалось, доги настигли детенышей,
вцепились в них, и по земле покатились два рычащих и шипящих клубка.
Рыцарь проскакал мимо них, клоня к земле трехгранный наконечник
копья. Дракон остановился с маху, пробороздив задними ногами землю,
повернулся - наверное, спасать детенышей. Он и рыцарь оказались
друг против друга.
Сейчас ощеренная пасть изрыгнет огонь, и нужно изловчиться,
подставить коня, загородясь его грудью и щитом...
Но не было огня, и рыцарь с налета ударил, целя копьем в пасть,
усеянную не страшными клыками, а довольно мелкими зубками. В
последний миг дракон успел увернуться, и трехгранное острие вошло
ему в шею - легко, словно в мешок с пухом, а в следующий миг
добротно просушенное древко с хрустом переломилось, конь пронес
рыцаря мимо, но он тут же развернулся, вытащил меч, занес его...
И тут же натянул поводья. Дракон бился на земле, перекатываясь и
выгибаясь, шипя и вереща мерзко, громко, жалобно, темная кровь
сгустками брызгала во все стороны, хлестал хвост, шипение сменилось
хрипом, и рыцарь рванул коня в сторону, чтобы случайный удар хвоста
не переломал благородному животному ноги. Дракон барахтался все
медленнее, а там и вовсе завалился на спину, показав грязно-желтое,
совсем как у тех, маленьких ящериц из рва, брюхо. Четырехпалые лапы
еще дрыгались, ощущение страшного обмана, бесцельности и
бесполезности предприятия пронзило рыцаря, движения
агонизирующего чудовища, которое вовсе не было чудовищем,
становились все более вялыми, и, спасая что-то в себе, рыцарь соскочил
с седла, подбежал, обеими руками вскинул меч и опустил его со всей
силой, на какую был способен.
Снеся голову, лезвие косо ушло в землю, рыцарь схватился за
рукоять сильнее, едва удержав равновесие. Хлынувшая кровь испачкала
его с ног до головы. Вот так просто? И все? Но...
Он выпустил рукоять и стащил шлем, превозмогая истерический
хохот. Оглянулся. Доги рвали неподвижных детенышей, шагом
приближался Адриан с коротким мечом в опущенной руке, и лицо у него
было словно бы мертвым, пустым. Рыцарь знал, что у него самого точно
такое же лицо, не отражающее ни радости, ни даже безмерной
опустошенности. Потому что к такому вот повороту событий он, победи-
тель последнего в Европе дракона, никак не был готов. Можно и не
вспарывать брюхо этой твари, оказавшейся столь беззащитной,-
наверняка там не окажется ничего, кроме листьев, ветвей, травы да
мышей, быть может. Какие там останки предшественников...
Никаких сомнений - эта голова, эти лапы, этот хвост как две капли
воды походили на красовавшиеся во многих замках, и такая же в
точности шкура пошла на конские чепраки и носимые поверх доспехов
плащи. Другого рода драконов не существовало в природе,
следовательно, все прошлые победы были столь же молниеносными и
легкими. Дикий кабан не в пример опаснее...
Один из мифов, на которых покоилась слава рыцарства, рассыпался
для него прахом, как для всех его предшественников. Такой вот дракон,
такое вот заблудившееся в настоящем порождение прошлого. И впереди
лишь два пути - разоблачить все, выступить против всего рыцарства,
столкнувшись при этом с таким жестоким клубком ущемленных
интересов, развенчанной славы, обид и злости, что при одной мысли об
этом хочется выть. Или - оставить все, как есть, презирая себя, но не
вызвав презрения окружающих и предшественников в качестве
предателя рыцарского сословия. Два пути, две дороги. <О да, графиня,
это была тяжелая работа, сначала из смрадной пасти вырвалось пламя,
но мой щит был прочен, а меч остер...> Теперь не грех и отправиться ко
двору, теперь гордая Бланка... Теперь он - победитель дракона, что
влечет...
Господи, стоном хлынуло из горла, из сердца, из души, ну объясни
же, зачем ты затеял все это?! Или, что еще страшнее, ни ты, ни дьявол
