Научная фантастика - Бушков А.А.

... И ловили там зверей

                      Александр Александрович Бушков

                          ...И ЛОВИЛИ ТАМ ЗВЕРЕЙ

                                 Повесть




                                             Лишь в музеях все  винчестеры
                                        правы...

                                                                  К.Прийма



                      Глава 1. НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ СВОИМ

     Полигон - это звучит солидно.  Однако этот полигон был просто большим
полем, заросшим высокой травой, расцветающей  только  раз  в  три  здешних
года.  Говорили, что цветы очень красивые, но Меншиков прилетел, когда они
уже увяли и осыпались.
     Вертолет  он  оставил  на  пригорке  рядом  с  <Орланом>  Роксборо  и
неторопливо спустился в долину, распугивая отчаянно стрекочущих цикад. Как
всегда  здесь  в  это  время  года,  дни  стояли  безветренные,  по   небу
протянулось  одинокое  белое  облако,  похожее  на    застывший    посреди
нетронутого голубого холста мазок белой краски.
     Статуи стояли угрюмой шеренгой - огромные, нарочито грубо вытесанные,
руки и ноги едва обозначены, но злобные лица обработаны крайне  тщательно.
Когда-то ледник приволок сюда с севера множество валунов, потом отступил к
полюсу,  а валуны остались и несколько  тысячелетий  бессмысленно  торчали
посреди равнины,  пока ими не занялся от нечего делать один из сотрудников
Базы-16.  Поговаривали, что скульптора из него в свое время не получилось,
и  он  стал  отводить  душу  на  инопланетных  камнях,  вдали от ценителей
прекрасного.  Несостоявшегося ваятеля давно не было  здесь,  и  никому  не
нужные  статуи  облюбовали  под  мишени  сотрудники  <Динго>.  Они заявили
Роксборо,  что на этих уродах как-то интереснее испытывать оружие,  нежели
на  стандартных броневых плитах,  и Роксборо,  неподражаемо пожав плечами,
сказал:  <А почему  бы  и  нет?>  С  тех  пор  истуканов  поубавилось,  но
оставалось еще достаточно - скульптор был чертовски работоспособен.
     Большой зеленый ящик еще не открывали - ждали Меншикова. Он подошел и
поздоровался.  Ему нестройно ответили. Здесь были Роксборо, Оля  Полозова,
отвечавшая за хитрую электронику, и веселый  человек  Брагин  по  прозвищу
Арбалет, истовый  оружейник,  прославившийся  тем,  что  однажды  на  пари
изготовил уместившийся в маковом зернышке пулемет - действующий, способный
разнести в клочья крупную дичь масштаба инфузории.
     - Так? - сказал Меншиков, стоя над ящиком и выжидательно  покачиваясь
с пятки на носок.
     - Номер первый, - сказал Брагин,  запустил  в  ящик  руку  и  вытащил
универсальную электродрель, похожую на старинный пистолет. - Заряжен.
     Меншиков придирчиво повертел инструмент в руках.  На вид отличить его
от  обыкновенной  дрели  не  Смог  бы  самый  опытный  монтажник.    Чтобы
догадаться, что она собой  представляет  на  самом  деле,  ее  нужно  было
разобрать на части.
     Сверло легко вывинчивалось - оно было полым  и  прикрывало  тоненькое
изящное дуло мощного бластера.
     - Ты попробуй, попробуй, - посоветовал Брагин,  гордо  поглядывая  на
Меншикова. Брагин любил, когда хвалили работу, сделанную им на совесть.
     Меншиков прищурил правый глаз, нажал спуск, целясь в самого  дальнего
и самого противного истукана.  <Ш-шух!>  -  коротко  свистнуло  над  лугом
сиреневое пламя, истукана не стало, только обрубок - едва намеченные  ноги
- остались торчать из высокой синеватой травы.
     - Номер второй, -  сказал  Братин,  протягивая  электрическую  зубную
щетку.
     Щетка оказалась иглером.  Меншиков опробовал и его. Разрывные капсулы
выщербили второго истукана.  Еще из оружия был замаскированный под  бритву
баллон с парализующим газом, но для его испытания истуканы, разумеется, не
годились, и Меншиков удовольствовался заверением  Роксборо,  что  газ  уже
проверен на обезьянах.
     Затем  настал  черед  Олиных  хитростей.  Из  ящика  один  за  другим
появлялись мирные бытовые пустячки, скрывавшие за невинным обликом  умение
проделывать самые  неожиданные  вещи.  Гребенка,  если  знать  ее  секрет,
докладывала о присутствии или отсутствии силовых полей. Авторучка выявляла
скрытые электронные устройства разного  назначения.  Отвертка  при  умелом
обращении с ней  становилась  радиометром  и  мини-радаром.  Универсальный
гаечный ключ таил в себе массу приспособлений, облегчавших труд тому, кому
потребуется без ключа открыть запертую дверь и обезвредить сигнализацию. И
так далее.  И тому подобное. Все вещи были с секретом, в них была  вложена
незаурядная конструкторская смекалка, и с трудом  верилось,  что  все  это
изготовили за какие-то сутки.
     - Ну как?
     - Прекрасно, - сказал Меншиков. - Великолепное исполнение.  Остановка
за малым - знать бы твердо, что мне удастся применить эти штуки,  что  они
останутся со мной...
     Оля  Полозова  смотрела  на  него  с  восторженным  ужасом.  Ей  было
двадцать, и  палевую  куртку  <Динго>  она,  как  все  новички,  наверняка
надевала и снимала  исключительно  перед  зеркалом,  надолго  задерживаясь
возле него. Тем более - такая ситуация. Меншиков все понимал и помнил, что
лет шестнадцать назад был не умнее, но сейчас этот ее взгляд  раздражал  -
зашевелились остатки загнанных в подсознание суеверий.
     - Собери все, - буркнул он Брагину.  Отошел, сел в  траву,  вынул  ИЗ
кармана блестящий кубик фонора и растерянно подбросил его на ладони. Нажал
крохотную кнопку.  Запись он прослушал раз  десять,  но  с  удивившим  его
самого идиотским упорством прокручивал снова и снова - видимо потому,  что
до сих пор не мог Полностью поверить в случившееся. Такого не должно быть.
Давно    миновала    эпоха    утлых,    лишенных    связи    с     берегом
драккаров-каравелл-бригов.  И  даже  человеку,  привыкшему  иметь  дело  с
Невероятным и Невозможным,  трудно  смириться  с  тем,  что  в  нескольких
парсеках отсюда бесследно исчезают космические корабли. Земные звездолеты.
Корабли цивилизации, достигшей могущества,  которое  и  не  снилось  богам
прошлого.  Корабли мира, приучившего своих граждан к гордой мысли, что они
- почти богоравны.
     Но что поделать  с  тоненьким  голоском  фонора,  сухо  перечисляющим
оскорбляющие богов даты и события?
     - Второго июня текущего галактического года на  Базу-16  не  вернулся
рейдер-разведчик <Гвидон>, первым из земных кораблей  вошедший  в  шаровое
звездное скопление Большой Золотой Черепахи. Экипаж - пять человек.
     Четвертого июня исчез звездолет <Эсмеральда>, трасса полета  которого
проходила в трех световых часах от условной границы  звездного  скопления.
Экипаж - три человека.
     Пятого июня с борта балкера <Хоббит> во время  гиперперехода  исчезли
два члена экипажа из  пяти.  Оставшиеся  не  заметили,  как  и  когда  это
произошло.  <Хоббит>  проходил  в  световой  неделе  от  условной  границы
скопления.
     Шестого  июня  исчез  звездолет  <Босфор>,  экипаж  -  семь  человек.
Проходил в двух световых сутках от условной границы скопления.
     Восьмого июня с  борта  корабля  <Магеллан>  во  время  гиперперехода
исчезли пассажир и один из членов экипажа.  Имеется  свидетель  -  штурман
утверждает, что видел, как пассажир <буквально растворился в воздухе>.
     Восьмого же июня четырьмя часами позже  происшествия  с  <Магелланом>
прервана связь с форпостом на планете Гахерис Альфы Звездного Филина.
     Девятого июня все полеты  как  в  обычном,  так  и  гиперпространстве
ближе, чем на световой месяц от условной границы звездного скопления, были
запрещены.  В течение последующей недели не пропал ни один  корабль  и  не
было  случаев  исчезновения  людей.  Связь  с  Гахерисом  восстановить  не
удалось.  Посланный  туда  беспилотный  рейдер-разведчик  на  Базу-16   не
вернулся, на вызовы не отвечает.
     В  общей  сложности  пропали  три  пилотируемых  корабля    и    один
беспилотный, исчез двадцать один человек - не считая девяти членов экипажа
форпоста на Гахерисе.
     Семнадцатого июня к  скоплению  Большой  Золотой  Черепахи  направлен
снабженный специальной аппаратурой рейдер <Дротик>.  Экипаж  -  сотрудники
отдела <Динго> Спасательной службы Астрофлота Григорий Бильжо  и  Ален  Ле
Медек.
     Меншиков  выключил  фонор.  Семнадцатое  -  это  сегодня.  О   судьбе
<Дротика> сведений еще не поступало, и упорно  молчал  Гахерис  -  планета
ближайшей к Большой Золотой Черепахе звезды...
     - Саймон, ты веришь в космических драконов? -  спросил  Меншиков,  не
поднимая головы.
     - Нет. Как и ты, - сказал стоявший над ним Роксборо.
     - Жаль, жаль, - сказал  Меншиков.  -  А  здорово  было  бы,  верно  -
космический такой дракон,  умеющий  протягивать  лапу  в  подпространство?
Загарпунить его, как Белого Кита, и  никаких  тебе  сложностей...  Сай,  я
догадываюсь, о чем ты хотел спросить - страшно мне или нет. Ага?
     - Н-ну... Пожалуй, я не стал бы так четко формулировать, но суть...
     - А мне вот не страшно, - признался Меншиков. - Знаешь,  Почему?  Как
может быть страшно,  когда  не  знаешь,  чего  или  кого  бояться?  Просто
неизвестности  как  таковой  бояться,  по-моему,  глупо    -    мы    ведь
профессионалы. Тут что-то другое, не страх... Сай, ты никогда не охотился,
тебе не понять, что испытывает охотник, когда однажды ему самому предстоит
стать дичью, причем, заметь, неизвестно чьей дичью. Оригинальное ощущение,
как ни стараюсь, не могу подобрать ему названия...
     Он поднялся, отряхнул  колени  и,  не  оглядываясь,  пошел  к  своему
вертолету.  Назойливо звенели цикада. Саймон Роксборо шагнул было  следом,
но  остановился,  махнул  рукой  и  потянул  из  кармана  видеофон.  Жадно
уставился на крохотный экран.  Там по-прежнему алела <омега> из греческого
алфавита - от  <Дротика>  по-прежнему  не  было  никаких  сообщений,  хотя
расчетный  срок  истекал.  Оставалось  два  часа,  потом  - неизвестность,
которой и так хватает с лихвой...



                      Глава 2. <ДИНГО> КАК ОНО ЕСТЬ

     На галерее, где он стоял, царила полутьма, как и внизу. Там, внизу, в
центре зала, над черным решетчатым диском инфера сплетались  в  диковинные
узоры,  превращались  в  фантастические  цветы  зыбкие  дымы  цветомузыки.
<Сотворение мира> - узнал Меншиков пьесу. Дымы сплелись в нарочито грубый,
словно обкусанный шар  удивительно  чистого  алого  цвета,  потом  изнутри
полыхнула белая вспышка, желтые  лохматые  протуберанцы  слепо  и  властно
подавляли алый, впитывали его, растворяли в себе, зеленые змеистые  молнии
струились от полюсов к экватору. В ярком огне рождалась планета - миллионы
лет до первых живых  капелек,  миллионы  лет  до  кислорода  в  атмосфере,
миллиарды лет до человека.  До Меншикова  и  замаскированного  бластера  в
кармане его комбинезона с эмблемой  инженера-ремонтника.  До  звездолетов,
которые бесследно исчезают там, у Большой Золотой Черепахи.
     - Павел? - раздался за его спиной женский голос.
     Меншиков обернулся.  Темные волосы сливались с полутьмой, но  розовое
платье из модного нынче илиала слабо мерцало, позволяя разглядеть ее  лицо
и узнать его.  Впрочем, он узнал  ее  сразу,  по  голосу.  И  настороженно
сказал:
     - Анита?
     Она  никогда,  ни  за  что  на  свете  не  подошла  бы  просто   так,
поздороваться и поболтать.  Она его ненавидела.  Для  нее  Павел  Меншиков
перестал существовать три года назад,  когда  уговорил  наконец  Алена  Ле
Медека перейти в отдел <Динго>.  Анита любила Алена  и  терпеть  не  могла
отдела <Динго>.
     - Ты мне хочешь что-то сказать? - тихо спросил Меншиков.
     - Хочу, - кивнула Анита. - Хочу тебя поздравить, Меншиков. Ты добился
своего. Как всегда, верно? Вот и теперь... <Дротик> не вернулся.
     - Анита...
     - Молчи, - сказала она, даже не зло - равнодушно. - Все  я  знаю.  Ты
страшно сожалеешь, тебе больно, ты отправляешься по его следам и все такое
прочее. Но мне от этого не легче. Его-то все равно уже нет.
     - Откуда ты можешь это знать?
     - Тебе не понять.  Ты не бойся. Не будет никаких  истерик.  Я  просто
хочу, чтобы ты не забывал, как я  вас  всех  ненавижу.  Вашу  форму.  Вашу
всегдашнюю готовность к <решительным действиям>.  Ваши кобуры на поясе. Вы
и его сделали таким, вы... - она запнулась, подбирая слова.
     - Динозавры, - подсказал Меншиков. - Обычно нас обзывают именно  так.
Однако всегда приходят к нам, как только что-то не ладится.  И  долго  еще
будут приходить.
     - Статуя, - сказала Анита. - Глиняный Голем.  Как все  вы,  привыкшие
ломиться сквозь дым и пламя.  Павел, тебе никогда не приходило  в  голову,
что иногда глупо и бессмысленно ломиться  сквозь  пламя?  Проще  выяснить,
отчего начался пожар, и нельзя ли его просто погасить...
     - Я спешу, Анита.
     - Ну, спеши...  Может, это и плохо, но желаю  тебе  неудачи.  Именно,
тебе, Динго. Прощай.
     Меншиков не смотрел ей вслед.  Отошел от  перил  и  уселся  в  первое
попавшееся кресло. Инфер погас - пьеса кончилась. Внизу зааплодировали, но
светлее не стало,  лишь вспыхнули несколько красных,  синих и желтых ламп,
дававших больше красивых причудливых теней, чем света.
     - Здравствуйте, - сказал появившийся  из  темноты  человек.  Это  был
Балашов, начальник службы полетов.
     - Садитесь, - сказал Меншиков. - Выпьете что-нибудь?
     - Спасибо, нет. Это ужасно...
     - Послушайте! - почти грубо оборвал его Меншиков.  -  Ну  почему  это
стало традицией - как только случится катастрофа, все ходят  с  печальными
лицами и говорят с пафосом? Нет  в  этих  исчезновениях  ничего  ужасного,
понимаете? Ужас - это страх. А здесь - Неведомое... <Дротик> не вернулся?
     - На связь они не вышли.  Авария исключена.  Все  блоки  были  трижды
продублированы.
     - Знаете, вы мне нравитесь,  -  сказал  Меншиков.  -  Некоторые  ваши
коллеги упорно отстаивают гипотезу необъяснимых аварий.  Так  упорно,  что
это переходит в тупость.
     -  Да...  Все  выглядит  так,    словно    кто-то    сознательно    и
целеустремленно... - он запнулся.
     - ...Похищает наши корабли и  людей,  -  спокойно  закончил  за  него
Меншиков. - И это, несомненно, разумные существа. Я знаю, что во Вселенной
масса неизвестного, неизведанного, но  не  верю  в  космических  драконов,
способных украсть через подпространство человека с борта корабля.
     - Мне трудно верить...
     - А мне легко? - сказал Меншиков. - Получается, что здесь,  в  тысяче
парсеков от Земли, мы  наконец  встретили  гипотетического  противника,  о
котором знали  только  по  древней  литературе?  Что  же,  получается,  мы
ошибались, когда твердили двести лет  о  непременной  гуманности  и  добре
Высокого Разума? Я не хочу верить, что мы ошибались, но давайте рассуждать
трезво.  Приглашение в гости против воли гостя во все времена  именовалось
насилием. Ладно, хватит об этом. Вы приготовили корабль?
     - Да.
     - Мы особо подчеркивали - самый обычный  корабль.  Никакого  тройного
дублирования  агрегатов  и    блоков,    ничего.    Я    -    обыкновенный
инженер-ремонтник на обыкновенном рейдер-боте.
     - Мы все сделали так, как вы просили, - сказал Балашов.  -  Не  будет
каким-то нарушением, если я спрошу о вашем плане?
     - План, план... -  Меншиков  барабанил  пальцами  по  столу.  -  План
хороший, рискованный и  простой,  как  гвоздь.  Я  лечу  туда,  чтобы  они
захватили и меня.  Пусть захватывают. Кто бы они  ни  были,  вряд  ли  они
похищают людей для того, чтобы  тут  же  слопать.  Может,  хотят  получить
какие-то сведения.  Может, их цивилизация развивалась как-то иначе, у  них
никогда не было звездолетов, они увидели наши  и  увлеклись,  как  ребенок
новой игрушкой.  В общем, есть основания думать, что меня не  убьют  и  не
съедят в первые же часы. А там посмотрим...
     - Но ведь это означает - ставить миллион против одного!
     - Наверняка миллиард  против  одного,  -  сказал  Меншиков.  -  Какая
разница? Наша работа в том и состоит, чтобы  использовать  шанс.  Один  на
миллион. Или на миллиард. Главное, самое главное, чтобы этот шанс был...
     Для него и в самом деле  главное  одно:  чтобы  шанс  был  -  подумал
Балашов, украдкой разглядывая  массивного  белобрысого  человека,  мелкими
глотками прихлебывавшего сок. Меншиков казался неповоротливым увальнем, но
Балашов прекрасно знал, как обманчива внешность людей из <Динго>. Два раза
он видел их в деле, и этого было достаточно.
     Как и очень многие, Балашов не смог бы определить с помощью какого-то
одного  слова  свое  отношение  к  людям  из  <Динго>  -  особого   отдела
Спасательной службы Астрофлота.  С одной стороны, за ними давно  и  прочно
закрепилась почетная репутация творцов чудес, и они в самом  деле  творили
чудеса, вызволяя  терпящих  бедствие  землян  из  передряг  и  безвыходных
положений.  Они делали невозможное, и количество спасенных ими  заставляло
уважать их.  Но не любить. Настороженность и еще что-то сложное,  чему  не
подобрать названия, как ни старайся.
     Дело не в том, что в своей работе люди в  палевых  куртках  поминутно
шли на риск, а большинство остальных землян - нет.  Дело в том, что многим
люди из <Динго> казались своеобразными выходцами из прошлого.  Они знали и
помнили многое из того, о чем человечество  не  хотело  знать  и  помнить.
Здесь и умение убивать голыми руками, и их тренировки  на  полигонах,  где
многие тренажеры могли причинить оплошавшему тяжкие увечья.  Самообладание
забытыми знаниями и ремеслами метило их невидимым клеймом.  Они были такие
же, как все, - и в то же время другие, непохожие...
     - Ну а если этого шанса у вас не будет?
     - Значит, не будет, - сказал Меншиков. - Но в это я не особенно верю.
Шанс есть всегда.
     - Не проще ли послать туда представительную делегацию?
     - Зачем? - Меншиков, как показалось Балашову, был удивлен искренне. -
Чтобы  потребовать  объяснений  и  начать  переговоры?   Все    это    при
необходимости могу сделать и я.  Как убеждает нас история, люди  схожих  с
моей профессий во все времена всегда шли впереди дипломатов... Пойдемте?
     Он поднялся, поправил комбинезон,  надежно  скрывавший  его  арсенал.
Балашов шел следом и, глядя на обтянутую зеленым  телоном  широкую  спину,
вспомнил давний случай в одном из земных зооцентров, где  обычно  проводил
отпуск.  На принадлежавшую собакам  территорию  случайно  забежал  молодой
серо-желтый  динго,  и  моментально  пятерка  лохматых  псов  кинулась  на
прищельца.  Каждый из них был едва ли не вдвое  больше  чужака.  Несколько
секунд - секунд! -  по  поляне  катался  огромный  ком  воющей  и  рычащей
взъерошенной  шерсти,  потом  ком  распался.  Искусанная  пятерка  позорно
улепетывала, а динго спокойно отряхивался, и вся кровь, что была  на  нем,
оказалась чужой...
     ...Звезды тусклыми  искорками  белели  на  обзорном  экране.  Большая
Золотая Черепаха - и  почему  это  созвездиям  дают  порой  такие  нелепые
названия? Скорее уж - паук.  Большой Золотой Паук  -  весьма  злободневно.
Паук в невидимой паутине размером в миллионы  километров,  и  какая-то  из
нитей, возможно,  уже  дрожит,  подавая  хозяину  знак:  запуталась  муха,
большая, жирная, вкусненькая...  А  если  не  муха  -  шершень,  полосатый
красавец, гладиатор с упрятанным в брюшке мечом? И  горе  потянувшемуся  к
жертве пауку...
     Меншиков просвистел сквозь зубы обрывок какой-то песенки и  попытался
припомнить ее название.  Вспомнил - <Луна над Мауи>. Он недавно отдыхал на
Гавайях, где по стародавнему обычаю катается на гребнях волн на досках.  А
чем для него были такие упражнения? Детская забава. Но держался он скромно
- выказывать свое превосходство всегда считалось в их среде дурным  тоном.
Загорелые девушки, как правило, относились к Динго с большим интересом, но
вся беда в том, что они постоянно требовали  романтических  рассказов,  не
имевших ничего общего с подлинными буднями.  Честно  говоря,  он  давно  и
тайно  надеялся  встретить  девушку,  которая    не    станет    требовать
романтических рассказов, а просто захочет узнать, как там  трудно.  Иногда
он думал, что пошел бы за такой девушкой на край света, но  никак  не  мог
встретить ее, такую.  Вряд ли ее вообще не  было.  Скорее  всего,  так  уж
выходило, ему вечно встречались не те.
     Седьмой час  <Байкал>  ползет  на  скромной,  прямо-таки   черепашьей
скорости в световой неделе от условной границы скопления. Один на корабле,
один в космосе - в такие минуты не веришь,  что  существуют  где-то  море,
облака, леса, другие люди. Есть только Черное Безмолвие.
     Ленивый паук.  Нерасторопный какой-то. Паутинка дрожит,  а  он  и  не
думает торопиться.  Или паутинка не шелохнулась? Что ж, потянем на другую.
Неприятности с кораблями и отдельными пассажирами часто случались в момент
гиперперехода...
     Руки на клавиши.  Звездная россыпь на экране меркнет, экран  заливает
мутно-белое свечение, и это уже гиперпространство, в которое так долго  не
верили, а потом тихо и буднично открыли, на первых порах  не  поняв  даже,
что именно открыли.  Тик. Так. Тик. Так. Обгоняя  луч  света,  считавшийся
когда-то самым быстрым бегуном Вселенной.  А теперь гасить  импульсы,  всю
мощность на ресивер, нет смысла  прыгать  слишком  далеко  вот  меркнет  и
молочное  свечение,  скоро  появится  первая  звезда,  совсем  просто,  не
труднее, чем управлять старинным автомобилем... но где же звезды, ведь уже
пора, еще три  секунды  назад  корабль  должен  был  вынырнуть  в  обычном
пространстве, но приборы несут дикую галиматью! Как муха в янтаре, корабль
застрял на границе перехода, в обычное пространство  выйти  невозможно,  а
если назад, в гипер? Умом понимаешь, что все в  порядке,  паутинка  звенит
хрустально и паук на сей раз не оплошал, но сердце протестует, и это  даже
не сердце, это из  страшной  древности  инстинкт  посылает  категорический
приказ: нельзя добровольно идти на  смерть,  прочь,  уходи  от  опасности,
беги!
     Сопротивляйся инстинкту. Динго, руки с пульта!
     Меншиков с усилием оторвал руки с пульта, вцепился в  мягкие  широкие
подлокотники и откинулся назад, насколько позволяло кресло, но прошло  еще
несколько  страшных,  раздирающих  мозг  секунд,  прежде  чем  чужая  воля
растворила, подмяла сознание...



                    Глава 3. ВОСПОМИНАНИЕ В ПОЛУБРЕДУ

     Снег хрустит под ногами, белый, нетронутый снег, вот оно, это  место,
робот просунул в кучу хвороста длинный шест и умело  ворочает  им.  Первое
рычание - короткое пока,  удивленно-сонное.  Шест  уходит  глубже,  и  рык
усиливается.  Ружье на изготовку. Никаких  лучеметов,  иглеров  и  прочего
оружия,  принадлежащего  этому  веку.  Ружье  изготовлено  по    старинной
технологии, как и патроны в нем, как и пули  в  них,  свинцовые  кругляши.
Довольно, Роб, назад, ты свое сделал, не стоит путаться под ногами, ну же,
прочь! Вот он поднялся из берлоги, ревет, взмыл  на  задние  лапы,  сделал
первый шаг, блестят в розовой пасти желтые влажные  клыки,  зло  таращатся
маленькие глазки, но страха в них нет, и это хорошо, это  то,  что  нужно.
Стрелять не  в  загнанного  жалкого  беглеца,  а  в  могучего,  достойного
противника. Амикан, Локис, Урсус, Бурый, я здесь, иди!
     Выстрел. Кроткий затухающий рев. Снег забрызган темной кровью, от нее
поднимается парок, а медведь уже недвижим, мертв, одной  пулей,  понимаете
вы это - вы которые в городах? Как в стародавние времена, мы  были  с  ним
один на один, и я одолел его, вы слышите, заснеженные кедры?
     Эхэ-хэ-э-й!



                          Глава 4. ЛИПЫ ЗА ОКНОМ

     Над ним был белый потолок с круглой лампой.  Меншиков лежал  навзничь
на обычной постели в комнате с большим высоким окном, но что  делается  за
окном. с постели не видел.  В комнате,  кроме  кровати,  квадратный  белый
шкаф, какими пользуются на звездолетах.  И  все,  ничего  больше,  поэтому
комната кажется огромной. Пошевелить ногой?
     Он  пошевелил  руками,  ногами,  поднял  от  подушки   голову    Тело
повиновалось.  Набравшись    смелости,    Меншиков    встал.    Комбинезон
инженера-ремонтника остался  на  нем,  и  он  сразу  почувствовал  тяжесть
замаскированного бластера в  набедренном  кармане.  Меншиков  по-звериному
втянул ноздрями воздух - вполне обыкновенный воздух, но было  в  нем  едва
уловимое чужое, слабый отсвет-отзвук неизвестного запаха.  Вдруг ни с того
ни с сего закружилась голова, но это был элементарный  шок  -  с  сильными
натурами такое тоже случается железных людей нет. Он стоял посреди комнаты
и кричал шепотом: <Значит, правда, значит, удалось!
     Осторожно, словно  под  ногами  был  тонкий  молодой  ледок  Меншиков
подошел к окну с широким белым подоконником.  За окном росли  внушительные
старые липы а за липами тянулась в обе стороны,  насколько  можно  видеть,
высокая тускло-серая стена, скорее всего  -  металлическая.  Простенько  и
элегантно, сказал он себе Не нужно ставить силовое поле, не нужно ворот  с
неусыпным цербером - если строители и хозяева сего узилища  попадают  сюда
по воздуху, достаточно высокой  стены,  обычному  человеку  через  нее  не
перебраться.
     Меншиков подбросил на ладони  выполненное  в  виде  безобидной  дрели
оружие и весело подумал о переполохе, который он в состоянии учинить здесь
с этой штукой в руках. Представить приятно сей тарарам...
     Только сейчас он заметил, что  на  крышке  шкафа  лежит  придавленный
электрокарандашом разграфленный лист бумаги. Это было что-то вроде анкеты,
вопросов на десять.  Меншиков разделался с ней почти  молниеносно.  Теперь
тот, к кому попадет эта анкета, может узнать, что инженер-ремонтник Сергей
Варгин совершал профилактический  осмотр  станций  дальней  связи  в  этом
секторе  и  ни  о  каких  таких  исчезновениях  кораблей  (такой    вопрос
наличествовал) слыхом не слыхивал. Вообще-то заявлять такое было несколько
опрометчиво, но что делать?
     Оставались некоторые сомнения - не  подменили  ли  оружие  безобидной
имитацией? Палить для проверки в комнате, безусловно, нельзя. Но поскольку
другие приборы Меншикова работали исправно, он  решил  -  считать,  что  и
оружие в боевой готовности. А там видно будет.
     Второй жизненно важный вопрос:  наблюдают  за  ним  сейчас  или  нет?
Датчик, выявлявший  электронные  устройства,  клялся,  что  нет.  Меншиков
задумчиво уселся по-турецки на полу  посреди  комнаты,  чтобы  привести  в
систему свои первые скудные наблюдения.
     Несомненно, это здание - тюрьма. Здания, окруженные высокой стеной, в
которые помещают людей помимо их желания, загородным клубом  или  чайханой
обычно не бывают.  Отсутствие сакраментальных решеток на  окнах  с  лихвой
компенсирует стена, даже на вид гладкая, как стекло. Это первое.
     Судя по высоте, с которой он смотрел во двор, его комната  находилась
на  уровне  второго  этажа  обыкновенного  земного  дома.   Это    второе.
Глубокомысленные выводы, что и говорить...
     Дверь отворилась почти бесшумно (однако  тренированное  ухо  отметило
едва слышный скрип), и в комнату вплыл по воздуху зеленый шар  размером  с
футбольный мяч, остановился в четырех шагах от Меншикова, повис перед  его
лицом и бесстрастно сообщил по-русски:
     - Бояться меня нет  необходимости.  Я  осуществляю  функции  ухода  и
заботы о вашей жизнедеятельности.  С имеющимися просьбами прошу обращаться
ко мне.
     - Очень мило, - сказал Меншиков. - Эй, тварь, ты сапиенс или попросту
холуй, жестяная шестерка?
     Он  хотел  выяснить,  насколько  хорошо  похитителя  изучили    язык.
Исторические романы Меншиков читал  систематически,  и  потому  располагал
солидным запасом старинной брани и жаргонных словечек -  среди  их  братии
это было модно.
     - Многие слова, употребляемые вами, мне неизвестны, - заявил  шар.  -
Однако, насколько я  могу  предположить  на  основе  прошлого  опыта,  вы,
по-видимому, хотите знать, являюсь ли я разумным  существом  естественного
происхождения или искусственно созданным такими существами устройством?
     - Вот именно, тварь зеленая, бабушку твою об косяк, - сказал Меншиков
с самой обаятельной улыбкой.
     - Я - искусственно созданное  устройство,  -  сказал  шар.  -  Слуга.
Интеллект низок. У вас имеются другие вопросы?
     - Масса. Почему я здесь? Кто меня сюда доставил и зачем?
     Шар безмолвствовал, словно народ в известной древней пьесе.
     - Что, харя, и эти слова тебе неизвестны?
     - Известны,  -  сказал  шар.  -  Но  вопросы  относятся  к  категории
запрещенных. Задавайте другие, разрешенные.
     - Здесь есть другие люди?
     - Другие люди есть.
     - Я могу встречаться с ними?
     - Можете.
     - Гулять по двору?
     - Можете.
     - Взбираться на деревья?
     - Неосуществимо.
     - Дать по чавке твоим хозяевам?
     - Не понял, что именно вы хотите им дать.
     - Не имеет значения, - Меншиков подумал, что этот  круглый  тупица  с
академически  правильной  речью,  безусловно,  скрасит  ему  заточение.  -
Наблюдают ли за мной, когда я нахожусь в своей комнате?
     - Нет необходимости.
     - Зачем же ты здесь, морда?
     -  Чтобы   вмешаться,    если    вы    захотите    прекратить    свою
жизнедеятельность.
     - И только?
     - И только.
     Милая  моя  жестянка,  подумал  Меншиков  с  непритворной  нежностью,
золотце ты мое, ведь если ты не врешь - это удача, о которой мы мечтать не
могли. Предупреждать попытки самоубийства - логично... Значит, дорогой мой
мячик, когда понадобится, я раздавлю тебя, как гнилой  орех,  а  ты  и  не
успеешь понять,  что  произошло.  Судя  по  всему,  твои  хозяева  всецело
полагаются на свою стену - как  и  я  полагался  бы  на  их  месте.  И  не
предусмотрели скорого визита вооруженного до зубов профессионала - я на их
месте тоже мог не предусмотреть...
     - Что произойдет, если я попытаюсь тебя уничтожить?
     - Неосуществимо,  -  отпарировал  робот.  -  Я  изготовлен  из  очень
прочного материала.  Удар по мне любой из ваших конечностей лишь  причинит
боль вашей конечности.
     - А если я применю вот этот  механизм?  -  затаив  дыхание,  Меншиков
показал роботу бластер-дрель.  Так. как стучало  сейчас  его  сердце,  оно
колотилось до этого лишь два раза в жизни - когда двадцать лет назад он  в
темной комнате взял за плечи свою первую женщину и когда  шестнадцать  лет
назад вышел к Сивым болотам Харгурака на первое самостоятельное задание.
     - Неосуществимо, - сказал робот.  -  Устройство  предъявленного  вами
инструмента мне  визуально  знакомо  по  встречавшимся  ранее  аналогичным
образцам.  Принцип действия: сверление твердой поверхности  вращающимся  с
большой скоростью фигурным металлическим стержнем. На мое внешнее покрытие
данное устройство не в силах оказать ощутимого воздействия.
     - Кто-нибудь из твоих хозяев разбирал мой инструмент?
     - Не было необходимости.  Устройство  было  изучено  ранее,  довольно
примитивно и интереса не представляет.
     - Уж это точно, - хрипло сказал Меншиков. - Банальная штука,  на  кой
ляд в ней копаться, право слово,  ни  к  чему...  Теперь  можешь  покинуть
помещение. Нет, погоди. Я есть хочу.
     - Обед через полчаса по звуку гонга.  Столовую найдете легко,-сообщил
шар, из него выползло тонкое щупальце, уцапало анкету и исчезло  вместе  с
ней внутри шара.  Дверь сама распахнулась перед роботом и захлопнулась  за
ним.
     Меншиков, воровато повернувшись спиной к  двери,  отвинтил  <фигурный
металлический стержень>, - проще говоря, сверло. Зеленый огонек индикатора
показал, что оружие готово к бою.  Итак, мы конны и оружны. Интересно, мой
прочный толстячок, что останется от тебя после импульсно-лучевого удара...
     Спрятав бластер, Меншиков вышел в коридор,  взглянул  вправо,  влево.
Десять дверей, по пять с каждой стороны. Справа коридор оканчивается окном
во всю стену, слева - лестничной площадкой.  У  каждой  двери  задремавшим
цепным барбосом лежит зеленый шар.  Двери нумерованы - от одиннадцатой  до
двадцатой. Его дверь - номер семнадцать.
     - Куда вы идете? - не пошевелившись, спросил его персональный шар.
     - Гулять иду. Чапать, шлепать.
     - Первый этаж, голубая дверь.
     Меншиков спустился на первый этаж, выглядевший почти так же, как  его
второй - нумерованные двери, тишина и неподвижные шары.  Только на  первом
этаже были еще две двери,  голубые,  с  черными  надписями:  <Столовая>  и
<Выход>.
     Насчет стены он не ошибся - ворот не было, и стена  сплошным  кольцом
окружала здание в форме буквы  Г:  длинная  трехэтажная  палочка  -  жилое
крыло, одноэтажная  короткая  -  столовая.  Дорожка,  выложенная  зелеными
квадратными плитками, описывала вокруг дома второй, меньший круг.  Сначала
Меншиков удивился, почему шар не последовал за  ним,  чтобы  помешать  ему
разбить голову об стену, но вскоре обнаружил, что вдоль  стены  плавает  в
воздухе еще один шар, все время оказываясь между ней и  землянином.  Итак,
цербер все-таки есть...
     Небо почти сплошь заволакивал неприятный лиловый туман.  Сквозь  него
мутно просвечивал белесый диск чужого солнца.  Лишь  в  одном  месте,  над
самой стеной, в разрыве марева виднелся  клочок  темно-синего,  словно  бы
вечернего неба.  Если туман стоит не круглосуточно, ночью можно попытаться
определить по звездам, куда его затащили...
     Заложив руки за спину, как и полагается заключенному, Меншиков бродил
вокруг дома, смотрел под ноги и думал, почему робот уверял, что взобраться
на  деревья  невозможно.  Откуда  тут  земные  деревья,  кстати?  Меншиков
обернулся лицом к своей короткой тени, и тут его осенило.
     Липы не отбрасывали тени, словно привидения из  старинных  сказок!  И
сам Меншиков, и дом, и  шар,  и  стена,  -  все  отбрасывало  тени,  кроме
раскидистых лип.
     Меншиков быстро подошел  к  ближайшему  дереву,  хлопнул  ладонью  по
стволу.  Ладонь прошла насквозь, и спасатель пошатнулся,  потеряв  на  миг
равновесие.  Не было никаких лип. Иллюзия.  Голограмма.  Вот  уж  воистину
липа...
     Он побрел дальше.  Через несколько шагов в  мозгу  возникла  странная
заноза - так бывает, когда утром пытаешься вспомнить только что растаявший
сон, но никак не удается.  Что-то нужно было вспомнить немедленно -  звук,
движение, лицо, мысль? Что?
     Ощущение, вот что.  Меншиков  прокрутил  в  обратном  порядке  мысли,
догадки и впечатления невеселой прогулки и понял, что вспомнить нужно было
ощущение твердого под ногой.
     Плотная влажноватая земля хорошо сохраняла следы, и  он  сразу  нашел
подделку-липу, по которой пытался похлопать ладонью, то место, где он  при
этом стоял.  Он опустился на корточки, стал просеивать в ладонях землю  из
своих следов.
     Третий след подтвердил, что твердое под ногой не померещилось ему. На
широкой ладони Меншикова лежала тяжелая пуговица - из настоящего олова,  с
ушком, с выпуклым силуэтом животного, о котором несведущий сказал бы,  что
это собака, так сказать, собака вообще, безликий  <канус>,  а  посвященный
моментально опознал бы дикую собаку динго.  Пуговица  с  форменной  куртки
<Динго>.  Именно с куртки - на  форменных  рубашках  пуговицы  поменьше  и
полегче.
     Меншиков зажал пуговицу в кулаке  -  она  могла  принадлежать  только
Алену Ле Медеку  или  Гришке  Бильжо.  Оглянулся  и  занялся  планомерными
поисками, и быстро обнаружил многозначительные подробности, на  которые  в
другое время, не найдя пуговицы, не обратил бы  внимания,  пропустил  мимо
глаз.  Кусок стены - чуть-чуть посветлее, чем вся остальная стена. Десятка
два плиток дорожки - чуть-чуть новее, чем все остальные плитки. Угол дома,
выглядевший так, словно на этом месте какая-то сила вырвала кусок, а потом
повреждение  аккуратно  заделали.  Наконец,  Меншиков  отыскал   крохотный
кусочек прочного легкого материала того же цвета, что  и  шары-церберы,  -
видимо, не замеченный теми, кто убирал другие куски.  Если  только  другие
куски были...
     Гадать насчет  подробностей  бессмысленно,  но  ясно  одно:  пленники
пустили в ход бластеры, то ли один, то ли оба  вместе.  Кроме  них,  среди
пропавших без вести не было ни одного Динго, а бластеры полагаются  только
Динго.
     Плевать на подробности, но исход, финал? Погибли они в схватке или их
только обезоружили и они там, в доме? Вы понимаете, что мы сможем  сделать
втроем, вооруженные тем, что я привез с собой?
     Он хотел бежать к дому,  но  справился  с  порывом,  сделал  то,  что
следовало сделать  с  самого  начала,  -  вынул  гребешок,  тот  гребешок,
причесался, нажал на крайний зубец.
     Датчик молчал - никакого силового поля вокруг тюрьмы нет.
     В доме прозвучал гонг - сигнал к обеду. Теперь можно и поторопиться.
     По дорожке полз большой зеленый жук,  и  Меншиков  мимоходом  с  маху
наступил на него.  В его задачу  не  входил  сбор  коллекции  инопланетных
жуков, да и насекомых он терпеть не мог с детства, с того  времени,  когда
трехлетнего Пашку ужалил огромный шмель.
     Уже взявшись за ручку двери, он подумал:  а  ведь  следует  удивиться
всем этим чудесам, вроде бы пора...
     - Ладно, - пробормотал  он  сквозь  зубы.  -  Будем  считать,  что  я
удивился.



                           Глава 5. СОКАМЕРНИКИ

     Меншиков рванул дверь столовой так, словно собирался  вырвать  ручку.
Столовая была как столовая - десяток столиков на четыре  человека  каждый,
яркая и легкая современная мебель.  Блестящая стойка киберкухаря в углу. И
очередь к стойке - четыре человека, всего четыре...
     Глаза  Меншикова  работали,  как  нерассуждающий  фотоаппарат.    Ему
показывали снимки, он знал в лицо всех  исчезнувших  и  помнил  их  имена.
Абдель Фатах, бортинженер <Босфора>, - смуглый  курчавый  парень,  похожий
больше на сицилийца, чем на турка, Кирилл Белаш,  навигатор  <Хоббита>,  -
богатырь  северного  типа,  Роми  Канут,  врач  <Магеллана>,  -   красивая
светловолосая  девушка,  Тарас  Лихов,  пассажир  <Магеллана>,  -  пожилой
мужчина со старомодной чеховской бородкой.  У  Белаша  на  поясе  огромный
тесак в металлических ножнах - странно,  <Хоббит>  был  балкером  обычного
типа, и такие ножищи в его снаряжение никогда не входили.
     Меншиков еще на что-то надеялся, ждал скрипа двери, знакомых голосов,
но тянулись минуты, четверо пленников один за другим отходили с подносами,
и никто не смотрел на Меншикова, не пытался заговорить с ним,  неужели  им
уже настолько все равно?
     - Что же, больше никого? -  громко  спросил  Меншиков,  вместо  того,
чтобы бодро поздороваться, как задумал сначала. Бессильно уронил руки, так
и не заметив, кто из троих буркнул ему в ответ:
     - Больше никого...
     - А Динго? Здесь должны быть двое из <Динго>?
     - Были...  -  пробурчал  тот  же  голос,  но  теперь  Меншиков  успел
заметить, что это Фатах, и вдобавок перехватил взгляд биолога Лихова - тот
смотрел  непонятно,  со  странным  интересом.  Тщедушный  такой   человек,
лысоватый.
     Смирившись, Меншиков подошел к  пульту  -  выбор  блюд  был  довольно
богатый, -  не  глядя,  нажал  кнопки.  Получил  тарелки  и  сел  в  угол.
Исподтишка наблюдал за <сокамерниками>.
     Белаш жевал равнодушно,  почти  автоматически,  словно  не  привыкшая
голодать корова на изобильном лугу. И Лихов. И Фатах. Они словно выполняли
надоевшую, но неизбежную процедуру.  Роми почти не прикасалась к еде. Зато
перед ней стояли две высокие бутылки, и она то  и  дело  наполняла  бокал,
явно перегибая палку.  Все они расселись в  разных  углах  столовой  и  не
смотрели друг на друга. На Меншикова тоже, будто знали его сто лет и он им
смертельно надоел.
     Меншиков торопился первым покончить с обедом, и это ему  удалось.  Он
встал. Вторым поднялся Белаш.
     - Минуточку! - Меншиков загородил ему дорогу. - Как новичок  я  хотел
бы знать...
     - Все в свое время, - тусклым голосом сказал Белаш, равнодушно обошел
растерявшегося  спасателя.  Хлопнула  дверь  -  как-то  издевательски  это
прозвучало.  Встал Фатах, но Меншиков был уже начеку, схватил бортинженера
за локоть.
     После нескольких безуспешных попыток молча  вырваться  Фатах  тем  же
тусклым усталым голосом спросил:
     - Ну чего привязался?
     Больше  всего  Меншикова  поразила  их  пришибленная   сгорбленность,
потухшие глаза.  Земляне не могли за несколько дней стать такими,  но  эти
стали, а они наверняка были не лучше и не хуже миллионов  других...  Самые
обычные земляне.  На миг Меншикову показалось, что время потекло вспять  и
он угодил в прошлое, о котором так много знал  из  книг,  в  то  проклятое
время, когда люди безропотно шли умирать на плахе, сломленные, не видевшие
выхода и не умевшие его найти.
     - Вы же земляне,  -  голос  Меншикова  дрогнул  неожиданно  для  него
самого. - Вы же земляне, что с вами?
     - Вовремя напомнил, кто  мы,  -  сказал  Фатах.  -  Скажи-ка,  братец
землянин, что можно сделать, если  заведомо  знаешь,  что  ничего  сделать
нельзя? Понимаешь, абсолютно ничего нельзя сделать.  Как найти выход, если
выхода нет?  Когда  придумаешь  ответ,  заходи  в  девятую,  -  он  горько
усмехнулся, - в девятую камеру.  Честное слово, интересно будет послушать.
Ну, убери руку.
     Меншиков покорно отпустил его локоть. Хлопнула дверь.
     - Хочешь, я  тебе  объясню?  -  Роми  подошла  к  нему,  покачиваясь.
Огромные голубые глаза, лицо мадонны. Пьяная вдрызг. - Мы все здесь, чтобы
умирать.  По очереди. Как те. Вчера ушел  Джек.  Сегодня  ушел  Валька.  А
завтра можешь уйти и ты.  Умирать. В  лес.  К  этим...  ну,  которые  там.
Слушай, брось. Бросай все и пошли ко мне. А?
     Некоторое время Меншиков молча смотрел на нее, нахмурив брови. У него
просто не было слов, и весь его прошлый опыт здесь не годился, потому  что
ничего подобного прежде не случалось.  Те двое на Белинде... нет,  не  то,
ничего похожего.  И это земляне? Но как бы ты вел себя на  их  месте,  без
оружия, прекрасно зная, что выхода нет? Пил? Малевал на стенах  лозунги  о
гордой несгибаемости? И как расценивать ее  слова  о  поджидающей  в  лесу
смерти - пьяная болтовня или святая истина? Здесь  их  четверо,  а  пропал
двадцать один...
     Стряхнув повисшую у него на шее Роми, Меншиков решительно  подошел  к
киберкухарю и выломал пальцами одну  за  другой  все  клавиши,  выдававшие
вино.  Обернулся. Роми уже  сидела  за  столом,  уронив  голову  на  руки.
Тщедушного биолога не было - незаметно улизнул под  шумок.  Чертыхнувшись,
Меншиков вылил в высокий бокал остатки вина из бутылки  на  столике  Роми.
Набралось почти до краев.  Залпом  осушил,  поморщился  и  пошел  к  себе,
отвесив  по  дороге  полновесный  пинок  первому  попавшемуся  шару.   Шар
промолчал, а Меншиков, как его и предупреждали, больно ушиб ногу.
     В своей комнате он вытянулся  на  постели,  заложил  левую  руку  под
голову, а правую свесил к полу - поза, в которой ему лучше всего и  уютнее
думалось.
     Происходит что-то жестокое.  Девчонке не было  смысла  врать  ему,  с
первого взгляда видно, что все они здесь ждут чего-то и  прекрасно  знают,
чего ждут. Каждый день кто-то уходит (умирать? в лес?). У Белаша болтается
на поясе этот странный тесак - можно прозакладывать голову  -  не  земного
производства. Кто его вооружил и зачем? С первого взгляда видно также, что
эта комната - просто-напросто придорожная скамейка. Аскетическое временное
пристанище с минимумом необходимого - все  за  то,  что  постояльцы  здесь
надолго не задерживаются...
     Он встал, прошелся по комнате от окна к стене, взял карандаш  и  стал
рассеянно чертить им по белой крышке низенького шкафчика. Провел несколько
бессмысленных загогулин, подумал и нарисовал ветвисторогого  оленя.  Потом
охотника с ружьем.  Потом пририсовал вокруг деревья и  остался  доволен  -
рисовал он неплохо.  Крупно написал внизу, вспомнив  Тома  Сойера:  <Здесь
после тридцатилетнего заточения разорвалось измученное сердце  несчастного
узника>.  Черта с два, недельку бы протянуть, узника замка Иф из  тебя  не
выйдет, браток, сроки  не  те...  Оставить  письмо  своему  преемнику,  по
стародавнему обычаю узников выцарапать нечто  на  стене?  Болван,  бревно!
Нет, каков болван, с этого и нужно было  начинать!  С  поисков  того,  что
могли написать предшественники!
     Меншиков бомбой вылетел в коридор,  покосился  на  неподвижные  шары:
спросить у них? Нет, лучше не рисковать. Пошел по коридору, одну за другой
рывком распахивая двери, - стерильная чистота, веет нежилым, белые  шкафы,
белые постели, опустевшие клетки...
     Спустился на первый этаж, открыл одну дверь, вторую - везде одно и то
же, тишина, безликая пустота.  Дернул на себя очередную ручку,  и  в  ушах
зазвенело от отчаянного девичьего крика. Роми прижалась к стене, сжав щеки
ладонями, и в глазах ее был такой ужас, что Меншиков невольно оглянулся  -
не возвышается  ли  за  его  спиной  какое-нибудь  жуткое  чудовище  вроде
харгуракского змеехвоста?
     Никого, разумеется. Пустой коридор и неподвижные шары.
     - Я так похож на людоеда? - спросил Меншиков. - Странно, мне казалось
всегда, что я симпатичный парень, не Аполлон,  конечно,  но  есть  во  мне
этакое злодейское обаяние, если верить знакомым девушкам...
     Главное было -  говорить  не  останавливаясь.  Нанизывая  бесполезные
шутливые слова, он медленно подошел к постели, сел в ногах:
     - Ну, успокойся, что с тобой?
     Роми посмотрела более осмысленно, прошептала:
     - Я думала, это за мной...
     - Послушай, здесь были двое из <Динго>?
     - Ну что тебе нужно? Что ты  мечешься,  выспрашиваешь?  Когда  придет
твое время, узнаешь все сам...
     - Здесь были двое из <Динго>? - резко спросил Меншиков.
     - Ну, были, были.  Доволен? Устроили  пальбу  по  своему  всегдашнему
обыкновению, нашумели, буянили, только в  конце  концов  ушли  по  той  же
дорожке...
     - Где они жили? - спросил Меншиков. - Где? Роми, я тебя спрашиваю!
     В ее глазах полыхнула тревога:
     - Откуда ты знаешь, как меня зовут? Кто ты вообще  такой?  Откуда  ты
меня знаешь?
     - Видел в <Галаксе>> - невозмутимо соврал Меншиков.  Бил он наверняка
- ресторан <Галакс> на Эрине не минует ни один  человек,  летящий  в  этот
сектор Галактики или возвращающийся отсюда на Землю. - Где они жили, Роми?
     - Там, - она показала на стену. - Только  жил,  а  не  жили.  Второго
увезли сразу, а за стеной жил тот,  что  стрелял,  высокий  такой,  рыжий.
Слушай, кто ты такой, что все знаешь, я...
     Но Меншикова уже не было в комнате.
     Исписанную крышку шкафа он  увидел  сразу,  с  порога.  Подтвердилась
догадка, родившаяся после того, как он вспомнил, что робот, забрав анкету,
безмятежно оставил карандаш.  Похитители  заботились  лишь  о  том,  чтобы
пленники не смогли убежать или покончить  с  собой,  ничто  другое  их  не
интересовало.  Отчасти их можно понять - испиши  разоблачениями  хоть  все
стены, какое это имеет значение?
     Но писавший на всякий случай проявил недюжинную изобретательность. Ни
одна буква не походила  на  соседние  -  то  прописные,  то  строчные,  то
огромные, то крохотные,  то  тщательно  выписанные,  то  стилизованные  до
предела.  Русский и  латинский  алфавит,  буквы  славянской  письменности,
оформленные  под  готический  шрифт,  и   латинские,    оформленные    под
иероглифы...  В довершение всего послание было написано  с  использованием
арго парижских бандитов девятнадцатого  века  с  вкраплением  итальянских,
русских,  немецких  жаргонных  словечек  того  же  периода.    Это    была
великолепная работа профессионала  -  написано  <Динго>  для  <Динго>.  Не
говоря о похитителях, докопаться до смысла мог один землянин из тысячи...
     <Тому,  кто  придет  следом,  -  гласило  послание.    -    Захвачены
неизвестными негуманоидами  и  помещены  в  это  здание.  Никаких  попыток
контакта.  Как удалось установить,  пленников  зачем-то  посылают  в  лес,
откуда почти невозможно вернуться.  Слышал, что захваченные корабли  стоят
где-то поблизости.  Попытаюсь что-нибудь сделать  -  оружие  почему-то  не
отобрали.  Не поняли, что это такое, очевидно. Григория  Бильжо  сразу  же
отправили в лес. На всякий случай - будь счастливее меня. Ален Ле Медек>.
     Черные буквы на белой крышке - все, что осталось от Алена Ле  Медека,
да еще оловянная  пуговица.  Итак,  Роми  говорила  чистую  правду  насчет
леса...
     Подобно миллиардам землян,  Меншиков  жадно  ждал  Контакта  -  того,
такого, о котором писали вот уже лет триста - кто с верой, кто с  иронией.
Контакта, о котором мечтали даже не склонные к мечтаниям  серьезные  люди.
Встречи с братьями по разуму, пусть на худой конец и не похожими на людей,
но близкими по развитию, с которыми можно и поговорить о науке-технике,  и
обменяться симфониями-картинами... да многим.  Такая встреча способна была
разрешить наконец вопросы, заданные сотни лет назад,  но  до  сих  пор  не
получившие ответа, подтвердить или опровергнуть пережившие  своих  творцов
гипотезы, расставить  точки,  перечеркнуть  авторитеты  и  реабилитировать
посмертно людей, при жизни считавшихся заблуждавшимися чудаками.  От  этой
встречи ждали многого, но проходили десятилетия, а ее все не случалось. Не
удавалось найти Равноправных Собеседников, с которыми можно поговорить сию
минуту, сейчас.  Однако в них  продолжали  верить  и  считали,  что  слова
<Высокий Разум> и  <Гуманизм>  -  безусловно,  синонимы.  Все  случившееся
здесь, в Большой Золотой Черепахе, начисто перечеркивало прежнее убеждение
в априорном гуманизме гипотетических партнеров,  автоматически  превращало
их в тех давних гипотетических врагов, подбрасывало зловещие исключения из
правил - вернее, первая и единственная встреча с  иным  разумом  оказалась
исключением из правил, и оттого-то Меншикову сейчас  не  хотелось  жить  -
слишком многое рушилось...



                              Глава 6. РОМИ

     Меншиков тихонько убрался к себе, им владело странное чувство  горечи
и позора.  Ужинать, когда раздался звон гонга, он  не  пошел,  валялся  на
смятой постели, в темноте, зажав в кулаке оловянную  пуговицу,  напряженно
искал выход из тупика, в который неотвратимо двигались теории и  гипотезы,
сотни лет считавшиеся непогрешимыми.
     Чтобы найти выход, нужно было взглянуть на  происходящее  с  каких-то
иных позиций. Доказать, что ничего преступного и антигуманного в действиях
похитителей нет, что подлинный смысл их поступков остался скрытым и ничего
общего не имеет с кровожадностью и тому подобными глупостями.
     Он думал  около  часа,  но  ничего  не  получалось.  Можно  было  еще
попытаться оправдать насильственный захват кораблей и  людей,  послужи  он
прелюдией к Контакту.  Однако Меншиков верил Алену, как самому себе.  Ален
не мог не понимать, как повредит его преемнику ошибочная оценка событий, и
никогда не написал  бы  того,  в  чем  не  был  уверен.  <Никаких  попыток
контакта>. Значит, их и не было. Негуманоиды... Что же, правы были те, кто
утверждал, будто негуманоидная логика настолько противоречит  гуманоидной,
что две цивилизации никогда не смогут  договориться,  и  в  лучшем  случае
вместо конфронтации наступит вооруженный пат?  До  чего  же  дико  звучит:
<Космическая война>, <Космическое противостояние>...
     Додумать не удалось - явился робот и стал  надоедать,  требуя,  чтобы
Меншиков немедленно  шел  ужинать,  талдычил  о  важной  роли  регулярного
питания в нормальном функционировании организма, и отвязаться от  него  не
было никакой возможности.  И без того взвинтивший себя Меншиков поплелся в
столовую, ругаясь на чем свет стоит разнообразными древними словечками.
     В столовой никого уже не было.  Сломанные  клавиши  кто-то  аккуратно
починил -  скорее  всего,  роботы.  Меншиков  наскоро  проглотил  какой-то
питательный салат, швырнул тарелку в мойку и вышел во двор.
     Лиловый туман рассеялся - может быть, он и в самом  деле  заволакивал
небо только днем.  В зените висел ярко-желтый серпик размером раза  в  три
меньше  Луны,  видимо,  спутник  этой  планеты.  Определиться  по  звездам
оказалось  нетрудно,  его  затащили  не  так  уж  далеко  вглубь,  планета
находилась  где-то  на  окраине  скопления  -  Меншиков   узнал    чуточку
деформированное созвездие Звездного Филина и ромб из девяти ярких звезд  -
Каравеллу Колумба.  Уволокли парсека за два. Он стоял и смотрел на крупную
синюю звезду - Альфу Каравеллы.  На одной из планет Альфы и  располагалась
База-16.  Там  уже  знали,  что  он  пропал,  ждали  и  надеялись.  Космос
ежесекундно  пронизывают  миллиарды  взглядов,  вполне  возможно,  что  на
Базе-16 кто-то смотрел сейчас Меншикову прямо в глаза, но  они  не  видели
друг друга, разделенные миллиардами километров...
     А в доме-тюрьме не горело ни одно окно,  и  спасатель  представил  их
всех - в полупустых комнатах, придавленных темнотой и тишиной, от  которых
не спасет ни самый яркий свет, ни самый громкий крик...
     Меншиков, разумеется, не был трусом, но стоять посреди темного двора,
под чужим небом, в мертвой тишине было  жутковато.  Страх  ледяной  лапкой
поглаживал затылок.  Меншиков вернулся в дом. Собственно, уже сейчас можно
было разделаться с шарами и предпринять разведку за стеной, но не  следует
очертя голову бросаться в пекло - этот нехитрый закон накрепко усвоили те,
кому слишком часто приходилось спотыкаться о кости торопыг...
     Открыв дверь, Меншиков подумал сначала, что ошибся комнатой  -  прямо
на постель падал квадрат тусклого лунного  света,  и  видно  было,  что  в
изголовье кто-то сидит. Инстинктивно Меншиков шагнул назад.
     - Не зажигай света, - тихо сказала Роми. - И иди сюда.
     - Как ты узнала, в какой  я  комнате?  -  задал  он  довольно  глупый
вопрос.
     - Иди сюда, - это звучало как приказ.
     - Брось ты это, - сказал Меншиков, присаживаясь рядом  с  ней.  -  Не
нужно, девочка.  Если и попали в грязь, не обязательно пачкаться по  самые
уши...
     Он почувствовал руки Роми на своих плечах, ее дыхание на щеке и вдруг
в диком несоответствии с ситуацией вспомнил, что Ле  Медек  был  чемпионом
управления по гандикапу, а его любимого коня звали Альтаирец, хотя никаких
альтаирцев нет и не было, потому что у Альтаира нет ни одной планеты...
     - Не нужно, Роми, - повторил он мягче. - От этого все равно легче  не
станет, ты уж поверь...
     - Ты ничего не понимаешь, - прошептала ему на ухо Роми  тем  голосом,
после которого будут только слезы. - У меня еще никого не было, ты  понял?
Совсем.  Может быть, меня заберут завтра. Уж лучше так, чем совсем ничего,
ну неужели ты не можешь понять? Ты же тоже погибнешь...
     Я понимаю все и давно знаю, что человечность многолика,  подумал  он,
пытаясь разглядеть в полутьме лицо девушки и увидеть, плачет она или  нет.
Иногда человечность в том, чтобы выстрелить первым.  Иногда в  том,  чтобы
опустить оружие, хотя сердце жаждет выстрела. Иногда в том, чтобы не иметь
при себе оружия, когда в тебя стреляют.  А  иногда,  оказывается,  в  том,
чтобы, не любя, но и не чувствуя себя подлецом, целовать девушку,  готовую
удовольствоваться этим  эрзацем,  потому  что  неподдельного  можно  и  не
дождаться...
     Посреди ночи он внезапно проснулся и сразу понял, отчего  -  Роми  не
спала.  Протянул руку - в ладонь сразу же уткнулась щека, но  Меншиков  не
смог ощутить  кожей,  влажная  она  или  нет  -  его  ладони  были  залиты
прозрачным  пластиком,  скрывавшим  еще  одно  хитрое  приспособление   из
богатого арсенала <Динго>.
     - Ты почему не спишь? -  спросил  он  так,  словно  они  были  далеко
отсюда, если не на Гавайях, то по крайней мере  на  второй  планете  Альфы
Каравеллы с ее фиолетовыми водопадами и чудесными пляжами.
     - Глупый вопрос, - тихо сказала Роми. - Знаешь, что  самое  страшное?
Даже не то, что нас одного за другим отправляют умирать.  Страшно другое -
всего несколько дней назад мы были богами.  Титанами по крайней мере.  Шли
от звезды к звезде, потеряв им счет, за день воздвигали  города,  изменяли
атмосферы планет, течение рек, сносили горы и осушали океаны.  Почти боги.
И вдруг - клетка, тюрьма, загон, шары эти проклятые, даже вены вскрыть  не
дали...
     - Что в лесу? - спросил Меншиков.
     - Смерть.  Больше ничего не знаю. Белаш там был, он единственный, кто
оттуда вернулся,  но  не  рассказывает.  Не  хочет  пугать,  видимо...  Ты
расскажешь, если уйдешь раньше меня, и тебе удастся вернуться? Прости, что
я такое говорю... Ты не обиделся?
     - Переживу.
     И  тут  она  не  выдержала,  прижалась,  дрожа,  вцепилась  в   него,
повторяла:
     - Не хочу, не хочу, почему так, не хочу...
     - Молчи, - сказал Меншиков. - Молчи, глупенькая.  Ничего с  тобой  не
случится. Скоро мы улетим, я здесь, чтобы...
     - Спасибо, - она потерлась щекой о его щеку. - Ты добрый, я  понимаю,
только не нужно так говорить, это  злая  колыбельная,  даже  если  она  от
чистого сердца...
     - Но, Роми...
     - Молчи, пожалуйста.
     - Не веришь?
     - Нет. Лучше обними меня, скоро утро.
     Вот это и есть самое страшное, подумал Меншиков,  когда  человек  уже
ничему не  верит,  отказывается  и  думать,  что  выход  есть.  Будьте  вы
прокляты, те, кто все это затеял, дайте мне только до вас добраться...



                            Глава 7. ТЮРЕМЩИКИ

     Роми, оказывается, еще вчера перенесла к нему свои немудреные пожитки
- сумку с платьями и всякой всячиной, попавшую сюда с <Магеллана> вместе с
ней.  Она  сидела  на  постели,  закутавшись  в   сине-красный    халатик,
расчесывала волосы, и камера показалась уютной.  Меншиков понуро сидел  на
подоконнике и думал, что для полного успеха задуманного предприятия просто
необходимо осмотреть район с воздуха, знать, где стоят корабли, где  живут
тюремщики.  Достичь этого можно одним-единственным способом - без  очереди
напроситься в лес. Только пускают ли в лес без очереди, и удастся ли, даже
попав в летательный аппарат, увидеть из него окрестности?
     -  Отвернись,  пожалуйста,  -  попросила  Роми,  и  он  уставился  на
поддельные липы, продолжая думать о своем: сами тюремщики  прилетают  сюда
за жертвами или их роботы? Есть ли на этой  планете  хозяева  роботов  или
роботы предоставлены сами себе? И  есть  ли  в  тюрьме  некий  управляющий
роботами командный центр, способный  непредвиденным  образом  вмешаться  в
драку, когда драка начнется? На родной они планете похитителей или нет?
     - Можно...
     Роми была бледна.  Прозвучал призывавший к завтраку гонг, но  девушка
осталась стоять посреди комнаты.
     - Что с тобой?
     - Они всегда забирают после завтрака...
     - Все обойдется,  - сказал Меншиков наигранно-бодро, взял ее за плечи
и  легонько подтолкнул к выходу.  Однако и у него на душе было неспокойно.
Он вернулся к шкафу,  украдкой сунул за пояс  под  рубашку  иглер.  Металл
холодил тело, но холодная тяжесть оружия была приятна.
     Завтракали в гробовом  молчании.  Ни  Фатах,  ни  Белаш  не  обратили
внимания на то, что Роми пришла с Меншиковым  и  уселась  с  ним  за  один
столик.  Другое  дело  биолог  -  тот,  стараясь  делать  это  исподтишка,
разглядывал их, и Меншиков снова подумал, что из всей четверки один  Лихов
выглядит наименее отрешенным. Не исключено, что нервы у него крепче. Такие
люди не помешают, если их иметь под боком в решительную минуту...
     Завтрак ничуть  не  походил  на  вчерашний  обед.  Вчера  все  жевали
равнодушно и быстро, а сейчас все, не исключая и Лихова, взяли много  еды,
тщательно  пережевывали  каждый  кусок,  словно   беззубые    старцы    из
исторических романов, которыми увлекался Меншиков.  Тянут время, понял он.
То один, то другой украдкой бросал взгляд на дверь, прислушивался.
     Как это бывало всегда, во все века, тюремщики  появились  неожиданно.
Внезапно, без каких-либо предваряющих звуков, распахнулась входная  дверь,
и раздались шаги - шлеп, шлеп, шлеп...
     Меншиков затаил дыхание, и его глаза, как положено в такой  ситуации,
вновь превратились в нерассуждающий фотоаппарат.
     Вошли двое.  Ростом они не превосходили землян, но гуманоидами, как и
писал Ален, не были.  Что-то роднило их то ли с крупными обезьянами, то ли
со вставшими на задние лапы медведями.  Покрытые густой рыжеватой шерстью,
не  обремененные  одеждой  тела,  косолапые  ступни,  шестипалые  передние
конечности - ладони болтались у лодыжек, но кулаками оземь, как это делают
земные обезьяны, они не опирались.  Безгубое <лицо> с тремя дырами  вместо
носа, острые мохнатые уши.
     И все-таки, понятно, это были не звери. Талии их стягивали чешуйчатые
металлические пояса, а в лапах они держали причудливые сверкающие  приборы
с решетчатыми рефлекторами.  Меншиков встретился взглядом с тем, что стоял
ближе, - у чужого  были  глаза  разумного  существа.  Спасатель  про  себя
окрестил их <остроухими> - нужно же  было  как-то  кодировать  противника.
Сжал под столом узкую ладошку Роми.
     Овальный диск на поясе  одного  из  чужаков  вдруг  громко  и  внятно
произнес:
     - Роми Канут, ваша очередь.
     Грохнул опрокинутый стул - Роми вскочила, следом вскочил и  Меншиков,
девушка отчаянно закричала:
     - Не хочу!!!
     Крик тут же оборвался. <Остроухий>  поднял  свой  рефлектор,  и  Роми
мгновенно преобразилась - отвернулась от  Меншикова,  деревянной  походкой
сомнамбулы пошла к выходу.  Меншиков успел увидеть  ее  лицо  -  застывшую
белую  маску.  Непроизвольно  стиснул  под  рубашкой  ребристый  цилиндрик
иглера.
     У него оставалось  несколько  секунд,  и  решение  следовало  принять
немедленно.  Ему ничего не стоило положить обоих <остроухих>, как  цыплят,
но что дальше?  В  здании  -  три  десятка  шаров,  несомненно,  обученных
усмирять строптивцев, во  дворе  могут  оказаться  другие  <остроухие>,  а
бластер наверху, в комнатке... И он не знал еще, где стоят корабли...
     Роми не успела еще дойти до двери, а Меншиков уже просчитал все шансы
и принял решение.  И убрал руку из-под рубашки. Он отдавал Роми в обмен на
зыбкий шанс вырваться отсюда и вернуться к своим  с  информацией.  Вот  за
такие  решения  нас  и  называют  выходцами  из  прошлого,  подумал    он,
опустившись на стул, и сжав ладонями голову.  За такие именно решения.  Но
их невозможно не принимать, потому что всегда приходится  выбирать  что-то
из чего-то, платить пулей за жизнь, одной  смертью  за  десятки  спасенных
жизней, и в такие минуты забываешь все побочное -  что  ты  землянин,  что
тебя  с  пеленок  учили  считать  человеческую  жизнь  высшей    ценностью
Вселенной, и все такое прочее, что Роми этой  ночью  была  твоей.  Что  ты
живой человек, и у тебя есть человеческие чувства...
     Он вскочил и в три прыжка оказался во дворе. Вовремя - успел увидеть,
как бесшумно взмывает в небо прозрачный  диск,  в  котором  сидят  четверо
<остроухих> и Роми.  Через несколько секунд диск исчез в  затянувшей  небо
лиловой дымке.  Итак, Меншиков поступи. I верно, лихая перестрелка  ничего
не дала бы, а лишь погубила все, но вот как быть  с  тихим  голосом  Роми,
шептавшей ночью: <Знаешь, Павел, я всегда  мечтала  иметь  троих  детей  и
воспитывать их сама, хотя это теперь не в  обычае...>  А  никак.  Стиснуть
зубы и работать дальше, мы превосходно умеем стискивать зубы,  у  нас  это
прекрасно выходит, и работать мы умеем...
     Чтобы работать дальше, нужно было вернуться в  дом  и  поговорить  по
душам с Кириллом Белашем.  Навигатор как раз выходил из столовой, Меншиков
схватил его за локоть, развернул лицом к себе и притиснул к стене:
     - Что в лесу?
     - Смерть, - сказал Белаш, дергая рукой. - Отпустите.
     - Слушайте, вы! - зарычал Меншиков ему в лицо. - У  меня  не  так  уж
много достоинств, но одним бесспорным обладаю: от меня  просто  невозможно
отделаться, когда мне нужно что-то узнать.  Я от вас не отстану, понимаете
вы это? Буду держать до тех пор, пока вы не расскажете подробно  и  связно
все, что я хочу знать.  Вы не слабее меня, но я учен боевой рукопашной,  а
вы - нет...
     - Почему вы не в форме, Динго?
     - Ага, узнали? Тем лучше.
     - В отпуск, что ли, летели?
     -  В  отпуск,  -  сказал  Меншиков.  -  Вы  чертовски  проницательны,
навигатор. А посему - идемте.
     Он так и вел  Белаша  под  локоть  до  своей  двери.  В  комнате  все
назойливо напоминало  о  Роми,  сине-красный  халатик  лежал  на  постели,
которую Меншиков по своей всегдашней лености не заправил, посреди  комнаты
стояла раскрытая сумка, и из  нее  высовывался  подол  пестрого  платьица.
Губная помада и прочие женские мелочи валялись на крышке шкафа, на картине
с охотником и оленем.  Меншиков яростно побросал все в сумку и швырнул  ее
на подоконник.  Потом ему пришло в голову, что, собирая так вещи Роми,  он
заранее хоронит ее, но ведь существуют же на  свете  для  чего-то  чудеса,
почему бы ей не вернуться? Он взял сумку с подоконника  и  поставил  ее  в
шкаф.  Белаш, сидя на постели, наблюдал  за  ним,  и  в  глазах  его  было
холодное всезнание.
     -  Так,  -  сказал  Меншиков,  захлопнул  дверцу.  -  Присядем  же  и
побеседуем, как выражался кардинал Ришелье - как сейчас помню... Что-то вы
тут все чересчур быстро опустили руки, как я погляжу...
     - А что нам еще остается? - Белаш  невозмутимо  пожал  плечами.  -  В
нашем  положении  одинаково  неприемлемы  обе  крайности  -   встать    на
четвереньки и рычать или исписать стены  гордыми  словами  о  непреклонной
непокорности.  Поймите, так всегда вели себя крепкие духом приговоренные к
смерти - терпеливо, с достоинством ждали.  Вы же  это  знаете,  вы  знаете
историю  гораздо  лучше  меня.  Обе  крайности  неприемлемы,  потому   что
бессмысленны.  Мы просто ждем, ничего больше не остается.  Сначала,  когда
нас было много, мы продумали все мыслимые варианты побега  и  отвергли  их
все - неосуществимо. Захватить одного из <мохнатых> не удалось, теперь они
настороже. Что вы еще можете предложить?
     - О, я многое могу предложить... - проворчал Меншиков. - Но  об  этом
потом. Что там, в лесу?
     - Вас оставляют в лесу.  Одного. Для самозащиты дают вот  это.  -  Он
коснулся ножен тесака. - И вы  должны  собирать...  до  сих  пор  не  могу
догадаться,  что  это  такое.  Синие  кругляшки  из  наростов  на  стволах
деревьев. Сами увидите.
     - А кто мешает собирать?
     - Разные твари. И справиться с ними, знаете ли...
     - Значит, Роми...
     - Вряд ли она вернется.
     - Какой же я дурак! - вслух подумал Меншиков. - Идиот...
     Колода.  Что мне стоило отдать ей до завтрака иглер? Пользоваться  им
может и ребенок - направь  на  цель  и  нажимай  спуск.  Ну  почему  я  не
догадался? Да, но кто знал? Выходит, ночью я целовал мертвую, ведь она  не
сейчас умерла, она умерла двенадцать дней назад,  когда  открыла  глаза  и
увидела над собой белый  потолок  с  круглой  бледной  лампой,  ничуть  не
похожий на подволок звездолета, в котором она только что летела...
     - Она и ко мне приходила... - сказал Белаш.
     - Ага, и вы разыграли то ли Иосифа Прекрасного, то ли...  -  Меншиков
глыбой навис над ним. - Наплывать, что ей стало бы чуточку легче  умирать,
зато вы, Белаш, праведник, вы свято соблюли моральный кодекс эпохи...
     - Который сплошь и рядом нарушаете вы, - тихо сказал Белаш.
     - Ну почему  мы  растем  такими  слюнтяями?  -  Меншиков  возбужденно
зашагал по комнате. - Люди, копающиеся в грязи, вам нужны и необходимы, но
вы их то  ли  тихо  жалеете,  то  ли  презираете.  Почему  вы  так  упорно
забываете, что ангел и с испачканными крыльями остается ангелом, даже если
у него нет  возможности  почиститься?  Столетиями  верующим  внушали,  что
Сатана - вселенский злодей, а меж тем он и его братия - первые  в  истории
бунтари, и сброшены с небес исключительно за бунт против догмы,  деспотии.
Догмы сидят в нас крепко: белый - хороший ангел, черный - грешный черт. Да
ведь это идиотство - делить на праведников и грешников, никогда не было ни
тех, ни других...
     Он замолчал - не для  этого  места  была  такая  речь,  не  для  этой
ситуации и не для одного человека.  Вполне возможно, что и человек был  не
тот. Безусловно, не время сейчас для сентенций и дискуссий, но Меншиков не
мог остановиться, ему необходимо было  выговориться  сейчас,  чтобы  снять
напряжение и злость.
     - Я знаю, что гуманизм - это прекрасно, - продолжал он, меряя комнату
крупными шагами. - Но почему мы считаем, что в новых,  доселе  неизвестных
ситуациях люди должны пользоваться моралью, не учитывавшей этих  ситуаций?
Прекрасно, что люди разучились убивать и лгать, но не кажется ли вам,  что
попутно мы утратили еще одну важную способность -  помнить,  что  истинное
добро многолико? Что наши законы и заветы  должны  иметь  силу  до  некоей
границы, за которой они бесполезны, а порой и вредны?
     - Кто должен установить эту границу, вот вопрос? Каждый сам для себя?
Но из истории известно, чем  кончалось,  когда  каждый  начинал  сам  себе
определять границы и рамки...
     - Ну, историю-то я знаю лучше вас... -  буркнул  успокоившийся  почти
Меншиков. - Вернемся к делу. Куда вы деваете эти самые синие кругляшки?
     - Разумеется, отдаю нашим гостеприимным хозяевам.
     - Их нужно собирать весь день?
     - Нет.  Установлена норма. Тридцать штук. Однако никому, кроме  меня,
не удавалось эту норму выполнить.
     - Стахановец вы наш... - сказал Меншиков. -  А  вам  не  приходило  в
голову, что вся эта затея  -  дикая,  иррациональная  глупость?  Используя
сложнейшую  аппаратуру,  похищать  разумных  существ  другой  расы,  чтобы
использовать их  как  негров на плантациях...  Во-первых,  они не могут не
понимать,  что последуют контрмеры.  Во-вторых,  зачем  нужны  вооруженные
первобытными тесаками люди, если любой их паршивый робот, я уверен, сможет
небывало перевыполнить план?
     - Я над этим думал, - досадливо поморщился Белаш. - Все мы думали. Не
знаю. Не могу найти ответа...
     - Извращение, садизм? - сказал Меншиков, замедляя  шаги.  -  Глупости
какие...  По каким-либо причинам морального,  биологического,  этического,
религиозного характера роботам сбор кругляшек поручить нельзя? И что собой
представляют,  наконец,  кругляшки  -  деликатес  для  воскресного  обеда,
сувениры,  предмет  религиозного  поклонения?  Задали  нам  задачку    эти
остроухие подонки...  Белаш, вы уверены, что они не делали попыток  как-то
объясниться, общаться?
     - Были  только  эти  идиотские  анкеты.  Больше  ничего.  Знаете,  я,
пожалуй, пойду.  Нет нужды  в  десятый  раз  выслушивать  изложение  своих
собственных мыслей...
     Дверь закрылась за ним медленно и тихо.  Слышно было, как  он  быстро
уходит по коридору.  Шаги затихли, и  снова  наступила  проклятая  здешняя
тишина, бесившая Меншикова.
     Он встал и прошелся по комнате от  окна  к  двери.  Взял  карандаш  и
быстро нарисовал портрет Роми - беспечной и веселой. Нарисовал рядом динго
с тугими мускулами под шкурой,  готовую  к  бою.  Делать  все  равно  было
нечего, и он продолжал  методично  покрывать  стену  портретами  знакомых,
изображал убитых им в  свое  время  зверей,  пейзажи  планет,  на  которых
охотился, наконец нарисовал  <остроухого>,  стоящего  на  коленях  в  позе
смирения и раскаяния перед человеком в форменной  куртке  <Динго>,  утолив
тем малую толику злобы.
     После обеда он некоторое время забавлялся - без особого  удовольствия
издевался  над  своим  роботом.  Задавал  ему  вопросы,  понятные   только
человеку, и злорадно усмехался, когда робот плел логически-этимологическую
паутину безупречно вежливых фраз, тщетно  пытаясь  понять,  о  чем  с  ним
говорят.
     Кое-как дотянул до ужина.  После ужина  потянулись  мучительные  часы
скуки посреди тишины, такой нестерпимой тишины, что временами он ковырял в
ушах  пальцами,  пытаясь  избавиться  от  несуществующих  пробок.  Это  не
помогало, пробки засели плотно, и тогда  приходилось  шагать  по  комнате,
преувеличенно громко топая, или ругаться вполголоса.
     Слух его, и без того острый, был в этой кладбищенской тишине напряжен
до предела, и слабый стук двери он отметил сразу, еще и потому, что был на
своем  этаже  единственным  заключенным.  Так  что  выглянуть  в  коридор,
безусловно,следовало.
     С первого взгляда он понял, - что происходит.  <Остроухие>  совершили
очередной  разбой  на  большой  дороге,  пополняя  опустевшую  тюрьму.  По
коридору летела вереница шаров, и каждый нес перед собой на  переплетенных
щупальцах  бесчувственного  человека.  Девять  шаров,  девять   пленников.
Расширили зону захвата? Похоже на то...
     Дождавшись, когда шары разместят новоприбывших и улягутся  у  дверей,
Меншиков вошел в комнату напротив (шары не  препятствовали)  и  попробовал
привести в сознание лежавшего там человека, но тот  не  реагировал  ни  на
деликатное потряхивание, ни на более активные способы. Бесполезно. Видимо,
они должны были проснуться только утром, и Меншиков отступился.
     Ситуация осложнилась - теперь Меншиков отвечал  и  за  новоприбывших.
Кому  и  отвечать  за  них,  как  не  ему,  единственному  попавшему  сюда
добровольно, по заданию, с оружием? Роми он вынужден был отдать, но больше
не собирался отдавать никого.  Любыми правдами и неправдами он должен  был
завтра попасть в лес.
     До полуночи он не ложился спать.  Сидел на лестнице у входной двери и
ждал звонкого цоканья каблучков по квадратным  плиткам  дорожки.  Он  умел
терпеливо ждать, но после полуночи понял, что на этой планете нет  доброты
и не случается чудес и  Роми  не  вернется.  При  попытке  представить  ее
последние минуты нахлынула такая злость, что он  побоялся  возвращаться  в
комнату к оружию, долго  сидел  на  широкой  ступеньке,  ни  холодной,  ни
теплой. Не без труда справившись с собой - где вы видели железных людей? -
он встал, прошел по коридору и осторожно открыл  дверь  в  комнату  Абдель
Фатаха.



                       Глава 8. ВОСПОМИНАНИЕ ВО СНЕ

     От  разгоряченного  коня  остро  пахнет  потом  -  старинный   запах,
непременно сопутствовавший набегам войнам  и  путешествиям.  Конь  стрижет
ушами, мотает длинной головой и косит глазом в ту сторону, куда ушел  Роб,
- значит, чует.  Волк близко. Коню страшно, это  древний-предревний  страх
перед проворными серыми зверями, прошли тысячелетия, люди давно избавились
от страха перед зверями и летают к звездам, но  запах  волка  по-прежнему,
по-древнему пугает коня, не способного ощутить течение  времени.  Умей  он
говорить, обязательно  крикнул  бы  всаднику,  что  нужно  убегать,  но  у
всадника в руке камча с зашитой на конце свинчаткой, и зачем  ему  бежать,
если этого волка он выслеживал три дня?
     И вот он несется, вымахнул из  тугаев,  серой  молнией  стелется  над
степью.  Пошел! Горячий жеребчик несется следом,  стелется  в  намете  над
горячей сухой землей, седыми пучками ковыля, а волк  не  оглядывается,  не
может он оглядываться, шея не так устроена, не  способен.  Гремят  копыта,
тысячу лет назад здесь проходили степняки, пятьсот лет назад здесь шли  на
Крым русские войска, а теперь по древнему пути Меншиков несется за волком,
прилетев в отпуск с далекой звезды.  Все изменилось на этой земле, в  этом
мире, только гром копыт остался прежним, и не меняться ему, не  исчезнуть,
пока живут на Земле кони.  Вот он, близко,  ближе,  близехонько...  Ну-ка,
сплеча!
     Й-э-э-э-эх!
     Конь, похрапывая, с удовольствием наблюдает, как умирает  волчище,  -
череп рассечен на  скаку  мастерским  ударом,  пушистые  метелочки  ковыля
подплывают кровью...



                            Глава 9. ГЛАДИАТОР

     Утром столовую было не узнать.  Ровно двадцать шесть новичков, заняты
все свободные комнаты.  Среди пленников были три девушки  и,  что  гораздо
интереснее, двое неизвестных чужого облика - темная кожа, блестящие желтые
волосы, подстриженные  по  незнакомой  моде,  огромные  египетские  глаза.
Долгожданные братья по разуму, надо же, в тюрьме встретились... Они сидели
в уголке, ели осторожно, всего понемногу и украдкой осматривали столовую и
людей. Судя по их глазам, они поняли, что оказались здесь пленниками среди
пленников, с ними произошло то  же  самое  -  всемогущие  боги  с  разлета
натыкаются на невидимую стену и падают вниз, в грязь, где нет никого,  кто
признал бы их богами...
     Новоприбывшие  земляне  вели  себя  разнообразно.  Кто-то  вполголоса
возмущался без особого энтузиазма, кто-то лихо бодрился  перед  девушками,
чтобы успокоить их, а заодно и себя самого, но большинство настороженно  и
выжидательно помалкивали.  Меншиков определил, что здесь астронавты с трех
звездолетов (не считая, разумеется, чужаков).  Он давно  уже  управился  с
завтраком и неторопливо потягивал сок, когда за дверью раздалось  знакомое
<шлеп-шлеп> и появились давешняя парочка тюремщиков.  А  может,  это  были
другие, пока что все они казались ему на одну морду.
     В  столовой  воцарилась  космическая  тишина.  Меншиков,  с   умыслом
усевшийся у самой двери, приготовился мимикой и  жестами  дать  тюремщикам
понять, что он смелый доброволец,  жаждет  незамедлительно  отправиться  в
лес.
     - Сергей Варгин, ваша очередь, -  сказал  диск  на  поясе  тюремщика.
Меншиков  вскочил  так  поспешно,  что  <остроухий>,  приготовивший   было
рефлектор-погонялку,  издал  протяжный  чирикающий  звук.  Должно    быть,
удивился, не ожидал подобного энтузиазма.  Или, наоборот, одобрял, кто его
знает...
     Как и Роми вчера, Меншиков стал пятым пассажиром  прозрачного  диска.
Диск вертикально взмыл вверх.  Прежде чем он на большой скорости  вошел  в
лиловый туман, Меншиков увидел все, что ему было необходимо.
     Внизу  раскинулись  заросли   фиолетовых    деревьев    с    высокими
пирамидальными  кронами.  Оказалось,  что  тюрьма  -  одна    из    вершин
воображаемого равностороннего треугольника со стороной метров  в  пятьсот.
Второй вершиной было куполообразное здание с какими-то то ли  вышками,  то
ли гигантскими замысловатыми антеннами вокруг, а третьей -  расчищенная  в
джунглях площадка, на которой почти впритык друг к другу стояли знакомые и
желанные космические корабли...
     Ему протянули пояс с новеньким тесаком в  ножнах,  знаком  предложили
надеть, потом говорящий диск объяснил, что этим оружием следует отбиваться
от хищников, а хищниками нужно будет считать всех зверей, которые  открыто
выйдут навстречу - неопасные звери ни за  что  не  покажутся.  Потом  диск
поведал, что искать синие  лепешечки  нужно  внутри  наростов  на  стволах
деревьев, но не во всех наростах, а лишь в тех, что покрыты снаружи синими
крапинками.  Норма - тридцать штук. Складывать в эту емкость  (<остроухий>
протянул мешок из белой эластичной ткани).  А если  он,  Варгин,  выполнит
норму и останется в живых, достаточно раздавить вот этот  белый  шарик,  и
летательный аппарат вернется за ним.
     Диск повис в  воздухе,  касаясь  прозрачным  брюхом  сплошного  ковра
раскосмаченной фиолетовой листвы.  Полыхнула  зеленая  вспышка,  в  листве
появился выжженный круг, и кусок прозрачного  пола  под  Меншиковым  вдруг
провалился вниз вместе с ним.
     Меншиков и ахнуть не успел, как стоял  уже  на  земле,  а  в  круглом
вырезе над ним было только фиолетовое небо.  Зло сплюнув, спасатель побрел
куда глаза глядят.
     Это был дикий,  неприятный,  негостеприимный  лес.  Кроны  фиолетовых
деревьев переплелись так давно и густо, что царил вечный полумрак. Толстые
стволы, покрытые морщинистой  корой,  истекали  крупными  каплями  белесой
мутной жидкости, под ногами  пружинил  пласт  слежавшихся  листьев  и  еще
какой-то гадости, отовсюду плыли щекочущие горло и ноздри дурные запахи, в
кронах возился и мерзко шипел кто-то невидимый.  Лес напоминал возведенный
сумасшедшим архитектором дворец,  состоящий  лишь  из  колонн  и  крыши  и
заселенный потом всякой нечистью.  Туристов он, безусловно, не привлек бы.
Тревожно здесь было и очень неуютно.
     В старину утверждали, что новичкам всегда  везет  в  азартных  играх.
Меншиков почти сразу увидел на стволе покрытый синими крапинками нарост  и
осторожно вспорол его тесаком, зачем-то подставив мешок, - он не  удивился
бы, начни кругляшки с визгом разбегаться.  Ничего подобного, они вели себя
смирнехонько, висели себе, прилепившись  к  стволу,  и  отдирать  их  было
легко.  Пять штук. Одну Меншиков тут же рассек пополам и не увидел  ничего
интересного - внутри был синий студень с черными  вкраплениями,  он  вонял
еще мерзостнее, чем лес, и на глазах покрывался белесой плесенью. Меншиков
выбросил половинки и пошел дальше, рыская взглядом по  стволам  в  поисках
наростов и синих крапинок.  Легкий мешок он нес в  левой  руке,  а  правую
держал в кармане, на иглере,  и  вскоре  убедился,  что  зевать  здесь  не
следует.
     Краем  глаза  отметил  шевеление  слева.  Резко  обернулся  навстречу
опасности, выхватил иглер.
     Прямо  на  него,  бесшумно,  деловито    и    целеустремленно,    как
автоматический бульдозер, перло зеленое чудовище едва ли  не  с  Меншикова
ростом и явно в несколько раз тяжелее.  На шести  гибких  лапах  покоилась
геометрически правильная полусфера, покрытая роговыми  чешуями,  две  пары
щупалец  с  пучками  когтей  вытянуты  вперед,  четыре  глаза  на   тонких
стебельках смотрели с нехорошим гастрономическим интересом, да и были  это
скорее буркалы - грех называть глазами  эти  гляделки...  Судя  по  всему,
чудище  точно  знало,  чего  хотело,  и  априорно  было  уверено  в  своем
превосходстве.  Оно надвигалось бесшумно, без рева, воя,  рычания,  и  это
поневоле производило впечатление.
     Но тварь, очевидно, ни разу не видела иглера,  и  это  предопределило
исход короткой схватки.  Первый выстрел отшвырнул чудовище  назад,  второй
вдребезги разнес переднюю часть, откуда росли  щупальца  и  глаза.  Оно  и
умерло беззвучно.  Зловонную и липкую на вид зеленую лужу  быстро  впитали
палые листья.
     Только иглер спас его.  Будь он с одним тесаком... Щупальца выглядели
внушительно, как и обнажившийся среди лохмотьев зеленого мяса черный клюв.
Оно должно быть вертким, сильным и проворным.  Роми. Может быть,  вот  это
самое...
     Меншиков всадил еще  три  заряда  в  неподвижную  тушу,  окончательно
разнеся ее на куски.  Пошел дальше, напряженно  прислушиваясь  к  лесу.  В
кронах продолжались возня и шипение, этому тоже стоило уделить внимание  -
на Земле мелкие хищники не нападают на  человека,  а  на  других  планетах
возможно всякое, лишь бы пришелец показался им съедобным...
     Вторая <черепаха> появилась, когда в мешке  у  Меншикова  лежало  уже
десятка три кругляшек.  На этот раз он подпустил зверюгу на десять шагов и
прикончил одним точным выстрелом.
     Он стоял посреди сумрачного, мерзко пахнущего леса, слушал визготню в
листве над головой и шептал севшим голосом, глядя на неподвижное чудовище:
<Бедный Йорик, бедный Йорик...> - то ли смеясь сквозь слезы, то  ли  плача
сквозь смех. Хотелось стрелять по всему, что движется, палить до копоти на
ладонях и звона в ушах.  Превратиться в машину для убийства. Он  стоял,  и
вдруг что-то тяжелое упало сверху на плечи, придавило, сбило с ног.
     Шею жгло, как огнем.  Мешок и иглер  отлетели  в  сторону,  над  ухом
шипело и подвывало. Зарывшись лицом в вонючие листья, Меншиков левой рукой
пытался сбросить со спины что-то тяжелое и мохнатое, а правой  лихорадочно
шарил в поисках иглера.  Два пальца левой руки вдруг перестали  слушаться,
но ладонь уже наткнулась на ребристый цилиндрик.  Не глядя, Меншиков ткнул
им за плечо, в мягкое и мохнатое, нажал на спуск.  Несколько секунд лежал,
бессильно раскинув руки, глядя в кроны.
     Он так и не  смог  определить  по  скудным  останкам,  как  выглядела
свалившаяся сверху тварь.  Выстрел оставил одни клочья - значит, зверь был
маленький. Левая ладонь оказалась прокушенной до кости, шея залита своей и
чужой кровью, но вен и артерий зверь не задел. Тут как нельзя более кстати
подвернулась  третья  <черепаха>.  Метким  выстрелом  ей  оторвало   лапы.
Меншиков ушел, пошатываясь, а она еще долго билась, разметывая листья.
     Спустился диск.  Мешок у Меншикова забрали сразу. Диск высадил его во
дворе и сразу же взлетел - теперь Меншиков знал, что они улетели в сторону
купола.
     Он  вернулся  как  раз  к  обеду.  Хотел  пройти  мимо  переполненной
столовой, но в горле невыносимо пересохло,  и  пришлось  зайти.  Разговоры
вполголоса сразу оборвались, все смотрели на него, а он стоял и стакан  за
стаканом глотал сок.  Мутило. Он догадывался что являет  собой  жутковатое
зрелище. Хорошо еще, что девушки не визжали, он терпеть этого не мог.
     Напившись, повернулся к двери и бросил на ходу:
     - Фатах, за мной...
     Три таблетки  стимулятора,  брикетик  АС.  Меншиков  сбросил  на  пол
бренные остатки комбинезона, встал  в  маленькую  ванну  под  пронзительно
холодную струю душа.  Вода  моментально  побурела.  Раны  защипало,  потом
щипало и пекло сильнее - когда Фатах что-то уважительно и жалостно бормоча
по-турецки, накладывал биоклей. Свежая рубашка липла к непросохшему телу.
     - Значит, так, Абдель, - сказал Меншиков, морщась от зудящей  боли  в
прокушенной руке. - Если корабли на ходу, мы взлетим.  Если нет... что  ж,
будет хорошая потасовка, иншалла... Что у вас новенького?
     - Они неожиданно расширили зону захвата -  самое  малое  на  световой
месяц.
     - Понятно, сети-то опустели...  Что это за желтоволосая  парочка,  не
установили?
     - Мы пробовали объясниться. Они рисуют какое-то незнакомое созвездие.
     - Но вы хоть втолковали им, что придется бежать? А то возись с ними
потом...
     - Они поняли, Белаш хорошо рисует.
     Это был  совсем  другой Фатах,  прежний - энергичный,  преисполненный
веры в безоблачное будущее и земное  могущество.  Меншиков  не  мешал  ему
торжествовать  и  вскоре  отпустил,  чувствуя себя прекрасно:  у него были
оружие,  план действий и знание обстановки, а все это вместе взятое многое
значит.  И  позволяет со спокойной душой вздремнуть до вечера,  потому что
ночью спать не придется - если повезет,  только сегодня,  а если нет  -  у
покойника  достаточно  времени,  чтобы  отоспаться  за все проведенные вне
постели ночи...



                           Глава 10. ПОДСУДИМЫЕ

     Неожиданный визит Лихова оборвал отличный сон-воспоминание  об  охоте
на  ягуара - была и такая в жизни Меншикова.  Уже просыпаясь,  он подумал,
что здешний лес не  подходит  для  туристов,  но  именно  благодаря  этому
неминуемо   способен   привлечь   серьезных   охотников.  Только  придется
пользоваться не таким солидным,  как иглер,  оружием - чтобы не  испортить
будущие  чучела.  Кто-кто,  а  уж охотники оценят эти смердючие фиолетовые
дебри по достоинству...
     - Я вас разбудил? - тактично  поинтересовался  Лихов,  не  собираясь,
впрочем, уходить.
     - Ерунда... - пробурчал Меншиков, садясь. Ключицы ломило, ныли порезы
на спине, не говоря уж о ладони, - перестали действовать лекарства. - Ну и
разбудили, подумаешь.  У вас ко мне дело? Вы ходите с  видом  человека,  у
которого есть что сказать...  Фатах, разумеется, уже сообщил вам, чтобы вы
были готовы покинуть это гостеприимное заведение?
     - Сообщил, конечно.  Вы будете стрелять, если  <мохнатые>  попытаются
нас задержать?
     - Дорогой Лихов, - сказал Меншиков.  -  Я  с  удовольствием  стал  бы
стрелять и в том случае, если бы они стали  разбегаться  с  визгом.  Тогда
можно было бы кричать: <Что,  гады,  припекло?>  И  разные  другие  слова.
(Взгляд Лихова задержался на сумке  Роми.)  Нет,  не  нужно  так  обо  мне
думать.  Здесь погибли восемнадцать человек, и это  дает  мне  неоспоримое
право стрелять.
     - Даже зная, чем наши  хозяева  руководствовались?  -  как  бы  между
прочим спросил Лихов.
     - Садитесь, - сказал Меншиков. - И рассказывайте, что  вам  известно.
Вы,  наверное,  удивились  что  я  не  удивился?  Но  я  не  вижу   ничего
удивительного в том, что  кому-то  удалось  наконец  докопаться  до  сути.
Давайте побыстрее, уже темнеет, а мне скоро идти работать.
     - Вы много охотились на Земле.
     - Изрядно, и не только на Земле, - сказал  Меншиков.  -  Но  на  меня
охотятся впервые.
     - Вы, как и все мы здесь, несомненно,  ломали  голову  над  тем,  как
объяснить  нелогичное,  жестокое  не  укладывающееся  ни  в  какие    наши
представления поведение этих существ, ведь верно?
     -  И  безуспешно  ломал,  -  признался  Меншиков.   -    Мало-мальски
логического объяснения нет.
     - И вы не верите в садистов или религиозных фанатиков Большой Золотой
Черепахи? Нет? Я так и думал.  Глупо было бы верить в такую чушь. Но  ведь
абсолютно нерационально так охотиться на будущих рабов  и  посылать  их  -
практически без оружия! - туда где  в  тысячу  раз  продуктивнее  способны
работать роботы...
     - Знаете, не нужно длинных преамбул. Рассказывайте. Я заранее обещаю,
что поверю вашей гипотезе если она будет логичной.
     - Вы обратили внимание, что в анкете, которую туг нам дали заполнить,
стоит вопрос: <Занимались ли вы ранее охотой?> На первый взгляд - странный
вопрос.  И глупый. О многих гораздо  более  важных  вещах  и  не  пытались
расспрашивать,  зато  с  удивительным    постоянством    просят    каждого
новоприбывшего ответить охотился он когда-либо  или  нет.  Так  вот,  есть
один-единственный  признак,  объединяющий   всех,    кто    попал    сюда.
Один-единственный, других нет. Я зажгу свет?
     - Нет, - хрипло сказал Меншиков. - Я люблю разговаривать  в  темноте,
она, знаете ли, располагает к большей откровенности и открытости (и прячет
твое лицо, подумал он).  Один-единственный признак? Но ведь  не  может  же
быть...
     - Может.  Все, кто попал сюда, охотились хотя бы раз в жизни.  Одним,
как, например, Роми или мне, случилось один-единственный раз выстрелить по
зайцу,  а  другие,  как  вы  и  Белаш,  сделали  охоту  своим   постоянным
развлечением.  Но это неважно... Вообще-то был второй объединяющий признак
- здесь собраны только земляне, - но  после  появления  этих  желтоволосых
второй признак автоматически отпал.  Теперь только охота... - Лихов отошел
к окну и уселся на широкий подоконник.  В комнате было уже совсем темно, и
на фоне  идущего  снаружи  слабого  света  биолог  казался  просто  черным
силуэтом. - Итак...  О происхождении Хомо Сапиенс. Этот  процесс  выглядит
как лестница с большим количеством ступенек.  Если приблизительно: амеба -
земноводные - ящеры - млекопитающие - праобезьяна - мы с вами.  Ну а  если
бы  не  существовало  ступеньки  <праобезьяна>,  или  <кроманьонец>,    не
появилось бы и следующей - нас с вами...  Давно доказано, что предки  хомо
сапиенс сформировались в двух или трех точках планеты, и в свое время  это
были крохотные стада.  Предположим, что в  силу  тех  или  иных  причин  -
землетрясения, наводнения, вулканы, эпидемии, звери, космический катаклизм
- эти крохотные трибы наших предков исчезли бы. Что тогда?
     - Нас с вами, увы, не было бы, - сказал  Меншиков,  словно  прилежный
ученик на экзамене.
     - Не только нас с вами, но и всего человечества.  Но означает ли это,
что на Земле вообще не появился бы сапиенс?  Отнюдь.  Став  разумными,  мы
заступили кому-то дорогу, заняли чье-то место, кого-то  опередили.  Еще  в
двадцатом  веке  было  установлено,  что  некоторые  виды  животных    при
благоприятном  стечении  обстоятельств  могли  бы  стать  родоначальниками
разумной расы.  Хотя бы медведи, и они не единственный пример. Может быть,
таких <потенциальных кандидатов в сапиенсы> гораздо больше, чем мы сегодня
думаем.  Просто мы - те, кому повезло. Просто мы успели раньше. Но  откуда
мы знаем, что обезьяне всегда и везде суждено успевать  первой?  Там,  где
обезьян не было вообще или обезьяна опоздала купить билет,  образовавшийся
вакуум заполнит другой вид, на последней  ступеньке  обязательно  появится
сапиенс, пусть и не хомо...  Такой, например, как наши  мохнатые  хозяева.
Предположим, что существует общий для всей Вселенной закон, по которому  в
случае отсутствия или опоздания обезьяны кто-то другой непременно окажется
на последней ступеньке эволюционной лестницы.  Предположим, что существует
в космосе раса, открывшая этот  закон  и  убедившаяся,  что  он  верен.  И
предположим, что открытие этого закона наложило свой, особый отпечаток  на
отношение этой расы к животным.  Каким оно будет? Быть может, в  некоторых
случаях примет вид своеобразного комплекса вины перед теми, кому  нынешний
сапиенс загородил  дорогу.  Быть  может,  любой  охотник  станет  казаться
преступником, а преступников, как известно, ловили  и  наказывали.  Что  с
нами и делают. Стоит только предположить, что мы отбываем предписанное нам
наказание - автоматически не остается темных мест и загадок. Все логично и
грустно.  Никаких галактических пиратов - только  исполнители  приговоров.
Нам с вами мстят, Варгин. Нет, не наши тюремщики. Нам мстят мамонт, дронт,
стеллерова корова, тур и квагга.  Мстят бескрылые  казарки,  странствующие
голуби, львы Пелопоннесского полуострова,  волки  Англии,  берберийские  и
капские львы.  Мстят все виды, начисто  уничтоженные  нашими  предками,  и
мстят все звери, убитые нами самими ради развлечения. Мы перестали убивать
друг друга, но по-прежнему считаем себя вправе убивать животных, которых и
так однажды низвели на роль братьев наших меньших, однажды опередив их.
     - Не всех,  - сказал Меншиков.  -  Мы  опередили  не  всех.  Ведь  не
считаете же вы, что любой вид мог развиться в сапиенса?
     - Я и не говорю, что буквально  каждый  вид  является  <потенциальным
кандидатом>.  Не о  том  речь.  Разговор  идет  о  мировоззрении  существ,
подобных в своем отношении  к  животным  нашим  хозяевам.  Для  них  мы  -
преступники, и нас наказывают.
     - Да... - сказал Меншиков. - Позвольте вас поздравить, Лихов.
     - Вы мне верите?
     - Вопрос так не стоит.  Если это для вас так уж важно  -  верю.  Ваша
гипотеза объясняет если не все, то очень многое.  Только оттого,  что  она
окажется верной, наши хозяева не перестанут быть преступниками.
     - Но почему?
     - Следуя их логике, я должен теперь лобызаться с каждым медведем. А я
не хочу. Пусть где-то там, в далеком созвездии, отдаленные потомки родичей
нашего медведя водят космические корабли, но на Земле наш  земной  медведь
остается низшим животным, так и не ставшим Урсус Сапиенс, и  нет  никакого
преступления в том, что я на него охочусь. Наказывать меня за это столь же
бессмысленно, как за то, что в далеком прошлом люди одного со  мной  цвета
кожи истребили пруссов и маори. Никаких земных законов я не нарушал.
     - Но мы живем не только на Земле, но еще и в космосе.  И  охотимся  в
космосе...  Если я не  ошибаюсь,  в  прошлом,  когда  у  нас  существовали
границы, путешественник обязан был подчиняться законам того государства, в
которое попал?
     - Что ж, можно держаться подальше от мест,  где  действуют  идиотские
законы.
     - Да? - спросил Лихов тихо и недобро. - Вы в  самом  деле  полагаете,
что, изменив трассы полетов, мы разрешим проблему?  Так  просто?  Мы  ведь
столкнулись с чужой логикой, поймите вы  это.  Логика.  Чужая.  И  по  ней
выходит, что часть нашего общества составляют преступники.  Что же, у  нас
не найдется других чувств, кроме оскорбленного самолюбия?
     - Мы достаточно сильны, чтобы дать отпор, если это понадобится.
     - Вот и знакомый голос, - тихо сказал Лихов. -  Всегда  правы  только
мы.  Права она или нет, это моя страна... Сколько раз звучал этот голос  в
нашей истории? Значит - мы нашли-таки гипотетического врага?  Да  нет,  мы
его старательно изобретаем...
     - Как хотите, - сказал Меншиков. - Как бы там ни было, я  никогда  не
соглашусь, чтобы землян отправляли на смерть во имя  моральных  принципов,
которые исповедует другая раса.  И не нужно о чужой логике. Да, они правы,
но и мы правы.  Так тоже бывает  -  оба  правы,  и  потому  каждый  должен
оставаться при своем.  Пусть не вмешиваются в наши дела, и мы ответим  тем
же. Нужно лишь договориться уважать обычаи друг друга.
     - Но сосуществование - не всегда сотрудничество...
     - Да что вы предлагаете в конце  концов?  -  разозлился  Меншиков.  -
Выдавать им тех, кого они считают преступниками?
     - Я хочу, чтобы вы поняли, как трудно будет решить эту проблему.  Как
и положено, как и следовало ожидать, Первый Контакт  оказался  непохож  на
все, что мы о нем напридумывали. Отдел разработки проблем контакта далеко,
а мы - здесь. Тем более важно, чтобы вы...
     - Я  понял,  -  сказал  Меншиков.  -  Могу  вас  заверить  -  я  буду
беспристрастным и объективным, когда стану докладывать обо всем.  Это  мой
долг.  Но я считал <остроухих> преступниками и буду считать. Мы с их точки
зрения преступники? Но не больше, чем они с нашей.  Мы - убийцы, а  они  -
пираты.  Поэтому я считаю себя  вправе  стрелять  в  любого  из  них,  кто
попытается помешать мне спасти людей. Простите, у меня нет времени.
     Он распахнул дверцы шкафа, на ощупь отыскал тяжелый холодный  бластер
и заткнул его за пояс.  Рассовал по карманам энергетические обоймы,  сунул
туда же тюбик с мазью. Натянул новую куртку. Лихов не шевелился.
     - А не остаться ли мне здесь? - спросил он задумчиво, то ли обращаясь
к Меншикову, то ли споря с самим собой.
     - Не говорите глупостей. - Меншиков свинтил с дула бластера фальшивое
сверло и швырнул его на пол. - Они  с  вами  и  разговаривать  не  станут,
преспокойно пошлют в лес, а там вы загнетесь. Ну, я пошел работать...



                             Глава 11. ПОБЕГ

     Он  вышел  в  коридор,  беспечным  прогулочным  шагом  направился   к
лестничной площадке.  Казалось, шары смотрят в  спину  хитрыми  невидимыми
глазками.  Меншиков молниеносно обернулся, падая ничком,  выбросил  вперед
руку с бластером, и дважды сверкнула сиреневая молния, нанизав  ничего  не
успевшие понять шары на шампуры раскаленной до  диких  температур  плазмы.
Они просто не успели бы подать сигнал...
     Выпрямившись, Меншиков вдохнул резкий запах чужой горелой  синтетики.
От шаров не осталось и крупинки,  только  сизый  дым  не  спеша  таял  под
потолком.  <Запад  есть  Запад,  Восток  есть  Восток,  и  им  не  сойтись
никогда...> - нараспев продекламировал  Меншиков  своего  любимого  поэта,
поднялся на третий этаж и проделал там  то  же  самое,  потом  вразвалочку
спустился вниз и уничтожил шары там. Получилось так легко и просто, что он
почувствовал  даже  некоторую  обиду  и  разочарование.  Вышел  во   двор,
сверкнула фиолетовая молния, и на территории тюрьмы не осталось ни  одного
шара.  Путь был свободен, но из предосторожности Меншиков лег на  землю  у
самой стены и пролежал там минут пятнадцать, выжидая, не появится ли  диск
со встревоженными тюремщиками.  В просветы листьев фальшивых  лип  светили
знакомые  звезды  Каравеллы  Колумба  и  Звездного    Филина,    понемногу
возвращалась уверенность в том, что жизнь прекрасна.
     Диск не появился - значит, никакого командного  центра  в  тюрьме  не
было.  Как  и  аварийной  сигнализации.  Шары  действовали  по  автономной
программе.  Что ж, да  здравствуют  самостоятельные  программы,  нех  жие,
банзай, вансуй...  Меншиков встал, смахнул с себя пыль и выдавил на ладонь
колбаску пахучей пасты. Потер ладонь о ладонь.
     Паста уничтожила покрывавший ладони защитный состав, пленку телесного
цвета с фальшивыми отпечатками пальцев, и спасатель теперь мог  лазать  по
стенам и потолку, как муха.  Вернее как геккон, потому что принцип биологи
<Динго>  позаимствовали  именно  у  геккона  -  на  ладони    приживлялись
микроскопические волоски, не меньше сотни тысяч на квадратный миллиметр, и
ладонь прилипала к любой, самой гладкой поверхности. Для сильного человека
влезть на стену было не труднее, чем вскарабкаться на руках по канату.
     Меншиков посидел на гребне стены, обхватив ее ногами, словно верховую
лошадь.  И полез вниз. Вскоре пятки коснулись земли. Деревья здесь  стояли
редко и оттого не казались такими уж противными.
     Двойная  шеренга  кораблей  -  высокие,  темные,  похожие  на   башни
давным-давно  заброшенного  замка.  Среди  острых  конусов  звездолетов  и
веретен рейдеров Меншиков углядел какую-то странную полусферу  и  удивился
было,  но  тут  же  вспомнил,  что  это,  должно  быть,  и  есть   корабль
<желтоволосых>.
     Он открыл люк <Босфора> и уверенно направился в рубку. Одна за другой
зажигались лампы, в овальном коридоре  громыхало  эхо  шагов,  и  Меншиков
подумал вдруг, что никогда до того не был ночью один на большом корабле.
     Включил контрольное табло -  все  системы  в  готовности,  стартовать
можно хоть сейчас.
     - Ну и раззявы же вы, господа мои... - презрительно пробормотал он  в
адрес <остроухих>, а  руки  тем  временем  уверенно  бегали  по  клавишам,
задавая киберштурману курс на вторую планету  Альфы  Каравеллы.  Потом  он
прошел в свой <Байкал> и сделал то же самое.
     Вышел наружу  и  задержался  на  краю  расчищенного  для  звездолетов
участка,  в  тени.  Отсюда  открывался  вид  на  купол  -  он  стоял    на
возвышенности, сверкал,  словно  исполинская  горсть  бриллиантов,  далеко
отбрасывал свет  на  окружающий  лес.  Пристанище  уверенных  в  себе,  не
нуждавшихся в маскировке  похитителей,  он  походил  скорее  на  волшебную
шкатулку,  на  театр,  где  сейчас  должен  начаться  веселый   новогодний
маскарад. Не было в нем ничего злонамеренного или грозного.
     Несколько минут Меншиков стоял, засунув руки в карманы куртки,  кривя
губы, смотрел на  жилище  существ,  над  которыми  одержал  верх.  Особого
торжества или какого-нибудь там злорадства он не испытывал.  Как всегда  в
таких случаях бывает, подготовка триумфа  казалась  теперь  во  много  раз
ценнее самого  триумфа.  Меншиков  ощущал  лишь  томительную  крестьянскую
усталость.
     Возвращаясь  назад,  он  едва  не  сбился  с  пути.    Хорошо,    что
ориентироваться помогал сияющий купол.
     В тюрьме горел свет во всех окнах - Фатах с Белашем  четко  выполнили
приказ, разбудив всех. Меншиков вошел в вестибюль и заорал что было мочи:
     - Вых-хади!
     Захлопали двери, люди выскакивали на лестницу, бежали вниз. Показался
Белаш, увлекавший за собой обоих <желтоволосых>, - те удивленно озирались,
но не сопротивлялись.
     - Никого не осталось? - крикнул Меншиков.
     - Никого, - отозвался сверху Фатах.
     - Внимание! - Голос Меншикова легко перекрыл тихий радостный гомон. -
Все во двор, в колонну по двое! Держать строй,  не  рассыпаться!  Фатах  -
замыкающим! Марш!
     Он  выскочил  во  двор  и  выстрелил  в  ненавистную  стену    -    с
противоположной от купола стороны.  Взлетел сноп голубых искр, люди парами
пробегали мимо спасателя, ныряли в проем с разлохмаченными, еще дымящимися
краями.  Меншиков считал бегущих: восемь... двенадцать... двадцать... ага,
Лихов как миленький чешет... Белаш со своими подопечными... Фатах... все!
     В небе светили крупные яркие звезды.  Люди  бежали  по  инопланетному
редколесью, и это было как во сне, когда сбываются все желания и невесомое
тело летит над землей,  словно дым костра.  Бластер вывалился из-за пояса,
Меншиков поймал его на лету и держал теперь в руке.
     Люк <Босфора> был распахнут  настежь,  подошвы  гремели  по  пандусу,
кто-то споткнулся, его поймали за шиворот и втащили в люк.
     - Le train part a  Lausanne!  Asseyz  vous,  mesdames,  messiers!*  -
озорно рявкнул Меншиков,  вспомнив фразу из старинного романа. - Фатах, ко
мне! Уходите на форсаже, штурман сориентирован!
     ___________
          * Поезд идет в Лозанну! Садитесь, дамы и господа! (фр.).

     - А вы?
     - Да господи, я следом! Скор...
     Слова застряли у него в горле.  Эллипс холодного белого света  накрыл
площадку,  как  сачок,  высветил  испуганное  лицо  Фатаха,  от    ставших
угольно-черными кораблей потянулись длинные острые тени, и Меншиков увидел
две непропорционально длинноруких фигуры - они стояли на границе  света  и
тьмы спиной к прожектору.  Один из них медленно поднял  лапу  со  знакомым
рефлектором, но сверкнула сиреневая молния,  яркая  даже  в  ослепительном
белом свете, и там, где только что стояли  <остроухие>,  взвилось  облачко
пара. Закрыв лицо растопыренной ладонью, Меншиков выстрелил по прожектору,
в центр белого горнила, и снова упала темнота.  Сзади бухнул люк, в  спину
толкнул порыв холодного ветра - громадина  <Босфор>  бесшумно,  как  сова,
вертикально ушел в ночное небо.
     Неизвестно, как <остроухие> узнали о побеге, но они узнали, и времени
на  раздумья  не  оставалось.  К  аппаратуре,  способной   стаскивать    с
межзвездных трасс  космические  левиафаны,  следовало  отнестись  со  всей
серьезностью, мощности  бластера  здесь,  безусловно,  не  хватило  бы,  и
Меншиков благословил настойчивость Роксборо, добившегося для него и  вещей
посерьезнее  лучевого  оружия.  Сколько  трудов  ему  стоило  уговорить  и
физиков, и Контрольный Совет, спасибо, Сай, ты замечательный...
     Кривя губы в  судорожной  улыбке,  Меншиков  потянул  из  внутреннего
кармана куртки массивный  продолговатый  предмет,  сорвал  предохранители.
Зажмурился - никому,  кроме  немногих  экспериментаторов,  не  приходилось
наблюдать действие потока антипротонов.
     Высоко в черном  ночном  небе  вспыхнуло  белое  сияние,  пронизанное
синими зигзагами, вспыхнуло и погасло - <Босфор> ушел в гиперпространство.
Пуговица, вспомнил Меншиков, лихорадочно щелкая переключателями,  вспомнил
и похолодел.  Пуговица с куртки Ле Медека, единственное, что  осталось  от
Алена...  Она там, в камере, в кармане старой, разорванной рубашки, а наши
железные традиции гласят, что...  Дьявол,  неужели  эта  штука  так  и  не
сработает?
     И тут излучатель сработал.  Грохнуло так, словно небо  раскололось  и
рушилось  теперь  на  планету,  дробясь  и  рассыпаясь.  На  месте  купола
взметнулся исполинский гейзер огня, окутанный клубящимся  дымом,  взрывная
волна сорвала кроны деревьев, и  они  диковинными  птицами  мелькнули  над
площадкой.  Меншикова подняло в воздух,  перевернуло  и  швырнуло  о  борт
ближайшего звездолета. Что-то мерзко хрустнуло в боку и он успел подумать:
неужели все?
     Нет. Он и сознания не потерял. Едва успев вскочить, понесся к тюрьме,
превозмогая колючую разлапистую боль в боку.  Он хорошо сделал свое дело и
решил, что теперь имеет право соблюсти традиции - если от погибшего  Динго
осталась хоть горсточка праха, хоть кусок ткани, хоть пуговица,  их  нужно
доставить на Землю Причудой эту традицию считают  лишь  люди  посторонние.
Люди спасены, и теперь он рискует собой одним...
     Он нырнул в пролом,  загрохотал  по  лестнице,  боясь,  что  потеряет
сознание, - голова раскалывалась, тело рвали  на  куски  невидимые  клещи.
Ночь,  пустое  здание  инопланетной  тюрьмы,    гул    шагов    -    дикий
сюрреалистический сон, только вот проснуться нельзя...  Он схватил с  пола
обрывки рубашки, нашел заветную пуговицу, спрятал ее в  карман,  застегнул
карман и помчался назад.  Обернувшись в проеме,  выстрелил  по  опустевшей
тюрьме - гореть, так всему...
     Меншиков  бежал  по  пылающему  лесу.  Наперерез  с  истошным  визгом
промчались какие-то мохнатые клубки На  месте  купола  буйствовало  пламя,
огненный поток расползался с холма, и пылающие  деревья  оседали  в  него,
словно поставленные на раскаленную сковородку  свечи.  Пук  горящих  веток
рухнул на спину, как давеча зверь,  Меншиков  упал  и  катался  по  земле,
сбивая пламя.  Просто удивительно, что эти сырые на вид  деревья  так  яро
горели...
     Сбил пламя, вскочил  и  побежал,  перепрыгивая  через  ручейки  огня,
передовые струйки огненного потока, величаво и  грозно  растекавшегося  по
площадке.  Крайние корабли стояли уже в огне. Жар стягивал кожу. На  одном
звездолете автоматически включилась внешняя защитная система,  и  туманные
облака пены пытались оттолкнуть наступающий огонь.
     Меншиков с маху угодил ногой в пламя и не почувствовал боли. Мохнатый
клубок, ничего уже не соображая  от  страха,  влетел  в  люк  <Байкала>  и
скорчился в углу.  Не обращая на него внимания, Меншиков запер люк  -  шею
так свело болью, что хотелось выгнуться колесом назад, - упал в кресло, не
глядя, надавил клавиши обожженными пальцами.  Глянул на  широкий  обзорный
экран.
     Такой эта планета и осталась в  памяти  Меншикова  -  повсюду  дымное
пламя, неправдоподобно четкие  силуэты  деревьев  на  его  фоне,  пылающие
кроны.  И вереница светящихся дисков, промчавшихся к тому месту, где стоял
купол, а сейчас не было ничего, кроме огня...
     Взвыли датчики, возмущенные  учиняемым  над  агрегатами  насилием,  -
корабль  входил  в  гиперпространство  на  глай-форсаже,  с    работающими
стартовыми агитгравами, с разгона.  На  такое  решались  в  исключительных
случаях, но Меншиков боялся, что  не  успеет,  потеряет  сознание.  У  его
железной выносливости были свои пределы.



                 Глава 12. ТРИУМФАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЕРОЯ

     На обзорном экране синело небо и  белели  мохнатые  разводы  облаков.
<Байкал> добросовестно доставил его к второй  планете  Альфы  Каравеллы  и
сейчас барражировал в стратосфере, ожидая новых приказаний. Павел Меншиков
по кличке Локомотив вновь доказал, что он всегда возвращается.
     Воспаленными  глазами  он  долго  смотрел  на  экран,  не  в    силах
сообразить, над  каким  континентом  болтается.  Нажал  кнопку  аварийного
вызова и, когда пришел пеленг, повел корабль вниз.
     <Байкал> пробил облака и опустился на огромное зеленое поле.  Один за
другим гасли огоньки на пульте, агрегаты замирали в ожидании готовности.
     - Ты хороший корабль, - сказал Меншиков <Байкалу>, поднялся из кресла
и стряхнул с тела расстегнутые ремни. Чертовски болело в боку.
     Возле люка прижался к полу  зеленый  мохнатый  зверь,  что  заполошно
прыгнул сюда, спасаясь от пожара, -  похоже,  ближайший  родич  того,  что
свалился на плечи в лесу.  Даже если так,  сейчас  это  был  всего-навсего
подвывающий комочек страха.  Меншиков пинком вышиб непрошеного пассажира в
открытый люк и выпрыгнул следом.
     Поодаль возвышалось белое здание галактического  маяка  с  блестящими
спиральными антеннами на плоской крыше.  Приятно пахло  здешними  степными
травами, и в небе сиял Риоль - Альфа Каравеллы.  Правда, у  зеленой  травы
был чуточку иной, неземной оттенок, и Риоль заметно  отливал  голубым,  но
все же это был  дом,  пусть  и  для  бродяг.  Меншиков  не  помнил,  чтобы
когда-нибудь еще ему было так приятно возвращаться.
     Перед ним полукругом  стояли  человек  десять,  половина  в  коротких
палевых  куртках  <Динго>,  и  Павел  Меншиков,  спасатель  по    прозвищу
Локомотив, законный триумфатор, сделал шаг вперед к  ним,  а  вот  второго
шага сделать не смог.  Нет, ноги ему служили, но глаза не  хотели  верить,
потому что он видел перед собой тех, кого никак не могло  быть  здесь,  их
вообще больше не было, они погибли.  Их не было в этом мире, этом времени.
Их не было нигде.  Мертвые  возвращаются  только  в  снах,  да  еще  могут
смотреть с фотографий и экранов, однако, безусловно, не способны  в  ясный
солнечный день появиться перед тобой и выглядеть до ужаса живыми. Остается
моргать и тереть глаза. Это помогает. Иногда.
     Не помогло.  Меншиков стоял, слегка пошатываясь, моргал  так,  словно
под веки набился песок,  однако по-прежнему видел среди встречающих Роми в
незнакомом ему светлом платье и здоровенного,  загорелого Алена Ле Медека.
И Гришу Бильжо. И Лукаса с <Эсмеральды>.
     Потянуло сесть, и он шагнул назад, сел, опершись  спиной  на  твердый
теплый бок <Байкала>, продолжая моргать и протирать глаза.  В конце концов
человек, которому средь бела дня привиделись мертвецы, имеет право сесть и
посидеть, пока не пройдет наваждение.
     Наваждение упорно не проходило. Роми опустилась на колени рядом с ним
и робко подняла руку, не зная, как прикоснуться к нему, чтобы не причинить
боли. Видимо, выглядел он ужасно.
     Не  бывает  таких  доскональных  галлюцинаций,  думал  он,  глядя   в
васильковые глаза Роми, вдыхая свежий запах ее кожи и боясь поднять взгляд
на Алена. Всегда можно различить галлюцинации и необъяснимые пока чудеса -
первые сотканы из тумана, вторые не имеют с миражами ничего общего, просто
время от времени случаются в реальном мире с реальными людьми...
     Роксборо вполголоса упомянул  о  несомненном  шоке  и  больнице.  Ему
нестройно поддакнули.
     -  Никаких  больниц,  вы!  -  сказал  Меншиков.  -  Какие,  к  черту,
лазареты... Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит? Ну!
     Несмотря на боль,  голова  его  оставалась  ясной,  и  тем  не  менее
рокочущий баритон Роксборо доносился откуда-то издалека, как и  замечания,
которые по ходу вставлял Ален.  Роми осторожно держала руку  Меншикова,  а
Роксборо рассказывал, как те, кого Меншиков считал погибшими в  фиолетовых
дебрях, один за другим неизвестно откуда появлялись на Гахерисе, той самой
планете, с которой прервалась связь и восстановилась только вчера вечером.
В последний момент, когда на  горле  смыкались  челюсти  и  согласно  всем
канонам душа должна была перенестись в мир  иной,  вместо  проблематичного
<того света> <погибший> вдруг оказывался на Гахерисе...
     - Довольно! - сказал Меншиков. - Замолчите...
     Лихов был прав, но не во всем.  На  Земле  охотой  увлекаются  что-то
около миллиона человек, сизифовым трудом было бы вылавливать их по одному.
Так что - никаких наказаний.  Эпопея с  похищениями  была...  да  наберись
смелости произнести это слово хотя  бы  про  себя.  Следуя  своей  логике,
<остроухие> пошли на Контакт именно таким образом.  Дать понятие  о  своей
морали и этике, наказать, не убивая, и в то же время  сыграть  прелюдию  к
Контакту.  Согласно их логике они были правы. Согласно  своей  логике  был
прав Меншиков.  Связь восстановилась вчера вечером -  почти  за  сутки  до
того, как замелькали сиреневые молнии и огонь сожрал  сияющий  купол.  Что
же, все дело только в трагической спешке или все иначе?
     Меншиков встал, не заметив, что ему помогли Роми и Роксборо. Здесь, в
этом мире, где еще ничего не знали про то, как он  уходил  и  что  оставил
после себя, его не было. Он был там, где под ночным небом на границе света
и тьмы взлетало облако пара, там, где в пылающем куполе гибло все живое.
     <Как мне судить себя?> - спросил он и не нашел  ответа.  Разве  легче
оттого, что никто не посмеет ни в чем обвинить и упрекнуть, признает,  что
при  том  минимуме  информации,  которым  я  располагал,   мои    действия
автоматически  подпадают   под    безликое    определение    <трагического
недоразумения>, - удобнейший вариант, виновных искать бессмысленно, потому
что все одинаково виноваты... и правы. Ведь я их убил, господи, я их убил,
а они  были  совсем  не  такими,  как  мне  показалось.  Не  было  желания
задуматься,  просчитать  все  варианты,  стать  беспристрастным  -   палец
автоматически  стал  искать  курок,  мысль  сворачивала   на    заигранные
стереотипы...
     Мы забыли войны, мы идем от звезды к звезде, мы покончили с  прошлым,
но  до  чего  же  глубоко  засело  в  нас  это   чувство,    пестовавшееся
тысячелетиями, идущее прямиком от пещер и каменных топоров, - обязательно,
непременно ждать подвоха от  чужого,  приписывать  чужому  свои  гаденькие
мысли.  Мы ищем  всюду  зеркала,  особенно  там,  где  их  нет.  И  ничего
удивительного, если в результате таких  вот  поисков  ты  вдруг  окажешься
перед  самым  беспощадным  зеркалом  -  твоей  совестью.  И  зеркало   это
черным-черно...
     Оттолкнув поддерживавшие его руки,  он  пошел  через  поле  к  белому
зданию маяка, тщетно пытаясь вытравить память о холодной тяжести  бластера
в руке и сиреневых вспышках.  Хотелось бежать куда-то, лететь, броситься к
пультам дальней космической связи и кричать в пространство, оправдываться,
объяснять, что это - трагическая ошибка,  что  по  нему  одному  не  нужно
судить о всей Земле.
     Казалось, что это поле никогда не кончится, но он  видел,  что  белое
здание уже близко, слышал осторожные шаги идущих следом за ним людей  и  с
ужасом думал, что настанет момент, когда придется рассказать о том, как он
уходил...



__________________________________________________________________________
     Сканиpовал Еpшов В.Г. Дата последней редакции: 03/02/99

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: