От него ждали больших проблем,
Как-будто бы он - учебник неврозов
С ответами в самом конце,
И он был продан и отдан в плен,
И каждый был волен, не вытерев ног,
Созвав семью и накрыв на стол,
Смотреть кино о запретных плодах
На белом как снег лице.
И я кричал : "Не подходи !
Не замарай и не тронь !"
Но он сказал :"Здесь нет козырей.
Просто падают звезды,
подставишь ли ты им ладонь ?"
И когда этот фильм будет кончен и снят,
И когда отгремит последний звонок,
И затихнет прощальный вальс,
Мы останемся как-будто после грозы,
Да, я видел гром, я слышал удар,
Я видел, что это так.
Слава богу, гроза прошла стороной,
Не задев ни меня, ни вас.
Но почему-то на стуле в углу
Несколько роз, как кровь.
И я не помню, кто это сказал :
"Если падают звезды,
подставишь ли ты им ладонь ?"
- Когда пройдет боль
Когда пройдет дождь - тот, что уймет нас,
Когда уйдет тень над моей землей,
Я проснусь здесь; пусть я проснусь здесь,
В долгой траве, рядом с тобой.
И пусть будет наш дом беспечальным,
Скрытым травой и густой листвой.
И узнав все, что было тайной,
Я начну ждать, когда пройдет боль.
Пусть идет дождь, пусть горит снег,
Пускай поет смерть над густой травой.
Я хочу знать; просто хочу знать,
Будем ли мы тем, что мы есть, когда пройдет боль.
- Генерал Скобелев
Мне снился генерал Скобелев,
Только что попавший в тюрьму.
Мне снилось, что он говорил с водой,
И вода отвечала ему.
Деревья слушали их,
Вокруг была пустота.
Была видна только тень от круга,
И в ней была тень креста.
Дело было на острове женщин,
Из земли поднимались цветы.
Вокруг них было Белое море,
В море громоздились льды.
Женщины стояли вокруг него,
Тонкие, как тополя.
Над их ветвями поднималась Луна,
И под ногами молчала земля.
Генерал оглянулся вокруг и сказал:
"Прекратите ваш смех.
Дайте мне веревку и мыло,
И мы сошьем платья для всех.
Немного бересты на шапки,
Обувь из десяти тысяч трав;
Потом подкинем рябины в очаг,
И мы увидим, кто из нас прав."
Никто не сказал ни слова,
Выводы были ясны.
Поодаль кругом стояли все те,
Чьи взгляды были честны.
Их лица были рябы
От сознанья своей правоты;
Их пальцы плясали балет на курках,
И души их были пусты.
Какой-то случайный прохожий
Сказал: "Мы все здесь, вроде, свои.
Пути Господни не отмечены в картах,
На них не бывает ГАИ.
Можно верить обществу,
Можно верить судьбе,
Но если ты хочешь узнать Закон,
То ты узнаешь его в себе."
Конвой беспокойно задвигался,
Но пришедший был невидим для них.
А генерал продолжал чинить валенки,
Лицо его скривилось на крик.
Он сказал: "В такие времена, как наши,
Нет места ненаучной любви", -
И руки его были до локтей в землянике,
А может быть - по локоть в крови.
Между тем, кто-то рядом бил мух,
Попал ему ложкой в лоб.
Собравшиеся скинулись,
Собрали на приличный гроб.
Священник отпел его,
Судья прочитал приговор;
И справа от гроба стоял председатель,
А слева от гроба был вор.
Этот случай был отмечен в анналах,
Но мало кто писал о нем.
Тот, кто писал, вспоминал об общественном,
Чаще вспоминал о своем.
А деревья продолжают слушать,
Гудит комариная гнусь;
И женщины ждут продолженья беседы,
А я жду, пока я проснусь.
- Капитан Воронин
Когда отряд въехал в город, было время людской доброты
Население ушло в отпуск, на площади томились цветы.
Все было неестественно мирно, как в кино, когда ждет западня.
Часы на башне давно били полдень какого-то прошедшего дня.
Капитан Воронин жевал травинку и задумчиво смотрел вокруг.
Он знал что все видят отраженье в стекле все слышат неестественный стук.
Но люди верили ему как отцу, они знали кто все должен решить.
Он был известен как тот кто никогда не спешил, когда некуда больше спешить
Я помню кто вызвался первым, я скажу вам их имена.
Матрос Егор Трубников индеец Острие Бревна
Третий был без имени, но со стажем в полторы тыщи лет
И прищурившись как Клинт Иствуд, капитан Воронин смотрел им вслед
Ждать пришлось недолго, не дольше чем зимой ждать весны
Плохие новости скачут как блохи, а хорошие и так ясны.
И когда показалось облако пыли там где расступались дома,
дед Василий сказал совсем охренев: наконец-то мы сошли с ума.
Приехавший соскочил с коня, пошатнулся и упал назад
Его подвели к капитану и всем стало видно что Воронин был рад
Приехавший сказал: О том что я видел я мог бы говорить целый год
Суть в том что никто кроме нас не знал где здесь выход и даже мы не знали где вход.
На каждого, кто пляшет русалочьи пляски есть тот кто идет по воде.
Каждый человек он как дерево, он отсюда и больше нигде
И если дерево растет, то оно растет вверх, и никто не волен это менять.
Луна и солнце не враждуют на небе, и теперь я могу их понять.
Конечно только птицы в небе и рыбы в море знают кто прав.
Но мы знаем что о главном не пишут в газетах, и о главном молчит телеграф
И может быть город назывался Маль-Пасо, а может быть Матренин Посад
Но из тех кто попадал туда, еще никто не возвращался назад
Так что нет причин плакать, нет повода для грустных дум
Теперь нас может спасти только сердце, потому что нас уже не спас ум.
А сердцу нужны и небо и корни, оно не может жить в пустоте
Как сказал один мальчик, случайно бывший при этом, отныне все мы будем не те.
- Критику
Ты в плоскости ума
Подобен таракану,
А в остальном подобен пескарю;
Все лысиной вертишь,
И ждешь, когда я кану,
А может быть, сгорю;
И в этот черный час,
Чапаеву подобен,
Ты выползешь из всех своих щелей;
Как Усть-Илимский ГЭС,
Ты встанешь меж колдобин,
И станешь мне в могильную дыру
Просовывать елей.
А я, бесплатно
Над тобой летая,
И хохоча,
Смотрю, как голова твоя,
Портвейном облитая,
Перегорела, как авто-
-мобильная свеча.
- Без Женщин (А. Вертинский)
Как хорошо без женщин и без фраз
Без горьких слез и сладких поцелуев
Без этих милых слишком честных глаз
Которые вам лгут и вас еще ревнуют
Как хорошо без театральных сцен
Без долгих благородных объяснений
Без этих истерических измен
Без этих запоздалых объяснений
И как смешна нелепая игра
Где проигрыш велик
А выигрыш так ничтожен
Когда партнеры ваши шулера
А выход из игры уж невозможен
Как хорошо проснуться одному
В своем уютном холостяцком флэте
И знать что ты не должен никому
Давать отчет никому на свете
Как хорошо с приятелем вдвоем
Сидеть и пить простой шотландский виски
И улыбаясь вспоминать о том
Что с этой дамой вы когда-то были близки
А чтобы проигрыш немного отыграть
С ее подругою затеять флирт невинный
Чтоб как-нибудь чуть-чуть застраховать
Простое самолюбие мужчины
- Тихонько Любить (А. Вертинский)
Вы стояли в театре в углу за кулисами
А за Вами словами звеня
Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами
Потихоньку ругали меня
Кто-то злобно шипел: Молодой да удаленький
Вот кто за нос умеет водить
И тогда Вы сказали: Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?
А потом был концерт. Помню степь белоснежную
На вокзале Ваш мягкий поклон
В этот вечер Вы были особенно нежною
Как лампадка у старых икон
А потом - города, степь, дороги, проталинки
Я забыл то чего не хотел бы забыть
И осталась лишь фраза: Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?
- Ангел
Я связан с ней цепью,
Цепью неизвестной длины.
Мы спим в одной постели
По разные стороны стены.
И все замечательно ясно,
Но что в том небесам?
И каждый умрет той смертью,
Которую придумает сам.
У нее свои демоны,
И свои соловьи за стеной,
И каждый из них был причиной,
По которой она не со мной.
Но под медленным взглядом икон
В сердце, сыром от дождя,
Я понял, что я невиновен,
И значит, что я не судья.
Так сделай мне ангела,
И я подарю тебе твердь.
Покажи мне счастливых людей,
И я покажу тебе смерть.
Поведай мне чудо
Побега из этой тюрьмы,
И я скажу, что того, что есть у нас,
Хватило бы для больших, чем мы.
Я связан с ней цепью,
Цепью неизвестной длины,
Я связан с ней церковью,
Церковью любви и войны.
А небо становится ближе,
Так близко, что больно глазам;
Но каждый умрет только той смертью,
Которую придумает себе сам.
- День Радости
Нам выпала великая честь
Жить в перемену времен;
Мы въехали в тоннель,
А в конце стоит крест.
А в топке паровоза ждет дед Семен;
Он выползет и всех нас съест.
Так отпустите поезда,
Дайте машинисту стакан;
Отпустите поезда -
Они ни к чему в эти дни.
Только темная вода,
На много сотен лет - темная вода.
И теперь я люблю тебя,
Потому что мы остались одни;
Когда то, что мы сделали,
Выйдет без печали из наших рук;
Когда семь разойдутся,
Чтобы не смотреть, кто войдет в круг;
Когда белый конь
Встретит своих подруг,
Это день радости.
Когда звезда-можжевельник
Ляжет перед нами в огне,
Когда в камнях будет сказано
То, что было сказано мне;
Когда над чистой водой
Будет место звериной Луне,
Это день радости.
Когда то, что мы сделали,
Выйдет без печали из наших рук,
Когда семь разойдутся,
Потому что не от кого прятаться в круг;
Когда белый конь
Узнает своих подруг,
Это день радости.
И теперь, когда нечего ждать,
Кроме волчьей зари;
Стеклянная стена,
И пламя бесконечной зимы -
Это ж, Господи, зрячему видно,
А для нас повтори:
Бог есть Свет, и в нем нет никакой тьмы.
